Когда остановится сердце

© Дубчак А.В., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми случайно.

1. 2010 г. Григорий, Ольга Дунай

– Ты не истери, сядь, успокойся, выпей, наконец, холодной воды… Ну и что, что не тебе дали эту роль? Ты прекрасно знала, какой жизнью живут актрисы, сама выбрала себе свой путь, сама видела, что не всегда у твоей матери было все гладко, представляешь себе, каково это – быть невостребованной… в начале карьеры… Но меня-то ты, обыкновенного строителя, не послушала, погналась за славой, захотела стать такой же, как твоя мать, – богатой и знаменитой, и что в конце получила? Сплошное разочарование… Между прочим, смею тебе напомнить, что не все еще потеряно! И ты можешь еще поступить в любой технический или гуманитарный вуз…

– Па!!! – Оля швырнула в него одну из десяти разложенных на кровати юбок. Плиссе, гофре, отделанные кружевом, короткие джинсовые, длинные шелковые, пышные шифоновые, всех цветов радуги…

Это был уже не первый разговор отца с дочерью, но на этот раз он проходил особенно нервозно и как-то серьезно. Конечно, тот факт, что дочке в ее двадцать с небольшим не дали роль, о которой она грезила, не смертельный. С ее-то внешними данными и талантом, который она унаследовала от матери, у нее еще будут роли. Но вот почему-то именно сейчас Григорий стал замечать, как Оля просто на глазах начинает превращаться в маленького капризного монстра, которому надо подать все и сразу.

– Пойми, ты уже взрослая и моих денег все равно не хватит на то, чтобы тебе дали главную роль… Я имею в виду, что я не в состоянии стать спонсором какого-нибудь фильма, чтобы иметь право ставить условия… Возможно, на будущий год у меня и появятся лишние деньги, которые я смог бы вложить в какой-нибудь кинематографический проект. Но только не сейчас.

– Конечно, ты же купил своей новой жене дом в Испании, откуда же у тебя возьмутся деньги?!

– Во-первых, сейчас дома в Испании подешевели, и эта цена по сравнению со стоимостью фильма просто смехотворна. Во-вторых, не забывай, что только благодаря ее отцу я получил эту строительную фирму… Не знаю, как ты, но я очень благодарен Ксении за все, что они с отцом для нас сделали. Оля, еще раз прошу тебя, одумайся, успокойся. Вот увидишь, пройдет еще немного времени и какой-нибудь режиссер или продюсер, который случайно увидит несколько кадров того, первого сериала с твоим участием, заметит, вернее, вспомнит тебя и сразу же позвонит. К тому же ты не забывай, что и у режиссеров и продюсеров есть какие-то свои личные пристрастия, симпатии, наконец, любовницы среди актрис. Ты же не маленькая девочка, ты должна все понимать.

– Хочешь сказать, что моя мама спала с режиссерами фильмов, в которых она снималась? – Глаза дочери блеснули холодным блеском презрения, и Григорию снова стало не по себе.

– Оля, не передергивай. Ничего такого я не думаю. Твоя мама была очень одаренной актрисой, и многие фильмы снимались именно под нее, ты это прекрасно знаешь. Поэтому ей не надо было спать, как ты выражаешься, ни с кем… Она была звездой.

– Пап, но я ведь – точная ее копия, и играю я не хуже, тогда почему меня не зовут? Не приглашают? Играть в театре – это, конечно, неплохо, но мне никто не даст там главную роль, понимаешь? Никто. Я так и буду там постоянно играть служанок или девушек из толпы. И вообще, в кино-то прославиться легче, согласись. Экран – это такая волшебная вещь… Люди смотрят на тебя, и им кажется, что они тебя знают давно и что ты для них – близкий человек.

Оля вздохнула. Тряхнула своими темными кудрями и подняла на отца ясные карие глаза с черными точками зрачков. Григорий вдруг почувствовал себя как-то нехорошо, словно на него взглянула Людмила, его погибшая жена, – настолько они с дочерью действительно были похожи.

