Чучело от первого брака

Глава четырнадцатая

– Вы обращались к Панину? – прервал я долгую паузу.

– Да, – подтвердила Айседора, – мать выгнала меня из дома в тот день, когда я получила аттестат. Идти мне было некуда, и я позвонила Николаю Михайловичу. Тот почему-то обрадовался:

– Приезжай!

Вероника встретила меня настороженно, я смутилась, хотела уйти. Николай Михайлович поймал меня на пороге и сказал жене:

– Вы родные сестры. Да, мамаша вам досталась такая, что не позавидуешь. Но никто из вас в этом не виноват. Попробуйте наладить отношения. Айси негде жить, она временно у нас останется.

Гостья улыбнулась.

– Он так меня называл: «Айси». Панин устроил меня в институт. Я ему за это вечно благодарна. Прожила я у Паниных около года и за это время поняла, что их сын… ну… э… очень сексуальный мальчик. Он постоянно пытался меня в коридоре ущипнуть, влезть в ванную, если я моюсь, а дверь на защелку не закрыла. Владимир был не по годам высокий, крепкий, занимался спортом, на вид ему можно было дать лет девятнадцать. Он этим и пользовался. Несколько раз возникали скандалы, приходили родители беременных девушек. Володя врал им, что учится в университете, обещал жениться. А когда девица «радовала» его сообщением: «Ты скоро станешь отцом», парень исчезал.

Николай Михайлович умело затаптывал скандалы. Объяснял: «Мальчику тринадцать, девушке двадцать. Хотите идти в суд? На здоровье, но вы напрасно надеетесь, что моего сына осудят. Секс был с согласия вашей дочери, ее признают совратительницей малолетних». После этого он давал телефон врача, оплачивал аборт, и все. И так раза три, может, четыре. После очередного появления разгневанного отца «невесты» Николай Михайлович предупредил сына:

– Ты рискуешь угодить за решетку. Подумай о матери, каково ей тогда придется!

Владимир нагло ответил:

– Я взрослый, делаю что хочу. Не нуждаюсь в твоих нотациях.

– Я пытался дать тебе совет, – возразил отец.

– Оставь его при себе, – грубо отреагировал подросток.

К сожалению, Ника была на стороне Владимира. Муж порой просил ее:

– Никуша, не балуй Вову, ему не идет на пользу прощение всех его «подвигов». Парню требуется твердая рука.

Услышав это, жена вспыхивала факелом.

– Предлагаешь мне следовать примеру моей матери? Хочешь выгнать сына на улицу?

Николай Михайлович тушевался, бормотал:

– Нет, конечно. Пойми, у Володи нет стоп-сигнала. Он привык получать все, что пожелает. Когда-нибудь такое поведение приведет к беде.

У Вероники сразу начиналась истерика:

– Мой мальчик! Мой любимый! Отец его ненавидит!

Николай пытался успокоить жену, но та только сильнее бесновалась.

Айседора вздохнула.

– На беду, Николай Михайлович оказался прав. Однажды в дом пришла милиция. Выяснилось, что Владимир изнасиловал и избил девочку. Та попала в больницу. Бедняжка сначала не называла имя того, кто над ней надругался, но потом сообщила, что это Владимир, ее одноклассник. Он стал приставать к девочке, та сначала кокетничала с ним, наверное, думала, что это обычный флирт, понятия не имела, какой Панин опытный и наглый любовник. Когда же сообразила, к чему все идет, то отказала ему. Он, не терпящий отказа ни в каких ситуациях, капризный, злой, эгоистичный, избил несчастную, надругался над ней, а потом бросил. Дело происходило на даче родителей, которую парень использовал для своих забав. Девочку совершенно случайно обнаружила соседка. Владимир, уходя, забыл погасить свет в комнате. Женщина решила, что у Паниных кто-то в доме есть, и решила зайти к обеспеченным людям, «стрельнуть» у них пару рублей.

Девочка была еле жива, но ее успели довезти до больницы.

