Бегущая от Тьмы

Глава 2

Спустя полчаса я уже стояла в прихожей в чужой, но тёплой одежде, закутанная по-зимнему с головы до ног. Шерстяной платок надёжно укрыл мою голову и от назойливого снега, и от мрачных мыслей, что всё ещё роились на фоне.

Всё на мне и вокруг было чужим, но при этом уютно спокойным. Точно это была передышка перед снежной бурей.

Даже Кайл, что стоял у входа и ждал меня, больше не выглядел таким растерянным, как на кухне. Напротив, он казался собранным, готовым к любому повороту сюжета. И, что особенно бросалось в глаза, искренне заинтересованным мной.

– Ты действительно владеешь луком? – всё же решился он спросить, как только мы вышли за ворота монастыря и миновали резные, покрытые инеем створки.

Я лишь молча кивнула: не видела смысла разжёвывать очевидное. Но Кайл, похоже, был из тех, кто требовал подробностей. Он недовольно хмурился, морщил лоб и уже явно собирался открыть рот, чтобы задать уточняющий вопрос.

Потому я обречённо выдохнула облачко привычного раздражения в морозный воздух, но всё же решила, что будущему напарнику, пожалуй, стоит узнать, с кем он собрался идти в лес.

– Владею. И не только луком. Мечом тоже, но кинжалом лучше. Умею ставить силки, различать животных по следам, а также идти по ним. Хорошо разбираюсь в травах. И ещё…

Я шла вперёд, глядя лишь на заснеженные холмы вокруг, словно снег под ногами был важнее выражения лица моего собеседника. И только когда хруст шагов рядом вдруг исчез, я поняла, что Кайл остановился.

Обернувшись, я поймала его взгляд зелёных глаз, такого яркого оттенка, будто сама весна случайно заплутала среди снегов. Видимо, я вновь его чем-то смутила. Он стоял и смотрел на меня так, как будто не был уверен: шучу я или нет.

Я слегка наклонила голову, поправила выпавшую снежную прядь из-под платка и криво улыбнулась. Почти по-человечески.

– Давай лучше я покажу всё на деле? Не люблю я много болтать. Обычно мне не верят или не воспринимают всерьёз. А я терпеть этого не могу.

Он не стал спорить. Только покачал головой, будто не то чтобы поверил, но решил рискнуть. И повёл меня вниз по холму, туда, где среди снежных отмелей начиналась деревня.

Хотя деревней назвать это место у меня язык не поворачивался. Стоило ступить на мощённую камнем дорогу, как вокруг нас выросли дома: одноэтажные, но крепкие, добротные, явно не вчера сложенные. Какие-то выглядели богаче, какие-то попроще, но из общей картины чистоты и порядка никто не выбивался.

Может быть, из-за этого снегопада, который никак не хотел заканчиваться этим утром? На ходу я сильнее закутывалась в одолженный мне платок, когда мы проходили через центральную площадь, где раскинулся небольшой рынок.

Торговцы вокруг перекрикивали друг друга, зазывали покупателей на все лады и размахивали пёстрыми товарами. В толпе теснились местные: кто с корзиной, кто просто за разговором. Здешняя торговля была не про покупку – про жизнь, которая отчётливо пульсировала между прилавками. И сквозь эту толпу я кое-что всё же увидела.

И именно это «кое-что» заставило меня замедлиться.

– Драгоценные камни?.. – не могла не удивиться я такой роскоши в подобной глуши.

Кайл, кажется, даже обрадовался тому, что я сама завела диалог первой. Его голос стал чуть теплее, живее, и он тут же с охотой принялся рассказывать.

Оказалось, что эта деревня имела очень выгодное положение для добычи ископаемых: горы ломились от драгоценностей и недешёвой руды. Из-за этого большинство мужчин и работали в шахтах.

Но плата за богатства здесь взималась не монетой, а кровью.

Кайл говорил об этом почти буднично, как о давно принятом факте: шахты – это не просто пыль и руда, а ещё и постоянная угроза. Потому что за горой Эндерхана водилась нечисть, которая неустанно лезла на территорию людей, ведь у неё всегда был отменный аппетит.

Я при этом так нервно усмехалась, ведь знакома была с ней куда ближе, чем идущий рядом со мной охотник.