– Приведи в порядок комнату, а заодно и мозги, – посоветовал он ей. – И не переживай так. Вот увидишь, все образуется. И постарайся не зацикливаться на том, что вы с мамой похожи. Не надо. Иди своей дорогой, ищи свои роли и не старайся на нее походить в манере играть…

Он знал, что говорил. Ольга целыми днями смотрела фильмы с участием матери, весьма эмоционально комментировала ее игру, то восхищаясь, то откровенно насмехаясь над отдельными сценами, что выводило его из себя. Словно она и теперь, после смерти матери, продолжает ревновать к ее, как ей тогда казалось, успешной судьбе. Иногда ему так и хотелось ей сказать: «Оля, не оглядывайся на мать, ты же знаешь, как она закончила свою жизнь, поэтому иди вперед и думай только о будущем. И играй так, как чувствуешь ты, а не так, как играла бы твоя мать. Ты – другой человек…»

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – сказала Ольга. – Сравниваешь меня с мамой.

И даже эта фраза была произнесена ею ревностно, как если бы между ними продолжала стоять Людмила. На самом же деле дело было не в ревности, а в другом, более опасном чувстве – Оля попросту завидовала матери даже после ее смерти. Ведь фильмы с ее участием шли постоянно то на одном, то на другом канале, да и эта история в Поварове, которая первые месяцы освещалась в прессе едва ли не каждый день, значительно подогрела интерес зрителей к Людмиле Дунай – роковой красавице, успешной актрисе, погибшей при таких странных обстоятельствах…

Григорий и сам не мог понять, как могло случиться, что он, человек больше всего на свете ценящий душевное спокойствие, женился на женщине, с которой по определению не смог бы прожить и дня без того, чтобы не приревновать. Где были его глаза, когда он делал ей, настоящей красавице и студентке кинематографического вуза, предложение? Разве он тогда не мог предвидеть, каким будет этот брак? И что вокруг молодой жены постоянно будут виться мужчины? Звонки, письма, записочки, опасное ожидание на лестнице в надежде получить автограф… Что она будет часто отсутствовать – репетиции, спектакли, съемки, гастроли, вечеринки? Для кого-то это просто голые слова, а для Григория жизнь с Людмилой была настоящей пыткой и наслаждением одновременно. За счастье обладания красивой девушкой ему приходилось расплачиваться постоянно. Иногда, когда она все же проводила вечер дома, готовила ли ужин или просто играла с кошкой, его охватывало чувство настоящей щенячьей радости, и ему, взрослому мужику, хотелось ходить за ней по пятам или не отпускать ее руку, словом, ему просто необходим был физический контакт, словно он подсознательно всегда боялся, что она вырвет эту самую руку и сбежит от него, растворится в толпе поклонников и никогда к нему, обыкновенному парню, не вернется.

Первые годы их брака они снимали комнату на Цветном бульваре, в старом желтом доме с грязноватыми потеками под крышей, вонючими внутренними дворами с живописными помойками. Когда же на свет появилась Оля (Людмила к тому времени уже успела дважды сняться в кино, где играла главные роли – невесту бандита, ловко маскировавшегося под следователя прокуратуры, и молодую жену лесника, борющегося с браконьерами), перебрались в доставшуюся Григорию от бабки двухкомнатную квартиру на Спортивной, рядом с Новодевичьим монастырем. Григорий работал в строительной фирме, прилично, как ему казалось, зарабатывал, Людмила же все свои гонорары откладывала на трехкомнатную квартиру. Тогда это им, еще молодым и полным сил, казалось самым важным – расширить пространство и переселиться поближе к центру. Именно в это время, когда Людмила была особенно хороша и светилась, казалось, любовью к ней миллионов мужчин, ревность Григория жгла его особенно сильно, почти невыносимо, но и в этой своей боли он все еще находил прелесть обладания красивой и желаемой многими мужчинами женой.

После родов решено было взять няню, поскольку предложения сниматься в кино следовали одно за другим и отказываться от работы было просто глупо. И так получилось, что место жены в доме заняла молоденькая хохлушка Танечка, которая и за ребенком присматривала, и обед готовила, и прибиралась в доме, а спустя пару месяцев стала любовницей Григория. Как же она отличалась от Людмилы! Конечно, она была не так красива, но сносно привлекательна. Если Людмила была высокой стройной шатенкой с золотистыми глазами и сумасшедшим носиком-уточкой, который просто завораживал и делал ее лицо особенно нежным и беззащитно-трогательным, то Татьяна имела круглое румяное лицо, крупные, как у коровы, черные глаза, прямой невзрачный нос и тонкие губы. Крашеные желтые волосы, постриженные под каре, были прямые и блестящие. Невысокая, с широкими бедрами и низкой талией, она тем не менее считала себя невероятной красавицей, а потому голову держала высоко, задрав подбородок, и грудь выпячивала так, что автоматически прибавлялась пара размеров, да и речь у нее была уверенной, как у людей, которые даже под страхом смерти не признаются в том, что на самом деле они все о себе знают и вполне адекватно себя оценивают.

