Гелька Свободный Режим

- -
- 100%
- +
– Это как?.. Ну-ка поподробнее опиши, – не поняли мы с Полиной.
Рита, как обычно, не принимала активного участия в общем разговоре, но теперь её молчание было похоже больше на немое осуждение, чем на беспрекословную поддержку наших затей. Всё-таки статус командира отряда накладывал свой отпечаток.
А придумала Геля вот что. Нарезанного хлеба на столах всегда было много – и чёрного, и белого, к завтраку иногда даже батон давали. Так вот, она предлагала завтра в столовой не торопиться, есть медленно, чтобы задержаться там как можно дольше, а когда зал опустеет, набить хлебом свои топики спереди, в районе груди, и таким способом скрытно вынести его.
– Подумаешь, размерчик чуть побольше станет, этого никто и не заметит, вот увидите, – уверяла она нас, сверкая глазами, в которых отражался свет уличного фонаря. – Если не верите, давайте проверим!
Рита, оно и понятно, наотрез отказалась от такого спорного эксперимента, Поля тоже:
– У меня от страха пот выступит, я не хочу потом потный хлеб есть…
Нам с Гелей ничего не оставалось, как только взять проведение опыта на себя. С той мыслью и заснули, наконец.
На следующий день план был исполнен. Всё шло гладко, мы намеренно засиделись за столом после обеда, остались в зале почти одни – не считая дежурных, собиравших грязную посуду на дребезжащие тележки. Выждав удобный момент, Геля быстрым и точным движением засунула горбушку черного себе в декольте, потом ещё ломтик, и ещё. Чуть поправила, взглянула на меня: ну что, мол, здорово получается? «Норм», – кивнула я, хотя на самом деле смотрелось не очень: бугристо. Но не могла же я отступить, оставив подругу одну в таком вот неудобном положении. Поэтому не стала долго думать, схватила сразу по два куска белого и засунула их под свой топик справа и слева. Хлеб, к счастью, был свежий, крошки не кололись и почти не щекотали.
Тут надо сказать, что фигура моя в почти тринадцать лет была ещё далека до идеала. Гелька – та, да, выглядела уже как вся такая из себя цаца. А я – нет. Ну, вы поняли. Поэтому появившиеся у меня спереди благодаря хлебу выпуклости были совсем даже не лишними. Выставив их, я гордо пошла к выходу. Геля следом. И надо ж было такому случиться, что на крыльце столовой нам повстречался (кто бы вы думали?) Иван Петрович! Он стоял, о чём-то беседуя с вожатыми, и, как специально, в то самое время, когда мы вышли из дверей, остановил свой блуждающий взгляд прямо на нас.
Мы же, вместо того чтобы как можно скорее исчезнуть из его поля зрения, оторопели, застыв на месте. Наши лица, на которых в тот момент, наверное, было написано чистосердечное признание во всех преступлениях мира, заставили его присмотреться к нам повнимательнее.
– Елизавета, – сказал Петрович тихо, но с хорошо различимым укором в голосе, – этих товарищей, – он показал на нас кивком головы, – прямиком к директору…
В общем, догляделся и догадался. У директора мы с Гелей сначала подверглись пристрастному допросу о причинах, заставивших нас засовывать хлеб под бельё. Потом была пытка нудной лекцией о связи между хлебными крошками и появлением в жилых корпусах ползающих насекомых. Выговорившись, ТэКа как будто смягчилась и, позвонив по телефону, распорядилась, чтобы на сонник в столовой детям выдавили не только кефир, но и хлеб, оставшийся с предыдущих приемов пищи.
Вот это достижение! – обрадовались мы. Вечерний кефир, до ужаса кислый, пить было невозможно, и на сонник из-за этого почти никто не ходил. Теперь-то побегут как миленькие! Кусок хлеба на сон грядущий (а лучше два или три) не даст никому в этом лагере умереть с голоду. И всё благодаря кому? Нам с Гелей! Мы уже чувствовали себя героями, готовыми порхать на крыльях славы, но директриса быстро вернула нас на землю:
– Оставить ваш проступок безнаказанным я, конечно, не могу. В целях воспитания, чтобы другим не повадно было… Так, завтра у нас по плану плановая поездка всем лагерем на уборку урожая – плановая трудотерапия, – она говорила витиевато, словно её заело на слове «план» и его производных. – Думаю, будет справедливо, если вам двоим я увеличу плановую возрастную норму в два раза… Согласны?