Он рассказывал мне и о проблемах с орками, которые, помимо крови, любили ещё и золото, добываемое этими людьми. Периодически они нападали на шахты, устраивали поджоги и настоящую резню. Местная стража старалась держать оборону, но всё это было лишь временным решением. Задержкой перед новой волной.

За разговором путь до кузнеца пролетел почти незаметно. Мы свернули с главной улицы, пересекли тихий двор и оказались перед низкими воротами. Кайл вошёл в них без малейшего колебания, будто бывал здесь каждый день.

Вот только направился он не к крыльцу дома, а сразу к небольшой пристройке сбоку. С виду обычный сарай, но стоило подойти ближе, как всё становилось ясно. Изнутри раздавался ритмичный звон металла о наковальню, такой мощный, что от него почти дрожала земля.

Я держалась чуть позади, скрытая спиной Кайла. И всё же, когда он распахнул дверь, а на меня обрушился жар горна, я не удержалась и заглянула через плечо охотника.

Это была не просто мастерская. Это была кузница: живая, дышащая, раскалённая. Её зной обжигал лицо, словно ты входил в самое сердце вулкана. Воздух вибрировал вокруг от температуры, и в этом пламени, не опалённый, стоял он.

Высокий, потрясающе красивый мужчина с мощными руками как раз создавал великий двуручный меч. Глядя на то, как с его лёгкой руки молот раз за разом опускался на алую от жара заготовку, я невольно залюбовалась.

Я не могла представить, кто ещё мог бы поднять этот меч, кроме его создателя. Последний удар был звонким, как колокол. И кузнец, не глядя, бросил своё творение в чан с водой. Вода взвыла, зашипела паром, взметнулась клубами вверх, закрывая его фигуру таинственной туманной завесой.

Моя кривая улыбка вдруг стала искренней при встрече с этим тёплым, пышущим жаром местом, которое отвечало мне взаимным интересом и любопытным взглядом хозяина. Его глаза скользнули по мне, словно проверяли сплав на прочность.

И я могла бы вновь спрятаться от него за спиной Кайла, но гордость моя была крепче какой-то стали, и потому я терпеливо выдержала его взгляд, не отводя своего ни на секунду.

– Так-так… кто это у нас тут? – голос кузнеца прозвучал как раскат: тягучий, низкий, обволакивающий. Бархат с примесью угля. На его губах появилась ленивая, заинтересованная ухмылка. Не насмешка – вызов.

– Знакомься, Геральд, – подал голос Кайл. – Это Адель. Мы к тебе по делу. Девушка хочет попробовать себя в охоте. Ей нужен лук, чтобы понять, насколько это… – он запнулся, с трудом подбирая слово, которое бы меня не обидело: – …реально.

И больше всего мне понравилась спокойная реакция мужчины. Он молча вытер руки о полотенце, висевшее на спинке стула, повесил его обратно с точностью человека, привыкшего к порядку. И только после этого шагнул вперёд, чтобы оценить меня так, точно я была для него неизвестным слитком. Он всё ещё прикидывал: погнусь или выдержу удар.

– Какие голубые глаза… В тебе течёт кровь эльфов? – в первую очередь спросил кузнец, касаясь тайной струны моей души.

Мне пришлось ответить честно на прямо поставленный вопрос:

– Всего на четверть.

Геральд коротко кивнул, как человек, знающий цену чужим истинам. Зато глаза Кайла вновь расширились от чистого удивления.

И я понимала почему. Эльфов в этом мире почти не осталось. Люди боялись их. А страх, как всегда, становился топором. Всё, что несло силу, магию, иное восприятие мира, уничтожалось молча, системно, пока не истреблялось на корню.

Мне же от отца, чьего лица я так никогда и не видела, достались лишь серебряные, будто вытканные из лунного света, волосы. От Матери – те самые глаза цвета морской глазури в ледяной оправе. Я ненавидела их: они с пугающей точностью отражали её призрак в каждом зеркале, в которое я смотрелась.

Так моя внешность никогда не укладывалась в рамки привычных всем понятий красоты. Я была почти прозрачной на фоне красавиц, но навеки запоминалась людям на месте преступлений.

И то, как вновь по-новому меня рассматривал охотник, я принципиально игнорировала, а после просто первой пошла за поманившим меня кузнецом.

Ведь в соседней комнате нас уже ждал настоящий храм оружия. Чего здесь только не было: от внушающих доверие мечей до могучих секир. На стенах висели в ряд украшенные камнями лёгкие сабли, а внизу отдельным рядом располагались луки.

