Семь секунд в вечности
- -
- 100%
- +
"по внешке ты чисто Даврон". Я не спорил. Оно даже звучало круто.
Играли мы с азартом и радостью, пока в один день не появился тот пацан – младше меня года на четыре, из секции по футболу, что рядом с нашим домом. Я был добрым, не хотел никого обижать, и мы разрешили ему играть с нами. Но стоило начаться матчу, как он начал жестко пинать меня по ногам, пытаясь отобрать мяч. Я терпел, много раз просил его не делать этого, но он лишь ухмылялся и продолжал.
Наконец, я не выдержал и выгнал его с поля. Он ушел, но спустя какое-то время вернулся – не один. С ним пришли двое его друзей, парни моего возраста, выше меня на голову и гораздо шире в плечах. К тому моменту все мои друзья уже разошлись по домам.
Я остался один.
Они пришли – молча, решительно. Хотели драться.
Первого я ударил так, что он полетел через себя. Попал ему пару раз в нос – вроде бы сломал. Но второй парень схватил меня, разнял и повалил на землю. Я успел вскочить, но один против двоих – это не бой, это почти приговор. Они повалили меня и начали пинать – по животу, по спине, по бокам.
Слез не было. Была только злость.
И вдруг – крик. На поле прибежала сестра моей одноклассницы. Она закричала на них, как взрослый человек, с такой силой и уверенностью, что они тут же разбежались. Я поднялся, вытер кровь с губы и поблагодарил её. Было стыдно и горько. Но я знал: не сломался.
Дома тетя заметила синяк под глазом. Она подошла, встревоженно спросила:
– Riccio, что это с лицом?
Я, улыбаясь, ответил:
– Да все нормально, тётя, мяч отбил в пенальти… лицом.
Она вздохнула, не стала расспрашивать, просто взяла аптечку, аккуратно обработала рану, приговаривая себе под нос. Так закончился еще один день – с болью, но и с гордостью.
4. Возвращение беглеца.
Конец лета наступил так же внезапно, как когда-то началось мое бегство. За это время дядя, кажется, окончательно забыл о разбитой двери – мама уже давно поставила новую, не хуже прежней. Всё выглядело так, будто ничего и не случалось. Я вернулся домой.
Меня встретили с объятиями… но всё же не мог отделаться от ощущения, что соскучились больше по моей рабочей силе, чем по моей персоне. Полежать на кровати я успел всего час. Уже через шестьдесят минут я таскал ведра с водой по огороду. Дедушка уже ждал – работа не ждёт. Я поливал саженцы, носил ведра с навозом, удобрял ежевику и виноградники.
Следующие дни прошли в посадках новых саженцев винограда. Я лазал по крышам и обрезал лишние листья на лозах – те самые, что бабушка потом использовала для приготовления её знаменитой дулмы. Её вкус – отдельная история: горячая, сочная, ароматная, она пахла солнцем и летом, и даже усталость от работы отступала.
Но самой тяжёлой частью стал день, когда мне пришлось лезть на виноградник, что взбирался по стене на пять метров вверх. На верхушке я должен был опрыскать каждую лозу специальным раствором. Он жутко вонял – смесь прокисшего хрена и серы – и, как мне сказали, категорически нельзя было допускать его попадания на кожу, в глаза или дыхательные пути. На мне была только старая бандана прадеда. Говорят, он был человеком с криминальной историей и даже якобы работал на один из картелей в молодости. Эта мысль придавала бандане некоего гангстерского шика… хоть она и не спасала от запаха.
В тот день солнце палило как бешеное, руки чесались от раствора, но я не жаловался. Я вернулся. А значит, снова часть семьи. Со всеми ее трудами, потами и ароматом винограда в полдень.
Я стоял с ведром в руке, футболка прилипла к спине, руки дрожали от усталости. Солнце било прямо в макушку, а виноградники, казалось, только расползались дальше, будто дразнили. Я бросил лейку на землю и тяжело сел на корточки.
Дедушка увидел это издалека и подошёл.
– Эй, что случилось, Davron? – улыбнулся он, сняв шляпу и вытер лоб. – Я устал… очень. Не чувствую рук, ноги как варёные. – пожаловался я, глядя на землю. Он присел рядом, положил ладонь мне на плечо. – Так не делай, внучок. Отдохни. Это всего лишь виноград. Он и завтра здесь будет. Ты ведь не трактор. – Но ты ведь тоже работаешь… даже больше. – пробормотал я. – Мне уже нечего доказывать. А тебе ещё жить и жить. Ты вон весь выжатый как лимон. Иди, посиди в тени.
Я молча кивнул, встал… и пошёл в другую сторону. Не к дому.
К следующим кустам винограда.
Дедушка заметил. – Эй! Я же сказал, отдыхай! – крикнул он весело. – Я просто этот ряд доделаю. – ответил я. – Это уже третий «просто ряд», который ты доделываешь! – засмеялся он. Я тоже улыбнулся, хоть и с усилием.
