Закованные в броню. Книга 3

– Кто ваш муж, пани Валевская? – не удержалась от вопроса Эвелина, которой, несмотря на всю ее загадочность, она по-прежнему нравилась.

– Один из известных литовских князей, родственников Витовта, – уклончиво ответила полячка.

– Надеюсь, не Скирвойло? – уточнила Эвелина, улыбаясь. Мятежный литовский принц-Гедеминович был широко известен в королевсих кругах славянских государств за свою горячность, неукротимую отвагу и склонность к мятежам.

– О нет! – пани Валевская рассмеялась, и ее темные, орехового цвета глаза также заискрились смехом.

Эвелине уже в который раз за время встречи с пани Валевской показалось, что ее черты напомнили ей кого-то другого, кого она хорошо знала, но она никак не могла вспомнить, кого именно. По непонятной причине она медлила, не желая отпускать от себя эту обаятельную женщину, годившуюся ей в матери.

– Вы будете завтра на коронации Эльжбеты Грановской? – спросила она пани Валевскую.

– Может быть, – уклончиво сказала полька. – Я не люблю появляться на больших мероприятиях.

– Почему?

– Слишком много шума. Я уже совсем не такая молодая женщина, как вы и Эли Радзивилл.

– О! – снова подала голос Эльжбета, – ну что вы такое говорите, княгиня? Мы уже тоже почтенные матроны, обремененные парой-тройкой детей. Правда, Эвелине придется отправиться на коронацию, у бедняжки просто нет выбора. Дело в том, что, во-первых, наш дорогой король весьма неровно к ней дышит и никогда не простит Эвелине ее отсутствия на таком большом празднике при дворе в Кракове. Во-вторых, пани Грановская – ее близкая подруга, и она не захочет огорчать ее. В добавлении к этому, юный Андрей принят ко двору, но он такой проказа, что за ним нужен глаз да глаз. Оставь его одного, без присмотра, и он устроит всем такой фейерверк на королевскую свадьбу, что ее запомнят надолго. Кстати, я думаю, что почтенный пан Олесницкий рассчитывал именно на это, принимая Андрея ко двору. Словом, куда ни кинь, везде клин.

Все три женщины, не сговариваясь, непроизвольно рассмелись над справедливостью ее слов. Почти весь тот день Эвелина ходила под впечатлением встречи с этой необыкновенной, загадочной женщиной.

Глава 4.

Краков, Польша, ноябрь 1417 г.

Острожский и Эвелина встретились на торжественном приеме после церемонии коронации пани Эльжбеты Грановской королевой Польши, устроенной королем Владиславом Ягайло с величайшей помпой в Вавельском соборе Кракова. На собственно церемонию, состоявшуюся в начале ноября 1417 года, князь Острожский не успел, появившись в парадной зале Вавеля только тогда, когда королевский прием был уже в самом разгаре.

Он вошел в Большую залу Вавеля, до отказа наполненную разряженными в лучшую одежду придворными, и остановившись на пороге, с грустной усмешкой подумал о том, сколько раз он уже находился в этой зале, наблюдая за калейдоскопом сменявшихся на польском троне королев Польши – сначала юной несчастной Ядвиги, затем высокомерной Анны Цельской, а теперь – живой и непосредственной Эльжбеты Грановской. Все могло быть и хуже, мельком подумал он про себя, стараясь не холодеть от одной только мысли о том, что сейчас в парадной зале Вавеля рукой об руку с королем Владиславом Ягайло могла бы стоять, в качестве новой королевы, его жена, Эвелина Острожская. В ту же минуту он увидел ее рядом с новой королевой. Чуть выше пани Грановской ростом, но стройнее и тоньше ее в кости, в жемчужно-сером платье, украшенном темными узкими лентами, отделанными сверкающей жемчужной пылью, с тщательно уложенными белокурыми волосами, неправдоподобно красивая, невозмутимая и улыбающаяся отрешенной придворной улыбкой, она вдруг напомнила ему прежнюю Эвелину Валленрод, какой она была десять лет назад, на приемах в замке Мальборк. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя он мог слышать, как королю доложили о его появлении, и по рядам придворных рябью пробежал обычный шепоток зависти и восхищения, который за несколько лет до Грюнвальда начал сопровождать звук его имени.