Николай Михайлович спокойно ответил милиционерам:

– Наш сын не мог совершить преступление. Он еще совсем ребенок. Мне жалко его одноклассницу, но кто-то воспользовался нашей дачей. Ключ всегда висит над крыльцом. Вероятно, девочка связалась со взрослым мужчиной, побоялась сказать родителям правду и поэтому оклеветала того, чье имя пришло ей в голову первым. Когда Володя вернется домой, мы вместе с ним приедем в отделение, и вы убедитесь, что он ни при чем.

Оперативники ушли, но потом оказалось, что они сидели в своей машине во дворе. Едва Володя вошел в квартиру, как раздался звонок в дверь. Время было за полночь. Николай Михайлович посмотрел в глазок и сказал:

– Двенадцать ночи давно пробило. Утром приходите.

– Да нам только поговорить, – прозвучало в ответ.

– После девяти утра, – повторил глава семьи и уточнил: – У вас есть ордер?

– Надо просто вопросы Владимиру задать, – объяснили оперативники.

– Завтра, – отрезал Николай Михайлович, потом велел всем ложиться спать.

Но, когда опера явились на следующий день, ни отца, ни сына дома не было. Вероника открыла дверь и спокойно объяснила:

– Вы вчера нам изрядно потрепали нервы, мужу стало плохо с сердцем, он уехал к врачу. Дома я и дочь. Владимир ушел.

Сотрудники отделения решили не сдаваться и через день прикатили уже с ордером. Но Володю они так и не увидели. Николай Михайлович объяснил, что сын пропал. Где он, родители понятия не имеют.

На этом история не завершилась. Вскоре в дом ворвался отец девочки, фамилию его я запомнила – Шоколадкин, имя его выпало из памяти. Он устроил погром, разбил зеркало в прихожей, сломал шкаф, орал что-то. Правда, сначала он вел себя прилично, сказал, что хочет поговорить с Володей и Николаем Михайловичем. Но когда Вероника сказала, что их нет дома, посетитель словно лишился разума. В таких случаях надо вызывать милицию, но по понятным причинам Ника этого сделать не могла. Она сумела успокоить Шоколадкина, тот в конце концов согласился выпить чаю, сел в кухне за стол, зарыдал и выложил всю правду про дочь. Девчонка была экзотическим фруктом. Она убегала из дома на несколько дней, а к тринадцати годам у нее в анамнезе уже был аборт. Кража денег и ценных вещей у родителей, ненависть к младшему брату-отличнику, убийство любимой кошки матери… Вот далеко не полный перечень «подвигов» школьницы. То, что она согласилась поехать с Володей на дачу и легла с ним в постель, было обычным поведением пакостницы.

Вероника молча выслушала исповедь Шоколадкина и спросила:

– Почему же вы, зная о привычках своей дочери, озвучили в милиции совсем другую версию, обвинили моего сына в изнасиловании?

Шоколадкин непечатно выругался:

– Жена..!

Потом снова разоткровенничался. И что выяснилось? Он работает на нефтяной платформе вахтовым методом. Очень прилично получает, но дома почти не бывает. Три-четыре месяца он в море, потом ненадолго в Москве. Супруга ему правды о дочке не говорила, лгала с честным видом:

– Все хорошо, с учебой есть проблемы, но в этом педагоги виноваты, плохо объясняют.

Глава семьи в подробности не вдавался. Его жена не работает, детей воспитывает, вот пусть и занимается их проблемами. Позиция у него такая: я зарабатываю вам на сытную жизнь, а вы не лезьте ко мне больше ни с чем. Мать девчонки всегда «замазывала» все ее грехи. Да, Володя избил партнершу, но они практиковали садистские игры. Мальчишка просто переборщил с жестокостью. И он не сбегал, уехал в Москву к приятелям. Девчонка осталась зализывать раны. Она и не в таких передрягах бывала. Но на этот раз в ситуацию вмешалась баба из деревни, активная, крикливая. Она добилась приезда «Скорой». Врачи стали расспрашивать пострадавшую, а та принялась, как всегда, залихватски врать, что ее изнасиловали. На самом деле в койку красавица нырнула по доброй воле. Но, на общую беду, заваруха случилась тогда, когда Шоколадкин находился в Москве. Ясное дело, что он кинулся в клинику и тоже услышал от дочери сказку про изнасилование. Сию легенду она изложила милиционерам, их вызвали сотрудники клиники.

