Оптимистические этюды

© Владимир Дараган, 2025

ISBN 978-5-0067-2866-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О чем эта книга

Очень хотелось написать о чем-то хорошем и светлом. Да так, чтобы прочитать и сразу захотеть самому сделать что-нибудь хорошее и светлое.

– Не получится, – сказали мне. – Сейчас не время улыбаться, все читают только новости, а там, сам знаешь что.

Да, знаю, читаю я новости. Улыбаться и правда не хочется. А если попробовать?

– Ну-ну, – сказали мне.

Я попробовал. Не все получилось, как я хотел, но я старался.

Почему этюды? А потому, что это не сборник рассказов или эссе. Вы не найдете в книге длинных описаний природы или биографии героев. Это наброски, контуры рассказов, лирические зарисовки или просто мысли, рожденные бессонными ночами или во время прогулок по любимому болоту.

Я назвал эту книгу «Оптимистические этюды». Почему оптимистические? А потому, что герои этюдов верят, что завтрашний день будет немного лучше предыдущего. Или стараются, чтобы он стал лучше. Такая вера, наверное, и называется счастьем, а нам всем сейчас так этого не хватает.

Идея написать такую книгу родилась у камина. Вот об этом мой первый этюд.

P.S. Хочу отметить, что автор и лирический герой некоторых этюдов – это разные люди.

P.P.S. В некоторых этюдах герои курят и выпивают. Автор и Минздрав предупреждают, что чтение этих страниц опасно для здоровья.

Камин

Стоял сухой, бесснежный декабрь. Однажды пошел дождь, и все ему обрадовались.

– Сначала дождь, а потом, быть может, и снег пойдет, – говорили мы. – А то Новый год будем встречать с зеленой травой.

Снег не выпал, а дождь шел два дня. Он намочил поленницу – она была под навесом, но вместе с дождем прилетел ветер. Я принес мокрые дрова и попытался разжечь камин. Делал все, как во время походов: на каминной решетке, на которую полагалось класть дрова, я шалашиком сложил сухие веточки, снизу поджег газету, шалашик разгорелся, я начал подкладывать поленья. Сначала тонкие, потом потолще. Поленья долго дымили, потом начали разгораться, затрещали, полетели искры. Я смотрел на этот процесс и думал, что так бывает в романах. Автор сначала долго пишет о своих героях, с которыми пока ничего не происходит, которые еще не стали интересными. И лишь где-нибудь на двадцатой странице герой приезжает в Париж или отправляется в опасное путешествие. Вот только тогда роман начинает разгораться и искрить.

А нужно ли писать длинные романы в век соцсетей и потока новостей? Обычно всё, что хотел сказать автор, можно уложить в один абзац. Ну, можно расширить до страницы, чтобы лучше запомнилось. Да и в метро на телефонном экране приятнее читать короткие рассказы.

Я обожал писать миниатюры. В основном из-за своей лени и недостатка времени. Когда теща (доктор философских наук, между прочем) редактировала мои сборники, то почти у каждой миниатюры ставила знак вопроса. «Это никто не поймет, – говорила она, – ты бы разжевал, объяснил получше. Добавь абзац, укрась прилагательными, глаголами». Я сопротивлялся, пытался объяснить, что так и задумано, пусть каждый видит в тексте что-то свое. Но внутренне я с ней соглашался – мои старые миниатюры иногда слишком миниатюрные. В них только черно-белые контуры, художники добавили бы немного красок. Надо, все-таки, писать не по одному абзацу, а немного больше.

Камин разгорался. Занялось первое полено, с него огонь перекинулся на второе, потом на третье. «Ага, – подумал я, – вот так можно и этюды писать. Заканчиваешь один, и его конец будет началом следующего. А герои могут кочевать из одного этюда к другому».

Стоп! Это сильное ограничение. Так я далеко не уйду. Да и получится не сборник этюдов, а повесть, разбитая на куски. Так, например, писал Курт Воннегут, зачем повторяться. Пусть этюды будут связанными только ключевыми словами. Появится слово в конце этюда, пусть оно даст толчок следующему.