Мы кивнули, потому что иного выбора у нас всё равно не было. Говорить что-то на счёт незаконности использования рабского детского труда ТэКа было бесполезно.
Утром лагерь, как обычно, поднял горн, но зарядку и построение, чтобы сэкономить время, в этот день отменили. Наскоро позавтракав, мы сели в жёлтые автобусы с табличками «Дети» и, подпрыгивая на ухабах, весело, с песнями поехали в садхоз (садовое хозяйство «Антоновка»). Там нас встретили с распростертыми объятиями один дяденька и три тётеньки – все в косынках, повязанных на манер бандан. Они подвели нас к рядам плодовых деревьев, снабдили черными пластмассовыми ведерками и научили бережно срывать с веток яблоки и сливы.
Собранное в ведро надо было аккуратно пересыпать в деревянные ящики. Когда все фрукты, до которых мы могли дотянуться, были с деревьев сняты, девочки растягивали под ними простыню, а мальчики трясли стволы и ветки – верхние плоды падали в «гамак» и не повреждались. Те яблоки и сливы, которые лежали на земле, битые, мы тоже собирали, но класть их в ящики было нельзя. Для них предназначались картонные коробки, которые потом поехали вместе с нами на полу автобусов в лагерь. Ради этого, чтобы не подходящие для продажи фрукты попали к нам на стол, и была затеяна эта «трудотерапия» – так мы поняли.
Аромат стоял головокружительный. Руки сами тянули спелые плоды в рот, но вожатые, руководившие всем процессом, зорко следили за тем, чтобы они туда не попали.
– Есть немытое нельзя! Проведёте остаток смены в лазарете! – твердили они, но эти назидания действовали только на самых пугливых.
Смелое большинство набивало яблоками карманы, и вожатым приходилось смотреть на это сквозь пальцы. Ну не будут же они, в самом деле, отбирать добычу у каждого оголодавшего ребенка. Это могло быть небезопасно. Главное, что они нас предупредили, а там уж – дело наше: есть или не есть. За два часа, что мы работали в садхозе, я незаметно запихнула себе в рот штук десять мягких кисло-сладких слив. Или пятнадцать. А когда ехали на автобусах обратно в лагерь, сгрызла втихаря ещё три сочных хрустящих яблока.
И знаете что – пронесло. Не в смысле, что пронесло… Обошлось, в общем. Не попала я в лазарет, и никто, кажется, не попал. Зря вожатые нас пугали.
Глава 10
Это будет мой звёздный час… Так я себе представляла конкурс красоты и талантов, который в «Пионере», чтобы угодить директрисе, назвали на старый манер: «А ну-ка, девочки!»
Если честно, по натуре я совсем не звезда, уж очень стеснительная. Для меня гораздо комфортнее жить, не привлекая к себе общественное внимание. Но как можно смириться с тем, что сильно понравившийся тебе мальчик (очень сильно) всё ещё тебя не замечает?! Даже со сверкающими стразами в раздутых от воспаления ушах…
Кстати, об ушах. Они, и вправду, побагровели, опухли, к ним больно было прикасаться. Ася сказала, что места проколов обычно протирают перекисью водорода или хлоргексидином, пока не заживут, но не сказала, где я должна была раздобыть эти средства. Не в лазарет же идти с повинной. Впрочем, ничего другого мне уже и не оставалось.
Медик Нина Павловна всплеснула руками и начала громко охать, увидев мои бедные уши. С трудом я стерпела, чтобы не заорать, когда она вытаскивала из них стрекоз, покрытых коростами засохшего гноя.
– Теперь каждый день утром и вечером приходи ко мне на промывание, – сказала она и прибавила строго: – Только не вздумай засовывать обратно эту «красоту», ещё сепсиса нам не хватало! Надо было золотые серёжки вставлять, а не простые…
«Золотые – скажете тоже», – хотела проворчать я, но смолчала. Нина Павловна была хорошей. Я не сомневалась, что если ей не грубить, то история про мои несчастные уши не дойдёт до ушей ТэКа.
Пришлось идти на конкурс ничем не приукрашенной, так сказать, в своей естественной красоте… Ну, почти естественной. Ангелина поработала над моим имиджем: здорово уложила чуть обросшие вихры своим стайлингом, мастерски подвела стрелки, а потом достала из своего чемодана что-то гладкое, нежно-розовое, длинное, на лямочках, с цветочками и воланами.
– Вау, какое платье, – умилилась я, – неужели это мне?
– Конечно! Для королевы смены – королевский наряд.