Айседора на секунду прервала свой рассказ и спросила у меня:

– Ясно излагаю?

– Все понятно, – ответил Боря.

– Тогда я продолжу, – сказала гостья.

Глава пятнадцатая

В тот день, когда Шоколадкин примчался к Паниным, он сначала заехал в больницу, чтобы узнать о состоянии дочери. К нему вышел врач и удивился:

– Вы же ее забрали.

– Кто? Я? – растерялся отец.

– Да, – подтвердил доктор, – правда, я не общался с вами, старшая медсестра сообщила, что отец девочки с побоями написал заявление о переводе ее в другую клинику. Я никогда не отговариваю тех, кто принял подобное решение, подписал бумагу. Пострадавшая ушла.

– С кем? – ахнул Шоколадкин.

– С отцом, – повторил доктор.

– Это я, – закричал Шоколадкин, – но я дочку не забирал!

Поднялась суматоха, стали расспрашивать старшую медсестру, узнали, что ее вызвали в вестибюль по звонку из справочной. Там находился человек с паспортом на имя Шоколадкина. Он настрочил заявление, забрал дочь, и все.

– Вы сами видели его паспорт? – обомлел отец девочки.

– Да, – подтвердила медсестра, – приятный такой мужчина, с бородой. Он сразу предупредил:

– На снимке я без бороды.

Айседора развела руками.

– Шоколадкин решил, что его дочь выкрал Владимир, примчался к Паниным и устроил погром. Конец истории. Больше мне сообщить вам нечего. Я вскоре покинула дом сестры, если честно, она вела себя так, что я вынуждена была уйти. Некоторое время не звонила ей. О смерти Николая Михайловича узнала случайно. Решила, что надо первой сделать шаг к примирению, и подходящий повод нашелся. Позвонила Нике, чтобы поздравить ее с днем рождения, трубку взял мужчина. Голос был незнакомый, но я спросила:

– Дядя Коля, это вы?

В ответ раздалось:

– Нет, он умер. А кто спрашивает Панина?

Узнав, что на проводе сестра Вероники, незнакомец передал ей трубку. Я сказала Нике:

– Очень жаль, что дядя Коля скончался.

– Да, ужасно, – отозвалась вдова, но в ее голосе не слышалось горя.

Я ее поздравила, рассказала, как у меня дела, сообщила свой телефон и поинтересовалась:

– Как Володя?

– Пропал, – ответила Вероника, – как ушел тогда из дома, так и не вернулся.

Я удивилась, хотела продолжить разговор, но Ника поблагодарила меня за поздравление, буркнула:

– Заезжай как-нибудь, – и отсоединилась.

А потом она умерла. Мне позвонил мужчина, назвался Петром и сообщил о несчастье. Естественно, я поехала на кладбище. Ужасное зрелище! У могилы стояли мужчина и женщина с младенцем. Выяснилось, что это Петр Ильич, муж Вероники, они и года вместе не прожили. Та, что держала малышку, – ближайшая подруга Ники. Но я ее прежде никогда не видела. Девочка – ребенок Петра и Ники, сестра скончалась в родах. Я растерялась от этих сведений, спросила:

– А где Вова?

Пара переглянулась, Петр удивился:

– Кто?

Я пояснила:

– Володя. Сын Вероники и Николая Михайловича.

Муж и подруга Ники смотрели на меня такими глазами, что мне сразу стало ясно: они ничего о парне не знают. Вот и вся история. С Петром я больше не общалась, с подругой сестры тоже. Уж поверьте, я сразу поняла: ни Петру, ни Амалии ничего не известно. Все произошло до того, как Алексеев женился на моей несчастной сестре. На могилу Ники я хожу в ее день рождения, цветы ставлю. Там всегда чистенько убрано, но памятник самый простой, недорогой. Никаких эпитафий, просто даты жизни и смерти, фамилия, имя, отчество.

– Вы подавали на наследство? – осведомился Борис.

– На какое? – удивилась Айседора.