Вот так я и решил писать. Камин разгорелся, я сел к компьютеру и быстро написал несколько этюдов. Перечитал – что-то не то, опять меня не поймут. Или поймут что-то свое, не то, что я задумывал. А что я задумывал? А ничего я не задумывал. Просто описывал бытовые сценки. Возможно, кому-то покажется это слишком простым, другие найдут какой-то философский смысл. Ну что ж, если будут разные мнения, то значит, книга удалась. Но это уж пусть читатели решают, автор никогда не сумеет правильно оценить своей труд – он ведь всегда недоволен, вот такое у него мнение.

Мнения

Не люблю слово «надо». Особенно, когда его говорят люди с мнением по любому поводу. У меня, например, нет мнения о влиянии музыки Моцарта на яйценоскость кур. А человек с мнениями скажет, как отрежет:

– Моцарт повышает адреналин, укрепляет иммунную систему, улучшает аппетит и, следовательно, яйценоскость.

И это при том, что кур он видел только в магазине, да и то в расчлененном виде. Мнения у таких людей крепкие, не сломаешь. Например, верит он в гомеопатию, так как знал одну бабку, которая всю жизнь этим лечилась и померла только потому, что к врачу пошла. Я ему про бесполезность раствора, в котором одна молекула лекарства на миллион молекул воды, про эффект плацебо, и что вода помнит только доли секунды, а он мне говорит, что надо не школьные учебники по физике читать, а такие научные труды, в которых даже академики ничего не понимают.

Я всегда представляю, что люди с мнениями тщательно пережевывают пищу, держат семью в строгости, никогда никуда не опаздывают и ворчат на окружающий мир. И еще очень любят слово «надо». Вот сидит он за столом и говорит детям, что надо доедать суп, что надо делать уроки и что надо читать книги. Слушают его дети, а сами на книжные полки смотрят, где на корешках пыль, говорящая, что сюда несколько лет никто не заглядывал. И еще думают: вот говорил бы ты себе такие «надо», а мы бы посмотрели, как ты радостно при этом живешь.

Есть мнение, что «надо» – это волшебное слово, если говоришь его сам себе. Надо бросить курить, надо заняться спортом, надо, надо… Но мы-то знаем два других волшебных слова, которые помогают жить немного счастливее. Это частица «бы» после «надо» и противительный союз «но» во второй части предложения. А вообще жизнь многогранна.

Однажды мы с нашим инженером поехали в командировку в город Воронеж. Вечером мы сели в поезд, устроились в купе, где кроме нас никого не было, и устроились за столиком.

– Надо выпить, – сказал инженер и достал из портфеля бутылку разведенного спирта, соленые огурцы и бутерброды с салом.

Вот такие «надо» я люблю. Особенно в ночном поезде, когда за окнами то луна мелькнет, то огни полустанка пронесутся, то черная стена леса появится. Мы выпили, закусили и я сказал задумчиво:

– В жизни много правил, но на каждое правило есть десяток исключений. И знаешь, исключения бывают гораздо приятнее правил.

Исключительность

Я не открою секрет, что многие верят в свою исключительность. Правильно делают, между прочим. Говорят, чтобы стать исключительным, надо сначала поверить в свою исключительность. Такая вера требует подтверждения и постоянных проверок – исключительные люди живут не по правилам, по их исключениям. Вот, например, приходит такой исключительный к врачу, а там очередь. По правилам надо спросить, кто последний? Но это проторенный путь, по которому идут неудачники по жизни. А надо покачать головой, вынуть блокнот, авторучку и, тыкая ей в каждого из очереди, всех пересчитать, сказать, что сегодня мы (интонацией подчеркнуть местоимение «мы») примем не более десяти человек, после чего смело открывать дверь и входить в кабинет.

Определить исключительного легко. Во-первых, все начальники дураки, начиная с его непосредственного руководителя и так далее до самого верха. Во-вторых, все бабы у него дуры, кроме тех, кто обращает на него внимание. Они… скажем так, распутницы. Впрочем, они тоже дуры.

Исключительные занимаются исключительно важными делами. Обычно под покровом ночи, чтобы никто не мешал потоку мыслей. Знакомые у них тоже исключительные люди, связанные с тайнами, владеющие исключительной информацией. Сами они никогда не договаривают, откуда всё знают, но видят всех насквозь и предсказать будущее для них, как для нас прочитать учебник по географии для шестого класса.

