Глава первая, в которой меня казнят
– Лияра Хойер, в девичестве фон Армфельт, вы обвиняетесь в пособничестве магам Тени, подготовке заговора против императорского рода и покушении на жизнь его величества. За это вы приговариваетесь к смертной казни. По просьбе вашего мужа, великого князя Эмиля Хойера, вы будете казнены благородным способом: через обезглавливание. Приговор исполнят завтра на рассвете. Суд окончен.
Пухлый чиновник в чёрной мантии захлопывает огромный талмуд, лежащий перед ним на столе. Все присутствующие от аристократов до мелких судейских служек поднимаются на ноги и глубоко кланяются императору всея Сиории Стефану Первому. Все – кроме меня. Я так и стою на коленях посреди крытой залы амфитеатра, не в силах поднять голову. Руки дрожат, сердце заполошно бьётся в груди. Нет уж, Лия Армфельт, ты не покажешь им свою слабость! Если меня решили упрятать в могилу, то кое-кого я постараюсь утащить с собой!
– Ваше императорское величество! – Я поднимаю взгляд к центральной ложе. Мой голос заполняет всё пространство, заставляя судью вздрогнуть, а стражу предупредительно схватиться за ружья. – Боюсь, сведения из моего допроса не дошли до вас, государь. Я не владею даром Тени и не устраивала заговор против императорского рода, в отличие от вашего брата!
Владыка Сиорской империи Стефан Первый хмурится. Я вижу, как обеспокоенно кривится его лоб, как прядь чёрных волос падает на глаза, и он нервным жестом заправляет её за ухо. Тонкие черты лица, пронзительные серые глаза, уверенная посадка головы – в этом они с братом так похожи! Я смотрю только на императора, боясь взглянуть чуть правее, туда, где сидит мой благородный муж. Если я увижу презрительную ухмылку, столь знакомую по недолгому браку, то непременно плюну ему в лицо. Не то, чтобы меня смущает нарушение этикета – о каких правилах вообще идёт речь, когда одной ногой стоишь на эшафоте? – просто не достану же.
От моих слов благопристойное общество в миг превращается в растревоженный улей: от шепотков, возгласов и аханий придворных шумит в ушах. Стража бесцеремонно вздёргивает меня на ноги, а судья стучит молоточком, крича:
– Тишина! Тишина!
Все замолкают, стоит императору поднять руку. Он склоняет голову вправо, я вижу, как тонкие губы мужа склоняются к уху брата, что-то еле слышно шепча. Один из гвардейцев подаёт Эмилю сложенные вдвое листки, которые тут же переходят в руки Стефана.
Я обречена.
– Клевета на моего возлюбленного брата не поможет вам избежать справедливого наказания! – громко говорит император, поднимаясь с кресла. Он сминает бумагу в кулаке и презрительно отшвыривает в сторону. – Ваши пособники уже схвачены и во всю делятся подробностями плана. Вы шантажом вынудили моего брата жениться! Вы хотели моей смерти, а сами собирались стать императрицей! Вы лично провели проклятых во дворец во время бала – вас видели в саду у дальних ворот по меньшей мере десять человек! И всё это с учётом сегодняшних свидетельских показаний, когда ваши же слуги рассказывали, как вы ни разу не осудили отвратительные действия магов Тени! Да как вы смеете очернять моего брата?!
Замечаю, как мать падает на руки отца, заходясь рыданиями, а в груди поднимается жар от такого бессовестного выворачивания моих слов. Забыв последние приличия, я кричу:
– Это ложь! Ваш брат…
Меня прерывает стража, грубо приставляя дуло заряженного ружья к спине, а император рявкает так, что вздрагиваю не только я, но и все присутствующие:
– Молчать! – И уже спокойным голосом продолжает: – Леди Лияра, не усугубляйте положение ваших родителей, примите своё наказание с тем достоинством, которое вам, несомненно, прививали с детства. Суд вынес приговор, и я нахожу его справедливым. Завтра на рассвете вас казнят.
Стефан разворачивается и уходит, следом за ним, бряцая доспехами, выходит личная охрана, тут же начинают расходится придворные, шурша шелками и бархатом. Никто на меня не смотрит, даже отец, поддерживая мать, не глядит в мою сторону. Я провожаю их взглядом до самого выхода из залы, сжимая кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони до крови.
