Знахарка для северного лорда.
- -
- 100%
- +
– Лили Блум, вижу, ты устала. Как на счет смены обстановки? – продолжила алконост, пока я задумчиво рассматривала каждую плешь в заборе.
– А я ей говорила, что пора устроить себе выходные, а то уже от джема с соленьями, у нас погреб ломится! – встрепенулась Марина, любившая всегда быть правой.
– Раздайте лесным жителям. Вон, Лесун любит варенье из жимолости, так надо ему отнести, порадовать друга. А что на счет отдыха, то схожу в лес завтра, выветрю голову и буду как новенькая.
– У Лили синдром пахаря, – покачала головой Лаура. Ее левый глаз дергался в нервном тике. Так с ней, бывало, с частой периодичностью. – Надо отдыхать, а она не может.
– Слушайте, – поморщилась я, – я у вас что экземпляр для препарирования? Займитесь лучше собой! Я пошла ужинать и спать! Завра схожу в лес, отдохну от ваших суждений, хотя бы.
– Могу составить тебе дружескую компанию, – предложила русалка, заглядывая мне в глаза с особым участием.
– Нет уж, – взбрыкнула я, вставая с кресла, – с твоими ногами, мы вообще не вернемся до зимы. Уж лучше плавай, это у тебя хорошо получается!
– Зараза! – прошипела Марина, – а я тебе еще и ужин готовила.
– За что, я очень благодарна и шлю поцелуи любви в обе щеки! Лаура, доброй ночи и пожалуйста, шугани сову, чтобы не ухала под окном в полночь, а то я ее придушу, ей-богу!
– Лили, не стоит напоминать, что перед полнолунием, звери и сути становятся дурными на голову, – здраво напомнила Лаура, будто я могла это забыть. Вон Ульрих, так вообще сходил с ума, поэтому, убегал в густую чащу, чтобы не на кого не напасть.
Зайдя в дом, я уловила знакомые ароматы вишни с корицей и персиком. Эти отдушки я научилась делать давно и приходя в дом, они навевали ностальгию о прошлом.
Мой дом был небольшим, но уютным. Маленькая прихожая, со слегка поскрипывавшими половицами, вела сразу в небольшую, но уютную гостиную, с пухлыми желтыми креслами и софой. На окнах висели милые занавеси, а на подоконниках цвела герань. Посередине уместился столик на крученых ножках, чтобы пригласить гостей и испить чай с выпечкой.
У дальней стены умудрился примоститься чуть скособоченный сервант со старинным сервизом из лемурского фарфора, доставшийся мне от матери и видимо служил приданным для возможной семейной жизни, о которой я и не думала.
Помимо гостиной и кухни, в доме имелся небольшой кабинет для осмотра и лечения клиентов, где я умудрилась расположить кушетку, тумбу, повесила множество полок с самолично сделанными лекарствами, а также уместила стол, занявший большее количества места, где я занималась тем, что готовила сборы и смеси для врачевания.
Но самым любимым местом, являлась моя спальня. Она была почти такого же размера как гостиная, в которой стоял очаровательный шкаф, трюмо с зеркалом и не очень большая, но вполне удобная кровать, с мягкой периной и подушками из гусиного пера.
Зайдя в спальню, я, почувствовав прохладу вечера, прикрыла окна, поморщившись от того, что могла запустить неугомонных насекомых, готовых хозяйничать в моем уютном пространстве. Краем зрения, я обратила внимание на портретную миниатюру на столе, изображающую мою мать, держащую на руках младенца.
Матушка отличалась удивительной красотой – особенной, на мой взгляд. Светлые золотистые волосы даже на гравюре отливали блеском, губ касалась еле уловимая, но очень спокойная улыбка. Тонкая, словно лебединая шея манила своим каким-то аристократическим превосходством, хотя матушка, никогда ранее не рассказывала мне о своих корнях. Я знать не знала, как мы оказались с ней в Эдельвейсе, откуда она родом и живы ли ее родители.
Женщина была словно соткана из тайн, наполнена ими как сосуд, не желающий излиться правдой и во многом признаться мне. Со временем, я научилась принимать реальность бытия, еще и понимая то, что не особо мне и интересны подробности моего рождения.
С матушкой мы оказались совершенно не похожи. Видимо, я переняла всю подноготную своего второго родителя инкогнито.
Я не пошла в свою мать ростом, оказалась не высокой, худой, с гривой непослушных каштановых волос, вздернутым носом и немного приподнятой верхней губой.