Словом, близость с хозяином, то есть с Григорием, подняла Татьяну в собственных глазах довольно высоко, а потому ей ничего не оставалось, как возомнить себя его любимой женщиной. Ей и в голову не могло прийти, что ее используют по всем пунктам ее женского естества, довольно скромно оценивая ее роль в жизни этой семьи и жизни лично Григория.

Не заметить этот роман было невозможно, и вот в один не прекрасный день Людмила сказала мужу, что догадывается о его связи с няней (тем более что ей всячески стараются подкинуть доказательства; так, к примеру, Татьяна, дура, уже в который раз оставляет в кармане ее, Людмилиного, халата использованные презервативы и трусики).

– Гриша, я все, конечно, понимаю. Но я-то тебе не изменяю, я работаю как лошадь. И ты прекрасно знал, что женишься на актрисе. Если тебе уж так тяжело в течение длительного времени находиться без женщины, то найди себе другую жену, которая поджидала бы тебя дома с борщами и при твоем появлении, еще в прихожей, снимала трусы. Но запомни, дочь я тебе не отдам, она моя, и скорее она будет ездить со мной на съемки, чем я позволю отдать ее на воспитание такой вот украинской шлюхе.

Григорий тогда страшно испугался. Он, тихо и подло изменяя жене, все же надеялся сохранить свою связь в тайне и уж никак не собирался разводиться с женой, нарушать привычный жизненный уклад и тем более расставаться с дочерью! Как же ему удобно было и с Таней, и с Людой, он, пригретый обеими женщинами, намеревался и дальше жить так же, уверенный в своей безнаказанности. Однако он ошибся, полагая, что Татьяна, эта хитрая хохлушка, тщательно прокладывавшая себе путь в благополучное замужество, ограничится ролью няни-любовницы. Она, оказывается, действовала. Подкладывала улики в хозяйский халат, как мины замедленного действия. И ждала скорейшей развязки. Как поведет себя хозяйка? Что наговорит хозяину? Хлопнет дверью и уйдет, оставив ему квартиру? Мол, забирай себе все, мне ничего не надо, я и сама себе заработаю! Главное, чтобы дочку не оставила. Что ей делать здесь, девчонке – маленькой копии Людмилы, в этом медовом раю, когда она и сама может народить Григорию двоих, а то и троих детишек?

Как же она старалась заменить ему жену, эта Таня. Какие супы и пельмени готовила, какие пекла пироги! А как ухаживала за ним, когда он болел? Разве что рядом не лежала, чтобы забрать часть высокой температуры, впитать в себя все вирусы!

Пожалуй, она вела себя как влюбленная женщина. Хотя что мешает и стерве прикинуться влюбленной по уши дурой?

Григорий покаялся перед женой и очень быстро, скомкав тяжелый разговор с любовницей, превратив его в жалкое подобие объяснения, как-то чрезвычайно легко разорвал с ней отношения. Причем зарплату выдал прямо у двери, стараясь не смотреть ей (еще недавно такой близкой и дорогой, чего уж там!) в глаза. Дверью она хлопнула так, что звук эхом отдался где-то на верхних этажах подъезда.

Людмила же, проглотив это предательство и найдя в себе силы простить мужа, приняла на работу другую няню, причем не старую и страшную, как можно было бы ожидать в данной ситуации, а молоденькую и страшно исполнительную девушку Надю. Из чего Григорий сделал вывод, что жена не особенно все-таки им дорожит, потому что предполагать, что она после всего случившегося станет доверять ему, было бы нелепо.

