Наследство Каменного короля
- -
- 100%
- +
– Точнее некуда, племянник. – Герцог сделал еще один глоток. – И более того: я, как верховный наместник в южных землях, передаю вам высочайшее повеление явиться четырнадцатого дня Лугового месяца в столицу для принесения присяги Роберту III Даннидиру.
Алиенора тихонько пихнула подругу локтем.
– Слышала?! Мы поедем в Лонхенбург! – зашептала она.
– Тише, ты…
Рич Беркли кашлянул и отряхнул руки от налипшей шелухи красных орехов, которые до того щелкал.
– Роберт III-й. Сын герцога Эмли? Племянник Роберта II?
– Точно так, Рич. Церемонию коронации провели в узком кругу. Насколько мне известно, там присутствовала вдовствующая королева Айдерин, а также, говорят, сам Оуэн Эмли. Ну и, ясное дело, придворные лизоблюды.
– Что значит – в узком кругу? – Молчавший до этого Фульк, граф Гленгорм, вскинул голову. Фульк приходился сыном герцогу Ллевеллину. – Отец, разве все мы не должны были бы присутствовать при этом?
Герцог вздохнул.
– По-видимому, есть причина. И я, кажется, догадываюсь, какая. Позвольте представить вам моего верного слугу. – Из-за колонны к герцогу приблизилась та самая фигура в темно-синем одеянии. – Ирмио, библиотекарь и Хранитель манускриптов герцогства Ллевеллин. Он расскажет вам об этом лучше меня.
– Лекарь, – негромко и полуутвердительно произнес Рич Беркли.
Герцог, поджав губы, остро глянул на племянника.
– И лекарь тоже. Если я не ошибаюсь, это не запрещено.
– Что вы, дядя, – граф Клеймор криво усмехнулся, – мы все внимание.
Алиенора вновь нетерпеливо заерзала.
– А что не в порядке с лекарями? – зашептала она. – Они же у всех есть, разве нет?
– Не знаю. – Бланка пожала плечами. – Надо будет у Миртена спросить.
– Смотри, смотри, – Алиенора указала пальцем в сторону Ирмио, – он точь-в-точь, как наш, одет, только синий. Интересно.
– Да тихо уже. Дай послушать.
Хранитель манускриптов приблизился к столу. Это был невысокий человек средних лет с короткими темными волосами, без головного убора, а одеяние его представляло собой длинную, до щиколоток, хламиду с длинными рукавами. Платье перетягивал пояс в три пальца шириной, расшитый серебряными нитями, сплетающимися в причудливый узор. Точно такая же вышивка обрамляла низ подола и края рукавов.
– Господа, – негромким твердым голосом, совершенно не подходящим к роли лекаря, произнес он, – вы знаете все, что я сейчас расскажу вам. Кроме, может быть, одной маленькой детали. Прошу вашего терпения.
Давно усопший король Роберт I Даннидир, как вам известно, имел пятерых сыновей и трех дочерей, кои сейчас нас не интересуют, пусть даруют им боги долгую жизнь.
Итак. Старший из сыновей, унаследовавший трон, Роберт II Даннидир, скончался в своем замке Лонливен три недели назад, бездетным.
Второй сын, Эван, герцог Когар, пропал без вести около двадцати лет назад в битвах за Гриммельном. Он оставил после себя двух наследников: Олана Бастарда, графа Хантли, здесь присутствующего, – лекарь сделал еле заметный поклон в сторону графа, – и дочь Аэроннуэн.
Третий сын – это Оуэн, герцог Эмли, который жив и поныне, хотя уж давно его никто не видел. Пораженный проказой, он, как известно, последние годы не покидает своего замка. Сын Оуэна – Роберт III Даннидир – тайно коронован около двух недель тому назад.
– Удивительно, – Фульк Гленгорм развел руки, оглядывая присутствующих, –даже моего отца, последнего из сыновей Роберта I, не пригласили на это представление!