Выбирала я недолго, лишь пробежалась мимолётно пальцами и тут же почувствовала нужную силу в одном тонком луке, сделанном из тиса. Я утвердительно кивнула, когда быстрым движением натянула тетиву, проверяя её эластичность, и осталась довольна.

На заднем дворе, среди снежной тишины полудня, на замёрзшей яблоне болталась старая, потрёпанная мишень. Красная точка в центре была точно сердце, которое уже повидало немало разочарований. Я взяла предложенную стрелу из колчана, молча натянула её и, не прицеливаясь дольше пары секунд, выстрелила на выдохе.

Стрела вонзилась ровно на границе между деревом и мишенью. До заветной «десяточки» была целая пропасть.

Геральд, всё так же вольготно облокотившись на стену, молча жевал алое яблоко. Он не выказал ни тени удивления, ни разочарования. И именно эта тишина в его взгляде была ощутимее слов. Он наблюдал не за моей меткостью, а за тем, как я держала себя, когда не достигала цели.

Кайл рядом переминался с ноги на ногу, будто стоял не на каменной плитке, а на раскалённой решётке. Его выдох прозвучал слишком облегчённо, с той непрошеной ноткой радости, которую люди выдавали, когда чужая слабость позволяла им забыть о своей.

– Не расстраивайся, Адель. Хочешь, попробуй ещё раз! – говорил он, натягивая улыбку, что не грела.

Я же лишь взглянула на него мрачно и, качнув головой, тут же натянула вторую стрелу. А за ней ещё одну. И ещё. И ещё. Я не успокоилась, пока пять стрел подряд не вошли точно в цель. После этого только позволила себе обернуться, чтобы взглянуть на стоящих позади мужчин.

Геральд чуть приподнял брови, не более. Его голос остался таким же спокойным, как прежде, но в паузе перед словами уже звучало тихое уважение:

– Неплохо. А если так?..

Он подкинул надкушенное яблоко высоко вверх. Настолько, что оно почти исчезло на фоне зимнего неба. Кроваво-красное пятно на бледной, выстиранной ткани. Я наклонила голову, следя за траекторией. В теле сработала интуиция: старая, выверенная, как дыхание перед прыжком.

Мгновение. Одно. Другое.

А после выстрел заставил яблоко взорваться всплеском! Оно разлетелось в небе, как алый цветок, оставив за собой только шлейф изумления моих наблюдателей. И я позволила себе слабую, триумфальную улыбку.

– Глазам не верю… – выдохнул Кайл, и голос его дрогнул. – Впервые такое вижу вживую…

Кузнец же не растерялся. Он кивнул неторопливо и тяжело хлопнул охотника по плечу со скрытым предупреждением, которое едва слышным эхом прозвучало в его словах:

– Эльфийская кровь способна на многое.

А потом Геральд так контрастно тепло добавил:

– Ну, а теперь нечего девушку на морозе держать. Заходите. Фая, должно быть, уже завтрак накрыла.

Кузнец выдержал мой взгляд с привычной для него уверенностью. Его глаза – тёмные, как ночь перед бурей, – не лезли в душу, не задавали ненужных вопросов, но в их спокойствии я почувствовала знание. Опыт. И, возможно, гораздо больше, чем он готов был произнести вслух.

Я ценила это. Ценила тишину, в которой меня не допрашивали, а принимали.

За этим поздним завтраком я постоянно ловила себя на мысли: к Геральду невозможно было не проникнуться симпатией. Он не старался понравиться, но всё равно располагал к себе.

Только иногда, между тёплым хлебом и чайной паузой, задавал ненавязчивые вопросы, будто осторожно подбирал ключ к двери, которую я так долго держала на засов. Он расспрашивал о моём «несчастном случае» как об истории, к которой уже все привыкли. И повторить сказку монахинь для него оказалось несложно.

Но, когда я поднимала на него глаза, каждый раз встречала всё тот же глубокий, проницательный взгляд, который точно видел меня не просто насквозь, но и глубже, чем я сама хотела бы заглянуть.

Там было слишком много Тьмы, в которой даже я боялась утонуть.

Но выходила я из дома кузнеца с новым луком, туго набитым колчаном и лёгкой улыбкой, что осталась на губах не по принуждению, а… просто потому, что вдруг действительно захотелось.