Совесть грызла меня, как маленький прилипчивый зверёк. Я не мог сидеть без дела, когда знал, что дедушка таскает ведра в одиночку. И вот, внезапно я стал работать даже больше, чем собирался. Протирал листья, поднимал лозы, даже те, которые не просили. Дедушка смотрел на меня, качал головой и шептал:
– Вот же упрямый. Весь в деда.
Помогать деду – это одно. Помогать дяде – совсем другое. Я никогда не жаловался, когда таскал воду дедушке, поливал его саженцы или опрыскивал виноградник вонючим раствором. Он не просил, он благодарил. Он не заставлял, он смотрел с теплом. Дед был стар, его руки дрожали, он тяжело поднимался по ступеням. Я помогал не потому, что должен. А потому что видел: он сам уже не может.
А вот дядя…
– Эй, Riccio! Чего стоишь? Берись за эту кучу, будем сарай расчищать! – заорал он от ворот.
Сарай. Там, где пахло бензином и плесенью, где валялись обломки старой мебели, мешки с цементом и ржавые лопаты. Где даже крыша прогнулась, будто от усталости. Я молча подошёл.
– Возьми вон те доски и перетащи к стенке, – махнул он рукой на груду, которую вряд ли сдвинет даже двенадцатилетний.
– Я не могу, они тяжелые. – честно сказал я, вжав плечи.
Он закатил глаза, усмехнулся:
– В твои годы я уже таскал кирпичи и помогал строить дом.
И вот тут я чуть не сорвался. Но сдержался. Я подумал:
Хорошо. Ты в свои годы таскал кирпичи. Строил дом.
Молодец. Но что это меняет? Почему я должен сейчас поднимать доски, которые мне не по силам, только потому что ты когда-то был трудягой? Если ты такой сильный – чего же лежишь весь день на диване, а не на работе? Если был строителем – так строй что-нибудь, найди дело. А не сиди в гараже, мешая свои колбы, будто варишь зелье лени.
– Дядя, а ты чем вообще сейчас занимаешься? – вдруг спросил я.
Он вскинулся:
– В смысле? Я работаю в гараже.
– Но ты же почти не уходишь из дома…
– Я химик, – буркнул он. – Это не значит, что я должен каждый день в офис бегать. Я сам себе начальник.
Он отвернулся, а я только опустил взгляд. Да, он сам себе начальник. Но почему же тогда ведёт себя так, будто весь дом ему должен?
…Я вытер лоб, посмотрел на доски и просто сказал:
– Я дедушке помогаю потому что он не может. А ты можешь. И ты взрослый.
На мгновение он будто завис. А потом резко повернулся ко мне, и глаза у него стали узкими, как у злого пса перед броском.
– Ты чего мне зубы заговариваешь? – начал он раздражённо. – Сказали делать – делай! Я тебе не спрашивал, кто тут может, а кто нет! Мал ещё рассуждать! Ты думаешь, я тебя просто так тут держу? Говорят тебе – иди и таскай! Будешь меня еще тут учить жизни!
Он подошёл ближе, грубо махнул рукой:
– Быстро в сарай! Ещё слово – и получишь подзатыльник!
Я сделал шаг назад. В груди у меня всё сжалось. Хотелось убежать. Хотелось закричать. Но тут…
– Basta! – раздался резкий голос бабушки.
Она стояла на крыльце, крепкая, худая, в старом переднике, но такая… настоящая. Её голос звучал, как удар колокола.
– Что ты на него орёшь, Vincenzo?! Мальчишка тебе что, рабочая лошадь? Или ты совсем ума лишился?
– Mamma, ну что ты начинаешь… – буркнул он, сразу теряя в весе и тоне.
– Никаких но! – отрезала бабушка. – Он тебе не обязан. Ты хочешь, чтобы он потом так же с твоим сыном обращался, если у тебя будет? А ну пошёл из глаз. А ты, Riccio, иди домой, я тебе мёду с молоком сделаю.
И я пошёл. Тихо, с внутренним вздохом облегчения. Но я понимал, что наш разговор еще не окончен, и он сполна отыграется на мне.
5. Первая влюбленность?
Джасмин появилась у нас в классе в конце первого года. Не тихо, не скромно – просто вошла и осталась. В ней всё было особенное: волосы цвета позднего каштана, прямые, но с лёгкой волной. Глаза – внимательные и немного ироничные. Улыбка – такая, будто она заранее знала, что мы в неё влюбимся.
И мы действительно влюбились.
Я, Карло, и Марко. Все трое. Десятилетние мальчики с одинаковыми сердцами, разными характерами и одинаковым желанием быть «тем самым».
Вчера
– Я ей вон те духи взял, – шепчет Карло и показывает пакет.
– Фруктовый аромат. Девочки такое любят.
– А я взял лаванду. Элегантно. – отвечает Марко, серьёзно, как будто он уже не мальчик, а галантный кавалер.
– У меня ваниль. Самый тёплый запах, – сказал я, зная, что это правда. Я долго нюхал разные пробники, прежде чем выбрать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.