На этот раз, изменив своим привычкам, Острожский появился на приеме не в белом с золотом цветах, которые обычно требовались от принцев крови, а в черном с серебром. Рукава его черного бархатного камзола были отделаны серебристой сеткой вышивки; волны белоснежных валансьенских кружев, украшавших его рубашку, выпущенные поверх ворота камзола, ниспадали ему на грудь; темные узкие, по испанской моде, штаны были заправлены в высокие темные сапоги со шпорами. Подчиняясь польский моде, он распустил по плечам свои золотисто-каштановые волосы, отросшие за прошедший год в Испании, и сейчас они пышными волнами обрамляли его красивое, с четкими, словно выбитыми на римских монетах, чертами, лицо. Темные искристые глаза его сверкнули насмешкой, когда он увидел, как пани Грановская что-то сказала Эвелине, и та обернулась и посмотрела на него.

– Он все такой же красавец-мужчина, – тихо прошептала Эвелине ее подруга, которая стала в этот день новой королевой Польши. – Просто поразительно, годы совсем не изменили его! Ты счастливица, Эвелина. Он смотрит только на тебя! Представь его мне.

– Я думаю, король должен сам сделать это, – пробормотала Эвелина, стараясь не смотреть на князя, чтобы скрыть свое волнение.

Перед ней, в Большой зале Вавеля, вновь стоял прежний князь Острожский, в котором по невероятным, необъяснимым причинам вдруг не осталось ничего от того итальянского герцога, каким он был еще в прошлом году. Это был снова он, насмешливый и невыносимый королевский посол в замке Мальборк, небрежно элегантный, высокомерно красивый и вызывающе дерзкий.

– Моя дорогая Эльжбета! – тем временем произнес король, беря жену за руку и подводя ее к князю Острожскому, приблизившемуся к королевской чете, чтобы засвидетельствовать свое почтение. – Позволь представить тебе моего любимого племянника, невыносимого князя Острожского, мужа твоей лучшей подруги и нашей прекрасной княгини Эвелины Острожской!

– Очень много слышала о вас, дорогой князь, – с улыбкой сказала пани Грановская, протягивая Острожскому руку для поцелуя.

– Надеюсь, хорошего, моя королева?

Блеснув своей неподражаемой белозубой улыбкой, Острожский склонился над рукой королевы, а когда он, разогнув спину, вновь взглянул ей в лицо своими темными искристыми глазами, опушенными длинными густыми ресницами, королева была поражена его неброской изысканной красотой принца крови и очарована исходящим от него обаянием. Он был не просто красив, он казался живым воплощением всех женских грез – в глазах его светилось неподдельное восхищение ей как женщиной, на губах играла чарующая улыбка, голос был мягок, движения отточено-изящны, внешность выше всяких похвал. Высокий, с широкими плечами и узким поясом, длинноногий, элегантный, хорошо одетый, он был олицетворением настоящего придворного, в котором, однако, чувствовалась сила и грация хищника, готового к отражению удара с любой стороны.

Во взгляде короля светилась признательность – князь Острожский вел себя безукоризненно, он был вежлив и внимателен к его новой жене, несмотря на то, что уже, наверное, слышал, как грубо и непочтительно вела себя с новой королевой своевольная польская шляхта. Дружба с Эвелиной Острожской и расположение самого князя Острожского могли неизмеримо укрепить положение пани Грановской в глазах многих поляков и литвинов.

– Прошу прошения, что опоздал на коронацию, ваше величество, – услышал король голос князя, оторвавшись от своих дум, – но переговоры в Мальборке снова потребовали моего присутствия. Я также должен извиниться перед дамами, – Острожский склонил голову, – но в течение ближайших нескольких часов я хотел бы просить вас об аудиенции по поручению великого князя.

Король встрепенулся.

– Я приму вас немедленно!

– Боже мой, Владислав, дайте ему хотя бы поздороваться с женой! – мягко сказала, улыбаясь Острожскому, пани Грановская.

– Благодарю вас, моя королева, – слегка поклонился ей он.

Пани Грановская тут же подхватила короля под руку и отвела его в сторону.

Острожский повернулся к Эвелине и холодно улыбнулся. Предложив ей руку, он вывел ее из толпы придворных, окружавшей короля и королеву, и мягко развернул ее к себе лицом, остановившись в более тихом месте, у колонны возле стены, не выпуская из своих рук руки Эвелины.