Воздух вокруг был свеж. Снег под ногами уютно поскрипывал. А Кайл, разумеется, тут же вызвался проводить меня обратно к монастырю и теперь шагал рядом, чуть склонив голову и вновь неустанно рассматривал исподлобья мой профиль.

– Ты понравилась нашему суровому Геральду, – сказал он наконец, и в голосе прозвучала смесь наблюдательности и неуместной ревности.

– Невероятный мужчина… Только странно: такой большой дом, а в нём почти никого. Только одна служанка, – произнесла я то, что крутилось у меня в голове фоном.

Охотник в ответ лишь неопределённо пожал плечами, но в итоге сказал:

– Хм, ты права. Многие женщины здесь пытались его заполучить. Да не вышло ни у кого. Геральд как приехал к нам в город с новорождённым ребёнком один, так и живёт до сих пор.

Я хмыкнула понимающе, но тут же отвлеклась на рябь чужих голосов, потому что мы вновь проходили мимо рыночной площади. И тогда в моей голове промелькнуло желание, которое я даже решилась озвучить:

– Слушай, может, пройдёмся? Покупать ничего не буду, просто хочу заприметить, что взять в следующий раз. Обещаю, я тебя надолго не задержу.

Парня в ответ тут же расплылся в ослепительной улыбке. Просить его дважды мне не пришлось.

Рынок к этому времени уже постепенно редел: многие торговцы сворачивали прилавки, складывали ткани и перебирали ящики с остатками товаров. Но улица всё ещё была полна голосов, запахов и бликов солнца, что играли в отражениях на стёклах.

Люди сновали туда-сюда без какого-либо конца, и создавалось ощущение, точно здесь собрались буквально все, кто жил в этой не такой уж и большой деревне.

– Почти так и есть, – усмехнулся Кайл, когда я высказала свои догадки. – Рынок здесь открывается только по выходным, а так как заняться тут особо нечем, многие приходят хотя бы затем, чтобы перемыть друг другу косточки.

– Оно и видно, – тихо пробормотала я, ловя на себе презрительные взгляды девушек, которые носили красивые светлые шубки. И все как одна с красивыми сапожками да с красивыми причёсками.

На их фоне я в этой картине в выданных монастырём тяжёлых ботинках смотрелась как чернильное пятно на глянцевом свитке. И мне было глубоко плевать на это.

Пока я не наткнулась на стойку, где даже сейчас, несмотря на то что базар уже закрывался, было довольно много девушек. Они оживлённо торговались за какую-то яркую тряпку, и я даже притормозила невольно, увидев, как девушки затеяли драку.

– Здесь продают вещи, привезённые с самого юга. Руки у их мастериц, похоже, действительно золотые. Качественнее у нас ничего не найдёшь.

Кайл говорил это бесстрастно, но сам не отрывал взгляда от разыгравшегося спектакля, где пёстрые оборки, перчатки и заколки уже летели в разные стороны. Девушки всерьёз дрались: визг, локти, выдранные пряди. Всё по классике. И меня это, к удивлению, даже позабавило.

– И цены тоже, наверное, золотые? – фыркнула я вполне риторически, а затем чуть тише добавила: – Ставлю на брюнетку.

Кайл хохотнул с неожиданной искренностью, но уже через секунду, глубоко вздохнув, всё же шагнул вперёд, чтобы разнять текстильный апокалипсис, где кружево, шёлк и оборки сцепились намертво.

Девицы к тому моменту уже упали в снег и теперь отчаянно кусались, цепляясь друг за друга так, будто в этом куске ткани заключалась судьба целого мира.

Совсем дурные. Разве не знали, что в честном бою кусаться запрещено? А вот простой удар под дых всегда был примитивным, но верным решением.

Я хмыкнула, наблюдая, как при виде Кайла их хищная ярость мгновенно растворилась в жеманных полуулыбках. Шипящие гадюки вдруг вспоминали, что они дамы. Сладкоголосые, щедро напудренные охотницы в беде.

А парень, недолго потоптавшись возле прилавка, вернулся ко мне… А вместе с ним пришла скоординированная ненависть девиц. Теперь весь выводок уже косился на меня так, точно они были готовы броситься в новую драку как по команде.

Жаль только меня этим было не впечатлить. В отличие от Кайла.

– Держи, это тебе, – сказал охотник с неожиданной теплотой в голосе, а после протянул мне пару чёрных кожаных перчаток.