– Вы сестра умершей, – пояснил батлер, – имеете право на часть ее имущества.

Гостья махнула рукой.

– Нет. Мы с Вероникой родня только по паспорту. Да, я жила некоторое время у нее дома, но лишь потому, что меня пожалел Николай Михайлович. Вот он был необыкновенный человек, очень добрый. Требовать себе часть квартиры Ники или ее денег? Фу! Ладно, открою вам тайну. Дядя Коля купил мне кооперативную добротную двушку. В советские годы провернуть это было крайне сложно, но, похоже, у моего зятя были обширные связи. Он просил никому не говорить, что я получила жилье от него в подарок. Особенно любопытным велел объяснять: «Работала за границей, апартаменты приобрела за чеки». Те, кто платил Советскому государству валютой, могли купить квартиру в любом кооперативе. И в метраже не ограничивали. Конечно, я молчала, даже Веронике не проболталась, догадалась, что у дяди Коли были «левые» заработки, о которых даже супруга не подозревала…

Когда гостья ушла, я выпил чаю, принял душ, поиграл с Демьянкой и собрался лечь. Но тут в спальню постучал Боря:

– Иван Павлович, вы спите?

Собака, которая уже задремала на моей кровати, недовольно заворчала.

– Входите, – разрешил я.

Батлер приоткрыл дверь.

– Я узнал кое-что о Шоколадкиных.

Я встал с кресла.

– Пойдемте в кабинет. Уж простите, я буду в шлафроке. Не хочется натягивать брюки и рубашку.

– Ваш халат роскошен, – рассмеялся Боря, когда мы вошли в комнату, – смахивает на царское одеяние. Жаль, мантии нет.

Я сел за стол, Борис устроился напротив и начал:

– Айседора не ошиблась. Георгий Петрович Шоколадкин инженер, работал в нефтяной промышленности. По советским меркам получал огромные деньги. Жена Эвелина Семеновна, дочь Анастасия, сын Егор – вот и вся его семья. Родственников, которые могли бы им помочь, у них не было. Шоколадкины жили в коммуналке, а потом постепенно поднимались по ступеням благополучия: однокомнатная, двухкомнатная, потом аж четырехкомнатная квартира, дача, машина. Эвелина никогда не работала. Егор родителям проблем не доставлял. Вероятно, трудности были, но они решались дома, за его стены не выплескивались. Паренек окончил школу, поступил в институт, стал нефтяником, как отец. Он давно живет в Норвегии, работает на платформе, женился на местной девушке. У Егора трое детей, собственный дом, стабильное финансовое положение и гражданство Норвегии. Георгий Петрович умер. Эвелина Семеновна скончалась раньше мужа. Анастасия – проблемный ребенок, первый привод в милицию у нее был в семь лет. Девочка закопала живьем кошку соседки по даче. Хозяйка заметила отсутствие любимицы, вышла на улицу, спросила у Насти, не видела ли она кошечку, та ответила: «Нет». И тут земля у ее ног зашевелилась. Кошка не погибла, но соседка отнесла заявление в отделение. Эвелину с дочкой вызвали туда для беседы. И понеслось! На Настю жаловались соседи по дому: подожгла кнопки лифта, бросила в мусорный бак горящую тряпку, вырвала в палисаднике кусты, которые жители посадили во время субботника для украшения территории…

– Активная девочка, – заметил я.

– Потом шалости переросли в жестокость, – продолжал Боря. – Она убивала как бродячих, так и домашних животных, дралась. Затем у нее появились любовники. Анастасии было тринадцать, кавалерам ненамного больше. Пьянки-гулянки, хулиганство. По такой девочке плакала спецшкола для несовершеннолетних нарушителей. Но в детской комнате милиции с ней только беседы проводили.

– Наверное, отец не скупился на подарки сотруднице, – решил я.