Не остаётся никого, кроме служек, убирающих документы, стражи и одинокой тёмной фигуры на балконе. Эмиль отбрасывает прядь длинных, гладких, чёрных волос за спину и поднимается на ноги – я вижу, как в свете закатного солнца торжествующе вспыхивает улыбка на его красивом холёном лице.
***
Мрачный сумрак предрассветного часа начинает постепенно светлеть. Я сижу, обнимая колени, на койке в крошечной камере, и смотрю, как угасает единственная свеча. В этом крыле темницы тихо – я единственная знатная постоялица. Не могу заставить себя поспать даже минуту: какая разница, что завтра будет болеть голова, если с самого утра её отделят от тела? Ярость на себя и ненависть к мужу сменяется апатией. Вот кто тянул пререкаться с императором? Он был моей последней надеждой, а теперь всё совершенно потеряно.
В последнем приступе злости сжимаю кулаки и чувствую, как больно впиваются ногти в старые ранки. Выдохнув, вытираю руки о покрывало. Надо бы залечить: пусть родовая магия Исцеления у меня и слабенькая, но на такую мелочь должно хватить. Я соединяю ладони лодочкой, привычно тянусь к силе, но ничего не происходит. Недоумённо гляжу на руки – лунки от ногтей по-прежнему на месте. Пробую ещё раз – результат тот же. И тут я понимаю.
Отец отказался от меня. Нет больше в роду Армфельт наследницы Лияры, я вычеркнута из него навсегда. Магия нашего дома больше мне не принадлежит. Наверняка он сделал это, чтобы самому избежать императорского гнева: вместе с титулом Хойеры активируют и дар, но также могут его и отнять. Увы, Армфельты, не принадлежат к тем восьми семьям, имевшим силу со дня основания Сиории, а значит мы в любой момент можем её лишиться. Вот как я сейчас.
– Ну и пусть, – упрямо шепчу я, а на глаза наворачиваются слёзы. – Когда всё выплывет наружу, они узнают, как сильно ошибались! Они будут жалеть…
Рыдания сковывают горло, но я не хочу провести последние часы жизни, горько плача в подушку. Я должна выйти на казнь такая же красивая, как и всегда, а потому подогреваю злость воспоминаниями.
Какие бредовые обвинения! Шантажом вышла замуж? А не это ли общество каждый день с самого рождения навязывает всем девочкам-аристократкам единственную ценность: сочетаться браком с наилучшей партией? Можно подумать, это у меня вместо целительства дар Тени – так все шарахаются! Ну сказала я великому князю Эмилю, что буду молчать о его магии, только выйдя за него замуж, ну намекнула один раз, что Тень не сильно-то меня и пугает, ну заявила, что мне нужны земли с доходом побольше, на случай, если он решит со мной развестись после смерти императора, ведь муж явно что-то затевает – но всё остальное гнусные враки, которые вывернули на суде совершенно несправедливо!
От мыслей об Эмиле слёзы сами высыхают, а им на смену приходит тихое бешенство. Вот бы увидеть его ещё разок, всю рожу б расцарапала!
За дверью слышатся тяжёлые шаги стражника, неразборчивые голоса. Я вскакиваю и поспешно оглаживаю распущенные по плечам золотые волосы. Вдруг это император? Или кто-то из его помощников? Вдруг что-то изменилось за эти часы и меня сейчас освободят? Глупая надежда согревает заледеневшее сердце, я стараюсь заранее не радоваться, слушая, как поворачивается ключ в замочной скважине, но всё равно невольно улыбаюсь.
Хмурый, не выспавшийся стражник заходит в камеру и приковывает мои руки к кольцу в стене тонкой цепью. Это не удивляет: когда приходит кто-то влиятельный, заключенных всегда ограничивают в движениях, оба моих допроса проходили так же. Я выпрямляю плечи и гордо вскидываю голову, ожидая увидеть кого-то из судейских чиновников, но вместо них в камеру входит Эмиль.
– Ты! – Я бросаюсь к нему разъярённой тигрицей – стражник еле успевает отскочить в сторону. Цепь тут же натягивается, не давая даже пнуть дорогого муженька.