Однако с Надей романа не было, и слава богу. Григорий все эти годы, что за ним по-хозяйски присматривала Надя, был ухожен, сыт и с удовольствием следил за карьерой своей жены. Он уже привык к тому, что его все реже и реже приглашают на презентации ее фильмов, не сопровождал он жену и на телевизионные шоу, как это делали мужья других актрис. Нет, он жил своей, немного обособленной и очень семейной жизнью, понимая, что занимает в жизни жены далеко не первое место. Однако он чувствовал, что Людмила так же, как и он, дорожит своей семьей и, пусть видимым, покоем и комфортом. Она не раз говорила ему, что знание того, что дома ее ждут сытые и здоровые муж и дочь, придает ей сил и она может спокойно работать. Ей, как любой нормальной женщине творческой профессии, были нужны няньки, люди, которые выполняли бы за нее дома всю грязную работу, готовили еду, следили, чтобы все ходили чистыми и ухоженными, и не приходилось прилагать к этому никаких усилий. В сущности, это было правильно, если не считать того, что Григорий с каждым годом все больше чувствовал себя той самой нянькой, но никак не любимым мужем. К тому же, хоть между ними и было принято, что он доверяет жене и что не верит сплетням о ее романах (как правило, романы сочинялись журналистами и представляли собой спроецированные в реальную жизнь любовные истории из фильмов, в которых снималась Людмила Дунай), на самом же деле он понимал, что его обманывают, что Людмила изменяет ему если не с режиссером, то с актером, а может, и оператором или осветителем…

В тяжелые минуты одиночества, когда ему хотелось женского тепла и ласки, он готов был уже звонить каким-то своим знакомым из «бывших», но всякий раз, представив себе, куда могут завести их отношения, отказывался от этой затеи. Он слишком дорожил домом, налаженным бытом и душевным состоянием маленькой Оли, любимой и единственной дочери.

Тем не менее они все же развелись. Этот смерч под названием страсть, которая охватила в общем-то инертного и спокойного Григория, разрушил семью, можно сказать, за один день.

Оказавшись (в кои-то веки!) приглашенным на вечеринку в честь приезда одной немецкой актрисы, он целый вечер стоял в сторонке, потягивая ледяное шампанское в обществе стройной блондинки с зелеными глазами, пока не понял, что безумно хочет эту женщину. Что вот хочет сорвать с нее зеленое тонкое платье, впиться губами в ее розовые полные губы и овладеть ею где-нибудь здесь же, в укромном уголке или даже в туалете… Такое с ним случалось второй раз в жизни. Первый раз примерно такие же чувства он испытал к совсем еще юной Людмиле.

Он сначала робко на нее посматривал, наслаждаясь зрелищем прекрасного женского тела, нежного лица и светлых блестящих локонов, потом взгляд его стал более уверенным, а к концу вечера он был просто пьян от любви к этой даме, которую, как он выяснил, звали Ксения. Он был настолько переполнен чувствами, что перестал следить за своей женой, которая в облегающем платье из черного атласа все же исчезла из его поля зрения…

Познакомившись с блондинкой, он мысленно уже сто раз позвал ее с собой в машину, хотя вслух говорил ей какие-то глупые вещи о пузырьках в шампанском или о том, насколько эта актриса, ради которой и собралось все это разодетое в пух и прах общество, хороша даже в свои шестьдесят… Каково же было его удивление, когда блондинка, вдруг перебив его, сказала, отвернувшись от него настолько, чтобы он все же мог услышать ее слова:

– Я жду вас в своей машине… – и назвала номер машины.

За окном лил дождь, улица сверкала желтыми бликами фонарей, ряд святящихся окон культурного центра, где проводилась вечеринка, напоминал карточные витражные «рубашки». Под дождем мокли десятки машин в ожидании своих хозяев. И только одна машина, новенький «Лексус», с пахнувшим новой кожей и духами салоном, постанывал голосами спрятавшихся там охваченных желанием людей…

Через несколько дней он уже перевез некоторые личные вещи в квартиру Ксении на Петровском бульваре, объяснив повзрослевшей дочери, что он влюбился. Как ни странно, Оля, которая в это время училась во ВГИКе, восприняла влюбленность отца с пониманием и даже как будто бы обрадовалась, что теперь она живет в квартире одна и может приглашать туда своих друзей. Дочка самой Людмилы Дунай, звезды последних сериалов, должна была продемонстрировать друзьям-приятелям, молодой киношной публике, понимание того, что творят ее родители, а потому внешне выглядела абсолютно спокойной и даже счастливой. На самом же деле, как потом узнал Григорий, Оля сильно переживала, часто плакала, а спустя месяц после того, как отец ушел из дома, получила сильнейший стресс и даже оказалась в больнице…

После этого и было принято решение, что Григорий, женившись на Ксении, вернется домой, к Оле, и они будут жить втроем. А мама, по ее же желанию, поселится сначала в съемной квартире, а потом переедет в недавно купленную ею и находящуюся в состоянии ремонта новую квартиру в Гранатном переулке.