Не подумайте, что с исключительными людьми неинтересно общаться. Очень даже интересно. Однажды я шел с исключительным приятелем по ночной улице в одном подмосковном городе. К нам подошли трое и потребовали, чтобы мы отдали неотдаваемое. Другой бы растерялся, стал оглядываться, искать полицию или спасительную подворотню, но это не для исключительных. Приятель зевнул, махнул рукой, как бы отгоняя муху, сказал, что они сейчас делают ошибку, и мы пошли дальше. Дело не в том, что он сказал. Главное – как он сказал. Исключительно правильно сказал.

Правильные

Однажды я совершал кругосветное путешествие на воздушном шаре, и в южной части Тихого океана шар начал сдуваться. «Дырка!» – догадался я, посмотрел вниз и увидел большой остров. По берегам высились огромные скалы, а в центре острова зеленела приветливая долина, чернели леса, голубели озера, серебряными нитями с гор струились водопады, превращаясь в спокойные реки.

Я приземлился, ко мне подбежали люди в костюмах химзащиты, схватили меня и увезли в какое-то здание, где полчаса поливали всякими растворами, промыли желудок и остригли волосы. Разговаривали они на французском, но понимали и другие языки.

– Твой шар мы починим за два дня, – сказали мне. – В это время ты можешь погулять по острову.

Мне вернули одежду, пахнущую свежестью и какой-то химией, и я оправился на прогулку. Чистота вокруг, скажу я вам, была запредельная! Обувь надо было вытирать не перед входом в дом, а перед тем, как ступить на тротуар. Все кусты пострижены, на клумбах ни одного сорняка, в полях колосится пшеница, на лугах гуляют вымытые коровы, какающие в строго определенных местах, а куры сидят на специальных местах, где непрерывно несут яйца. Все встречные улыбаются, при встрече каждый норовит тебя обнять и трижды облобызать. Мне дали сопровождающего, от которого я узнал, что тут все на электричестве, которое производится генераторами на водопадах. Машины, самокаты, отопление – все электрическое, поэтому тут самый чистый воздух в мире. Мне показали десятки телескопов – это повальное увлечение островитян. В древней книге написано, что острову следует опасаться только большого метеорита, отсюда и телескопы. Они не только следят за метеоритами, но заодно изучают вселенную. Помимо живописи, поэзии и музыки, астрономия – главное хобби островитян. Полицейских на острове три человека. Преступлений тут не было двести лет, так что полиции приходится только искать убежавших собак и снимать с деревьев шальных котов. Мужья и жены не ходят налево, потому как все люди одинаково хороши и ведут себя правильно.

– У нас очень правильный остров, – сказал сопровождающий. – Мы добываем редкие металлы, продаем их – отсюда наше богатство и наша правильность.

Каждое утро все обязаны включить телевизор, где в течение десяти минут показывают ужасы, происходящие в остальной части планеты. После этого все становятся на колени и благодарят Бога, что они не имеют никакого отношения к этим ужасам. Болезней у них нет – поэтому меня и обрабатывали, как потенциального источника каких-либо вирусов.

Потом меня позвали в школу, где мне предстояло ответить на вопросы школьников. Они не поняли, зачем в наших школах экзамены. Мне объяснили, что если жить правильно, то знания проверять не надо – все и так учатся добросовестно. Классическую литературу они изучают – это полезное описание ужасов, примеры того, как не надо жить. Я безуспешно пытался им объяснить, почему случаются войны.

– Допустим, рядом с вами есть остров, где нет водопадов, дающих энергию, и редких металлов, за счет которых у вас столько прекрасной техники. И жители бедного острова считают, что это несправедливо, и хотят напасть на вас, чтобы всего было поровну.

– Зачем нападать? – удивлялись дети. – Мы протянем туда провода и поделимся энергией. И можем давать им часть нашего урожая – все равно мы производим больше, чем можем съесть.

– Это им покажется мало, и они все равно захотят на вас напасть, – сказал я.

Тогда дети попросили моего сопровождающего увести меня и как можно быстрее отправить в мир, где есть люди, хотящие на кого-то напасть.

Уходя я оглянулся и увидел, что в зал, где была наша встреча, пришли люди в костюмах химзащиты и стали проводить дезинфекцию, чтобы и духа моего там не осталось.

Дезинфекция

– Это квартира экологически чистая, – сказал сын хозяйки квартиры.