– Мы обсудим это позже, сын мой. – Герцог пожевал губами. – Ирмио, продолжай.
Хранитель манускриптов поклонился.
– Четвертым сыном Роберта I был покойный ныне Лайонел, герцог Беркли. Супругой его стала Аэроннуэн, единственная дочь Эвана Когара, второго сына. Их потомки здравствуют и поныне: Камбер, герцог Беркли, а также присутствующие здесь граф Хартворд и граф Клеймор.
– Заканчивайте уже. – Рич Беркли щелкнул пальцами. – Все прекрасно знают эти имена. К чему это?
Ирмио наклонил голову.
– Еще немного терпения, милорд. И, наконец, последним, пятым сыном Роберта I является мой господин Пемброк, герцог Ллевеллин, присутствующий здесь со своим сыном и наследником графом Гренгормом. Теперь, господа, вопрос: кто из названных является законным наследником короны Роберта I Даннидира?
– Так вот откуда ноги растут! – Рич Беркли скрестил на груди руки. – Это просто, Ирмио, или как там тебя. У Роберта II и королевы Айдерин детей нет, так что право наследования переходит ко второму сыну Роберта I – Эвану, герцогу Когару. Но он давно уж умер, а из живых его сыновей имеется только Олан Хантли. Но Олан – бастард, рожденный вне брака, а потому прав на наследование короны не имеет. А потому сие право переходит к линии третьего сына, то есть к Оуэну, герцогу Эмли. Но Эмли – прокаженный старик, который умрет со дня на день, и поэтому неудивительно, что он передал корону своему законному сыну, а именно Роберту III Даннидиру. Вот и весь сказ.
Головы присутствующих повернулись к Хранителю манускриптов.
– Все верно, – кивнул граф Хантли. – Ирмио, в чем закавыка?
Тот развел руками.
– Закавыка называется Аэроннуэн, урожденная Даннидир, единственная законная дочь и наследница Эвана Когара и супруга Лайонела, герцога Беркли.
Всеобщее молчание было ответом на слова Ирмио.
– Объясни, – устало произнес герцог Ллевеллин.
– Рутвен Беркли, граф Хартворд! – Ирмио торжественно повернулся в его сторону. – Объясните, будьте добры, к кому перейдет ваше имущество, ваш титул, ваша графская корона и все ваши права и привилегии после вашей смерти, которая, надеюсь, еще долго вас минует?
Граф пожал плечами.
– Я должен это объяснять? У меня есть единственная дочь и наследница, Алиенора, которая по законам и обычаям королевства получит все мне принадлежащее.
– Кто оспорит сказанное? – Ирмио обвел взглядом собравшихся. – Никто. Точно так же и после смерти своего отца, Эвана, его дочь Аэроннуэн, согласно обычаям божеским и человеческим, унаследовала от него все его права. А также, – Ирмио на мгновение замолчал, – также право на королевскую корону, и оное право после ее смерти законным образом переходит к ее детям, рожденным от Лайонела, герцога Беркли.
– И еще одно. – Хранитель манускриптов оперся обеими руками об стол. – Кто-нибудь из присутствующих здесь может объяснить мне, по какому законному праву Аэроннуэн после смерти ее отца лишили герцогства Когар? И как получилось так, что земли герцогства отошли к семейству Эмли? Я думаю, никто. Но в любом случае – если можно отобрать землю, то отобрать право наследования невозможно, ибо оно передается с кровью. Я закончил.
Хранитель манускриптов поклонился и, пятясь задом, отошел к камину.
В зале воцарилось молчание.
Бланка задумчиво нахмурила лоб.
– Что-то я запуталась в твоих родственниках…
– Да все ж просто, – сказала Алиенора. – Старший брат-король умер без наследников, значит, право на корону переходит ко второму, Эвану, и его дочери Аэроннуэн, моей бабке, а через нее – моему отцу. А они вместо этого короновали потомка третьего сына. Поэтому и тайно. Боятся.