Сложно было назвать себя писанной красавицей, но и страшилой, пугающей ворон, я тоже не была. Просто была другой, зато отличалась выразительностью черт и янтарным цветом глаз.
До тринадцати лет, я купалась в материнской любви, наслаждалась нашим общением и ее теплом. Матушка передавала мне свои знания врачевания с особым трепетом, особенно в последние годы. Она торопилась и было понятно почему. В один из хмурых осенних дней женщина заболела тяжелой горячкой, да так стремительно, что ее не удалось спасти. Не удалось еще и потому, что матушка словно планировала свой уход.
Мне, девочке подростку, сложно было это понять и принять. Она оставила меня одну, на попечение лесных жителей – Лесуна, русалки и Лауры Алканостовны. Так себе компания, но они стали по-настоящему важны.
Сняв плащ и повесив его в шкаф на вешалку, я огляделась, осматривая порядок.
Бардак я терпеть не могла. Он раздражал и будил во мне зверя, поэтому, мой дом был наполнен не только уютом, но и идеальным порядком. Все лежало на своих местах.
Кто входил в мой дом из приближенных, знали, что вещи надо оставлять там, где у них было изначальное место, а не где попадя.
В общем, приходящие, типа Ульриха, Марины и прочих любителей составить мне компанию, были вышколены как в лучших пансионатах для воспитания аристократов.
Пока я переодевалась в домашнее, радуясь предстоящему тихому вечеру, стало совсем темно и тихо.
С кухни доносился приятный аромат еды и только сейчас я осознала, что съела бы целого барана. Так я была голодна, хоть оборотнем вой!
В печи меня дожидалась роскошная рыба, идеально порезанная на ломтики и запеченный картофель в специях. Аромат разбудил во мне еще больший аппетит.
Накрыв стол белоснежной скатертью с кружевной окантовкой, я наложила себе еду, дополнительно выложив надаренные соленья в большую пиалу из хрусталя и уже хотела насладиться вечерним пиршеством, как увидела, что паук Эдгард, явно оголодал, раз начал плести паутину чуть ли не до овощей, висящих в сетке.
– Просила же его покормить! – прошипела я в сердцах, немного раздражаясь.
Паук был не маленьким, по паучьим меркам. Черный, мохнатый и старый. Он жил в доме столько, сколько я себя помнила. Кормился исключительно насекомыми, предпочитая свежих словленных мух.
Скоро начинался диетический сезон. Эдгард это знал и готовился к сухому корму, в виде любых засушенных насекомых.
Покормив паука, как своего единственного домашнего животного, я решила насладиться едой сама, для настроения налив себе бокальчик терпкого крепленого вина, подаренного мне госпожой Лукией из таверны «Эдельвейсы в цвету». Вино было настолько пробирающим, что глаза вылезали из орбит. Хмелела я быстро, поэтому пару глотков хватило, чтобы по конечностям разлилось долгожданное тепло.
Как аристократка в расцвете сил, я прошлась с бокалом по своему дому, повздыхала, оглядывая порядок и после чего, вышла на веранду, насладиться звездами.
В этот безветренный поздний вечер, они казались особенно большими и сверкающими, похожими на драгоценные камни в роскошном ожерелье.
Ухнула сова, испортив романтичную картину.
Взяв резиновый сапог, я кинула им в нее, чтобы она заткнулась и раздраженная, закрыла дверь.
Так закончился мой день, абсолютно похожий на череду предыдущих.
Глава 2
Ночью прошел небольшой дождик. Когда успел, мне было не ясно. Спала я обычно крепко и редко мучилась бессонницей. Но тучи на небе, белые и плотные, не остановили меня от прогулки в лес.
Я планировала пройти болотные топи, чтобы насобирать последнюю партию чудодейственного папоротника, который берегли берегини леса.
С последними, я не особо дружила. Несмотря на сказочную внешность и манящую красоту, эта троица являлась жуткими стервами, мнящими из себя не весть что.
Со временем, я пришла к выводу, что лесные жители женского пола, отличались отвратительными характерами. Взять ту же бабу Яру или кикимору, с которой я в процессе жизни поругалась бесчисленное количество раз.
Углубившись в чащу, я прислушалась, надеясь, что не повстречаюсь с волками, которые были частыми посетителями этих мест, захаживая с голодухи, чтобы своровать домашнюю живность.
Обычно, меня никто не трогал, но и нарываться тоже не хотелось, чтобы потом возвращаться в Эдельвейс без куска личного филея.