Некоторое время они молча изучающее смотрели друг на друга, пока Острожский, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:

– Вот уж никак не ожидал увидеть вас в Кракове, дорогая. Я, кажется, приглашал вас в Вильну?

– Вы приказали мне быть в Вильне, – любезно улыбаясь, поправила его Эвелина. – Через два месяца.

Несмотря на его кажущийся холодным тон, в темных глазах Острожского светилось откровенное желание, такое очевидное, что Эвелина почувствовала, как мурашки страха или предвкушения удовольствия, побежали по ее коже.

– Что вы имеете в виду, дорогая? – голос Острожского стал чарующе мягок.

– Я имею в виду, что назначенный срок еще не истек, так что я могу делать то, что пожелаю.

– Вы всегда делаете то, что пожелаете, Эвелина, – по губам князя на секунду скользнула невеселая усмешка, однако он остался серьезным, когда, чуть помедлив, коротко спросил: – Стало быть, вы приедете в Вильну?

– Несомненно, – с некоторой долей высокомерия уверила его Эвелина. – У меня нет выбора, не правда ли? Ведь в противном случае вы пригрозили разнести дом деда по бревнышку, чтобы вытащить меня оттуда?

– Я очень рад, что догадался сделать эту угрозу, – из глаз Острожского исчезла улыбка, выражение его лица вновь стало официальным. – Судя по всему, только после этого мне, кажется, удастся получить назад свою жену!

Слегка поклонившись Эвелине, соблюдая официальные церемонии польского дворцового этикета, он уже повернулся, собираясь отойти, как снова услышал ее мелодичный голос:

– А что вы делаете при польском дворе, Острожский? Вы же должны быть на переговорах в Мальборке?

– О, моя дорогая княгиня! – он медленно обернулся к ней, его глаза блеснули насмешкой. – Вы не только помните мое имя, вы также, оказывается, в курсе всех моих дел и передвижений?

– Конечно же, мой дорогой князь, – Эвелина умышленно назвала его так, подражая ему, заметив, как от звука этого обращения что-то дрогнуло и изменилось в выражении его лица. Продолжая неотрывно смотреть ему в глаза, пытаясь определить, почему он кажется таким напряженным, она мягко добавила, словно как бы между прочим провоцируя его на откровенность: – Ведь вы же еще пока мой муж, не правда ли?

– Пока еще? – Острожский вскинул бровь. – Именно из-за этого вы старательно избегаете встреч со мной?

– Я же обещала вам, что приеду в Вильну. Я не ожидала увидеть вас при польском дворе.

Не обращая внимания на присутствующих, Острожский приблизился к Эвелине почти вплотную, так что она была вынуждена поднять голову, чтобы по-прежнему смотреть ему в лицо.

– Что вы делаете, князь? – тихо спросила она.

– Дайте мне слово, дорогая, что если вы приедете в Вильну, вы сделаете это от чистого сердца, – так же тихо сказал он, глядя ей в глаза.

– Хорошо, – она почти шептала, так как он едва слышал ее слова. – Но имейте в виду, у меня есть определенные условия.

– Условия?

Он взял руку Эвелины и прижал ее пальцы к своим губам. Эвелина чувствовала согревающее тепло его дыхания от прикосновения его губ к ее коже, а когда он медленно провел полураскрытыми губами вдоль ее указательного пальца, она вздрогнула от вспыхнувшего в ней желания его близости и отняла у него свою руку.

– Все, что вы пожелаете, дорогая! – тихим, низким от возбуждения голосом, сказал он.

– Не зарекайтесь, князь, – снова прошептала она. – Может быть, то, что я попрошу, невозможно?

– Скажите мне, что это, Эвелина, и я немедленно соглашусь!

Острожский снова овладел рукой Эвелины и снова поднес ее пальцы к своим губам.

– Прекратите немедленно! – Эвелина попыталась вырвать у него руку. – Вы что, не видите, как это действует на меня. На нас уже смотрят!

– Стало быть, я все-таки небезразличен вам?

– Когда это вы были мне безразличны! – Эвелина сердито смотрела в его искрящиеся глаза. – Вы всегда умудрялись выводить меня из себя!

– Это не тот ответ, которого я ожидал, – с тонкой улыбкой сказал Острожский.

