Суп из лопаты
- -
- 100%
- +
– Да, – после короткой паузы ответил Василий. – В церковь, где я раньше был алтарником, ходил бизнесмен Сергей Федорович Акулов. С ним всегда появлялся Николай Петрович. Я сначала считал его охранником, потом понял, что он, похоже, помощник или секретарь. На службе они оба молчали. Когда прихожане шли в трапезную, Николай Петрович никогда к ним не присоединялся, он в автомобиле сидел, ждал Сергея Федоровича. Татуировку я у мужика случайно увидел в Крещение. У нас народ любит в проруби искупаться. Обычно ее пробивал Вадим Григорьевич, прихожанин, здоровенный мужик, спортсмен, но в тот год почему-то он этим делом заняться не смог. Вручили лом мне. Я пошел на реку, стал ковырять железкой лед, духом пал, решил, что и за неделю не справлюсь. Тут, откуда ни возьмись, Николай Петрович. Глянул на меня, хмыкнул, отобрал орудие труда и ловко так все сделал. Пока работал, вспотел, говорит: «Василий, подержите вещи – жалко их в снег кидать». Я удивился, а он живо догола разделся и в прорубь – кувырк! То-то я изумился! А он вылез, рубашкой вытерся, рассмеялся: «Чего так глядишь? Коли «окно» расковырял, надо его первым испробовать!» Я честно сказал: «Вы, пока ломом орудовали, разогрелись, потным в воду кинулись. Нехорошо это для здоровья, заболеете, не дай Господи!» Николай Петрович рукой махнул: «Отец мой меня, дошкольника, утром всегда поднимал в пять. Лето, зима, осень, весна, мороз, жара, дождь, снег, слякоть, ураган, буран, с неба камни падают – все пофигу, у нас кросс по лесу! Жили мы в Подмосковье, отец был полковником. Сначала бегаем, потом в реку прыгаем, – и опять без разницы, дождь, снег, мороз, жара, ураган, лето, зима… В воду – плюх! И проплыть надо было столько, сколько отец велел. Потом гимнастика до шести утра во дворе. Дождь, снег, мороз – все фигня! Так меня родитель выдрессировал, что до сих пор не способен расписание поменять. И я отцу теперь очень благодарен, потому что все вокруг болеют, а я – никогда. Когда в армию в восемнадцать лет призвали, я прямо в санатории оказался – вставать там надо было позже, чем дома. Друзей сразу нашел. Один из них мне татуировку сделал, он на гражданке этим ремеслом хорошо зарабатывал».
Василий замолчал.
– Что же с бедным человеком случилось, – пробормотал отец Андрей, – если он из закаленного здоровяка превратился прямо в тень?..
Василий прервал рассказ и посмотрел на Костина.
– Вот и я о том же подумал. А еще знаю, что Николай Петрович был предан Сергею Федоровичу сильнее, чем собака. Он хозяина любил, уважал, никогда бы его не бросил. Скорее сам бы погиб, чем Акулова подставил.
В комнате повисла тишина, потом ее нарушил Северьянов, наш компьютерный гуру:
– В полицию обратиться не хотите?
Светов потер ладонью затылок.
– Ну… То, что я сейчас скажу, – мои личные размышления. Если бы Акулов умер, то и Николай Петрович тогда тоже оказался бы в могиле. Я вам ранее говорил, что мы с Сергеем Федоровичем порой вместе время проводили. Едем на реку – Николай Петрович за рулем, я рядом на переднем сиденье, а Сергей Федорович сзади. В наши беседы водитель никогда не вмешивался – ну, вроде здесь мужчина, а вроде нет. Я считал его холостым. Может, была женщина, но мы никогда эту тему не обсуждали. Не касались личных тем… Еще вопросы про Акулова: кто занимался похоронами? Где тело погребли? Не ведаю. Наверное, можно как-то информацию разузнать?
Даниил застучал по клавишам, а Василий продолжал:
– Выясните, пожалуйста, куда подевался Сергей Федорович. Ни жены у него не было, ни детей. Не верится мне, что он умер. Опасаюсь, что Акулова украли, куда-то увезли и держат под замком. Помогать Николаю Петровичу не надо, я уже договорился, куда его переведут. Хорошее лечебное учреждение, там с подобными больными работают успешно.
Володя посмотрел на Василия.
– Сделаем все, что в наших силах. Составим договор и начнем.
Светов повеселел, вынул из сумки паспорт.
– Готов подписать документ. Можно внести аванс позднее?
– Предоплату не берем, – быстро ответил Володя, – все денежные расчеты – после того, как получите наш полный отчет по окончании работы.
Когда Василий ушел, Костин посмотрел на Даниила.
– Быстро только кошки рожают, – пробормотал Северьянов. – Пока могу лишь сказать, что Акулова Сергея Федоровича нет в соцсетях. Это не означает, что он ими не пользуется, вероятно, сидит в интернете под другим именем. Немало людей так поступают.
– Зачем? – удивилась я. – Если некая «звезда» имеет аккаунт «Татьяна Иванова», то это понятно, она не хочет, чтобы к ней ломились фанаты, хейтеры, да и просто любопытные. «Татьяна Иванова» открыта только для тех подписчиков, которым она разрешила вход. Но зачем подобным образом поступать простому человеку?
– Обычному пользователю нет нужды так себя вести, – кивнул Даня, – но Акулов, похоже, был совсем непрост. Ищу информацию, дайте мне время…
И тут зазвонил городской телефон, Северьянов схватил трубку.
– Да-да! Зоя Федоровна, понимаю, вы очень заняты. Спасибо, что захотели продолжить нашу прерванную беседу. Жаль человека, но что тут поделать… Да, вы правы. Спасибо. – Потом Даня положил телефон на стол. – Связался с Зоей Федоровной, главврачом интерната, о поездке в который рассказал нам Светов. Да, есть такой больной, но он в крайне тяжелом состоянии. Маловероятно, что он очнется.
– Ясно, – кивнул Костин. – Лампа, а где Горти?
– Сейчас узнаю, – пообещала я, взяла телефон и вскоре услышала: «Алло».
У меня по спине побежали мурашки. Почему я так сильно испугалась простого ответа на звонок? Во-первых, моя лучшая подруга, а теперь еще и ближайшая соседка, схватив трубку, как правило, громко произносит: «Приветик!» Во-вторых, говорит она весело. В-третьих, если не может приехать в офис, сообщает об этом заранее. А сейчас вдруг «алло», да еще таким тоном, словно в доме десять покойников.
– Как дела? – осторожно спросила я.
– Нет слов для ответа, – прошептала Гортензия. – Одна радость – Жорик улетел хрен знает куда фиг знает зачем по работе. Что делать, когда вернется, ума не приложу.
Я по непонятной причине тоже перешла на шепот.
– Что случилось?
– Она приехала, – чуть слышно сказала Горти. – Восстала из гроба Мальвина.
Тем, кто не знаком с Горти, объясню: она еще и моя тетя, правда, не совсем родная. Агнесса – так звали Гортензию до нашего знакомства – появилась на свет, когда моя мама вышла замуж за ее отца. У нас очень запутанная семейная история, которую я уже рассказывала и повторяться не хочу[2]. Гортензия счастливо живет с бизнесменом, миллиардером Георгием Андреевичем Фроловым, которого близкие называют Жориком. Муж обожает жену, не обращает внимания на особенности ее характера. Он в восторге от любого действия супруги, готов постоянно проводить с ней время, но вынужден часто летать по стране по делам своего бизнеса. А Горти работает вместе со мной у Макса. Ее в агентстве уважают за умение нестандартно мыслить и за храбрость, правда, последняя часто прогуливается под руку с безрассудством. А еще моя родственница и подруга никогда не теряет голову, если случается некая проблема, она решает ее быстро с помощью хитрости, ума и денег.
Родители Горти ушли в мир иной. Про близких Жорика я почти ничего не знаю, считала их тоже покойными. И вдруг…
– Пожалуйста, Лампуша, прости, прости! – лепетала подруга. – Соврала ей. Помоги! Я этого не вынесу! Никакие деньги не помогут! Приехала Мальвина! Умоляю! Жду тебя в кафе у въезда в поселок!
В полной растерянности я сбросила вызов и посмотрела на Костина.
– Что? – вмиг воскликнул он. – Все живы?
Я кивнула.
– Хорошая новость, – улыбнулся Володя. – С остальным справимся. Что случилось?
– К ней приехала какая-то Мальвина, – сказала я. – Горти рыдает, слова трудно разобрать.
– Гортензия плачет? – изумился Костин.
– Да.
– Это же невозможно. Это же как рыдающий памятник железному Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади, – оторопел Вова.
– Скульптуру давно убрали, – невесть зачем уточнила я. – Мне надо домой.
– Давай, – кивнул Даниил, – все равно пока информацию собирать буду. Звони, если что, сразу – примчусь вмиг на помощь.
– Я тоже, – прибавил Костин.
Глава пятая
Слава Богу, в кафе уже никого не было. Обычно это заведение – место сбора воспитательниц. Не путайте их с нянями. Последние занимаются младенцами и детьми, которые еще не ходят в школу. А первые – часто учительницы средних лет, нанятые для присмотра за школьниками, поэтому первая часть дня у них, как правило, свободна – воспитанники-то сидят на уроках. Но сейчас женщины поехали за своими подопечными, в заведении было затишье.
Горти сидела в углу, обнимая ладонями чашку с чаем. При виде меня она всхлипнула.
– Я ей соврала. И как мне это в мозг влетело? Перевела стрелки на тебя! Жорик не отвечает, он вне доступа. И я прямо не знаю, как ему сообщить! А кот, кот!..
Меня охватил испуг.
– Что с Ричи?
– Куда-то спрятался, – прошептала Горти. – Он Мальвину испугался.
Я уставилась на подругу. Ричи кого-то испугался? Да этот и при виде леопарда не дрогнет! Гортензия нервничает из-за того, что неизвестно кому соврала? Она всегда предельно честна с близкими людьми, а вот солгать всему остальному человечеству не постесняется…
Тем временем подруга продолжала рассказ. Говорила она путано, мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться.
Сегодня около полудня раздался звонок домофона. Хозяйка его не услышала, потому что сладко спала. Разбудила ее горничная Елена. Девушка сообщила зевающей хозяйке:
– Ваша свекровь прибыла.
Гортензия зевнула.
– Не верю в призраков. Мать мужа давно скончалась.
– Дама, которая приехала, представилась госпожой Фредерикой фон Гольденфельд, – зашептала Елена, – и прибавила: «Я мать вашего хозяина». Она требует впустить ее.
– Ладно, сейчас сама подойду к воротам, – нехотя пробормотала моя подруга.
Наряжаться ради прогулки от особняка до забора Горти не стала. Отчаянно зевая, она доползла до ограды.
– Вы кто? – спросила дама, которая стояла за калиткой.
А у Горти пропал голос. У ее мужа было непростое детство, вспоминать о нем Жорик не любит. Но один раз Фролов рассказал супруге, что отца своего он помнит плохо. Тот ушел из семьи, когда сын был еще в пеленках. А мать его в год шестнадцатилетия выгнала вон и вскоре вроде как скончалась. Все, больше Гортензии ничего не было известно. И вдруг! Не пойми откуда появилась свекровь!
– Ваша Капа[3] по сравнению с ней – фея, – всхлипывала подруга. – Прикинь, она, не дав мне рта открыть, сообщила, что приехала жить к сыну, потому что ей так захотелось! Я обязана впустить ее, кормить, во всем слушаться и заткнуться! У меня дар речи пропал!
Я молча слушала подругу. Тетка, которая не позволила Горти стать равноправной участницей разговора… Трудно подобрать сравнение, на кого дама похожа. Может, она родная сестра Малюты Скуратова, главного палача царя Ивана Грозного?
Гортензия всхлипнула.
– Представила, что Жорик домой вернулся, а в гостиной – помесь таракана с гюрзой. У нее волосы синего цвета, как у Мальвины из книги про Буратино!
Я изо всех сил постаралась не рассмеяться. Интересно глянуть на плод любви бытового насекомого с одной из самых ядовитых змей мира.
– От неожиданности и желания защитить Жорика из меня выпало: «Простите, вы ошиблись, позвонили не в ту калитку. Ваш сын живет в соседнем доме», – продолжала Гортензия. – Я ее к тебе отправила. Прости меня! Посмотрела на Мальвину – морда у тетки злая! – ну и перевела стрелку на тебя…
– Долг платежом красен, – рассмеялась я. – Ты помогла мне, когда появилась Капа, – теперь моя очередь тебя выручать. Можешь хоть что-то о тетке рассказать? Кто она? Классическая свекровь, которая гнобит невестку? Скандалистка? Качает права? Желает всем доказать, что она в жизни сына главная-преглавная?
Горти вытерла лицо рукавом кашемирового свитера стоимостью как космический корабль.
– Нет. Хуже.
Я изумилась.
– Кто может быть ужаснее?.. И почему ты решила, что она мать Жорика? Та умерла, когда сын еще подростком был.
– У нее паспорт старый, прямо древний, советский, серенький такой. Она его сохранила.
– Так он давно недействителен…
– Конечно, – согласилась Гортензия. – Но в нем есть ее имя, отчество и фамилия: Екатерина Владимировна Фролова. Указан сын: Георгий Фролов, отчества нет. А в тех советских удостоверениях его у ребенка всегда указывали. Если отсутствует, значит, отец неизвестен. Нет и штампа о браке. Есть прописка, этот адрес мне прекрасно известен. Жорик давным-давно один раз мне дом показал, сказал: «Там жила баба, которая меня родила. Она меня выгнала, сказала: «Ошибки молодости не должны мешать в зрелости. Живи как хочешь, сюда не суйся». Помню, как меня фраза эта шокировала… Это точно она. Ой, как я боюсь!
– Чего? – не сообразила я.
– Не чего, а кого! – поправила меня Горти. – Себя! Не выдержу, придушу Мальвину ночью! Или отравлю и потом на участке закопаю! Сволочь! Выгнала паренька, никогда не интересовалась, как он живет, притворилась мертвой, – и радуйтесь! Приехала! Мне бы продержаться до возвращения Жорика, а у него запуск чего-то… комбината? Открытие торгового центра?.. Забыла. В общем, занят он. Напишу про маманю – муж все бросит, прилетит… Лампуша, давай устроим спектакль! Главные роли – у тебя и Макса, вы Гортензия и Георгий. А я просто соседка.
– Тетка живо догадается, что ее водят за нос, – вздохнула я.
– Нет, – хихикнула подруга. – Пошли мы с ней к особняку. Баба дудит: «Я мамочка моего любимого Гришеньки! Ах, соскучилась!» А навстречу Петр, наш садовник, топает при полном параде, даже костюм нацепил. Он сегодня собрался знакомиться с родителями своей невесты, та ему велела пиджак и все такое надеть. Поравнялись с парнем, баба платочек вынула из сумочки, к глазам приложила: «Гришенька, как ты вырос! Красавцем стал!»
– Жорика зовут Георгий, – напомнила я.
– Спутала мамочка имя обожаемого чада, с кем не бывает! Наш работник в ответ: «Доброе утро! Петром меня кличут». Так она даже не смутилась, пропела: «Очки никак хорошие не куплю, все денег нет».
– Забавно, но почему-то противно, – оценила я ситуацию. – Значит, она Жорика не узнает, а тебя никогда не встречала.
– Точно… Понимаешь теперь, почему я сама себя боюсь и по какой причине Жорика пока в известность о появлении маман не ставлю? Фон… бон… бряк и квак – типа такая фамилия у тетки. Немецкая аристократка она якобы. В ушах – серьги с «бутылочными» брюликами, на платье на самом виду написано «Chanel», но что-то подсказывает, что одежонка – фейк. Думаю, с деньгами у мамули плохо, нет их, вот она и вспомнила про любимого сыночка. Приехала на такси – в аэропорте Шереметьево якобы взяла, мне пришлось заплатить за поездку… Лампа, умоляю!..
– Остановись, – попросила я. – Где тетя сейчас?
– В гостевой на кровати возлежит, – прошипела Горти. – Так и хочется взять в сарае лом и как дать ей по башке!
– Плохая идея, – поморщилась я, – на этом орудии убийства останутся хорошие отпечатки пальцев. Ты железку тщательно вымоешь, но только хуже сделаешь. По ране эксперт живо определит, чем объект убили, найдут в сарае твой лом, а он чистенький. А до́лжно ему быть слегка грязненьким, поскольку мыть железяку никому в голову не придет. Кроме того, кровь в разные стороны полетит. Замыть ее нет проблем, но у криминалистов есть фонарик, в его свете все невидимые глазу биоматериалы светятся, только еще и спецочки нужны. Вмиг специалист поймет, что вот оно, орудие убийства… Действуем так: сейчас побегу домой, все объясняю Розе Леопольдовне и Сюзи. Тетка для своего воскрешения из гроба выбрала удачное время. Август в этом году холодный, дождливый, – прямо осень. Но еще лето, поэтому Киса пока в спортивном лагере, вернется через две недели. Мы за это время от маман избавимся.
– Да, да, да, – покивала Горти.
– Отлично! – обрадовалась я. – Через час приводи сию мадам в наш дом. Мне надо на работу вернуться, за теткой Краузе и Архипова присмотрят. Хорошо, что Макса пока нет.
– Спасибо, спасибо, спасибо! – зашептала Горти. – Имей в виду, она ласковая, сладко-медовая, говорит, как поет, в любви признается, но прямо блевать от нее тянет. Когда человек хамит, ему можно надавать по морде, обозвать, из дома выгнать его за беспредельную грубость. Но как поступить, когда она тебе сюси-пуси, а глазки-то злобные?.. Прости, Евлампия, я тебе огромную проблему подарила, но сама вот просто не могу, не могу…
– Тебя свекровь Оли Ковалевой бесит? – осведомилась я.
– Да нет, – пожала плечами Горти. – Ну говорит она вонючие комплименты: «Солнышко, ты так хорошо пополнела! Личико округлилось, большая часть морщин пропала! Правда, из-за больших щек глаза стали как щелки», – ну и фиг с ней! На такое внимания не обращаю.
– Олю трясет от мамы Леши, даже когда та молчит. И у тебя бы тоже такая реакция случилась на «комплимент» про глаза-щелки, если бы его твоя свекровь произнесла. Успокойся, для меня эта Фредерика чужая, как для тебя мать Алексея. Только посмеюсь про себя.
– Принесло же Мальвину… – шмыгнула носом подруга.
– Зачем она волосы так покрасила?
– Не знаю, – выдохнула Горти. – Может, ищет себе папу Карло.
Глава шестая
– Про Василия Светова в интернете почти ничего нет, – начал Северьянов. – Нашел информацию лишь в одной соцсети. Такой человек существует, работает в архиве. Там же обнаружилось и его фото. Да, именно он к нам обратился. А об Акулове могу сообщить только то, что ничего не могу сообщить об Акулове.
– Не понимаю, объясни подробно, – попросила я.
– Об этом человеке – минимум сведений. Родился он вроде в конце семидесятых годов двадцатого века.
– «Вроде»? – переспросил Володя. – Не понял…
– В советские годы при строительствах ГЭС затапливало районы, исчез, например, Калязин (его, правда, потом заново построили). А вот Молога, Корчева, Весьегонск, Пучеж, Спасск и еще множество разных населенных пунктов утонули.