Был ли уход из семьи Григория потрясением для Людмилы, он так и не понял. Не потрясение, так откровение. В любом случае она не могла не удивиться его решимости так резко переменить свою жизнь. Хотя, с другой стороны, поменялась лишь жена, декорации же и привычки прежней жизни были сохранены. Пока. Да и дочка жила рядом. Переезд же в новую большую квартиру Ксении, которую купил для них ее отец, все трое восприняли с радостью, даже Оля как будто бы обрадовалась тому, что у нее теперь есть своя комната.

Как же легко и приятно ему было жить с влюбленной в него Ксенией по сравнению с жизнью с прежней женой! Неглупая и не испорченная деньгами своего отца, она понимала его абсолютно и поддерживала во всем. К тому же, желая для своего нового мужа (которого, по ее мнению, недолюбили и недооценили) только блага, она не могла не поспособствовать тому, чтобы Григорий всерьез занялся своей карьерой. Так, спустя некоторое время он стал владельцем тридцати процентов акций фирмы своего тестя, от чего сначала немного растерялся, а потом, чувствуя поддержку жены и того же тестя, для которого желание дочери было законом, быстро освоился и благодаря своим способностям и опыту в строительстве добился больших успехов. Словом, оправдал возложенные на него надежды его новой семьи. Если, живя с Людмилой, он как бы даже стеснялся своей профессии, поскольку их всегда окружали люди искусства, которые считались существами высшего порядка, то теперь он произносил слово «строитель» с гордостью. Вот так все быстро перевернулось с головы на ноги, словом, встало на свои места, и Григорий чувствовал себя абсолютно счастливым.

Удивительное дело, но он редко теперь вообще вспоминал Людмилу, а ведь еще недавно он, казалось, не мог без нее жить. Возможно, женись он на няне Тане, такого счастья и гармонии не было бы, поскольку Таня была не так умна и богата (чего уж там!). А без денег стать за какие-то месяцы владельцем части крупной строительной компании просто невозможно. К тому же если бы не растущие с каждым фильмом гонорары Людмилы и не покупка ею квартиры, то пришлось бы делить семейное гнездо на Спортивной – продавать и покупать две маленькие на окраине Москвы или вообще в Подмосковье. Другими словами, Григория ожидали бы большие перемены абсолютно во всем. Он потерял бы все то привычное, милое сердцу и доставляющее радость комфорта. Это как вытряхнуть разжиревшего и пригревшегося котяру с его постоянного обжитого места, с его теплого одеяльца, из его уютной корзинки. К тому же новое семейство начало бы плодиться (это была мечта Татьяны), и детишек надо было бы кормить, покупать им кроватки и коляски, а на это нужны деньги, причем немалые. Вот и получилось бы, что тех денег, что зарабатывал Григорий, на все это не хватало бы. Подрабатывать в его положении и при его должности он при всем желании не смог бы. Новая жена ворчала бы, потрясая мокрыми пеленками и использованными памперсами у него перед носом, требовала бы денег и взывала бы к совести. Он бы злился, нервничал, и это непременно отразилось бы на их интимных отношениях. Вернее, они, эти интимные отношения, просто ушли бы из их жизни, хлопнув дверью…

Когда Григорий себе все это представлял уже сейчас, в новой своей жизни, лежа в обнимку с ласковой и идеальной Ксенией, его охватывал запоздалый ужас, и он вообще никак не мог понять, как его угораздило связаться с этой нянькой, грубоватой и хитрой женщиной, так ловко затащившей его в постель.

Его возвращение домой, к дочери, привело в порядок и психику Оли. Она тоже успокоилась и сразу, легко приняла ненавязчивую, но очень интеллигентную и терпеливую Ксению. Вскоре они даже стали подругами.