Я уставилась на них. Потом на него. На мех в его руках. Обратно перевела взгляд на лицо парня. И мой ступор, должно быть, выглядел глупо, потому что улыбка Кайла стала только шире.

– Я не могу их принять. Мне нечего дать тебе взамен, – произнесла я медленно то, что, казалось, и так было очевидно. Зачем, спрашивается, он их купил, зная это?

– Адель, это же всего лишь маленький подарок, – произнёс он мягко, но с тем упрямством, которое не нуждалось в одобрении. – Видел я, какие тебе достались перчатки. Они мужские, у тебя в них все пальцы утонули. Вот тебе в них с тетивой и сложнее было возиться. Так что бери и не думай. Считай, это моё вложение в тебя… как в будущего напарника.

Я замерла, сжимая в руках этот подарок, как будто он вложил в них не перчатки, а нечто гораздо более опасное: простую человеческую заботу, которой я у него не просила. Чтобы привыкнуть к ней, мне и сотни лет было бы мало.

И потому я была ужасно смущена его выходкой. Почти растеряна. Потому и бурчала себе неловко под нос, что и сама бы справилась, что не нужно было… Но в ответ получила только тёплую улыбку парня, который просто был рад угодить мне.

Но всё равно, когда мы двинулись в сторону монастыря, я уже машинально тёрла внутреннюю сторону перчаток: мягкую, нежную, ещё хранившую тепло его ладоней и поступка. Потому, несмотря на весь свой упрямый гонор, всё же тихо, по-своему, но радовалась подарку.

И вместе с тем честно и твёрдо пообещала себе: вернуть ему всё до последней монеты с первой же платы. Ведь один урок я точно железно запомнила раз и навсегда:

ничего в этой жизни не даётся просто так.

Никакой жест не бесследен. За всё приходится платить.

Раньше или позже – мне скоро предстояло узнать.

Глава 3

Я тяжело дышала через раз. От длительного забега по заснеженному лесу начинало колоть в боку, но я остановилась лишь в тот момент, когда наконец достигла добычу.

Лань стояла на краю поляны, застыв, будто выточенная из янтаря. Её тонкие ноги подрагивали, в ушах дрожало напряжение. Даже отсюда я чувствовала этот знакомый запах, густой, как утренний туман в низинах: первобытный сладкий страх. Он висел между нами прозрачной пеленой, будто тончайшее стекло, которое вот-вот треснет.

Она боялась сделать неверный шаг, боялась, что её смерть уже смотрела ей прямо в лицо, но не двигалась.

Загнанная. Испуганная. Потерявшая надежду на побег.

Я знала это состояние до самых кончиков пальцев. Совсем недавно я сама стояла вот так. У меня была та же дрожь в теле, то же предательское оцепенение. Мы были зеркалами друг друга. Только теперь я была той, что держала оружие.

Стрела была уже на тетиве. Лёгкое натяжение, ни жалости, ни колебаний. Только тишина и стальной фокус. Я улыбалась на выдохе, зная, что победила. Хотя бы на этот раз.

Идеальный выстрел пришёлся точно в глазное яблоко лани. Лёгкая смерть для загнанного животного и долгожданная разгрузка для меня. С этого момента я больше не чувствовала себя жертвой. Только не на этой стороне горы.

– Адель! – голос Кайла прорезал лес как крик ворона. – Чёрт побери, ты зачем убежала? Если бы не следы на снегу, я бы тебя потерял!

Охотник вбежал в поле моего зрения: тяжёлый, раскрасневшийся, злющий. Он дышал, как раненый бык, почти был готов наброситься на меня и растерзать, но увидел лань и замолчал.

– Ты… смогла её настичь? – его слова прозвучали так, словно он не доверял даже собственным глазам.

Это был мой первый день в качестве охотницы. И я действительно была рада тому, что смогла угодить Кайлу, который потом ещё долго восхвалял мои способности охотницы.

Однако большее облегчение подарило мне осознание: теперь мне удалось сбросить с себя то жуткое оцепенение, что сковывало меня с того самого дня, когда мне удалось спастись от участи быть принесённой в жертву.

И месяц назад я бы рассмеялась в лицо любому, кто посмел бы сказать мне о том, что всё может измениться вот так резко. Бесповоротно. Что небо и земля поменяются местами, а всё, что я любила, во что верила, вырвется с корнем.

Но всё изменилось.

И теперь, по ночам, когда Тьма заботливо подкладывала под голову кошмары, я лежала без сна, вглядываясь в чёрный потолок пустым, выжженным взглядом. И вспоминала ту самую историю: древнюю, как сам мир, с которой всё и началось когда-то.

По легенде, на отшибе границы между землями людей и теми, кто людьми не был, где лес был глуше смерти, а тени шептались друг с другом, как живые, жила Она.

Чёрная ведьма. Не миф и не слух, а само олицетворение могущества. Легенды о ней, я была уверена, ходили и в этой деревне. Раньше Она и не думала скрываться от взглядов людей.

Ей это было не нужно.

Просто Она сама была дочерью Тьмы. Той самой, что была создательницей всей нечисти, всех отвергнутых и прокажённых этого мира. Сотканная из чистого концентрата беды: из смерти, ярости и слепой злобы. Её сущность была чумой, расползающейся чёрным по земле. Она несла хаос, как дыхание, не ведая ни сомнений, ни жалости. И знала лишь бесконечный голод и тупую цель: всегда угождать той, что её создала. В этом был её смысл – сеять хаос, распад и смерть.

Пока однажды не произошло то, чего даже сама Тьма не смогла предугадать. Колдунья, чья сила и мощь заставляли дрожать от страха любого, кто хоть раз осмелился посмотреть ей в глаза, однажды нашла в лесу едва живого от ран мужчину.

И не знаю, в каком наваждении Она тогда пребывала, какой вихрь бреда прошёл сквозь Её разум, но в тот день Мать не добила – спасла.

Только вот не догадывалась Она тогда, что тем самым подпишет себе приговор: влюбившись в смертного по-настоящему, глупо и до слепоты.

Именно поэтому – и из-за толики неопытности – Она так быстро понесла от этого мужчины. А когда поняла, чем обернулась её секундная слабость, было уже поздно.

Тьма почувствовала, узнала и пришла в дикую ярость. Оттого сгоряча и прокляла своё же отродье, лишив мою Мать не просто всех подаренных сил – Она отняла у неё саму волю. Сплавилась с ней так, как пламя сплавляется с металлом, пока от прежнего не остаётся ничего, кроме пустой и безликой формы.

Любовь, страх, ненависть – всё это стало для неё лишь звуком. А Она оболочкой, в которой царила только пустота.

И первое, что сделала Тьма, было убийством отца ребёнка. Без замешательства. Без колебания. С точностью палача и спокойствием вечности.

Это стало причиной, которая заставила непоглощенные осколки моей Матери окончательно сойти с ума. Ведь Она действительно была готова умереть вместе с ним.

Вместе с ним… и с Тьмой, что уже давно жила в её душе.

Но моя Мать не позволила себе этого.

Даже в безумии Она сжимала в дрожащих руках крохотное, тёплое тельце новорождённого ребёнка, прижимая его к груди с той яростной, волчьей нежностью, которую даже Тьма не смогла сжечь до конца.

Потому что в этом ребёнке была её последняя связь с той, кем Она когда-то была. Или хотела быть.

А Тьма… Тьма смотрела на младенца. И в её взгляде не было ни гнева, ни отвращения – только холодная, оценивающая тишина. Она вдруг увидела в содеянном не ошибку, а замысел.

Странную формулу, в которой сошлись несовместимые элементы: её чёрная кровь, наследие ведьмы, и кровь человека – слабого, упрямого, но с любящим горящим сердцем.

Так получился новый сплав. Тот, что оказался крепче прежнего.

И Тьме это понравилось настолько, что Она сама сделала первый шаг, предложила моей Матери сделку: вернуть ей часть силы в обмен на создание нового, совершенного сосуда. Такого, который смог бы не просто вынести Её силу… но стать Её продолжением. Её наследием.

С того дня всё превратилось в безжалостный цикл, повторяющийся, как круги на воде. Мать снова и снова покорно беременела. Без восторга, но и без страха. Просто потому, что таков был замысел.

Каждый раз от нового мужчины. Каждый раз надеясь, что следующий будет хоть отдалённо похож на того, кого Она когда-то любила. На того, кого Тьма заставила её потерять.

Я была лишь одним из десятков таких сплавов, выточенных в бесконечной кузне Тьмы. Но, видимо, не самым удачным. Ведь я плавилась, так беспомощно плавилась бессонными ночами под уничижающе давящим взглядом самой Тьмы.