– Надеюсь, вы не ожидали признания в любви?

– Почему бы и нет? – с иронией, обращенной скорее к самому себе, к своим надеждам, чем к ее словам, уронил он.

– Потому, что вы – неверный муж! – тихо и любезно произнесла она прямо ему в лицо и тут же с почти болезненным удовлетворением увидела, как сжались его челюсти, а в глазах вспыхнул мрачный огонь.

– Мы поговорим об этом позже, в Вильне, – зпмереа на минуту в молчании, наконец, отстраненно сказал он, отступая от нее на шаг.

– Почему же не сейчас? – подражая его ироничной интонации, спросила Эвелина.

– Потому что это неподходящее место для подобного разговора, – сухо сказал Острожский.

Неожиданно для него, Эвелина сделала шаг ему навстречу, демонстративно протянула ему руку для поцелуя, а когда он склонился к ее руке, произнесла негромко, но отчетливо, глядя на его темноволосую голову:

– Я не требую от вас объяснений и оправданий, князь. Что сделано, то сделано. Я приеду к вам в Вильну и останусь с вами на одном простом условии.

– Условии? – Острожский выпрямился и внимательно посмотрел на Эвелину, щеки которой порозовели от внезапно прилившей к ним крови. – О чем вы говорите, Эвелина? Что вы от меня хотите?

– Вы узнаете об этом через два месяца в Вильне.

– Через два месяца?! Вы что же, хотите, чтобы я окончательно лишился сна?

– Вы жалуетесь? – не скрывая усмешки, удивилась Эвелина.

– Конечно! – с внезапным всплеском возмущения вскричал Острожский, однако, заметив, что на них обращают внимание, не выпуская из своих рук ее руки, быстро и серьезно заговорил, не отрывая от нее глаз. – Я не видел вас целый год! Я скучал по вам, Эвелина, каждый день этого чертова длинного года! Я тысячи раз воображал, что теряю вас, вы просите короля о разводе и он дарует его вам! Я не могу больше притворяться спокойным и выдержанным человеком. Я согласен на любые ваши условия, если вы останетесь со мной! Вы должны мне обещать это, Эвелина!

– Я ничего не могу обещать, – помолчав, сказала Эвелина, поднимая на него глаза. – Кроме того, что я приеду в Вильну. А теперь идите, Острожский, король ждет вас.

Через два часа, переговорив с королем, Острожский вернулся в Большую залу в тайной надежде вновь встретиться с женой. Король Владислав Ягайло вышел в приемную залу вместе с ним. Вертя головой в поисках пани Грановской, он рассеянно сказал, обращаясь к Острожскому:

– Я весьма благодарен твоей жене, анжуец! Она взяла под свое покровительство мою Эльжбету, и хотя у той достаточно сильный характер, без поддержки прекрасной Эвелины ей пришлось бы совсем туго. В обществе твоей жены затыкают свои грязные рты даже самые дерзкие из шляхты.

– Вы никогда не жалели о том, что стали польским королем, Ягайло? – внезапно спросил Острожский.

Король перестал говорить и внимательно посмотрел на него.

– Я жалею об этом каждую минуту, – наконец, тихо сказал он. – Каждый Божий день! Но Господь наградил меня такой долей, и я должен без нареканий нести предназначенную мне крест. Если бы только Эльжбета родила мне сына!

– Немного терпения, мой король, – дипломатично заметил Острожский. – Вы женились лишь несколько месяцев тому назад. Не требуйте от нее невозможного.

– Твоей жене хватило нескольких месяцев, чтобы подарить тебе сына! – немного непоследовательно, на взгляд Острожского, припомнил король.

– Что вы имеете в виду, ваше величество?

Король Владислав Ягайло открыл было рот, чтобы ответить, но в тот момент, наконец, увидел свою жену, королеву Эльжбету, в обществе Эвелины Острожской и представителя Тевтонского Ордена при польском дворе, барона Альберта фон Лихтенштейна, давнего знакомого Острожского и Эвелины по замку Мальборк. Вся троица весело смеялась над рассказом крестоносца, на лицах окружавших их представителей польской шляхты читались все оттенки чувств, начиная от зависти и пренебрежения, и кончая неприкрытым восхищением.