Граф Хантли негромко крякнул.
– Но Аэроннуэн – женщина, – в некоторой растерянности промолвил он, – а женщины не могут наследовать корону. Или… или могут?!
Герцог Ллевеллин, опираясь о стол обеими руками, встал.
– Обычай и древний закон королевства гласит: если у эорлина королевства есть несколько детей, он должен поделить свое имущество и титулы между ними. Если у эорлина королевства есть дети разного пола, старший сын получает старший титул, прочие земли с их титулами распределяются между остальными детьми. Если у эорлина королевства есть только один ребенок, этот ребенок получает все без остатка.
– Проблема заключается в том, – продолжил герцог после легкой заминки, – что в королевстве Корнваллис у королей всегда имелись дети мужского пола, и никогда женщина не претендовала на корону. И этот час пришел. Мужское право традиции против женского права первородства.
– Но Камбер Беркли, который, я так понимаю, может претендовать на корону, – граф Хантли удрученно покачал головой, – он же… он же…
– В точку. – Пемброк Ллевеллин тяжело опустился в кресло. – Камбер Беркли – сумасшедший. Он старший из детей Аэроннуэн, и он – сумасшедший. По дороге сюда я сделал изрядный крюк, чтобы еще раз убедиться в этом собственными глазами. Моего племянника кормят с ложки, он ходит под себя, а на ночь его цепями приковывают к кровати. Он даже не почти мертв, он уже мертв. Рутвен, Рич, простите за прямоту.
– Постойте… – Фульк Гленгорм набрал в грудь воздуха и выдохнул: – А как же… – он запнулся. – А как же Бремя Власти? У Роберта III есть Бремя?.. Ведь только обладатель Бремени может стать подлинным королем Корнваллиса! И только истинный король может взять его в свои руки!
Бланка придвинулась к своей подруге.
– Леа, а что такое Бремя Власти?
– Понятия не имею. – Алиенора пожала плечами. – Какой-то древний артефакт, что-то вроде скипетра, что ли. Я плохо слушала уроки Миртена. Он всегда на меня сердился.
Ллевеллин покачал головой.
– Неизвестно. Бремя Власти давно никто не видел. Роберт II знал, что у него не может быть детей, и уже давно передал его Эвану Когару. А потом Бремя пропало. Может быть, Эван взял его с собой за Гриммельнский Вал и Бремя сгинуло вместе с ним? А может, и не взял. Если оно у Роберта III Даннидира… Тогда не знаю…
Молчание вновь повисло над столом.
– Рутвен! Рутвен Беркли! – Герцог хлопнул ладонью по столу. – Ты слышал все сказанное? Тебе решать. После Камбера ты старший в семье.
Граф Хартворд сидел, опершись об стол обеими руками и глядя в точку перед собой. Подняв голову, он обвел взглядом всех собравшихся.
– Война или мир, – задумчиво произнес он. – Мир, когда все будут показывать пальцами в спину Рутвена Беркли, у которого безнаказанно отобрали наследство. Или война, когда все будут винить меня в начале кровопролития. Мир или война.
Он тяжело поднялся со скамьи.
– Мы должны решить все до отъезда в Лонхенбург. Я должен решить. А сейчас, господа, самое время смыть с себя дорожную пыль. Через два часа я жду всех к вечерней трапезе, во время которой мы не будем говорить о делах.
– Дядя, братья, – граф сделал небольшой поклон и вышел из залы.
– С ума сойти, – прошептала Алиенора. – Бланка, ты поняла? Я – наследная принцесса.
Бланка пожала плечами.
– Даже уж и не знаю, что сказать. Это же банка с пауками. Может, все же лучше остаться просто графиней Хартворд? – Она потянула Алиенору за рукав. – Пошли. А то, не ровен час, заметят нас, когда все выходить будут, и получит тогда наша принцесса хорошую головомойку.