– Мне остаться, ваше высочество? – обеспокоенно спрашивает страж, глядя на меня так, словно я сама в мгновение обернулась проклятой.
– Не беспокойтесь, – отвечает Эмиль. Его голос спокоен и на редкость мягок, нет привычной холодности. – Кто ещё может справиться с такой дикой кошкой, как не её муж?
Стражник понимающе ухмыляется и выходит, запирая нас в камере наедине.
– Пришёл рассказать новую ложь о моих прегрешениях? – шиплю я, пытаясь извернуться и достать-таки великого князя ногой.
К моей досаде он даже не шевелится, а лишь с искренним любопытством следит за каждой безрезультатной попыткой, сложив руки на груди.
В свете истекающего воском огарка видно, что на Эмиле новый фрак из чёрного шёлка, ворот и рукава украшены искусной серебряной вышивкой, лицо чисто выбрито, а безупречно гладкие волосы собраны в низкий хвост. Весь его вид ясно даёт понять, что спит он преотлично, совершенно не переживая ни о своей судьбе, ни – тем более – о моей. Даже привычкам в одежде не изменяет: как носил всё чёрное, в отличие от остального двора, так и продолжает.
Руки начинают ныть от стянувшей их цепи, и я обессиленно приваливаюсь к стене. Растоптанная надежда горчит в горле, словно я на сухую проглотила пилюлю лекарства. От Эмиля мне нечего ждать хороших новостей.
– Успокоилась? – Муж оглядывает камеру. Подойдя к столу, он проводит по нему пальцами, будто инспектируя на чистоту, и одним движением тушит еле трепыхающееся пламя свечи. Только сейчас я замечаю, как за окном посветлело – рассвет совсем близко.
– Зачем ты здесь? – Голос звучит так глухо, что я сама себя не узнаю. – Наслаждайся победой с любовницей, а меня оставь в покое.
– Так ты теперь желаешь покоя? – делано изумляется Эмиль. Он останавливается в каком-то полушаге, собственническим жестом поправляет мои растрепавшиеся волосы. – Нет уж, дорогая жёнушка, я терпел тебя целых три месяца, уверен, ты сумеешь вытерпеть меня полчаса.
Его пальцы скользят по моей щеке, очерчивают подбородок, спускаются по шее. Я вздрагиваю и отворачиваюсь. Вся былая ярость куда-то испарилась, теперь мне не спрятаться от него – и его магии.
Сумрачные нити силы проникают под кожу, против воли поворачивая лицо обратно. В сером свете предрассветного часа видно, что рука мужа окутана тёмными путами магии. Древний, запретный дар Тени – он умеет подчинять тело, контролировать разум. Эмиль мог легко убить меня в любой момент, даже в том разнесчастном парке пансиона для благородных девиц, где я настойчиво искала встречи с ним. Но он терпел каждую глупую, эгоистичную выходку, не позволяя Тени пролить ни капли моей крови.
– Не нужно играть в интриги с тем, чего не понимаешь, – еле слышно шепчет муж. Запретная сила исчезает, и я вижу, как чернеет кожа на его запястье: проклятье уже пожирает его тело. Снова хочу отвернуться, но он поворачивает моё лицо к себе – слава богам, безо всякой магии. – Я не желал твоей смерти, Лия.
– Оставь это благородство, – презрительно фыркаю я и ойкаю, когда Эмиль чуть сильнее сжимает пальцы.
– Хоть из-за тебя я и лишился статуса наследника, но с этим можно было бы жить… – продолжает он.
– Разве что истекая завистью, – снова не сдерживаю язвительный смешок.
– Лия! – Муж, наконец, оставляет моё лицо в покое, вместо этого хватая обеими руками за плечи и разворачивая к себе всем телом. – Хочешь остаться одна перед самой казнью?
– А я о чём твержу с самого начала? – уже обозлённо рявкаю я. – Да просто мечтаю никогда больше тебя не видеть! К счастью, осталось недолго!
Ни за что не покажу, как от страха у меня трясутся коленки. Боги, как же хочется спрятаться у него на груди и забыть всё случившееся, как страшный сон! Я снова расправляю поникшие было плечи, вздёргиваю подбородок. Всё равно смотрю на Эмиля снизу-вверх, но теперь хоть не выгляжу жалкой тенью обычной себя.