Биография человека по имени Сергей Федорович Акулов начинается летом 1972 года. У него из документов – одна справка, военный билет и золотая медаль. С юношей разбирался лично ректор института, куда тот явился поступать.
Выяснилась интересная история. Паренек – сирота, воспитывался в детдоме, про отца с матерью он ничего сказать не может. Мальчика нашли совсем крохотного на остановке рейсового автобуса, младенец лежал в плетеной корзинке. Он хорошо учился, получил золотую медаль. Хотел поехать в столицу поступать в вуз, но местный военком посоветовал юноше пройти срочную службу, объяснил:
– Сейчас тебя в Москве могут нарочно завалить – место для какого-нибудь блатного понадобится. А демобилизованные имеют большие льготы. Главное – «неуд» не заработать. Даже с тройками поступишь на первый курс.
Сергей послушался и очутился за тридевять земель, на границе, где постоянно проходили стычки с местным населением. Несколько раз пограничники вступали прямо в настоящий бой. Во время одного конфликта случился взрыв в служебном помещении. Паспорт Акулова хранился у командира, документ погиб, вместо него выдали справку. Сергею потом должны были выписать новые документы, но, когда он демобилизовался и захотел вернуться домой, выяснилось, что село, где прошли его детство и школьные годы, затопило из-за строительства ГЭС.
Перед тем, как разрешить воде снести все на своем пути, местному начальству предписывалось эвакуировать архивы, предоставить гражданам новое жилье, проследить, чтобы на территории, по которой пойдет вода, не осталось людей, проверить всех, кто уезжает, по списку. Правила-то составили, да не везде их добуквенно соблюдали. Порой все шло вообще не так, как было задумано. Родина Акулова – скромная деревенька, в которой размещались детдом и школа, – не входила в зону затопления, но почему-то вода хлынула и туда. Все случилось ранним утром, хорошо, что сельские жители встают рано. Местный звонарь залез на колокольню и увидел, что далеко-далеко показалась вода. Мужчина забил в колокол, его жена и дети бросились всех будить. Народ схватил стариков, малышей, собак, кошек, кур, гусей и коров и бросился в лес, потом на дорогу, по которой ехали машины. На удачу, там как раз шла большая колонна грузовиков с солдатами. Наши военные вмиг оценили размер беды. Жителей впихнули в машины, туда же поместились животные. Население спаслось, а вот деревеньку смыло, осталась торчать одна колокольня. В суматохе о документах никто не подумал, и архивы погибли.
Когда затеялось разбирательство, один из тех, кого прислали выяснять, почему же малое и большое начальство села унесло ноги, забыв о бумагах, вызвал первой на ковер директрису местной школы. Она молча выслушала претензии, потом заговорила голосом диктора Левитана. Речь разъяренной женщины слышали все, кто находился в коридоре.
– Да. Я преступница. Подняла на ноги всех учеников и их родителей, велела за десять минут собрать детей. Маленьких погрузить в коляски, туда же своих животных, мелких собак и котов сунуть, остальных на привязи взять и шагать на дорогу. Когда все явились, мы живо маршем двинулись по шоссе. Мне, значит, надо было бумажонки собирать? Пусть дети, взрослые и животные погибнут, зато архив будет цел? Да я до Москвы доеду! Да я до Брежнева дойду! Да я лично Леониду Ильичу про вас доложу! Сволочи! Нашли крайнюю?! А почему вода к нам поперла, а?! Это выяснили?
Далее из женщины полилась такая речь, что всем притихшим в коридоре оставалось лишь удивляться, как ловко милая, тихая, интеллигентная Анна Ивановна виртуозно владеет ненормативной лексикой в полном объеме.
– Во дает! – прошептал главный местный хулиган Толик. – Прямо охота слова записать! Вона чего изобрела: «Чтоб у вас зубы на том самом месте выросли, чтоб вам, когда жрать охота, всегда штаны снимать!» Ну Анна Ивановна! Ну уважуха ей!
Далее события стали развиваться совсем диковинным образом. Местные бабы ворвались в кабинет, где шло разбирательство, устроили скандал, и он перерос в рукопашный бой. Московские дознаватели удрали. И… никому из женщин не влетело! Наоборот, из столицы вмиг примчалась делегация из представителей разных организаций. Всем пострадавшим дали квартиры и деньги на покупку необходимого. Шум затих.
А вот Сергею не повезло, на момент исчезновения деревни он служил в армии. Оцените ситуацию: абитуриент в военной форме с наградой за храбрость в бою, но вместо паспорта – справка, вместо аттестата – тоже. Зато имеется при себе самая настоящая золотая медаль за окончание школы без единой «четверки» – с ней парень не расставался, держал всегда при себе. У такой награды есть номер, что позволяет установить ее владельца.
О необычным абитуриенте доложили ректору. Тот велел привести к нему юношу, поговорил с ним и предложил:
– Сдашь экзамены хотя бы на «тройку» – зачислим на первый курс, помогу тебе восстановить все документы.
Даня со вкусом чихнул и договорил:
– Вот так Акулов поступил в институт, получил потом диплом с отличием и стал юристом.
– Как ты сумел все это выяснить? – изумился Костин.
– Запустил поиск по упоминанию фамилии, – разъяснил Северьянов. – Хорошо, что нужный нам человек – не Петров, не Смирнов, не Кузнецов. Выпала статья в журнале, а там про парня подробный рассказ. Опубликовали его, когда он на конкурсе студенческих работ первое место занял. «Акулов Сергей Федорович» с таким годом рождения один… Получив диплом, парень начал работать в коллективе, который создавал одну из первых соцсетей. Потом сам организовал контору типа «Рога и копыта», в придачу к ней открыл магазин, ресторан и еще массу всего и быстро разбогател. Чего у него только не было! Сеть супермаркетов, больницы, несколько заводов… Но Сергей Федорович избавился от всех своих проектов, и… больше о нем ничего не слышно.
– А куда он деньги дел? – поинтересовалась я. – Вероятно, где миллионы, там и их хозяин.
Северьянов пожал плечами.
– Не знаю. Проследить за финансами не могу.
– Почему? – изумилась я.
– У мужчины были вклады в разных банках, суммы там лежали скромные. Нет, для обычного человека они заоблачные, это двадцать-тридцать миллионов, но для Акулова – ерунда. Сейчас ничего нигде нет. Думаю, эти деньги были на счетах, чтобы внимание к себе не привлекать. Полагаю, он всегда вкладывал средства в произведения искусства и золото – в нечто вечное. Правда, надо хорошо знать, как обстоят дела, например, на рынке живописи. «Портрет доктора Гаше» художника Ван Гога продали в тысяча девятьсот девяностом году на аукционе за восемьдесят три миллиона долларов. Сегодня с учетом инфляции это эквивалентно ста восьмидесяти миллионам долларов. И часто такие покупатели скрывают свои имена. В цене всегда ювелирные изделия с историей – диадемы, кольца, ожерелья царствующих покойных особ, например, невинно убитых большевиками Романовых. Известно, что, отправляясь в ссылку, они взяли с собой почти все украшения, которые, по словам очевидцев, сложили в большие сундуки. Судьба последних до сих пор неизвестна. Временное правительство отправило в Москву, в подвалы Исторического музея, ценные вещи, которые остались в Александровском дворце: сервизы из серебра, вазы, люстры, столовые приборы – всего не перечислить. Но где украшения царицы Александры Федоровны, ее дочерей, царя Николая Второго? Сгинуло все во мраке, растворилось без следа. Уж не говорю о раритетах, которыми владели, например, Юсуповы, Оболенские и другие – те, кто сумел убежать за рубеж, прихватили кое-что с собой. Но ведь они владели сокровищами, которые в одной телеге не увезти. Куда это все подевалось?