Было очень лестно услышать от подруги такие слова. «Какой счастливый день», – думала я, любуясь платьем. В моих собственных вещах, взятых в лагерь, не было совершенно ничего подходящего для того, чтобы блеснуть. Вообще-то платья и юбки – это не моё, я их надеваю очень редко, но тут-то был особенный случай!
– Спасибо, что веришь в меня, – обняла я Ангелину. – А почему ты сама не захотела участвовать?
– Ну, я не талантливая…
– Как, совсем?
Геля пожала плечами:
– Петь не умею, танцую так себе, театрального дара тоже нет, даже стихи запомнить не могу, а уж прозу тем более…
– Зато у тебя руки золотые. Смотри, какую красотку из меня сделала!
– Думаю, чтобы победить в конкурсе, надо во всем быть на высоте, а иначе… в общем, не люблю я проигрывать.
Я не придала значения словам подруги, начав кружиться по комнате в чудесно развевающемся шёлке. Вспомнила их уже во время испытаний. Конкурс строился по принципу десяти негритят. Помните, считалочку-страшилку? Что-то вроде: «Десять негритят пошли купаться в море. Одни из них утоп – ему купили гроб…» Так уж получилось, что участниц было как раз десять – по две девочки от каждого отряда. «Дочки рабочих» представляли я и курносая Николь.
Уже первое задание, «Умелые ручки», повергло меня в трепет и уныние. Во-первых, нам повязали фартуки – прямо на платье! – и дурацкие косынки на голову. Во-вторых… Не скажу, что я такая уж белоручка, но чистить картошку… ножом… да кто такое придумал?! Дома мама давала мне для этого овощечистку – и то я порезалась однажды. Стараясь не остаться без пальцев и при этом уложиться по времени, которое буквально утекало в песочных часах, я кое-как пообрубала толстые куски шкуры от большой, не помещающейся в ладони картофелины. В результате моих стараний она уменьшилась раза в три. За такое издевательство над овощем жюри наградило меня… аж двумя очками. Негусто, конечно, но у тех двух несчастливиц, что выбыли из конкурса в самом начале борьбы за корону, было и вовсе по одному.
– Главное, что ты осталась в деле, – подбодрила меня Геля.
– Да уж, хорошенькое начало. Я даже боюсь представить, какие испытания ждут впереди…
Второй тур назывался «Я его слепила из того, что было». Слепить предстояло себе костюм для модного показа из обрезков ткани, упаковочной бумаги, новогодней мишуры и прочего залежавшегося в недрах клуба мусора. Сначала я растерялась, но моя Геля, мой незаменимый Ангел, как верный оруженосец Дона Кихота, пришла на помощь. Тут подвязала, здесь подклеила, там подрезала, соединила несоединимое – и получился вполне себе годный прикид. Правда, надевать его пришлось не на белье, а, для верности, на закрытый купальник – чтобы не опасаться, что в процессе дефиле что-то важное от него отвалится, и все увидят то, чего видеть не должны.
Что ж, плодом наших совместных с Ангелиной усилий был однозначный успех – второе место в этом туре. Со следующим испытанием, под названием «Ангельский голосок», я должна была справиться самостоятельно. Правда, репетиций было мало, но песню «Би-би-ю-ба» я знала хорошо – выступала с ней на семейных праздниках несколько раз. Но одно дело петь при родственниках и знакомых, без микрофона, и совсем другое – выйти на сцену и выступать перед полным зрительным залом, где среди двух сотен глаз есть и самые желанные – глаза Влада Котова. Я снова облачилась в чудесное розовое в цветочках платье и с дрожью в коленках вышла на сцену…
Что ж, это был полный провал, крах, проигрыш… не знаю, какие ещё синонимы тут можно подобрать. Я просто опозорилась, вот и всё. Второй раз за эту смену, только теперь не коллективно, а индивидуально. Сначала от волнения забыла включить микрофон, а когда опомнилась – слова песни вылетели из головы, как будто их там никогда и не было. Вишенкой на тортике стал мой фальшивый, безобразный вокализ, который обычно удавался мне на пять с плюсом. Не в этот раз… Жюри, наверное, сжалилось надо мной, поставив три балла за провальное выступление, и это был самый низкий результат песенного тура. В остальных испытаниях, понятное дело, я уже не участвовала.
После моего ухода «негритят» в конкурсе осталось пятеро, в том числе наша Николь. Мы с девчонками решили болеть за неё, пока не охрипнем, ведь самая дружная и громкая группа поддержки могла прибавить участнице целых пять очков. Пусть у меня не вышло, но кто-то же должен был постоять за честь отряда. И знаете что, у нас получилось! Дополнительные очки позволили Николь вырвать победу!!!
Все были рады за неё, и даже я, честно. Николь – молодец. Хотя… корона из золотой бумаги больше подошла бы к моему (гелиному) шёлковому платью, чем к её драным джинсам. Но тут уж ничего не поделаешь, победителей не судят. Глядя на её сияющее лицо, на котором от широкой улыбки нос подпрыгнул ещё выше, я подумала: «Интересно, кто завтра займёт первое место в конкурсе «А ну-ка, мальчики»? Только бы не Влад, я не переживу, если их с Николь объявят королём и королевой смены…»
Геля дернула меня за руку:
– Ты где опять летаешь, Максим? Через пятнадцать минут дискотека, бежим переодеваться!
Я решила остаться в том же наряде – хотелось ещё немного побыть принцессой (пусть и не королевой). Ангелина выудила себе из своего чемодана другое платье – облегающее, с вырезами, мятного цвета. Мне оно показалось ещё лучше розового, что было на мне. Хотя нет, оно было не лучше, просто на Гелиной фигуре с тонкой талией и округлыми бедрами выглядело сногсшибательно.
Только зря мы так наряжались. Дискотека была скучной, танцевали почти только одни девочки, мальчики отлынивали. Тогда вожатые придумали ход конем, как выражается мой любимый дедушка, который при этом совершенно не умеет играть в шахматы – всё время путает, как какая фигура ходит. Девочек они поставили во внешний круг, а мальчиков (чтобы не сбежали, наверное) во внутренний. Заиграла музыка, хороводы стали двигаться в разные стороны, а когда трек оборвался, Стас таинственно произнёс в микрофон:
– А теперь… повернитесь девочки к мальчикам, а мальчики, соответственно, к девочкам… Возьмитесь за руки с человеком, который сейчас перед вами… Всё! У нас образовались пары. Танцуем медленный танец!
Это был ну просто удар под дых. Передо мной стоял Костян-обезьян, со своей премерзкой ухмылочкой, а напротив Ангелины… Влад Котов!!! Они стали медленно двигаться в танце, улыбаясь друг другу, а я стояла, как вкопанная, не в силах оторвать от этой пары своих глаз. И только когда Обезьян больно сжал мои пальцы, я опомнилась и вырвалась из его цепких лап.
Хотелось убежать совсем отсюда – в комнату, или вообще прочь из лагеря. Но желание наблюдать за Гелей и Владом было еще сильнее. Я села на скамейку и начала смотреть на них – прям пялиться, по-другому не скажешь. Они не замечали моего сверлящего взгляда, о чем-то оживлённо разговаривая. А потом она начала смеяться, прям хохотать! Этого я выдержать уже не могла.
«Ну, конечно, у неё и волосы, и фигура, и шмотки классные, – с грустью думала я, свернувшись калачиком на кровати и обнимая подушку. – С чего только я взяла, что могу понравиться ему? Да на её фоне я просто страшилище…»
Уже готовая зареветь, я услышала, как кто-то быстро поднимается по лестнице. Дверь открылась, и на пороге появилась Гелька.
– Максим, ты здесь? Почему ты ушла без меня?
Я встала с кровати, медленно сняла платье, протянула его владелице и ответила вопросом на вопрос:
– Ты думаешь, мне приятно было?
– Что?.. Это ты про наш танец с Владом?.. Так ведь я тут не причём, мы случайно в пару попали, – пыталась она оправдаться.
– Ага, а мило улыбаться ему, хихикать, хохотать – это тоже случайно?
– Да если хочешь знать, мы с ним о тебе разговаривали. Он спросил, как ты после конкурса, сильно ли расстроилась, а потом рассказал смешную историю про себя, как однажды в школе его назначили ведущим мероприятия, и он так переволновался, что заправил брюки в носки и так вышел на сцену. Представляешь?..
Она снова начала хохотать, а я закрыла уши ладонями, потому что не верила ни единому слову этой предательницы.
– Замолчи! Не хочу этого слышать! Ты всё-всё придумываешь, врёшь!..
С того вечера наша дружба с Ангелиной расстроилась.