– Пожалуй, мне даже будет тебя не хватать, – почти с восхищением шепчет он, наклоняясь совсем близко.
Его губы нежно прикасаются к моим. Против воли я вздрагиваю, ощущая уже совсем иную дрожь в коленях. Тонкие, чуткие пальцы поглаживают затылок, мягко разбирают спутанные пряди волос. Я приникаю к мужу, цепляюсь, как утопающая, за лацканы его фрака, отвечаю на его лёгкий поцелуй с жадностью, неведомой мне самой. Чувствую его руки на своей спине – это прикосновение отзывается мурашками даже через корсаж и тонкое шерстяное платье узницы. От мужа пахнет чистотой, напоенной солнцем, этот аромат оседает на моей коже, волосах, платье, дурманит голову, словно крепкое вино. Эмиль подталкивает меня к стене. Цепь натягивается, и вот мои запястья уже прижаты к каменной кладке над головой, а его пальцы скользят по шее, очерчивают холмики приподнятых грудей, осторожные поцелуи спускаются следом. Я закрываю глаза – пусть это длится вечность, пусть рассвет никогда не наступит!
Я просто хочу жить.
Мои губы снова накрывает поцелуем, и я бесстыдно закидываю ногу мужу на бедро, прижимая к себе и сама прижимаясь. Прохладные пальцы скользят по колену, юбка ползёт вверх. «У нас ведь даже не было первой брачной ночи», – мелькает горькое воспоминание. Поцелуи становятся особенно жаркими, и с моих губ срывается прерывистый стон то ли счастья, то ли сожаления.
– Похоже, ты совсем пала духом, дорогая.
Я распахиваю глаза и вижу ироничную улыбку мужа. Да он попросту издевается!
Не давая ему опомниться, обхватываю его за шею. Целую в последний раз, только вместо стона завершаю поцелуй сильным укусом за нижнюю губу. Пихаю Эмиля руками прочь. Гнев застилает глаза. Меня казнят через полчаса по его вине, а он смеётся! И я наконец-то плюю ему прямо в лицо.
Его высочество утирает щёку кружевным рукавом рубашки, продолжая тихо посмеиваться. По подбородку стекает тонкая струйка крови.
– Убирайся, – цежу я сквозь зубы, но в конце всё равно срываюсь на крик. – Будь ты проклят!
– Не я отправил тебя на плаху, Лия, – отступая, говорит он. – Мне правда жаль…
– Засунь эту жалость себе в …!
Последние слова больше походят на базарную ругань простолюдинки, но мне уже всё равно.
В замочной скважине щелкает ключ. Эмиль уходит, а двое стражников расковывают мои руки. Оба ухмыляются, но ни один не решается сказать ни слова.
Мы проходим серыми коридорами в маленький внутренний дворик, в центре которого возведён помост, ещё пахнущий свежими сосновыми досками. На нижней галерее, огибающей дворик, горестной фигурой застыла маменька: она размазывает слёзы и краску для ресниц по щекам. Отец кладёт руку ей на плечо, пытаясь утешить, но она сбрасывает её прочь.
На балконе второго этажа стоит император. Надо же, какая честь. Я опускаюсь в самом изящном реверансе, какой только могу выдать после бессонной ночи. Стефан хмурится и оглядывается назад: из темноты галереи появляется мой супруг. Прокушенная губа уже не кровит, но я замечаю, как он морщится от боли при разговоре с братом.
Последняя кроха надежды гаснет, как только Стефан повелительно взмахивает рукой. На дрожащих ногах подхожу к подушечке на помосте – какая предусмотрительная деталь для знатной покойницы! – и почти падаю на неё коленями. Трясущимися пальцами убираю спутанные золотые кудри на левое плечо, оставляя правое палачу.
По стальному клинку пробегает первый луч солнца. Взмах. Свист воздуха. Резкая боль – и темнота.
Глава вторая, в которой мне даётся ещё один шанс
– Лия, просыпайся! Ну вставай же, вставай! – Звонкий голос Алисы прорывается сквозь сон. Графиня хоть и старше меня по титулу и на год возрасту, ведёт себя сейчас совершенно как девчонка. Я морщусь, хочу перевернуться на другой бок и накрыться одеялом, но отяжелевшее тело не желает слушаться.