А вот Людмила выпала из их жизни. Несмотря на ее успехи и известность, особой любви к матери Оля не питала. Но даже Ксения заметила, что она старается на нее походить. Надо ли говорить, что вся одежда матери, которую та не пожелала забирать с собой в свою новую жизнь, оставалась в шкафу, и Оля не без удовольствия носила ее многочисленные бриджи, брючки в мелкую клетку, легкие пушистые свитера с рукавами на три четверти или толстые, настоящие норвежские свитера с характерным рисунком. Великое множество водолазок, жилеток, высоких ботинок на толстой подошве, какие носят тинейджеры или профессиональные лесорубы. Шапочки с помпонами, беретки, короткие курточки с капюшонами. И короткие цветные юбки – их целая коллекция. И практически ни одного платья. Это был стиль Людмилы Дунай, худенькой, стройной, с высокой грудью…

Иногда Олю принимали за мать, окликали ее по имени (те, кто был с нею знаком лично), посторонние же люди не раз просили у нее автограф. И были удивлены, потрясены и поражены, когда выяснялось, что она – родная дочь актрисы.

Григорий знал, что его бывшая жена продолжает много сниматься, что получает какие-то награды и премии, однако никакой информации о ее личной жизни почему-то не было. Словно с ее официальным разводом с ним, Григорием Дунаем, личная жизнь Люды закончилась. Хотя, казалось бы, оставшись одна, она могла бы дать много пищи журналистам, появляясь на тусовках то с одним, то с другим кавалером.

Поначалу Григорий на самом деле старался не думать о Людмиле, но потом, когда его отношения с Ксенией упорядочились настолько, что они оба как бы успокоились и уже не ревновали друг друга к прошлому, он стал потихоньку интересоваться успехами своей бывшей жены. И когда бывала возможность (особенно на работе, в своем кабинете, за своим компьютером, поскольку уж там-то его невозможно было ни в чем уличить и автоматическая система подсказок не могла выдать кому бы то ни было его интересов), он просматривал светские сплетни, пальцы сами машинально набирали «Людмила Дунай актриса». И появлялось великое множество ссылок на сайты, связанные с кинематографом, новыми фильмами, альбомами с фотографиями… Он тайно, как ему казалось, погружался в мир его бывшей жены и спрашивал себя, а правильно ли он поступил, бросив ее на растерзание чужим людям? Ведь она – талантище, красавица! И почему она должна была губить этот свой талант, прислуживая ему, вместо того чтобы ему, простому смертному, служить ей, своей жене? Ведь то, что ее постоянно приглашают сниматься, разве не говорит о том, что она – не простая актриса, что она невероятно одаренная и что ее любит зритель? Огромные деньги тратились на фильмы с ее участием! А как много красивых актрис сидит без ролей. Да сотни! Некоторые начинают пить, губят себя наркотиками. Хорошо, если им повезет с замужеством и они хотя бы таким образом продадут свою красоту. А Людмила? Почему ей так не повезло с мужем, который не понял ее, не поддержал?! А ведь он мог бы ездить с ней на съемки, быть всегда рядом, да что там – готовил бы ей нормальную еду, варил бы супы на газовой плитке, чтобы она не питалась одними бутербродами или консервами. И Ольгу бы с собой возили, если бы можно было. Да что ему стоило купить для нее отдельный трейлер? И все окружение ее, видя, как ее любит муж, ценило бы ее еще больше. И тогда не было бы никаких газетных сплетен, скандальных публикаций в глянцевых журналах… И он бы был счастлив! И семья бы сохранилась, а потом, кто знает, может, она и согласилась бы на второго ребенка… И деньги появились бы, и купили бы большую квартиру, для них для всех, а не для нее – одной и, он почему-то был в этом уверен, крайне одинокой.

Но теперь уже поздно так думать. Людмилы нет в живых уже пять лет. Она погибла в очень странной компании – своей подруги, бывшей гримерши Светланы Осолихиной, и банкира Бориса Щекина. Осолихину и Щекина нашли зверски зарезанными в загородном доме Светланы. Там же были обнаружены некоторые вещи Людмилы – туфля, кофточка, пара квитанций из химчистки и банковские чеки… Паркет был просто залит кровью, среди которой была и кровь Людмилы и даже вырванная, что называется, с мясом, прядь ее волос… Скорее всего, ее убили в другом месте, где-то под Тамбовом, поскольку именно в Тамбове обнаружили ее машину, сиденья которой тоже были выпачканы кровью, а в багажнике – залитая кровью туфля, пара той туфли, которая находилась в Поварове…