Переглянувшись, девушки одновременно хмыкнули и, стараясь не шуметь, выбрались в коридор.
Глава 5. Дверца открывается
Весь остаток дня после того, как мастер Гербер выгнал его с кухни, Джош просидел в своем потайном убежище, почесывая голову и пытаясь найти хоть какую-то логику в последних событиях. Уже наступила ночь, когда в каморку наведался Гуго, принявшийся взахлеб рассказывать о празднике в замке.
– Господи, в жизни столько жратвы не видел! Павлины, лебеди жареные, откуда только их привезли! Вот, кстати, я принес тебе пару кусков, но не лебедя, лебеди наперечет, оленины с хлебом. И еще вина. Настоящего вина из Бургин Маре, не какой-нибудь дешевой бражки. А на балконе там музыканты играют, и как играют! Их, говорят, его высочество Ллевеллин с собой привез. Это тебе не дудки слушать в таверне у Фло.
Разложив перед собой еду, Джош принялся неторопливо жевать, слушая товарища вполуха и занятый больше собственными мыслями.
– Все стены в факелах да канделябрах, светло, как днем! Эх, видел бы ты, как гости разодеты! Пояса в каменьях все, обручи золотые на головах. А леди Алиенора-то наша, графская дочка, до чего ж все-таки красивая девка! Жозефина твоя рядом не стояла. Вся в фиолетовом с золотым шитьем, вырез такой – полгруди наружу, а подол – не поверишь! – сзади на три локтя волочится! Эх, глянуть бы на ее ножки хоть разок.
Джош фыркнул.
– Ишь ты, размечтался. Ты что же, сам все это видел?
– Ну, да. – Гуго даже оскорбился. – Гербер меня там подрядил блюда выносить. В смысле, уносить пустые. А кушанья слуги в ливреях выносят, каждый из их светлостей, наверное, по десятку их с собой привез. Ну, ладно. – Гуго поднялся, отряхиваясь от соломы. – Идти мне надо. Там еще на полночи празднество. Говорят, менестрель будет, песни будет петь. А народ во дворе тоже пьянствует-веселится, пиво рекой течет, вся стража вдрызг. Если скоро закончится, тогда еще к тебе загляну. И девчонок полно: Мари, Глэнис, Гвен – все там. Кстати, Жоззи твоя там с Дойлом джигу отплясывает. Спрашивала, где ты.
– Да хватит уже меня склонять, – рассердился Джош, – пусть пляшет себе на здоровье. Она моя такая же, как и твоя.
Гуго хохотнул, осторожно выглянул из пролома в стене и, махнув рукой на прощанье, скрылся в темноте. Джош посидел еще несколько минут, прислушиваясь к доносившимся издали звукам празднества, вздохнул, и, решив, что делать больше нечего, зарылся с головой в стог сена, устраиваясь на ночь.
Какое-то время спустя – кажется, сонно подумал он, народ еще веселится, – Джош проснулся от постороннего шума. Гуго, что ли? Он поднял голову и замер, еле сдерживая дыхание. Не Гуго. В проломе, служившем входом в каморку, ясно вырисовывалась голова человека. Было темно, но в отблесках фонарей, освещавших Рыночную площадь, Джош сразу узнал знакомое лицо с длинными, висящими по обеим сторонам рта, усами. Буллит.
Неуверенно подтянувшись на руках, наемник забрался внутрь и, пошатываясь, остановился, по-видимому, привыкая к темноте. От него сильно несло винным перегаром. Сердце Джоша заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Помотав головой, Буллит оперся о стену – слава богам, за противоположную от стога сена, – и стал пробираться вглубь помещения, прямо по направлению к деревянной дверце. Достав что-то из кармана – ключ – он с третьей попытки вставил его в замочную скважину.
Джош услышал скрежет замка и натужное пыхтенье.
– Прок… проклятье. Проржавело насквозь.