– Ваше благородие, пора собираться на бал. Женихи скоро начнут прибывать. – А это уже Мила. Гувернантка есть у каждой незамужней аристократки даже в пансионе для благородных девиц, где мы проживаем последний год обучения, но Мила – особый случай. Её опека и забота о моём будущем сравнима разве что с переживаниями маменьки.
Подожди, Лия… Я ещё сплю? Ваше благородие? Женихи?!
Распахиваю глаза, будто выныривая из тягуче-липкого кошмара. Резко сажусь, чуть не сталкиваясь лбами со склонившейся надо мной Алисой.
– Как ты меня напугала! – восклицает подруга, бесцеремонно плюхаясь на кровать. – Я тебя трясла, трясла, а ты словно мёртвая!
Мёртвая…
Суд. Злое лицо императора. Бессонная ночь в темнице. Подлец-Эмиль.
Это всё не могло просто присниться!
Ни слова не говоря, я вскакиваю на ноги. В шею отдаёт острый укол боли – точно там, где палаш рассёк тело. Пухленькая, но на редкость проворная для своей комплекции Мила, ловко подхватывает меня под руку, но я вырываюсь.
– Я в порядке. В порядке! – Голос срывается в истерический визг, отчего Мила неодобрительно морщится. Ещё бы, леди так себя не ведут.
Я стою посреди комнаты, выделенной мне пансионом. Просторная кровать под балдахином в одном углу, письменный стол из тёмного дерева у окна, рядом мягкое кресло, куда я люблю забираться прямо в туфлях, чтобы почитать. Напротив окна – туалетный столик. На нём уже расставлены шкатулки с драгоценностями, в которых я копалась весь прошлый вечер. Вот только этот вечер был не вчера, а три месяца назад.
В углу рядом с кроватью стоит зеркало в человеческий рост. Бросаюсь к нему, словно оно – моя последняя надежда в жизни, хватаюсь за раму и пристально вглядываюсь в отражение.
Я одета в тонкую шёлковую сорочку, золотые волосы по-прежнему спадают кудрями на спину. Зелёные глаза сейчас потемнели от ужаса, но карие крапинки по всей радужке точно такие же, как и были. Тонкий нос, высокие скулы, лицо чуть сердечком – это я. Я! Откидываю волосы, чтобы ощупать шею. На ней ни царапины, лишь всё ещё побаливает место удара. Я так близко стою к зеркалу, что от моего дыхания оно запотевает.
Жива!
– О боги, – еле слышно шепчу, не в силах оторвать взгляд от отражения. Ноги подкашиваются, и я падаю на колени. – Спасибо, спасибо…
– Лия, ты в порядке? – Алиса подскакивает ко мне, щупает лоб, а Мила бросается за помощью.
Через мгновение в комнате оказывается целитель и две служанки. Меня снова укладывают в постель, чему я совершенно не противлюсь. Лёгкие волны магии ощупывают тело, отыскивают признаки болезни, но ничего не находят. Лекарь хмурится, сурово отчитывает Милу, что зря потревожили, в ответ гувернантка разражается гневной тирадой, мол, смотреть надо лучше. Бросив наслаждаться мягкостью перины, я сажусь на кровати, служанки тут же подсовывают мне под спину подушки.
Первый порыв – рассказать, что случилось, – я отвергаю. Никто в такое не поверит, ещё сочтут сумасшедшей и отправят в лечебницу. Нет уж, такой вариант меня совершенно не устраивает. Но и повторять предыдущую судьбу я тоже не желаю. Не зря меня выбросило именно в этот день: весь сегодняшний вечер я искала встречи с великим князем Эмилем – и нашла, подсмотрев из-за кустов в парке, как его руки обращаются в Тень, а уж потом понеслось. Получается, мне всего-то надо избежать этого знакомства! Только хорошо бы для начала всех немного успокоить.
– Мила, – я слабо улыбаюсь гувернантке, – всё в порядке, правда. Чувствую себя немного усталой, но это ничего, пройдёт.