– Скорей всего, вы правы, – согласился Боря. – Потом Анастасию доставили в больницу, избитую. Но не так сильно, как рассказывала Айседора. Пара поломанных ребер, несколько выбитых зубов, легкое сотрясение мозга, следы от наручников на запястьях и явные признаки недавнего полового акта. Гинеколог указал в заключении, что речи об изнасиловании не идет, нет характерных травм. По мнению доктора, скорей всего парочка занималась садистскими играми, и партнер в какой-то момент потерял над собой контроль. Такое бывает. В клинику примчался отец, потребовал провести его к дочери, пообщался с ней и помчался прямиком к главврачу с воплем:

– Мою малышку изнасиловали, чуть не убили. А ваши сотрудники в коридоре обзывают Настеньку шлюхой!

Ну, и приехала милиция, которой Настя исполнила ту же песню: будто бы Володя Панин пригласил ее на дачу погулять по лесу, подышать свежим воздухом. А потом изнасиловал, избил и сбежал. И все! Об Анастасии никаких сведений больше нет. Она как под землю провалилась. Володя тоже исчез. Странно, но родители не подавали заявлений о пропаже детей, поэтому ни мальчика, ни девочку в положенный срок не объявили умершими. Анастасия осталась прописанной в квартире родителей, а сами апартаменты принадлежат Егору, сейчас он их сдает. Владимир зарегистрирован в двушке, где жили Панины до того, как перебрались в просторное жилье. А Лидия вот-вот получит по завещанию просторные апартаменты на Старом Арбате. Айседора говорила, что Алексеевы понятия не имели о сыне Вероники. Но! Брак Петра и Ники был зарегистрирован, когда мальчику стукнуло тринадцать, а история с Анастасией случилась вскоре после его четырнадцатилетия.

Глава шестнадцатая

– Странно, – пробормотал я.

Боря оторвался от ноутбука.

– Иван Павлович, некоторые женщины умеют держать язык за зубами. В особенности, если это касается их личных тайн. Я присутствовал на похоронах одного генерала. Все шло чин чинарем. Вдова, дети плачут, венки, речи. Вдруг народ зашептался, все уставились на дверь, я тоже посмотрел и чуть не упал. В зал вошел… генерал! Ну просто шок был у всех. Правда, потом, когда пригляделись, стало понятно: мужчина молод, но он так похож на покойного, что оторопь берет. И что выяснилось? Оказывается, военачальник познакомился со своей будущей супругой, когда той исполнилось пятнадцать лет. Она родила мальчика. Как она ухитрилась сделать это тайком? Скорей всего любовник ей помог. Сейчас уже неважно, каким образом тридцатилетний мужчина все устроил. Главное другое: младенца подкинули в приют и вычеркнули из памяти. Мальчику повезло, его усыновили хорошие люди, он ничего не знал о биологических родителях. Когда он стал взрослым, посторонние люди стали спрашивать:

– Вы, наверное, сын известного военачальника?

И парень заинтересовался личностью генерала, стал его фанатом. На похороны он пришел, чтобы отдать дань своему кумиру, и попал в неприятное положение. Вдова, увидев его, закричала:

– Это он, наш сын! – И упала в обморок.

Вот так правда и вылезла на свет. Но в этой истории оба супруга хранили тайну. Порой же бывает, что секрет тщательно зарывает один из членов семьи. Учитывая то, что вы видели в подвале дачи Паниных, я предполагаю, что Петр Ильич держал Владимира взаперти. Увез его в деревню, посадил на цепь, лишил возможности совершать преступления.

– Петр Ильич? – повторил я.

– Да, – подтвердил Борис, – если изучить даты, то история с Шоколадкиной произошла уже после смерти Вероники и Николая.

Я опешил.

– Вы уверены?

Батлер кивнул:

– Абсолютно. События разыгрались, когда Лидии было чуть больше месяца, Николай Михайлович уже умер. Вероника была замужем за Петром, потом она тоже умерла. Я удивился, когда Айседора несколько раз повторила, что ни Амалия, ни Алексеев понятия не имели о Володе. Вдовец вступил в права наследства, получил квартиру на Миркина, где был прописан Владимир. И ситуация с его регистрацией странная. Паренька выписали, потом спустя много лет он опять обрел эту квартиру. Думаю, Айседора частично рассказала правду, Володя вел себя именно так, как она сообщила. Только одного из главных героев ее повествования надо именовать не Николай Михайлович, а Петр Ильич!

– Почему она это сделала? – удивился я. – Боря, каюсь, я сглупил! Не заметил обмана.

– Вы бы непременно поняли что к чему, – тактично сказал батлер. – Чем руководствовалась Айседора, когда решила обвести нас вокруг пальца, пока не ясно. Но причина у нее определенно имеется. Могу предположить, что она солгала и о том, будто впервые увидела Амалию и Петра на кладбище. Вероятно, она не уходила из дома Панина, жила там до смерти Николая Михайловича, не покинула квартиру и после второго замужества Вероники, подружилась с Петром. Надо проверить, когда милая дама в действительности обрела собственное жилье, и тогда многое станет понятно. Завтра займусь поиском сведений.

Я поморщился.

– Заковать подростка в кандалы… Это как-то уж слишком.

– Просто посмотрите на ситуацию глазами отчима испорченного мальчишки, – начал отстаивать свою гипотезу Боря, – иногда даже у любящего отца нервы сдают. Алексеев мог держать в подполе Володю до конца его жизни. Замучил Петра этот мерзавец. Ему хватило и того, что он женился на беременной Веронике.

– Ну, можно принять вашу версию, – без особого энтузиазма согласился я.

Боря обрадовался и продолжил:

– Петр Ильич для Лиды любящий отец, она его видит сквозь розовые очки. Но на самом деле Алексеев не таков.

– У меня тоже есть гипотеза, – ажитировался я. – Айседора могла помогать Алексеевым. Она обронила фразу, что Владимир, будучи школьником, выглядел на девятнадцать лет. Каким образом Петр с ним справился? Пареньку, вероятно, подлили снотворного. И как его вынести в машину, а потом поместить в подпол? Думаю, Амалия осталась дома с крохотной Лидой, а Петр и Айседора увезли Володю, который пребывал в глубоком сне.

– Возможно, но кое-какие нюансы не согласуются с вашей теорией, – сказал Борис. – Петр приковал подростка и уехал, так?

– Да, – кивнул я.

– Он хотел, чтобы Володя умер в подвале?

– Верно, – снова согласился я. – Петр врач, хирург, в его распоряжении было много препаратов. Алексеев был уверен, что никто не найдет пасынка. Отчего он просто не сделал ему укол, и дело с концом? Опасно оставлять Владимира живым. Вдруг кто-то услышит крики из дома? И где кости?

– Какие? – опешил Борис.

– Если никто понятия не имел, куда делся мальчик, а Петр Ильич держал рот на замке, то бедный парень должен был скончаться в подполе от голода и обезвоживания, – объяснил я, – но в погребе нет скелета. А он должен там остаться. Не видел я и одежды, пусть полусгнившей. Нет никаких следов пребывания там тела. Кандалы расстегнуты, а не сломаны. Суммируем все это вместе: отсутствие костей, ветоши, снятые с помощью ключа оковы – и делаем вывод: кто-то освободил паренька.

– Кто? – воскликнул Боря.

– Ответа у меня нет, – признался я, – и даже догадок насчет места пребывания Володи в течение долгих лет тоже нет. Что, если события развивались так: Петр не родной отец, а если учесть, как себя вел Владимир, то тут даже святой выйдет из себя! Алексеев разгневался, ударил парня…

Я прервался, потом продолжил:

– Володя выглядел старше своих лет.

– Верно, – подтвердил помощник, – в тринадцать лет его принимали за студента.

Я покачал головой.

– Тогда ничего не складывается. Он оказал бы сопротивление. Хотя… Петр мог ударить Володю, случайно его убить, решил спрятать труп в подполе…

– Снотворное! – воскликнул Борис. – Петр подлил его пасынку в еду, и тот заснул.

– Хороший ход, – сказал я. – Спящего амбала надо было погрузить в машину, а потом довезти до дачи. Одному с этим не справиться. И тут понадобилась Айседора!

– Что, если Петр просто попросил пасынка съездить вместе с ним на дачу? Нашел какой-то предлог. В доме отчим приготовил чай со снотворным, угостил Володю. Когда тот заснул, столкнул его в подпол, а потом заковал в цепи! – выдвинул новую версию Борис.