– Эвелина Острожская! – снова мечтательно сказал Ягайло, глядя на молодую женщину с гордой осанкой и взглядом королевы. – Эта непревзойденная Эвелина Острожская! Посмотрите, князь, крестоносец просто очарован ею, она вертит им, как пожелает. Благодаря ей, этот молодой человек уже оказал мне ряд мелких, но ценных услуг.

– Альберт – давний знакомый Эвелины по Мальборку, – сухо согласился Острожский.

– В прекрасной княгине, под стать тебе, заложены задатки великого дипломата, – вздохнул король, все также не сводя взгляда с молодой женщины. – Я был счастлив, когда она пожелала вернуться ко двору. Мне не хватало ее улыбки, ее божественной красоты и ее женской мудрости.

Острожский в некотором удивлении смотрел на короля.

– Вы ведь женились по любви, Ягайло? – спросил он, помедлив.

– Разумеется.

Король Владислав Ягайло сморгнул и словно пришел в себя.

«Лусия права, она ведьма!» – с веселой насмешкой успел подумать Острожский о своей жене, прежде чем король, подхватив его под локоть, начал прокладывать им путь по направлению к оживленно болтающей троице.

– А, князь! – без вдохновения приветствовал Острожского Альберт фон Лихтенштейн. – Не проходит и дня, чтобы великий магистр фон Платтен не упомянул вас в своих молитвах!

– Даже так? – скептически поднял бровь Острожский.

– Наверное, он просит Господа насшего снова услать князя в Италию, – сказала Эвелина, улыбаясь и глядя на Острожского. – Не думаю, что вмешательство князя Острожского в переговоры сильно обрадовало магистра.

– Вы как всегда правы, дорогая Эвелина! – расцвел в улыбке крестоносец. – Магистр действительно просит Господа, чтобы он убрал куда-нибудь подальше слишком уж влиятельного и искушенного в переговорах князя Острожского.

– Какая честь для вас, князь! – попыталась поддержать разговор королева Эльжбета. – Впрочем, переговоры ведь близятся к концу, не правда ли, мой король?

Владислав II Ягайло пробормотал что-то нечленораздельное, в то время, как Острожский сделал вид, что ничего не слышал. Альберт фон Лихтенштейн тонко усмехнулся и со значением посмотрел на Эвелину.

– Говорят, в Польше любят танцевать? – перевел разговор на нейтральную тему он.

– Танцевать? – рассеянно переспросил король. – Да, разумеется. С тех пор как нашими придворными занялась моя сестра Александра, мы, кажется, стали танцевать столько же, сколько при мазовецком дворе!

В этот момент в зале действительно раздались звуки полонеза. Король тут же предложил руку Эвелине Острожской, она улыбнулась ему и вложила в его руку свою тонкую ладонь. Они стали первой парой, открывающей полонез, встреченные бешеным шквалом аплодисментов шляхты.

– Вы танцуете, моя королева? – Острожский взглянул на опечаленное лицо пани Грановской.

– Я, право, несколько неуклюжа, – застенчиво пролепетала молодая женщина, тем не менее, чрезвычайно польщенная его вниманием.

– Не стоит беспокоиться, ваше величество, – Острожский ободряюще улыбнулся ей и почтительно протянул ей руку. – Я хороший танцор, и даже если вы ошибетесь, никто этого не заметит.

Вопреки ожиданиям, новая королева оказалась весьма искушенной в фигурах танца. Когда она расслабилась и перестала бояться сделать оплошность, танец доставил ей настоящее удовольствие, тем более, что во время переходов она ловила на себе удивленные и одобрительные взгляды короля. Острожский оставался невозмутим. Пластичный, ловкий, обладающий изяществом и грацией почти профессионального танцора, какими были многие придворные того времени, он твердо и уверенно вел королеву в танце, не давая ей возможности сбиться с ритма, оступиться или сделать ошибку при переходах. Пани Грановская понимала это и не могла не восхищаться его великодушием и обаянием. Все время, пока они танцевали, он развлекал ее историями из жизни крестоносцев, она смеялась, покоренная сердечностью его улыбки и веселым блеском его темных искристых глаз.

– Боже мой, я совсем забыла поздравить вас, князь, – сказала она с застенчивой улыбкой, когда танец кончился и Острожский предложил ей руку, чтобы отвести ее на другую сторону залы, где находился король.

– Поздравить меня? – удивился Острожский. – С чем?