Еще пару минут – и наемнику удалось повернуть ключ. Безрезультатно подергав его в обратную сторону, Буллит ругнулся и, оставив ключ в замке, скользнул за дверь.
Спустя несколько мгновений оттуда донесся осторожный стук. Стучится во вторую дверь, мелькнуло в голове у Джоша. Скрип петель и негромкие голоса. Юноша медленно выбрался из стога. Постояв немного, он легонько стукнул себя кулаком по лбу.
– О боги, что я делаю…
Ступая на цыпочках и едва дыша, он заглянул за дверцу. Там, как они с Гуго и предполагали, находилась другая комната – без окон, с застоявшимся затхлым воздухом, заваленная мусором и старой мебелью. А в пяти шагах впереди – еще одна дверь. Она была приоткрыта. Молясь, чтобы его не выдало буханье сердца, Джош прокрался вперед.
Роскошные покои. Стены, обитые темно-красными тиснеными золотом обоями; внушительных размеров кровать под кожаным балдахином, а прямо перед ней – большой резной стол вишневого дерева с полудюжиной кресел вокруг. Витиевато украшенный серебряный подсвечник с одной-единственной горевшей свечой стоял на столе. Сбоку – Джош решился выглянуть дальше, – в камине потрескивали горящие дрова; Буллит и кто-то еще стояли возле огня, отбрасывая длинные пляшущие тени.
– Ты зря проедаешь наши деньги. – Голос, что произнес эти слова, показался Джошу смутно знакомым.
– А чего вы от меня ждете? – Буллит гневно стукнул кулаком по каминному колпаку. – Если он и жив, то его наверняка давно уже увезли отсюда куда подальше. В других местах надо искать. Или помер он уже давно. Сколько лет зря прошло.
– За другие места не беспокойся. Или ты думаешь, что у его светлости ты один такой, на всем белом свете? А насчет «помер» – будем искать, пока точно в этом не убедимся.
– Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что. – Пожимая плечами, наемник подошел к столу – Джош едва успел спрятать голову за дверь, – и плеснул в бокал, который держал в руке, вина из высокого кувшина.
– Достаточно, Буллит, ты уже перебрал сегодня. Его светлость заприметил сегодня во дворе одного мальчишку подходящего возраста.
– Да ладно? Только приехал и уже заприметил. – Наемник опять пожал плечами и плюхнулся в кресло. – Как зовут? Как выглядит?
Собеседник Буллита подошел к столу. Тот самый, подумал Джош, черный человек со шрамом, слуга графа Клеймора.
– Высокий, с русыми волосами. И ваш повар, как его там, его знает.
– Отличное описание, что и говорить. Да таких здесь пруд пруди.
Черный человек слегка наклонился и заглянул прямо в лицо Буллиту. Тот еле заметно отшатнулся.
– Мне кажется, – вкрадчиво произнес он, – что это твоя работа.
– Свою работу я уже выполнил, – злобно каркнул Буллит, – я уже избавился от одного, разве не так? До сих пор по краю плахи здесь хожу. Наверняка меня подозревают, и даже не один. Где моя плата? Где мой маленький зáмок с маленькой деревней?!
Слуга графа Клеймора презрительно посмотрел на него.
– Считай, что половину тебе уже заплатили. Тебе оставили жизнь. После таких дел все следы заметают, а ты дышишь еще. И будь за это благодарен.
– Я очень благодарен, – хмуро буркнул наемник.
– Вот и славно. У тебя две недели. Две – и ни днем больше. Делай, что хочешь, хоть всех мальчишек в округе вырежи, но узнай, что требуется. Иди.
Буллит тяжело встал, повернулся к двери.
Джош резко вскочил и ринулся к выходу. Тихо, тихо, единственная мысль колотилась у него в голове. Нога зацепилась за какую-то доску и, произведя, как ему показалось, невероятный грохот, юноша скатился за груду наваленных в углу разбитых ящиков.
– Кто там? – Черный человек схватил со стола канделябр и высунулся за дверь. – Кого ты привел с собой?!
Сзади маячила фигура Буллита с наполовину вытянутым из ножен кинжалом. Мгновение спустя наемник выдернул свечу и, оттеснив слугу плечом, принялся обходить комнату, спотыкаясь о сломанную мебель и чертыхаясь.
– Нет тут никого. Крысы. – Он воткнул свечу обратно в канделябр, который человек в черном продолжал держать в руке. Тот, после недолгой заминки, молча кивнул. Буллит развернулся и скрылся за внешней дверью; замок хрипло лязгнул.
Графский слуга, еще раз мельком оглядев замусоренную комнату, закрыл за собой дверь, также закрыв ее изнутри.
Джош оказался в полной темноте.
Еще, наверно, с полчаса он лежал за ящиками, натужно прислушиваясь к доносившимся звукам. Убедившись, наконец, что он совсем один, Джош выбрался из кучи мусора и сел на пол, привалившись к холодной стене.
– Отлично. Просто великолепно.
Голова шла кругом. Буллит хочет его убить. Ведь именно его граф Клеймор заприметил сегодня днем во дворе замка. Конечно, может, и не о нем речь, мало ли, с кем граф еще разговаривал, но уж больно все сходится. И волосы русые, кстати. Буллит уже убил кого-то давно, и теперь за ним охотится, хотя и не знает, что он – это он. Хочет убить его по приказу Рича Беркли, графа Клеймора. И мастер Гербер, опять же, сказал ему подальше от графа держаться. Не понимаю, подумал Джош, ничего не понимаю. Гербер знает, в чем дело, и он должен ему рассказать. Да.
Придя к этой мысли, он встал и принялся на ощупь пробираться к двери. Подергав одну, затем вторую, ведущую в красные покои, Джош вздохнул. Заперты. Тысяча чертей. Сто тысяч чертей. Миллион чертей. Он уныло опять уселся на пол, пытаясь сообразить, что делать дальше. Поднять шум и стучать во все двери? Пф-ф. Это самая глупая идея из всех возможных. Тогда он точно не переживет сегодняшнюю ночь.
Вариант оставался только один: сидеть здесь и ждать, может быть, завтрашнего вечера, когда все гости, и этот черный человек с ними, уберутся из замка. И тогда попытаться сломать внутреннюю дверь. Кажется, она вовсе не такая крепкая, как та, что в каморке. Какие-то доски и толстые палки здесь вроде бы есть. Джош с некоторым удовлетворением нащупал у себя за пазухой кожаную флагу с остатками вина и завернутый в тряпицу кусок оленины. До завтрашнего вечера хватит.
Просидев в раздумьях еще немного, Джош встрепенулся. А может, здесь есть еще какая-нибудь дверь? Вряд ли, конечно, очень вряд ли, но посмотреть стоит. Все равно делать нечего.
Хм, посмотреть. Да уж.
Он поднялся на ноги, оперся одной рукой о стену, другую вытянул перед собой и в кромешной темноте принялся осторожно пробираться вперед. Ящики. Мусор. Похоже, разбитое кресло. Что-то вроде сундука. А вот уже и угол. Комнатка, слава богам, не особо большая. Он, кстати, довольно явственно слышал неподалеку противное попискивание. Здесь точно водились крысы. Интересно, подумал Джош, что они здесь делают, среди полусгнившей и покрытой пылью мебели? Здесь даже поесть-то нечего.
Повернув от угла налево, он сделал шаг вперед и, даже не успев додумать мысль, провалился вниз.
О-о, проклятье. Пролетев с десяток футов, Джош шлепнулся спиной на каменный пол, больно ударившись головой. Сверху на него посыпалась труха и обломки гнилых деревяшек. Полежав с минуту, он, постанывая, сделал попытку сесть. Очень больно, черт дери.