Лекарь, ворча, уходит, служанки утаскивают его саквояж. Мила приносит завтрак: яичницу и пару блинчиков, но меня воротит от одного запаха. Алиса, подобрав лёгкий кринолин своего домашнего платья, снова устраивается на кровати. Подтянув к себе поднос, берёт с тарелки пухленький блинчик.
– Везёт тебе, – говорит она, откусывая кусок. – Лидия не разрешает мне есть мучное: покроюсь сыпью, растолстею, и не видать мне тогда ни одного приличного графа в мужья.
– Правильно делает, – вступается за коллегу Мила. – Вам уж двадцать лет скоро, а вы блины вместо мужа выбираете. Вот выйдете замуж и лопайте потом, что угодно, никто и слова не скажет!
Алиса делает страшные глаза, в притворном ужасе прижимая ладонь ко рту. Я не могу сдержать смех, подруга тоже заливается хохотом, а Мила неодобрительно фыркает.
– Надо собираться. Покажешь мне то ожерелье с жемчугом? Помнишь, ты обещала дать его на вечер? – чуть краснея, спрашивает Алиса.
Пусть она и графиня Вельтмон, но мой отец – барон Оскар фон Армфельт – владелец двух заводов по переработке чугуна, одного золотого рудника и небольшой текстильной фабрики, в которую вкладывает больше всего сил. Граф Вельтмон не может похвастаться схожим достатком, зато его род берёт начало аж за пятьдесят лет до революции, прозванной Сумеречной войной. Не смотря на различия в статусе, мы с Алисой дружны с первого дня знакомства, когда меня только привезли в пансион. И конечно, я разрешаю ей носить мои украшения.
– Думаю, я пропущу бал в этом году, – с притворной усталостью отвечаю я. – Бери всё, что захочешь.
Чувствую себя куда бодрее, чем при пробуждении, но если не хочу встретиться с Эмилем снова, то лучше мне сегодня совсем не выходить из комнаты. Маменька будет в ярости – следующий приём только через год, – но с ней я как-нибудь разберусь. Целая голова мне дороже самого влиятельного мужа. Зато рядом стоит гувернантка, которая сейчас будет пострашнее маменьки.
Алиса ошарашено оглядывается на Милу, потом на меня.
– Ты уверена? – осторожно переспрашивает она. – Это же такое событие, ты готовилась к нему весь год.
Мила сурово хмурится. Она упирает руки в бока, её брови сходятся в одну грозную линию на лбу. Не раз я мерилась темпераментом с гувернанткой, но сегодня, похоже, бой будет особенно жаркий.
– Лияра фон Армфельт! Вы не пропустите самое важное событие в жизни из-за какой-то усталости! – громко заявляет Мила. Она отбирает поднос с едой – будто этим меня можно было когда-нибудь наказать! – и откидывает одеяло прочь.
– А я сказала – не пойду! – Я скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь от пышущей праведным гневом гувернантки.
Алиса с писком отпрыгивает прочь, когда Мила с решительностью орлицы бросается к кровати. Не успеваю я возмутиться, как меня дергают за руки и чуть ли не стаскивают на пол.
– Эй! – Я выдираюсь из хватки Милы, но куда там! Она тащит меня через всю комнату к туалетному столику, а я упираюсь босыми пятками в ковёр.
Кое-как усадив меня на пуфик, гувернантка разворачивает моё лицо к зеркалу.
– Вы простите, ваше благородие, но сломать жизнь по пустой прихоти я вам не дам, – уже спокойнее говорит она.
– Я всё расскажу папеньке! – бросаю совсем уж детский аргумент. К физическому отпору я оказалась совершенно не готова: первоначальный план отлежаться в постели явно терпит крах.
– А я – баронессе Инесс, – припечатывает Мила, но уже без ярости. – Посмотрите на себя, ваше благородие, вы сегодня такая красавица! – Она расправляет золотые локоны по моим плечам, поправляет сползшую лямку сорочки. – Будете женихов выбирать целый вечер, вы же так этого ждали! Они-то думают, что сами принимают решение, но мы-то с вами знаем, кто тут главный. Только не хмурьтесь сильно, а то морщинки останутся. Пришлю Снежу – надо волосы собрать и одеваться, солнце уже за полдень перевалило.