Я пропустил его слова мимо ушей, думая, что позади почти два года в поисках подходящего обмена, и о счастливом моменте, когда перевезу сюда мебель, закрою дверь, отключу телефон, сяду в кресло и буду наслаждаться одиночеством. Никто, решительно никто не придет, не позвонит, не будет отвлекать меня от размышлений о высоком. Захочу – пойду на кухню и заварю чай, захочу – лягу спать. Неужели настало время, о котором я так долго мечтал?

– Я не шучу, – услышал я голос сына хозяйки. – Вы сами в этом убедитесь.

– В чем именно? – спросил я, нехотя отрываясь от своих мечтаний.

– В экологичности, – сказал сын хозяйки, отдал мне ключи и ушел.

На следующий день я перевез книги, какую-то мебель, немного посуды и сел отдыхать. Солнце уже село, за окном шумели тополя, лаяли на вечерних прогулках собаки, крыши домов освещала луна. Все было прекрасно, просто замечательно. Я сидел и думал, что есть все-таки в жизни счастье. Для полной тишины и покоя я прикрыл окно, опять сел в кресло и вдруг почувствовал, что в квартире я не один. Нет, я не слышал никаких звуков, но какое-то чувство подсказывало, что на кухне, да, именно на кухне присутствует посторонний. Я вышел из комнаты, прошел по коридору, осторожно приоткрыл кухонную дверь. Никого! Вроде бы все тихо. Нет, не совсем тихо. Я услышал шелест, который, как мне показалось, складывался в слова. «Жмот» – различил я. Потом кто-то добавил: «Рано делать выводы». Я включил свет и посмотрел на стены. Стены были живыми. Вернее, живыми были узоры на стенах. Сотни, да что там сотни, тысячи рыжих тараканов образовали узоры, которые менялись, как картинки в калейдоскопе.

Я вошел на кухню, что-то хрустело под ногами, но вниз я не смотрел. Что там смотреть, и так было все ясно. Я сел на табуретку и задумался. К моей ноге приблизились три жирных таракана. Главари, наверное.

– Друзья, – сказал я, – я был бы не против, если б вас было штук пять. Мы бы дружили, вместе ужинали, проводили время в приятных философских беседах. А такую ораву я не прокормлю. Мне и так приходит по вечерам заниматься извозом, на улице галопирующая инфляция, вы должны понимать.

Главари сидели смирно и внимательно слушали.

– И я не понимаю, куда вы прячетесь днем? Впрочем, это неважно, Давайте договоримся так: к завтрашнему вечеру вы исчезаете. Куда – это ваши проблемы. Если в семь часов вечера я увижу больше пяти особей, то начинаю дезинфекцию.

– Дезинфекция! – услышал я в шелесте, заполнившем кухню.

– Ну-ну, – услышал я, когда затих основной гомон, – еще один оптимист.

– Только экологию испортит, – добавил кто-то.

– Условия вы поняли, – сказал я и пошел спать. По понятой причине в ванную я заходить не стал.

На следующий день, ровно в семь вечера я вошел в кухню с баллончиками отравы. «Слона убьет», – пообещал мне продавец. Тараканов на стенах было много меньше – это были анархисты, которые не захотели выполнять наш договор.

– Вот вас мне не жалко, – сказал я, обмотал лицо старой футболкой и начал поливать кухню ядовитой жидкостью. Через пятнадцать минут я понял, что еще немного и тараканы выйдут из битвы победителями. Я был близок к обмороку, судорогам и мучительной смерти. Бросив пустые баллончики на пол, я выскочил из квартиры, на улице сел в машину и, не оглядываясь, уехал.

Утром я веником выметал трупы и складывал их в мусорное ведро, которое быстро наполнилось до половины.

– Вот так-то! – сказал я, открыл окна и уехал на работу.

Вечером, когда я сел на табуретку, ко мне подползли три главаря. Именно подползли. От их вчерашней бравады не осталось и следа.

– Ты это… – услышал я. – Ты кончай себя травить. Мы-то выживем, а у тебя всю жизнь впереди, зачем тебе оставшиеся годы жить инвалидом? Нас осталось немного, потребности наши невелики, ты запросто сможешь нас прокормить.

На том и порешили. Оставшиеся тараканы вели себя очень прилично, на стол и стены не лезли, довольствовались тем, что падало на пол. А потом наступили девяностые, и мои рыжие друзья исчезли. Говорили, что они не выдержали новой еды, которая в изобилии появилась на прилавках магазинов. Меня это удивило – ядерный взрыв тараканы могли бы пережить, а тут какая-то еда. Мы-то еще живы – не перестаю этому удивляться.