Здесь уже можно было хоть что-то разглядеть: далекий свет проникал из-за полуоткрытой двери. Джош находился в небольшом помещении, заброшенном и, судя по количеству пыли, давно никем не посещаемом. В середине его стоял стол, а вдоль стен – скамьи. Из кирпичной кладки торчали многочисленные металлические крюки и скобы, ранее, по всей видимости, использовавшиеся как вешалки для одежды и подставки под оружие. А рядом с Джошем наверх тянулась железная лестница, ведущая в ту самую дыру в потолке, через которую он благополучно свалился. Скорее всего, дыра закрывалась деревянным люком, прогнившим от времени и не выдержавшим потому джошева веса.
С трудом поднявшись на ноги и подвигавшись – слава богам, кажется, ничего не сломал, – он осторожно высунулся за дверь. Каменный коридор с высоким сводчатым потолком в десяти-пятнадцати шагах от него поворачивал направо. Оттуда-то и лился тусклый свет от факела.
Еще раз на всякий случай осмотревшись и не увидев ничего полезного, Джош на цыпочках пошел по коридору. Заглянув за угол, он в нерешительности остановился. Час от часу не легче, мелькнуло в голове. Он никогда раньше здесь не был, но догадаться о предназначении этого помещения было нетрудно. Подземная тюрьма. Дальше шел все тот же коридор, освещенный единственным чадящим факелом, вбитым в кладку, и впереди опять делавший поворот, а справа и слева – железные решетки, которые служили входами в камеры.
Осторожно глянув в одну, затем в другую, юноша облегченно вздохнул. Все они пустовали. Наверное, где-то в конце этих петляющих коридоров должны быть стражники. Или – Джошу даже не хотелось думать об этом – если эта часть тюрьмы заброшена, он вполне может наткнуться на еще одну запертую дверь. Хотя нет, подумал он, и перевел дух: если бы ее забросили, вряд ли хоть кто-то озаботился зажигать здесь факелы. А там, у выхода, что-нибудь уж придумаю, как выбраться наружу.
Прислушиваясь и стараясь не шуметь, он медленно двинулся вперед, но через десяток шагов в испуге остановился. Сердце ушло в пятки. В одной из камер, как раз в той, рядом с которой чадил факел, Джош увидел его. Дхарг.
Чудовище сидело, подобрав под себя ноги и уронив голову. Но тут же, по-видимому, услышав дыхание юноши, или по-другому учуяв его, дхарг зашевелился и уставился на Джоша красными глазами. Прошла, наверное, целая вечность, а, может, и несколько мгновений, как он раскрыл свою пасть.
– Н’гох, – хрипло пробормотало чудище, – пить.
Дхарг вытянул вперед свою лапу и тут же бессильно уронил ее на пол.
Джош постоял в задумчивости. Дхарг снова глянул на него своими горящими зрачками, затем что-то просипел и уткнул голову в колени. Юноша, бочком пробравшись мимо его камеры и беспрерывно оглядываясь, свернул в следующий поворот. Миновав еще несколько решетчатых дверей, он остановился.
– Кровь и пепел, – пробормотал Джош себе под нос, – я, кажется, сегодня все делаю не то, что надо. Сейчас. Слышь, ты, сейчас.
Вернувшись к камере, он тихонько постучал пальцами по замку.
– Эй, ты, слышишь меня? – зашептал он. – Эй, дхарг! Возьми. Здесь немного, но это все, что у меня есть.
Джош достал из-за пазухи флягу и недоеденный кусок оленины, и бросил их через решетку. Затем развернулся, собираясь уйти.
– Эервен, – прохрипел дхарг. – Ждать.
Джош пожал плечами.
– Что сказал? У меня нет больше ничего. Что еще хочешь?
– Взять. – Чудище протянуло руку. На грязной потрескавшейся ладони лежало что-то вроде большого кольца с зеленым камнем.
Джош посмотрел на огромную волосатую лапу дхарга с длинными обломанными когтями, и покачал головой.