Я из чувства протеста отворачиваюсь от зеркала, но хмурюсь на всякий случай чуточку меньше.
Мила уходит, но Алиса всё ещё в комнате. Она осторожно подходит, теребя поясок платья.
– Лия, всё хорошо? Ты какая-то странная сегодня. – Подруга мимоходом касается роз, поникших в вазе – цветы тут же наливаются жизнью, а Алиса уже открывает ближайшую шкатулку с драгоценностями. – Ещё вчера ты так ждала этот приём, ведь на нём появится сам великий князь. – Алиса чуть краснеет: она, как и многие девушки, тайно вздыхает по Эмилю. И вожделеть есть что: красивый, сдержанный, учтивый, не мужчина – мечта. Поэтому я, чего уж теперь стесняться, решила утереть всем нос, как только подвернулась возможность. Кто ж знал, что к красавцу-князю прилагается палач?
Справившись с собой, графиня заканчивает:
– Мы, конечно, ему совершенно не ровня: выбрав жену некоролевских кровей, он лишится титула цасаревича…
– Это и так случится: её величество родит сына, – не подумав, ляпаю я.
В тот раз о рождении наследника сообщили буквально перед нашей с Эмилем свадьбой. Сейчас же об этом никто не может даже догадываться.
– Откуда знаешь? – Глаза Алисы округляются так сильно, что кажется ещё чуть-чуть и выпадут из орбит. – Кто тебе сказал?
– О, никто, я просто гадала на здоровье императорской семьи, – поспешно вру я, хватая со столика щётку для волос, лишь бы скрыть смущение.
– Гадала? Ты? – недоверчиво смотрит на меня подруга. Уж она-то лучше многих знает, как я отношусь ко всем видам гадания – «магия для бедных» это, вот и всё.
– Перед сном картишки раскинула, – отмахиваюсь я. – Лучше найди ожерелье и серьги к нему не забудь.
Алиса тут же забывает о странных гаданиях, с восторгом принимаясь рыться в украшениях. Ожерелье из нежно-розового крупного жемчуга, тремя нитками обхватывающего горло, с ромбом рубина посередине и впрямь отлично сочетается с её молочной кожей, рыжими волосами и ярко-зелёными глазами. Довольная Алиса целует меня в щеку.
– Спасибо, Лия, ты так добра! – щебечет она, поглаживая алый камень.
– Иди, готовься, – я отправляю её прочь, чтоб хоть минутку побыть одной.
Как только дверь за ней захлопывается, я устало облокачиваюсь на столик, роняя щётку на пол. Боги, что же делать? Соберись, Лия, это и впрямь самый важный вечер в твоей жизни, жаль только не в том смысле, который я вкладывала в него раньше.
Итак, что я помню? Тогда Эмиль был в западной части парка – магия Тени постепенно подчиняет себе хозяина, и, видимо, у князя случился какой-то приступ. Ну почему я не попыталась узнать, как работает запрещённый дар? Это многое бы мне сказало о причинах поведения мужа.
На миг в памяти всплывают воспоминания о его поцелуях, нежных пальцах, аромате, который, кажется, я до сих пор чувствую от своих волос. По рукам бегут мурашки. Я вздрагиваю, отгоняя видения прочь. Этот самодовольный мерзкий подонок не заслуживает ни капли моих чувств!
Вернёмся к плану. Если Эмиль тогда был в парке, значит, и сегодня он там окажется. Верно? Скорее всего! Остаётся где-то пересидеть момент его прибытия – не станет же он швыряться магией Тени на людях. А я появлюсь перед танцами, чтобы меня представили его высочеству среди прочих девушек. И вуаля – ни о какой запретной магии я не знаю, великого князя ни к чему не принуждаю, голову мне никто не отрубает! Вот только где бы спрятаться?
***
Собирали меня в четыре руки под зорким руководством Милы. Большую часть волос оставили распущенными, только из верхних прядей сплели объёмные косы и короной уложили на затылке. Платье, как и у всех выпускниц, было белым, но далеко не простым. Большинство девушек предпочитало подчёркивать свою юность и невинность, но мне же всегда нужно было подчеркнуть главное – красоту тела.