Пройдя несколько лесных холмиков, обойдя муравейник, разросшийся как целые владения вассалов, я вышла в сторону болот.
Здесь было так тихо, что звенело в ушах.
Стволы мертвых деревьев, окружающие болота, походили на застывшие столбы, торчащие в разные стороны голыми ветвями, как множество рук.
Это место всегда навевало какую-то тоску и обыденность. Я даже представила, как каждый день, с приходом рассвета здесь ничего не меняется, будто замерло на веки вечные.
Внезапно, как ненормальная заорала болотная выпь, напугав меня до чертиков.
– Дура! – крикнула я, хватаясь за сердце и вглядываясь в пузырящееся на поверхности болото. Эта нечисть с массивным брюхом и маленькими ушками на голове, была бестолковой. – Скройся!
Болото забурлило как ненормальное, словно выдавливая на поверхность зеленые вонючие газы.
– Ага, обиделась, ну-ну!
Натянув на голову капюшон от шерстяного, местами облезлого плаща, я отправилась дальше, чувствуя прохладу. Мерзнуть я не любила совершенно, да и мочить ноги, было для меня тем еще испытанием. Сразу начинал болеть низ живота, напоминая времена, когда матушка все силы вкладывала, чтобы вылечить мою хроническую болезнь и убрать рези. После ее стараний, я на долгие годы забыла про эту хворь, но никогда не забывала слова матери, что нужно беречься, не мерзнуть и держать ноги в тепле.
Вдохнув сырого воздуха, я медленно, чтобы не провалиться в болота, обошла их по кругу, слушая как прозрачную тишину разорвало карканье пролетевших мимо ворон.
Казалось, их истошный крик, разбудил весь лес. Болотная выпь синхронно подключилась, заквакали жабы вдалеке, а кукушка так разошлась, что ее было не остановить. По крайней мере, она порадовала меня, что жить мне еще долго и я не сгину в болотах именно сегодня.
В лесу пахло грибами и мокрой опавшей листвой. Наслаждаясь тишиной и тем, что мне не нужно лечить Жана Лерье, Пульхерию и еще одни и те же грыжи и жировики, я прошла мимо небезызвестного старинного кладбища, где покошенные в разные стороны голубцы, навевали тоску.
В этих местах, во времена царя гороха, видимо, были поселения.
Местные боялись сюда соваться, считая, что место проклятое, но это, конечно, был полный бред, как и то, что заклятие на эти места навел колдун.
Я спокойно прошла мимо прогнивших столбов захоронений, сверилась с верными координатами, которые я определяла по двум массивным соснам. У одной сосны, имелось здоровенное, кажущееся бездонным, дупло. Там белки обычно прятали на зиму запасы.
Скинув с плеча мешковину, перетянутую шнурком, я достала свежий сбор орехов и закинула их в дупло. Довольная добрым поступком, я вошла в глухую и очень темную чащу.
Бледный свет еле пробивался через массивные кроны елей и сосен. Хруст сухой листвы и упавших веток, казалось, разносился на десятки миль вперед и мог взбодрить всех животных, подготавливающихся к скорой зимней спячке. Меньше всего, мне хотелось встретить медведей и потом вызывать Лесуна на помощь, поэтому я убыстрилась, чтобы пройти это глухое место, где могли оказаться какие-нибудь ловушки, расставленные чокнутой бабой Ярой, в виде сеток или ловчих рвов, в который я однажды попала.
Было жутко, даже обидно, после того как я просидела там тучу времени, прежде чем меня обнаружила кикимора и еще торговалась за спасение. Змея!
Стоило мне только подумать о змеях, как я вышла на змеиный остров. Так называлось место, где рос папоротник, а умные берегини, охраняющие целебное растение, чисто из-за вредности, пригнали сюда этих ползущих тварей, которых я просто терпеть не могла.
Не успела я подумать об этих противных рептилиях, движущихся крайне бесшумно, как одна из них, тут же оказалась передо мной, подняла голову и тут же зашипела.
– Кыш, гадюка! – сцедила я, – тебя мне только не хватало.
Почувствовав приближение ее сестер, шустрым клубком окружающих меня, я ловко перепрыгнула через высокий ров, прекрасно зная, что выше они не полезут. Видимо, берегини дали понять своим ручным питомцам, что вход на холм с папоротником закрыт.