Глава 11
– Девочки, приближается день Нептуна. Нам нужно подготовить танец медуз и выбрать того, кто исполнит на празднике роль морской царевны, – вожатая Елизавета встряхнула в руках парик, любуясь длинными сине-зелёными прядями, и окинула отряд «Дочки рабочих» прищуренным взглядом. – Ангелина, может быть, ты?
Гелька, с которой я третий день не разговаривала, поразмыслила несколько секунд и медленно произнесла:
– Я думаю, самая лучшая морская царевна получится из Лены Максимовой. У неё глаза зелёные. Да и надевать парик удобнее на короткие волосы.
«Подлизывается», – подумала я и одновременно испытала два чувства. Нет, даже три: не утихающую злость на бывшую подругу за её поступок, благодарность ей же за льстивые, но такие приятные слова, и неожиданное желание поскорее помириться. Все-таки ни с кем другим мне не было так весело и интересно, как с Ангелиной.
– Ты согласна, Лена? – обратилась ко мне Елизавета.
Я неуверенно пожала плечами, и тут же пожалела о своей нерешительности.
– А можно мне померить? – ухватилась за парик Диана – невысокая девочка в очках.
«И я хочу!.. Я тоже!..» – раздались другие девичьи голоса.
– Примерьте, девочки, только аккуратнее, не запутайте волосы, – предостерегла вожатая и начала рассказывать о роли царевны.
По сценарию праздника дочку Нептуна воруют пираты, а храбрые моряки должны спасти её и вернуть отцу. Моё воображение быстро нарисовало желанную картину: голубоглазый капитан (Влад Котов) точными ударами сабли укладывает направо и налево пиратов, охраняющих царевну, освобождает её (меня) от верёвок, берет за руку, сажает в лодку, поднимает алый парус любви и… мы плывём на закат, только вдвоём, на зависть всем…
– Я буду, буду дочкой Нептуна, хорошо, согласна, – торопливо воскликнула я, вырывая сине-зеленый парик из чьих-то рук.
Он подошёл мне идеально – и по размеру, и к цвету глаз, Ангелина была права. Что и говорить, длинные, до талии, волосы украсят даже уродину. А какую класснючую мне дали юбку! Длина по щиколотку, вся в пайетках – словно в серебряной чешуе. Сверху я надела Ясин лиф от купальника в виде топика без лямочек с маленькими нашитыми на него оборочками. Он был цвета морской волны и отлично подошёл к образу. Маргарита нарисовала мне на щеке милого синего дельфинчика, а губы превратила в ещё более милого красного крабика с лапками и глазками-палочками. Получилось бомбически! Голову дочки Нептуна решили украсить золотой короной – той самой, что была завоёвана Николь в нелёгкой борьбе на конкурсе «А ну-ка, девочки!» Теперь корона доставалась мне, и без всяких усилий.
Надо ли говорить, что с самого утра в тот день я пребывала в отличном настроении и предвкушении чего-то необыкновенного, особенного, что должно было со мной произойти. Подумать только, мне предстояло стать одним из основных действующих лиц на празднике! В медуз, русалок и морских нимф после завтрака превратилась вся женская половина лагеря, включая вожатых и воспитателей, а моя роль была единственной, особой. По моему мнению, главнее и важнее царевны мог быть только один персонаж – сам морской владыка, её отец. Все терялись в догадках, кто же сыграет его роль: Иван Петрович, Стас или, может быть, один из охранников? Честно говоря, внешне никто из них не подходил. Вожатые, наверняка, знали ответ, но они словно воды в рот набрали.
Честно говоря, меня эта «страшная тайна» занимала гораздо меньше, чем остальных. Скорее всего, из-за чувства собственной значимости, которое переполняло и затмевало мой разум. Даже тот факт, что роль дочери Нептуна оказалась без текста, что мне не дали для заучивания ни одного слова и ни разу не показали сценарий, – не насторожил. Я думала лишь о том, что царевна – центральная фигура, вокруг которой крутится всё действие. Как же я была наивна!
Когда аква-грим ещё досыхал на лицах, меня забрал Петрович и на директорской «Ниве» привёз к причалу, где стояло несколько лодок. На одной из них, установив мотор, мы быстро домчались до маленького песчаного острова посреди реки. Он был как раз напротив пляжа, куда наш лагерь ходил купаться.
⁃ Сиди в кустах и не высовывайся. Жди, когда я за тобой приплыву, – сказал Петрович и был таков.
«Весело», – подумала я, и стала смотреть из кустов на пляж. Какое-то время он был пустым, и я уже начала задаваться вопросом, долго ли мне придётся торчать здесь в одиночестве. Но вот на том берегу началось оживление, и вскоре весь пляж заполнился цветной, с преобладанием сине-зелёных тонов, толпой. Шум, гвалт, заиграла музыка – праздник начался. Донёсся громогласный, усиленный микрофоном женский голос, но разобрать, что он говорит, было сложно. Я могла понять только несколько слов. Это были окончания стихотворных строчек: «властелин», «глубин», «дочь», «прочь», «печаль», а потом то ли «жаль», то ли «даль».
Голос был знакомым – такой с другим не спутаешь и не забудешь, пожалуй, никогда. Вещала сама ТэКа, в этом я была абсолютно уверена. Но в качестве кого директриса присутствовала на празднике? Неужели… Да как же я сразу не догадалась, ведь по-другому и быть не могло! Ну кто ещё может исполнять роль царя если не сам царь?!
Заиграла знакомая мелодия – танец медуз, который подготовили девочки нашего отряда. Я присутствовала на всех репетициях, помогала им с костюмами. Мы нашли в закромах клуба разноцветные атласные юбки солнце-клёш с пышными подкладами из сетки и придумали пришить к подолам много лент из разных материалов, даже из пупырчатой плёнки. Юбка надевалась не на талию, как обычно, а на шею – и выходило очень даже похоже на медузу. Плюс прическа, мэйкап, фэйс-арт – загляденье!
Медузы танцевали, чтобы развеселить Нептуна, потерявшего дочь, – я поняла это по доносящимся обрывкам фраз. После было ещё несколько выступлений, но царь оставался безутешным в своём горе. Тогда моряки под предводительством старшего вожатого Стаса объявили войну пиратам, и начались соревнования: весёлые, шумные, на суше и на воде.
Скоро мне надоело сидеть в кустах. В парике было так жарко, что пот катился по лицу. Я выбралась на берег, вошла в воду по колени, приподняв юбку, и остановилась. Что дальше? До другой стороны реки, где две команды с криками и хохотом бомбили друг друга водой, хрустя пластиковыми бутылками, было метров двести, наверное. В лагере я немного научилась плавать, но переплыть реку – это вам не шутки!
Тем временем у «пиратов» и «моряков» началась другая игра, еще веселее и азартнее – битва на надувных матрасах надувными битами, кто кого столкнёт в воду. «Может, они просто забыли про меня?» – мелькнула тревожная мысль. Никто не обращал на мою одинокую фигуру никакого внимания. Тогда я подняла руки вверх, отпустив подол юбки в воду, замахала руками, запрыгала на месте:
– Эй, а меня-то спасать кто будет?! Эй!.. Я тут!..
Бесполезно… У них, на той, «кайфовой», стороне было, как в Мадагаскаре: классно, беззаботно и радостно, а моя унылая сторона была – «отстой, район гнилых трущоб и захолустье…»
От несправедливости и обиды хотелось плакать, но злость, охватившая меня, оказалась сильнее. «Они, значит, там веселятся, а я сиди в кустах? Парься в этом дурацком парике?..» Я стянула длинные сине-зелёные пакли с головы и выбросила в реку, туда же отправила переливающуюся серебром юбку. «Вот вам, получите морскую царевну!» А потом вернулась на берег, села на песок и дала волю горьким слезам, безжалостно размазывая по лицу дельфинчика и краба.
Когда Петрович в образе пирата, с перевязанным глазом, приплыл-таки за мной, то первое, что он сказал, было:
– Та-а-к, надо бы умыться… А где костюм?
– Утонул, – мстительно прошипела я.
– Ну ты давай, веди хоть себя соответствующе, как дочь Нептуна. Горделиво, с чувством собственного достоинства…
⁃ Вы издеваетесь? – взвизгнула я, готовая броситься на него с кулаками.
Больше он ничего не говорил. Плыли мы под фанфары и улюлюкание, а на берег выходили в полной тишине. Лагерь застыл в изумлении.
⁃ Разрази вас гром! – вырвалось явно не по сценарию у директрисы. – Что ты с ней сделал, одноглазый Джо? Дочь моя, тебя пытали?
Я подняла на неё глаза и увидела на троне существо в белой дедморозовской бороде, завёрнутое в голубую штору, с вилами в руке, обклеенными блестяшкой.
«Бедная ТэКа, как же ей, наверно, жарко», – подумала я. И вдруг меня разобрал смех. Я начала дёргаться, сначала беззвучно, но хохот вырывался, и сдержать его было уже невозможно.