Удивленный

Говорят, что если седина в бороду и бес в ребро, то человек уже меньше удивляется. Бороды у Сан Саныча не было, с бесом он всегда мог договориться, так что удивляться он не переставал. Увидит, иногда, клопа на подушке и удивляется. Зачем Мирозданию это животное? Почему выжила эта бесполезная ветка эволюции? Неужели этот мелкий пакостник создан для того, чтобы мешать спать эволюционной вершине?

Придет Сан Саныч на работу и тоже удивляется. Зачем, – думает он, – так много у нас сотрудников? Уволить бы половину, остальным прибавить зарплату, и ничего не изменится. Даже лучше станут они работать.

Зайдет он в курилку, а там вообще сплошное удивление. Обсуждают, например, международное положение. Слушает Сан Саныч горячие споры и удивляется, как много в курилке политических гениев, а руководят миром абсолютные тупицы.

Пришел он однажды домой, а к нему в гости удивительная сотрудница заходит. Работала она в бухгалтерии, всегда глазки Сан Санычу строила. А однажды сказала, что нажарила вкусных котлет и хочет этими котлетами Сан Саныча удивить. Сели они на кухне, выпили вина, потом водки, съели котлеты и спать легли. А утром сотрудница говорит Сан Санычу:

– Удивительный ты мужчина, Сан Саныч. Выпили вроде немного, а ты лег и сразу захрапел. Уж и не знаю, мужчина ли ты?

Промолчал Сан Саныч, не знал, то ли ему обидеться, то ли удивиться. На следующий день она снова с котлетами приходит и говорит:

– Ты, Сан Саныч, котлеты ешь, а вино не пей. Хочу я кое в чем убедиться.

Подумал Сан Саныч и говорит:

– Ты лучше домой иди. А то я человек удивительный и так могу сейчас тебя удивить, что потом жалеть будешь.

Ничего не поняла сотрудница, только фыркнула и ушла.

Сотрудница

Работаю я программистом, да не обычным, которые дома сидят и чаи попивают, а в офисе с девяти до шести. Это причуда шефа, старого волка, который еще язык АЛГОЛ помнит. Есть у него еще одна причуда: он требует, чтобы мы комментарии в программах писали, и все переменные описывали.

– Вот уволю я вас, или, еще хуже, вы заболеете, придет новенький на ваше место и сразу поймет, что переменная Х – это время работы программиста от его зачисления до увольнения.

Мы ничего не поняли, а он смеется. Так-то он человек угрюмый, но над своими шутками посмеяться любит.

Пришла как-то к нам новая сотрудница. Блондинка, глазки голубые, реснички, фигурка, ножки – все на высшем уровне. Ну, думаем, сейчас начнется. Заходит шеф и говорит, чтобы она разобралась в программе, которую ее предшественник написал. А сам он завтра придет и скажет, что тут надо изменить. Смотрим мы на нее, ждем, что она пощады попросит, вопросы начнет задавать. А она пошла в буфет, пришла с чашкой кофе, села за компьютер и до конца дня не вставала. Смотрит на экран, кофе попивает, карандашиком себе по щеке постукивает.

На следующий день приходит шеф, они пошептались немного, шеф ушел, она снова кофе принесла и начала барабанить по клавишам. Только красные ноготки мелькают, как будто мотыльки над клавиатурой порхают. Побарабанила она до обеда, сходила к шефу, вернулась, компьютер выключила, сказала всем «до завтра» и ушла. Мы только рты разинули. Тут шеф заявился, поднял палец и сказал, чтобы мы у нее учились работать.

Вот тут мы все в нее и влюбились. Больше всех Михей влюбился. Парень он опытный, да к тому же холостой. На следующий день утром он подсаживается к ней и спрашивает, нет ли у нее вопросов. Вопросов у нее не было. Тогда Михей предлагает ей кофе принести, а она говорит, что сама сходит, потому, как кофе она по-особому заваривает. Михей не растерялся и спросил, не нужна ли ей какая-нибудь другая помощь? Осмотрела она его, а Михей парень видный, там есть что осматривать, и говорит, что помощь нужна. На ее дачу машину песка привезли, у забора свалили, и не поможет ли он этот песок сегодня вечером раскидать по дорожкам?