Затянутый корсет позволяет дышать с некоторым трудом, но я всё равно придирчиво осматриваю отражение. Вдруг, талия всё-таки великовата? Служанки помогают завязать кринолин, затем надевают одну нижнюю юбку, потом ещё одну попышнее. И, наконец, дело доходит до платья. Глубокий вырез открывает грудь так сильно, что ещё чуть-чуть – и будет верх неприличия. Небольшие рукава-фонарики спущены на плечи, от чего руки и шея становятся особенно соблазнительными. Тяжёлая юбка из парчи, расшитая по подолу серебряным орнаментом, придаёт каждому движению плавности. Вид у меня, надо признать, поистине королевский.
Я с трудом сдерживаю горестный вздох. С удовольствием поменяла бы это великолепное платье на что-то попроще. Но в день приёма ничего другого уже не достать, да и маменька не поймёт такого приступа скромности. Когда отец, узнав стоимость сего наряда, спросил, не дом ли посреди столицы я собираюсь на себя надеть, она ответила, что если с помощью этого платья можно получить мужа с личным поместьем недалеко от императорского дворца, то оно того стоит.
Провожу рукой по мягчайшей ткани, ещё раз оглядываю отражение в зеркале со всех сторон. Мила приносит шкатулку с кулоном и лично застёгивает его на шее. Крупный бриллиант в обрамлении собратьев поменьше ложится точно между ключиц – их сверкание в свете ламп волшебно.
– Ох, хороша! – вздыхает Мила. – Но за камнем приглядывайте: барон Оскар крайне огорчится, если вы где-нибудь его потеряете.
– Знаю, – бурчу я в ответ. Такую роскошь даже мы не могли себе позволить. Специально для бала отец выписал это колье из императорского ювелирного дома, оставив в залог стоимость куда большую, чем цена платья.
Да уж… Спрятаться в таком виде и не привлекать к себе внимание будет сложновато.
За время долгих сборов, у меня родился план. Пока гости ещё только съезжаются, я выйду под предлогом подышать воздухом и спрячусь в библиотеке. Отдельное старинное здание укрыто деревьями в восточном конце парка – ровно в противоположной стороне от того места, где я впервые увидела князя. Подожду, пока не заиграет музыка – или родители, которые как раз вскоре явятся, не начнут искать меня с собаками по окрестностям. В любом случае, поднимется шум, а Эмиль не такой уж и дурак, чтобы являть Тень всему цвету дворянства. Тут-то я и появлюсь, прикинувшись скромницей, зачитавшейся книжкой. Идеально. Осталось только отвязаться от Милы.
Вместе мы выходим на галерею над главной залой. Величественные колонны, позолота на стенах, зеркала от пола и до потолка, огромные окна, сейчас завешанные шторами, множество светильников – раньше я непременно обошла бы всех воспитанниц, покрасовавшись перед каждой, а заодно рассмотрев себя в отражениях, но сегодня мне не до того.
Расцеловавшись с Алисой, будто не виделись полгода, оставляю Милу в компании других гувернанток. Теперь можно и пройтись, аккуратно затерявшись среди прочих щебечущих девиц.
– Платье – восторг, – восклицает Алиса, пока мы медленно, как и положено истинным леди, идём по галерее. – Пожалуй, сегодня ты затмишь даже герцогиню Кремер.
– Благодарю, – скромно отвечаю я.
Мы замечаем взгляд упомянутой герцогини, брошенный в нашу сторону, и одновременно делаем лёгкий книксен. Каролина Кремер, надо отдать ей должное, не зеленеет от зависти: её наряд куда скромнее, а брильянтов на шее может быть и больше по количеству, но заметно меньше по весу. Русые волосы собраны в высокую причёску, от чего герцогиня держит голову ещё прямее, чем обычно. Она мило кивает нам в ответ, а стайка девушек вокруг неё начинает перешёптываться.
– Ты знала, что Каролина знакома с великим князем? Наверняка сегодня он будет с ней танцевать, – чуть слышно вздыхает подруга.
«А если ещё женится, и её казнят вместо меня, будет вовсе великолепно!» – так и хочется ответить, но я сдерживаюсь. Вместо этого делаю скучающее лицо, говоря: