Убийство, сосед и одна неловкая слежка
- -
- 100%
- +
– Всё-таки любишь острые ощущения, – выдыхаю я, когда собака умолкает.
– С тобой – неизбежно, – он отстраняется, но пальцы ещё на секунду задерживаются на моём запястье, будто не решаясь отпустить. – Ладно, детектив, веди нас дальше. Куда лезем?
Я указываю на приоткрытое окно веранды дома:
– Вон туда. Только давай без твоих цивилизованных методов – там слишком высоко для калитки.
Виталий смотрит на окно, потом на меня, и вдруг… легко подхватывает под колени, прижимая к себе:
– Ну что, мисс Пирожковая Угроза, лови момент для эффектного входа.
– Виталий! – я смеюсь, обвивая его шею, – Ты же понимаешь, что если нас поймают в таком виде, это будет выглядеть…
– Как лучший день в моей жизни? – он заканчивает фразу за меня, и в его глазах вспыхивают озорные искорки. – Лезь уже, а то я передумаю и понесу тебя обратно. В постель. Спать.
Я фыркаю, но лезу в окно – на этот раз стараясь быть потише, хотя сердце стучит так громко, что, кажется, его слышно на весь посёлок…
Аккуратно приземлившись на пол веранды, я первым делом впускаю Виталика в дом.
– Тс-с-с… тише, – жестом призываю Виталия к осторожности, медленно поворачивая ручку двери.
Старая древесина скрипит едва слышно, но мне кажется, что этот звук разносится по всему дому, как удар гонга.
Сердце бешено колотится, а ладони стали влажными. Мысленно представляю, как баба Валя выскакивает из-за угла с криком «Ага, попались!», но коридор остается пустым и тихим.
– Ну что, Шерлок, – шепчет Виталий, плотнее прижимаясь ко мне сзади.
Его дыхание обжигает шею, а руки ложатся мне на плечи – то ли для поддержки, то ли чтобы удержать меня от необдуманных действий.
– План простой: заходим, ищем кухню, находим яд, уходим. Никаких приключений.
Я киваю, но в душе уже предвкушаю эти самые приключения.
Дверь наконец поддается, и мы замираем на пороге, ослеплённые утренним светом, льющимся через занавески.
– Охренеть… – вырывается у Виталия.
Перед нами не кухня, а обычная спальня, залитая золотистыми лучами восходящего солнца. На кровати под одеялом лежит распластавшийся Аркадий Степанович. Его седые волосы торчат в разные стороны, одна рука бессильно свешивается с края кровати, а из полуоткрытого рта доносится мерное похрапывание.
– Так вот где наш ловелас ночует! – ахаю я, замечая на спинке стула аккуратно сложенную женскую кофту.
Виталий осторожно трогает меня за локоть:
– Может, не будем смотреть, куда дед ходит в гости? Это же личная жизнь…
Но любопытство уже берёт верх. Я делаю шаг вперёд, стараясь не скрипеть половицами, и вдруг замечаю на тумбочке пустую бутылку портвейна, коробку конфет «Мишка на Севере», и… о боже… две грязные рюмки.
– Кажется, у нас кризис жанра, – шепчет Виталий, сжимая моё плечо. – Вместо детектива про отравление получается любовная драма на пенсии. Может, они просто решили бабу Лиду помянуть, а Аркадий Степаныч переборщил и решил здесь заночевать.
Я скептически пожимаю плечами.
– Больше похоже не на поминки, а на романтический вечер.
Вдруг мы слышим, как хлопает калитка
– Аркаша! – голос бабы Вали раздаётся совсем близко, заставив нас с Виталиком вздрогнуть.
– Шкаф! – шепчет он, хватая меня за руку и резко дёргая в сторону массивного деревянного шкафа.
Мы втискиваемся внутрь в тот самый момент, когда дверь в спальню скрипит. Плотные ряды платьев, пахнущих лавандой и чем-то сладковатым, обступают нас со всех сторон. Я прижимаюсь к Виталию, чувствуя, как его сердце колотится так же часто, как моё.
– Тс-с-с… – он прикладывает палец к моим губам, и я киваю, стараясь дышать как можно тише.
За дверцей шкафа раздаются шаги.
– Аркаша, ну сколько можно спать? – баба Валя говорит негромко, но с заметной нежностью. – Вставай, я за молоком сходила, сейчас блины напеку
Аркадий Степанович что-то невнятно бормочет, ворочается, но наконец встаёт и выходит из комнаты.
Минуты тянутся мучительно медленно. В шкафу тесно, душно, а главное – невероятно неловко. Я пытаюсь отвлечься, разглядывая в полумраке платья бабы Вали – все аккуратно развешанные, некоторые даже с сохранившимися бирками.
– Виталий… – шепчу я еле слышно. – Мы что, теперь будем сидеть здесь, пока они…
– Пока они не уйдут из дома, – он так же тихо отвечает. – Или пока мы не задохнёмся.
– Попробуем выйти через окно по моему методу.
– Давай, – кивает Виталий, – только очень осторожно.
Я киваю, но, когда пытаюсь вылезти, нога цепляюсь за подол одного из платьев. Шкаф дрожит, вешалки звенят, и…
– БАХ!
Мы с Виталиком вываливаемся наружу в самом неудачном положении: он – на спине, я – сверху, а вокруг нас, как после урагана, лежат платья, шали и один очень старомодный мужской пиджак.
– Что это? – слышен голос бабы Вали, – Аркаша, иди посмотри!
Я кивком показываю Виталию на кровать. Он понимает меня без слов. Сгребает в охапку упавшие вещи, заныривает с ними под кровать и одним движением подтягивает меня к себе под кровать. В этот же момент мы слышим, как дверь в комнату открывается, видимо, заглядывает Аркадий.
– Да нормально всё, ты слишком нервная Валентина, всё здесь спокойно! – кричит он ей и захлопывает дверь.
Мы с Виталиком еле сдерживаем смех.
– Ох, и везучая ты, Алиска, – шепчет Виталий, крепко прижившись ко мне. – Выходи давай, пока всё спокойно.
Покрытые пылью мы выбираемся из-под кровати. Запихиваем вещи в шкаф не глядя, Валентине придётся повозиться с ними, чтобы привести всё в порядок. К нашему счастью, окно открыто, и мы можем спокойно выбраться, не думая, как его открыть и закрыть.
Виталий спрыгивает на землю, протягивает ко мне руки, и я спускаюсь в его объятия. Совершенно бесшумно выбираемся из дома, я уже облегченно выдыхаю – наше приключение благополучно закончилось. Мы тихо направляемся к калитке. Но я не учитываю одного.
– О Виталий, ты чего здесь делаешь? Кто это с тобой? – раздаётся голос Валентины.
Окна кухни выходят прямо на калитку.
Глава 9
Мы с Виталиком замираем у калитки. В голове паника. Она не знает. Она ничего не видела. Надо играть спокойно.
– Да так… гуляем, – выдавливаю я, делая вид, что рассматриваю цветы на клумбе.
Виталий неестественно громко кашляет:
– Воздухом… дышим! Утром полезно!
Баба Валя прищуривается, но лишь добродушно кивает:
– Ну раз гуляете, может, зайдёте? Я как раз блинов напекла.
– Нет-нет! – мы синхронно мотаем головой. – Мы уже… э… позавтракали!
– Ой, правда? – она смотрит на мои дрожащие руки и взъерошенную причёску соседа. – А то вы какие-то взволнованные…
– Бегали! – выпаливает Виталий. – Утренний кросс! Для здоровья!
– Да, всегда утром бегаю. Попросила Виталика составить мне компанию.
– А ко мне зачем зашли? – неуверенно спрашивает Валентина через окно.
– Познакомить хотел, – быстро соображает Виталий. – Это Алиса, наша новая соседка. Присматривает за домом Лены, пока та в отъезде.
– Здравствуйте! Приятно познакомиться, – излишне воодушевлённо кричу я.
– Так заходите, если знакомится пришли, – машет нам Валентина.
Мы садимся за накрытый стол. Блины лежат горкой на фаянсовом блюде, золотисто-коричневые, с кружевными поджаристыми краями. От них так и пышет жаром – видно, только что со сковородки.
В прозрачной вазочке алеет малиновое варенье – целые ягоды плавают в густом сиропе, переливаясь на солнце рубиновыми бликами. А в миске лежит творог, перемешанный со сметаной и изюмом, – видно, что домашний, зернистый, чуть желтоватого оттенка.
– Берите, не стесняйтесь. – Баба Валя шлёпает мне на тарелку два блина, и они мягко опадают, чуть слышно шурша. – Смазывайте хорошенько.
Я добавляю ложку варенья – малиновый сок сразу пропитывает блин, окрашивая его в розоватые разводы. Первый кусочек тает во рту, оставляя после себя сладость ягод, сливочную нежность и едва уловимую ванильную нотку.
– Ну как? – прищуривается баба Валя.
– Объедение! – искренне восклицаю я, уже намазывая второй блин творожной начинкой, творог холодный, чуть кисловатый, идеально сочетается с горячим тестом.
Виталий тем временем демонстрирует высший пилотаж – сворачивает блин трубочкой, обильно поливает сгущёнкой и отправляет в рот целиком, блаженно зажмуриваясь.
Разговор за столом у нас не клеится. Мы с Валентиной обмениваемся дежурными фразами и замолкаем. Аркадий в обиде за вчерашнее и демонстративно с нами не разговаривает.
– Соседи, пришли, – процедил он сквозь зубы и больше ни слова не сказал.
Валентина сначала пытается как-то поддержать беседу, но потом замолкает и грустнеет. Нам с Виталиком становится неловко, и мы, посидев ещё пару минут, благодарим за угощение и уходим.
– Опять несолоно хлебавши, – печалюсь я.
– Зато мы знаем, что в шкафу и под кроватью ничего запрещённого она не хранит, – подбадривает меня Виталий. – Во всём нужно видеть плюсы.
– Да, и похоже, что с Аркадием её связывает не только дружба. Давай зайдём к внучкам, может, сегодня получится поговорить.
Мы подходим к дому бабы Лиды. Сегодня нам везёт – Ольга поливает цветы перед домом. Она стоит с лейкой, и солнечные блики играют в струйках воды, как в детском калейдоскопе. Увидев нас, она машет рукой:
– Заходите, извините, что вчера так получилось. Вы что-то хотели? Знали бабушку?
– Да, я Виталий, живу…
– Ах, Виталик, – прерывает его Ольга. – Бабушка много о вас говорила, всегда хвалила вас. Много раз её выручали: в город отвезти, дверь подправить. А как она нахваливала ваши кулинарные способности! Говорила, лучший повар в её жизни. Просто золото, а не сосед.
Виталик смущённо улыбается, а я испытываю неприятное чувство. Это что? Ревность?!
– Я по-свойски, по-соседски. Баба Лида была приятной женщиной. Всегда своими овощами с грядки угощала, закрутки давала. Как не помочь такой приятной бабушке, – будто оправдываясь, говорит Виталий, а у самого довольная улыбка до ушей.
«Так вот какой путь к твоему сердцу – похвала. А говорили, что для мужчин не важно. Оказывается, очень даже важно» – осеняет меня.
Ольга улыбается ему в ответ, и я ревниво замечаю, что у неё на руке нет обручального кольца.
– Алиса, – делаю шаг вперёд и протягиваю руку.
Ладонь у Ольги тёплая, чуть шершавая от садовых работ.
– К сожалению, знала вашу бабушку всего день, но о ней остались только тёплые воспоминания. Добрая была.
Ольга улыбается, но глаза остаются грустными. Внезапно она кивает куда-то за мою спину:
– Это Алла.
На старой лавочке под раскидистой яблоней, которую с первого взгляда и не заметишь, сидит худая девушка в чёрной ветровке. Когда мы поворачиваемся, она резко встаёт – движение резкое, будто её дернули за невидимую нитку. Солнечные блики скользят по её бледному лицу, и на секунду мне кажется, что я где-то видела эти высокие скулы, этот острый подбородок… Но мысль ускользает, как тень.
– Наверное, в бабушку, – шепчу я Виталию, пока Алла молча проходит мимо нас, хлопая дверью дома.
Ольга сжимает лейку так, что белеют костяшки пальцев:
– Пять лет не приезжала. А теперь… – Её голос дрожит, будто натянутая струна. – Даже поговорить не может. Как будто бабушка для неё чужая.
В её глазах – целая буря: обида, одиночество, желание выговориться. Она нервно теребит подвеску на шее – старый медальон, точно такой же, какой носила баба Лида.
Я понимаю, что Ольге здесь не с кем поговорить. Ей нужна поддержка, утешение и чтобы кто-то просто выслушал её.
– Ольга, пойдёмте ко мне, выпьем чаю, – предлагаю я.
Виталик поднял брови, словно я предложила ему разгадать ребус, но через секунду его лицо озарилось пониманием.
– Ольга! – кричит он в сторону дома, голос звучит по-домашнему тепло. – Пойдём, конечно!
Ольга замирает на мгновение, будто взвешивая, стоит ли отвлекаться, но затем резко кивает:
– Сейчас, только переоденусь.
Её пальцы нервно теребят подол – на ткани темнеют влажные пятна. Видимо, земля в огороде ещё не просохла после утреннего полива. Прядь волос выбилась из наспех собранного пучка.
– Да не торопитесь, – успокаиваю её я, но Ольга уже скрывается в доме.
Тишина.
Только пчёлы лениво гудят в кустах сирени, а где-то в траве трещит кузнечик. Мы с Виталиком переглядываемся и без слов начинаем медленный обход участка. Солнце играет в каплях росы на листьях, а из-под ног то и дело вспархивают бабочки-крапивницы.
– Ну, как тебе владения бабы Лиды?
Виталик разводит руками, указывая на аккуратные клумбы, потрепанных временем садовых гномов и поблескивающую на солнце теплицу.
– Ничего особенного, обычный дачный участок.
Я иду вдоль палисадника, скользя взглядом по ярким тюльпанам, нежным нарциссам и кустам роз, от которых веет сладким, почти конфетным ароматом. Но лилейник под окном привлекает мое внимание – стебли будто кто-то примял.
Только я наклоняюсь, чтобы разглядеть следы поближе, как взгляд падает на белёсый клочок в траве. Билет на электричку. Дата: 25 апреля. За неделю до смерти бабы Лиды.
– Виталик, – тихо зову я, поднимая находку. – Ты посмотри…
Но в этот момент дверь дома с грохотом распахивается.
– Готова!
Ольга вылетает на крыльцо, словно порыв свежего ветра, в мягкой голубой кофте, с влажными прядями волос, ещё блестящими от воды. Ее глаза сразу же находят меня возле окна – и сужаются.
– Что ты там нашла?
Я незаметно сжимаю билет в кулаке и улыбаюсь:
– Да так… Цветы ваши рассматриваю. Очень красиво.
Ольга отвечает улыбкой, но в её глазах мелькает что-то острое, настороженное. В ответ мои пальцы сжимают билет сильнее.
Глава 10
Мы устраиваемся в саду у Лены. Я выношу чашки с золотистой каёмкой, пузатый чайник, ставлю на стол хрустальную вазочку с конфетами.
Солнце мягко пробивается сквозь кружево листвы, рассыпая золотые блики по столу. В хрустальной вазе с конфетами играют солнечные зайчики – то вспыхивают, то гаснут, будто подмигивают нам. «Берите, не стесняйтесь», – словно говорят.
Мы устраиваемся за столом – Ольга садится напротив, её пальцы медленно крутят чашку, будто пытаясь согреться, хотя день тёплый. В глазах тоска и что-то ещё, невысказанное.
Солнце играет в волосах Ольги, окутывая её тёплым золотистым сиянием. Рядом с нами пестреют разноцветные тюльпаны – алые, жёлтые, розовые, – все они тянутся к солнцу, будто хотят уловить каждый его лучик. За нашими спинами старая яблоня покрылась белыми соцветиями, словно сахарной ватой, и её сладковатый аромат смешивается с запахом свежей травы. Воздух полон весенними ароматами: где-то цветёт сирень, а лёгкий ветерок доносит терпковатую нотку молодой хвои. Даже земля, прогретая майским теплом, источает едва уловимый запах влажной зелени и прошлогодних листьев.
Виталий разваливается на стуле, ловит взглядом пчелу, которая жужжит над чайником. «Чай, видимо, сладкий», – шепчет он мне, и я фыркаю.
Вокруг – тихий гул весны: проснулись и жужжат пчёлы, и воздух будто звенит от тепла. Но под этой идиллией – напряжение.
Ольга начинает говорить, не дожидаясь вопросов. Она была мне больше, чем бабушкой…» Голос Ольги дрожит, как лист на ветру. Её пальцы сжимают чашку так, будто пытаются ухватить последнее тепло.
– Когда мамы не стало, а Алла сбежала в город… мы остались вдвоём. Как два одиноких дерева в этом саду.
Луч солнца скользит по её слезе, прежде чем она резко смахивает её.
– Аркадий? Ха!
Горький смешок вырывается из её груди.
– Бабушка видела его насквозь. Даже в восемьдесят лет – всё тот же бабник. Ходил между ней и Валей, как кот между мисок.
Она резко встряхивает головой.
– За неделю до… она сказала: ‹Олюшка, хватит. Этого козла пора гнать метлой›. Но…
Ольга замолкает. Где-то над нами с тяжёлым жужжанием пролетает шмель.
– Не успела.
«За неделю, – стучит у меня в голове, – за неделю, это 25 апреля».
– За неделю? – тихо спрашиваю я.
– Я как раз в тот день к ней приезжала…
Ольга перебирает край скатерти, и вдруг её пальцы замирают. Губы дрожат в попытке улыбнуться, но получается только горькая складка.
– Как всегда – с полными сумками. Бабуля ведь даже холодильник для меня специальный держала, знала, что я люблю её соленья…
Ветер шевелит ветви яблони над нами, и тень листьев пляшет по её лицу – то тёмному, то светлому.
– В тот день… – Она резко сглатывает. – Сидели вот так же за столом. Она пирог с вишней достала – знала, что мой любимый. И вдруг говорит таким… таким твёрдым голосом: «Оля, хватит. Как Аркашка из санатория вернётся – метлой его».
В её глазах вспыхивает что-то яростное:
– А знаешь, как она ножи точила? – неожиданно бросает Ольга, и её пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. – Так вот… так же и голос у неё стал. Острый-острый. Я прямо почувствовала в нём ненависть к Аркадию.
Я обмениваюсь с Виталиком многозначительным взглядом – в его глазах мелькает тот же вопрос, что и у меня. Пальцы сами собой сжимают билет на электричку в кармане.
– А что ещё было интересного в те выходные? – осторожно спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал просто любопытно.
Ольга задумчиво вертит в пальцах чайную ложку. Солнечный луч играет на металле, бросая блики на её лицо.
– Вроде бы всё как обычно… – Она делает паузу, и в этот момент где-то в кустах резко чирикает воробей, будто торопя её. – Разговаривали много. Бабуля…
Губы её вдруг дрогнули.
– Она хотела дом на меня переписать.
Виталик резко поднимает брови. Я чувствую, как у меня перехватывает дыхание.
– Говорит: «Ты одна обо мне заботишься. Аллу я много лет не видела – зачем он ей? Пусть всё твоё будет».
Ольга нервно проводит рукой по скатерти, смахивая невидимые крошки.
– Я сначала отказывалась… А потом решила – пусть будет, как бабушка хочет.
Тень от яблони вдруг удлиняется, будто сад затаил дыхание.
– Только… – её голос становится едва слышным, – всё осталось на словах.
«Вспомнила!»
Ольга резко вскидывает голову, и её волосы, выбившиеся из пучка, ослепительно вспыхивают на солнце.
– В тот день приходила Татьяна…
Её пальцы вдруг сжимают край стола так, что белеют костяшки.
– Опять скандалили. Боже, как они орали! – Она понижает голос, будто даже сейчас боится быть услышанной. – Этот их дурацкий спор длится с самой зимы. Из-за трактора…
Виталик перехватывает мой взгляд – в его глазах тот же немой вопрос.
– Бабуля же у нас председатель посёлка была. – Ольга нервно облизывает губы. – А Татьяна своё старьё ей впарить пыталась. Говорила: «Вам же для хозяйства надо!» А бабушка… она отказалась. Говорила мне потом: «Олюш, это не просто трактор… Там что-то нечисто».
Тень скользит по её лицу, когда облако закрывает солнце.
Ольга вдруг сникает, будто из неё выдернули стержень. Плечи опускаются, словно под тяжестью невидимого груза, а по щекам – одна за другой – скатываются слезинки. Они падают на скатерть, оставляя тёмные круглые пятна, будто следы дождя на пыльной дороге.
Мы с Виталиком застываем в растерянности. Он беспомощно переводит взгляд с Ольги на меня, его пальцы нервно барабанят по столу.
Но я уже двигаюсь – инстинктивно, без раздумий. Присаживаюсь рядом с Ольгой на садовую скамью, которая скрипит под нашим весом. Осторожно обнимаю её за плечи и чувствую, что она вся дрожит.
– Всё хорошо… – шепчу я, хотя прекрасно понимаю – ничего не хорошо. Её горе горячее, чем солнце над нашими головами, а боль – острее, чем шипы на бабушкиных розах.
Ольга бессильно роняет голову мне на плечо.
– Она последняя была… – вырывается у неё сдавленно. – Последняя, кто меня по-настоящему любил…
Виталик тихо пододвигает коробку с салфетками. Его обычно озорные глаза сейчас серьёзны и печальны. Где-то вдали кричит петух, пытается разорвать эту тягостную тишину. А я просто сижу и глажу Ольгу по спине, чувствуя под пальцами её хрупкие плечи. Такие же хрупкие, как и эта история, которая с каждым словом становится всё страшнее и запутаннее…
Глава 11
Ольга уходит, а нас с Виталиком ждет горячее обсуждение.
– Так! – Виталий резко хлопает ладонью по столу, отчего подпрыгивают чашки. – Давай по порядку. У нас есть… – Он загибает пальцы, перечисляя. – Билет на электричку – 25 апреля, день, когда баба Лида решила прогнать Аркадия и когда приехала Ольга. Странный трактор, который Татьяна пыталась всучить, а бабушка считала «нечистым». Неоформленное наследство.
Я киваю, достаю из кармана смятый билет и кладу его на скатерть рядом с сахарницей.
Виталий наливает нам по чашке остывшего чая. В его глазах – знакомый блеск азарта.
– Значит, план такой: идём к тёте Зине. Если кто и знает всю подноготную про Татьяну и её трактор, так это она.
Тётя Зина встречает нас на пороге с кастрюлей в руках.
– Ой, детки, а я думала, кто под окнами шуршит – то ли ворюги, то ли ёжики! А это вы… Ну заходите, коль припёрлись. Только тихо – у меня тут кот спит, а он у нас нервный.
Мы с Виталиком проскальзываем в дверь и видим того самого кота. Он совсем не выглядит нервным. Даже наоборот, валяется на полу в солнечных лучах и подставляет своё брюшко, чтобы его погладили. Этого рыжика я уже вижу не в первый раз, как будто он всегда рядом.
– Тётя Зина, вы же всех здесь знаете и Татьяну с трактором тоже, наверное, знаете. Мы вот познакомиться с ней хотели.
Тётя Зина ставит кастрюлю на стол с жутким грохотом
– Чего там знакомиться-то?– фыркает она, закатывая глаза. – С Татьяной, говорите? Да она ж, милок, не для знакомств – она для выживания. Как та оса: подойдёшь не так – цапнет!
Кот, будто в подтверждение, выпускает когти и рвёт половик.
– А уж с её-то сынком…– Тётя Зина машет половником, как дирижёрской палочкой. – Он у нас не тракторист, а стихийное бедствие! Этот специалист после первой борозды мог запросто вспахать соседский забор вместо картошки! Бабка Лида говаривала: «Зин, да я лучше на себе плуг таскать буду, чем этому алкашу технику доверю!»
– То есть… причина отказа была не в тракторе, а в… – кашляет Виталий.
– В том, что у его руля сидел человек, который путал педали с бутылками! – Но вдруг тётя Зина становится серьезной. – Но вот что странно: после отказа Лиду как подменили. Ходила, всё на тот трактор косилась, будто он не железный, а проклятый…
Тётя Зина уже раскачивается на стуле, разгоняясь для новой тирады.
– А вы, птенцы, лучше скажите – чего на самом деле ковыряетесь? А то у меня кот чует, когда врут…
Кот, как по команде, усаживается перед нами и сверкает зелёными глазами.
– Ну… – Я осторожно ковыряю пальцем трещину в столешнице. – Просто интересно, почему баба Лида так упёрлась насчёт этого трактора…
Тётя Зина хитро прищуривается.
– Так и мне вот интересно. Сынок Татьянин, конечно, пьяница, но не настолько же тупой, чтобы в забор въезжать! – постукивает себе пальцем по виску. – Так и где же она трезвых трактористов-то видела? Так и я вот не пойму, что же она так уперлась.
Мы отходим от дома тёти Зины, оставив за спиной её предостерегающий взгляд и настороженного кота. Вместо ответов у нас появились только новые вопросы.
– Ну и что теперь? Будем как настоящие детективы следить за Татьяной и её алкашом-сыном? – я
Я шаркаю ногами по пыльной дороге.
– Со слежкой у нас, мягко говоря, не очень получается. – Виталий потирает подбородок. —В прошлый раз даже кот нас раскрыл. Давай по-простому – пойдём и познакомимся.
– Ага, и как звучит наш ненавязчивый вопрос? Извините, а не продаёте ли вы случайно трактор, в котором может быть спрятана улика убийства? – говорю я с сарказмом в голосе.
– Эврика! Мы можем попросить его вспахать огород!
– Гениально. Только есть нюанс – у нас нет огорода.
– Ну… – Виталий не хочет сдаваться, – можно сказать, что для бабушкиной клумбы. Или…
В этот момент из-за угла появляется сам «объект нашего интереса» – сын Татьяны – переваливающейся походкой. От него пахнет, как от перебродившего компота. Он неуверенно останавливается.
– Вы… вы ко мне?
– Да! – быстро соображаю я. – Мы как раз хотели… э-э-э… узнать, не пашете ли вы огороды на заказ?
– Нам бы небольшой участок… – подхватывает Виталий, – для цветочков… бабушке… покойной…
Сын тупо смотрит на нас, потом машет рукой и идет дальше по своим делам.
– Кажется, наш план «ненавязчивого знакомства» дал трещину, – шепчет мне Виталий.
А в кустах за нами снова мелькает рыжий хвост – кто-то явно пришёл посмотреть на наш провал.
Мы направляемся к Татьяне – уж с ней-то мы точно найдём общий язык. В крайнем случае вытянем нужную информацию по-хорошему. Подходим к дому Татьяны, и она встречает нас на крыльце, закатав рукава и вытирая руки о замасленный фартук. Но встречает взглядом как у следователя на допросе.