Я огляделась как карманник со стажем и из дорожного мешка, достала еще один, специально подготовленный для растения. Он был влажный, так как я планировала принести растение живым, чтобы уже дома, выжать из него сок для нескольких вариантов лечебных настоек.
Шустро достав нож, я чуть ли не напевая себе под нос, слаженно работала, складывая лечебное растение. Наконец, набрав полный мешок, сияющего особенным светом в ночное время папоротника, я ловко перепрыгнула через ров и уже была готова уносить ноги от полчища возбуждённых змей, как из-за массивной сосны, выплыли берегини.
Как невовремя, а!
– Лили Блум, – мелодичный голос Мелоди, одной из них и видимо самой главной, источал лишь умиление и радость встречи. Неестественно-яркие голубые глаза, смотрели пристально, хотя рот выдавал оскал. – Воруешь?
– Здравствуй, Мелоди, думала ты сова и просыпаешь пополудни, – проговорила я спокойно, больше взбешенная тем, что попалась, чем возможным страхом от встречи с лесными сущностями, с которыми не очень ладила. – Нет, всего лишь, решила пополнить запасы на зиму. Знаешь же, что я несу в мир добро.
Мара и Миневра тихо засмеялись, находя в моих словах иронию. Они вообще были странными, особенно в реакциях, что я уже и не пыталась их понять, понимая, что это лишнее и ненужное знание для моего мозга.
– Ты украла, – добавила Мелоди. – Ты принесла нам зло.
– Но миру-то добро, – поспорила я, желая послать ее обратно в лес, – поделиться с миром – это можно сказать, почистить карму.
– Лили, ты могла бы попросить, – вдруг ощетинилась Минерва, взяв право голоса. Ее зубы были острыми и некрасивыми и на мой взгляд, ей было лучше не открывать рот совсем, чтобы не пугать заблудших путников.
– А вы бы дали? – ухмыльнулась я ей, не пытаясь скрыть что эта встреча для меня не самая долгожданная. – Ответ ясен. Но у меня есть к вам предложение. Здравое!
– И что же это Лили Блум? – промурлыкала Мелоди, не скрывая кровожадного взгляда.
Ей Богу, как Ульрих мог считать ее привлекательной?
Видимо, оборотень совершенно не разбирался в женской красоте или повредился умом с этими бесконечными превращениями то в человека, то в волка.
– Начнем с чистого листа наши продуктивные отношения!
Берегини замерли, словно застыли и лишь слегка колыхались, переваривая мое здравое предложение.
– Вы мне папоротник и еще кое-какие травы, а я вам, дары людей. Мне тут такие тканевые обрезы принесли, закачаетесь! Будете самыми модными среди лесных обитателей!
– Мне не нужны обрезы, – сцедила Мара, самая агрессивная из всех. Ей точно не мешало бы пройти успокоительный курс настоек «Душевная благодать».
– Соленья? У госпожи Розалии, в этом году получились помидоры, пальчики оближешь!
– Мне кажется, Лили, ты заговариваешь нам зубы, – вздохнула Мелоди, пока я пялилась на окружающих меня змей.
– Правда? А мне, казалось, я пытаюсь выйти с вами в конструктивные отношения партнеров. Охота вам гоняться за мной по лесу, за место того, чтобы остаться не с чем в итоге?
– Нам не нужны зимние заготовки!
Мара оголила длинные острые зубы, как бы показывая мне, что ждать больше нет смысла.
Развернувшись в своих сапогах из резины, тяжелых и неповоротливых, я прыгнула через змею, наступив ей на хвост и стартанула что есть мочи, минуя глухую чащу. Оборачиваться не стала, так как слышала, что неугомонное трио гонится за мной.
Под ноги попадали ветки, цеплялись за теплые чулки и плащ, но я бежала что есть силы, надеясь, что кто-нибудь мне поможет. Я что зря белкам орехов насыпала? Могли бы подключиться и начесать хвостами этим идиоткам их милые личики!
Но как на зло, никого не было. Я же везением не отличалась и это знала, поэтому, всегда рассчитывала только на себя.
Наконец, выбежав из этой чертовой чащобы, где хоть выколи глаз, ничего не видно из-за еловых лап, я пробежала между дубов и устремилась к болотам.
Другого пути не было, но в голове сверкала вывеска как у таверны «Эдельвейсы в цвету», зажигалась надежда, что пронесет и эти три сестрицы плюнут и не пойдут дальше.
У болот пришлось сбавить темп, дабы не провалиться. В местах, где я могла ускориться, я прыгала на пригорки и вот в таком полете прыжка, одна из этих лесных нечистей, меня толкнула.
В полете я успела сгруппироваться и выкинуть мешок с папоротником на сухой пригорок, а сама же просто нырнула в вонючую болотистую жижу.
Вынырнув, я кое-как обтерла лицо и стала искать за что зацепиться, пока три идиотки рассматривали мою предсмертную агонию и смеялись.
– Вытащите меня теперь, – прошипела я, – помру, достану вас с того света!
Мара, наполненная счастьем, покачала головой, смотря на меня, как на человека, которым не прочь пожертвовать ради мира во всем мире или мира в лесной чащобе.
– Пойдемте, сестры, – миловидно улыбнулась Мелоди. Весь ее лик выражал одухотворение. Она походила на послушницу из молельного дома и еще больше меня взбесила.
Не прошло и минуты, как сестры по разуму скрылись из вида, а я пыталась всеми силами, вытащить руку, чтобы дотянуться до ветки кустарника.
Кое-как мне это удалось, но резиновые сапоги тянули вниз.
– Эй, помогите! Лесун! Кикимора, тетя Кика! – заорала я, что есть мочи. Мне как-то не хотелось умирать такой глупой смертью, поэтому я старательно орала, пока не привлекла болотную выпь, вынырнувшую возле меня и дико меня напугавшую. – Подтолкни что ли, раз приплыла!
На маленькой голове лесной болотной нечисти моргали два совершенно бестолковых глаза. Мои просьбы она совершенно не понимала, будто я общалась с ней на кантельвийском диалекте, который знали только ученые мужи.
Я стала еще ядренее кричать, так как болото гостеприимно меня засасывало.
Было страшно и жутко, особенно еще и потому, что безмозглая выпь орала как ненормальная, пытаясь меня перекричать.
На удивление, услышали ее вопли, а не мои.
– Ульрих! – воскликнула я, пока огромный волк дымчатого цвета не оказался возле меня, сначала зарычав, а потом истошно завыв. От такого воя, местные бы свалились с сердечными приступами, но я-то уже привыкла и мне главное было спастись.
Оборотень, схватив ветку, за которую я держалась, стал тянуть ее к себе из-за всех сил. Процесс пошел, но был настолько не существенен, что я продолжила прощаться с жизнью, пока из леса не вышел Лесун. Огромная сущность зарычала и бросилась в мою сторону, протянув длинные ветви. Одной ветвью-рукой, Лесун схватил меня за ладонь и немного поднапрягшись и заскрипев стволом-телом, вытащил меня на поверхность.
– Лили Блум, – проскрипел леший.
– Да, ты не перепутал, это действительно я!
Рядом зарычал Ульрих, нюхая землю и оглядываясь по сторонам.
– Я отнесу тебе домой, – продолжил Лесун, беря меня ветвями и создавая на себе некое подобие лежбища.
– Ульрих, папоротник возьми, – сказал я оборотню, нагулявшемуся в одиночестве по самое, не балуй. – Зря я что ли, плавала в болоте!
– Лили-Блум, – продолжил Лесун. Говорил он всегда медленно, разделяя слова и делая паузы. Выглядел лесной житель, как высокое дерево, где за место стволов, были две ноги, покрытые корой и плотным слоем мха. Само тело было точно таким же, а на голове расцветала копна листов, которая по сезонам то опадала, то вырастала снова. На деревянном лице, сверкали невероятно яркие два зеленых глаза, вырисовывался нос и рот, в виде полоски. – Ты можешь заболеть. Твоя матушка предупреждала, что сырость и купание в холодных водоемах опасны для тебя.
– Я в курсе, но кто же знал, что берегини съедут с катушек? – вздохнула я, чувствуя, как от меня разит болотной жижей. А еще меня пробивала дрожь, конечно, я замерзла, что было неудивительным.
– Зачем ты пошла туда? Это опасно! – продолжил наставления леший. Рядом пару раз рыкнул Ульрих. Видимо, был полностью согласен со словами товарища по лесным прогулкам.
– Знаешь зачем! С ними же не договоришься! Чокнутые на всю голову!
– Не ругайся, Лили Блум, – медленно покачал головой Лесун. Я вздохнула. – Эления тебя не учила этому.
Ну да, матушка не учила! Я как-то сама овладела наукой острого словца!
Видимо, просочилось от предков по родовой цепи отца!
Оставшийся путь шли молча, только оборотень что-то рычал себе под нос. Видимо, испугался, что мог лишиться теплого угла в момент перевоплощений в человека.
В такие дни, он жил у меня. Я выделяла ему заднюю комнату в доме, служившую наполовину чуланом и на другую половину его пристанищем с добротной кроватью, правда скрипучей. Но это же мелочи, правда?
Ульрих был странным оборотнем.
На самом деле, всю свою осознанную жизнь, он являлся человеком, пока случайно не наткнулся на оборотня альфа, в лесной чаще, пока ходил по грибы. Встреча оказалась роковой и судьбоносной. Альфа не столь был голоден, сколько его вело продолжение рода стаи. Видимо, посчитав, что Ульрих каким-то местом подходит, тот его укусил и оставив человека мучиться, но зато довольный, что оборотни не изживут себя, умчался в лесную даль.
Ульриха нашла моя матушка, выходила и даже создала для него специальные настойки, сдерживающие приступы кровожадности. Оборотень, в итоге стал любить овощи и куриные крылышки, заместо заблудившихся грибников. Но такая диета сыграла с ним и другую шутку. Он большую часть времени был волком, а на полную луну, гулял человеком не более пяти дней.
В человеческом теле, Ульрих часто спал, грустил, впадал в состояние уныния и постоянно вздыхал, печалясь и кручинясь. В общем, с ним было сложно в эти периоды. Я вечно его затыкала, не церемонясь, так как нытье о судьбе могло допечь самого стойкого.
Еще, оборотень обожал вспоминать свою бывшую любовь, которая бросила его, как только узнала, что с ним что-то не так. Конечно, он перед ней перевоплотился в волка. Какая нормальная это выдержит?
Естественно, вся деревня, в которой он жил, гналась за ним с вилами вплоть до границы северных земель.
Такую позицию местных и любимой он посчитал предательством и с нескрываемой желчью относился к женщинам. Ну, кроме берегини Мелоди! В общем, тот еще странный вкус о недооборотней!
Хорошие у меня были друзья! Марина топила мужиков в водоемах, а Ульрих брызгал слюной, от мыслей о женском поле!
Во дворе дома, прохлаждались Лаура и Марина, переодетая в легкое ситцевое платье нежного розового оттенка.
Увидев нашу компанию, вышедшую из леса, они одновременно замолчали и открыли рты, пока Лесун с особой осторожностью не поставил меня на землю.
– Это какие-то лечебные грязи? – все же не удержалась русалка, вставая на ноги, которые скрылись за платьем. Туфли Марина не носила, так как не чувствовала к этому особых желаний, не только, потому что никогда не мерзла, но и из-за того, что ее ноги, скажем мягко, были слишком далеки от утонченной красоты.
Дело было в том, что когда она просила конечности у колдуньи, то не уточнила, какие ей они нужны и аферистка подсунула ей возможность менять хвост на кривоватые, волосатые и очень похожие на мужские.
Поэтому, Марина прятала их за подолом платья, дабы не смущать народ.
– Это болотная жижа, в которую меня толкнули берегини, – отмахнулась я.
– Ну, зато с папоротником, – пожала плечами русалка, – не зря сходила. Отдохнула? – не унималась русалка, пока Лаура прикрывала нос рукой с перстнями и качала головой.
– Не особо, – не стала я препираться, – смотрю, тебе нечего делать, Марина.
Рядом заскулил Ульрих и не заходя в дом, улегся, так печально вздохнув, что на него обратили внимание все без разбора.
Не желая больше слышать охи и русалочий сарказм, я направилась помыться. Болотная вонь, казалось, въелась в кожу и в волосы и мне стоило большого усердия, чтобы вытравить ее ароматизированным мылом.
Немного придя в себя, я уже хотела пойти, чтобы разобрать папоротник, поставить его в воду, чтобы он немного ожил после такой беготни, как я услышала знакомый голос и тут же напряглась.
Марианна Лерье. Чтоб ее!
Имя ее мужа у меня уже вызывало стойкую тошноту. В голове даже стали роиться мысли, как неспокойную семейку отвадить от моего дома. Вырыть ров? Поставить защиты, рассадив по периметру огромные венерины мухоловки?
Одевшись в чистое платье из легкой шерсти и накинув кардиган, я вышла на террасу, где возле Марианны сидела Марина с каменным лицом. Наверно, ее сдерживал только этикет гостеприимства и то, что она не являлась хозяйкой этого дома.