Сказала это и ушла. Мы тут начали Михею советы давать: причешись, ногти постриги, торт купи, вино, фрукты. Провожали его всем отделом, жали руку, махали на прощанье.

Утром пришел Михей, и она за ним. Сидят, по клавишам стучат. И только она к шефу ушла, мы к Михею: давай, рассказывай!

Оглянулся Михей на дверь и тихо так сказал, что все было отлично. Песка было немного, они с ее мужем его за час раскидали. А торт и фрукты он на работу принес, как только она уйдет, мы ими и займемся.

Торт

– Какая может быть мистика в торте? – спросила нас Марина Николаевна, женщина солидная, старший научный сотрудник. – А вот есть и в торте загадки.

Мы всей лабораторией сидели за столом и пили чай – отмечали то ли Восьмое марта, то ли чей-то день рождения. Сейчас уже не помню, но это неважно.

– Мистика есть везде, – сказал Боря, наш самый молодой сотрудник. – Мистика уже в том, что Марина Николаевна об этом заговорила.

Боря был прав. Марина Николаевна могла связать более трех предложений только тогда, когда говорила о науке. Всякие бытовые темы ее не интересовали, и когда наши женщины начинали обсуждать цены в магазинах или молодежную моду, то она демонстративно выходила из комнаты и шла в библиотеку, чтобы ознакомиться с последними статьями по ее теме.

Так вот, был у меня мистический случай с тортом, – начала рассказ Марина Николаевна. – Уехал как-то мой муж в командировку, а у меня слабость – люблю я сладкое. Дай, думаю, куплю себе тортик и съем его. Все полегче будет переносить разлуку. Зашла в булочную, выбрала свой любимый «наполеон», продавщика показала мне его, закрыла коробку, перевязала ленточкой, положила в пакет и дала мне. Я оплатила, принесла домой, положила в холодильник и начала готовить ужин. Перекусила, включила чайник и хотела достать торт. Открываю холодильник, а торта нет! Я все полки обшарила – нет торта. Так, думаю, надо рассуждать логически. Продавщица мне его в пакет положила, я к кассе подошла, оплатила картой. Тут же в телефоне проверила – оплата прошла. Иду домой с тортом, открываю подъезд магнитным ключом, подхожу к лифту. Как сейчас помню – пакет с тортом в другую руку взяла. Вошла в лифт, нажала кнопку, вышла, ключ от двери уже был в руке. Зашла на кухню, пальто даже не сняла, открыла холодильник, поставила коробку с тортом на полку, вернулась в прихожую, сняла пальто, помыла руки в ванной, начала варить овсянку. Все помню, а торта в холодильнике нет! Ладно, думаю, чудес не бывает, потом все выясню. Выпила чай с сухариками, приняла снотворное и спать легла. А на следующий день…

– Купили еще один торт, – догадался Боря.

– Совершенно верно. Купила, дошла до подъезда, там на скамейке бабушка сидела, так я ей специально сказала, что сегодня буду баловать себя сладеньким, и пакет с тортом ей показала. Поднялась к себе, торт в холодильник поставила, а сверху баночку с кизиловым вареньем – это чтобы торт никуда не убежал. Сварила кашу, включила чайник, открываю холодильник, а там…

– А там пусто? – спросил Боря.

– Да, ни торта, ни баночки с вареньем. Сказать честно, я даже не удивилась. Если чего-то ждешь и это случается, то появляется чувство удовлетворения. Я спокойно все продумала, сходила к лифту, спустилась вниз, осмотрела вестибюль, ступеньки перед подъездом – ничего! Я вернулась, налила полстакана коньяка, залпом выпила и легла спать. Даже думать ни о чем не хотелось, хотя, было о чем – надо грант дописывать, последние эксперименты заканчивать. На следующий день…

– Мы уже догадались, – сказал наш инженер, – путь домой лежал через булочную.

– Именно так! Я намеренно старалась ничего не запоминать, думать о работе, было интересно – исчезнет ли и этот торт. Вхожу я в квартиру, в руках пакет с тортом – это я хорошо помню, вижу на кухне свет горит. Муж вернулся, чай пьет. Увидел меня с тортом и спрашивает – кого это мы в гости ждем? А сам на кухонный прилавок показывает, где две коробки с тортами стоят. Я как закричу! Не было ничего на прилавке, я же там кашу в кастрюльку насыпала и утром там кофе заваривала.