– Ну конечно же, с рождением сына! – мягко сказала королева Эльжбета.

– С рождением сына? – переспросил князь. – Вы имеете в виду день рождения Андрея? Я полагал, что он родился несколько позже, в январе?

– Да нет же, я имею в виду с рождением вашего второго сына, Даниэля, – пояснила королева Эльжбета, улыбаясь ему.

– Моего второго сына? – Острожский на секунду потерял дар речи, но заметив, что королева Эльжбета с внезапно вспыхнувшим подозрением смотрит на него, тут же как можно небрежнее сказал: – Ах да, простите, ваше величество, я не понял. Благодарю вас.

– Он, к тому же, королевский крестник, – облегченно улыбаясь, сказала королева.

Когда он подвел пани Грановскую к королю, и супруги прилюдно расцеловались, Острожский быстро огляделся по сторонам, стараясь найти глазами Эвелину. В груди его кипела ярость. Рождение второго сына! Никто: ни одна, ни дед, ни прислуга, – никто даже словом не обмолвился ему об этом! Обнаружив, наконец, Эвелину в обществе пана Завиши Чарного и пана Повалы из Тачева и их жен, он приблизился к ним, некоторое время вежливо поддерживал разговор, а затем, извинившись, отвел Эвелину в сторону.

– Что случилось, князь? – Эвелина обеспокоенно смотрела на него. – На вас лица нет. Вы устали с дороги? Король сказал мне, что вы отправились на этот прием прямо после того, как провели в седле несколько недель, добираясь из Вильны в Краков.

– Это проявление заботы, моя дорогая? – спросил Острожский. – Немного запоздалой, надо полагать. Как и новость о том, что у вас родился второй сын?!

Эвелина подняла голову и бесстрашно встретила его гневный взгляд.

– Не понимаю, почему вы так кипятитесь, князь, – невозмутимо произнесла она. – Это во-первых. А во-вторых, почему у меня? У нас родился второй сын. Или вы сомневаетесь в своем отцовстве?

– Стало быть, вы считаете нормальным, что о рождении своего сына я узнаю не от вас, а от королевы? – тихим от ярости голосом спросил он.

Взгляд Эвелины не дрогнул, когда она так же тихо, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих, ответила ему:

– Я не считаю это более ненормальным, чем то, что о вашем происхождении я узнаю не от вас, а от короля и великого князя!

Острожский некоторое время недоверчиво рассматривал ее, словно пытаясь определить, что именно скрывается под ее словами, а потом негромко и невесело рассмеялся:

– Надеюсь, на этом ваша месть за всю эту историю закончится, моя дорогая жена? Или мне придется с войсками и пушками пробиваться к Вязьме, чтобы хотя бы взглянуть на моего сына?

От него не укрылся облегченный вздох, который испустила Эвелина, на секунду расслабившись под маской своего холодного безразличия.

– Вам не надо ехать в Вязьму, князь, – с непонятной ему кротостью сказала она. – Даниэль здесь, со мной, в Кракове. В настоящее время, надеюсь, спит в своей колыбели в доме на Подоле. Если вы хотите увидеть его, мы можем отправиться туда немедленно. У вас ведь найдется для этого минутка времени до того, как вы вернетесь к Витовту, не правда ли?

Острожский непроизвольно, словно защищаясь от удара, поднес руку к глазам, в который уже раз за этот примечательный вечер пораженный калейдоскопической пестротой новостей, обрушивающихся на его голову. Эвелина немного помедлила и после некоторого колебания добавила:

– Я не знала, намерены ли вы вернуться в Литву или нет, князь. Я хотела дать вам свободу выбора. Я также не хотела, чтобы вы возвратились только для того, чтобы забрать у меня и этого сына.

– Чего еще вы хотели, скрывая от меня рождение моего сына, позвольте мне узнать? – Острожский отнял руку от глаз и взглянул на Эвелину.

– Я хотела сохранить хотя бы частицу вас, мальчика, который бы меня любил и был бы со мной, – тихо сказала Эвелина, не глядя на него.

– Разве я не любил вас?! – Острожский говорил тихо и быстро, и, к своему глубокому удивлению, Эвелина могла различить в его голосе подлинную обиду и боль: – Да, я обидел вас, обидел ненамеренно и случайно, но вы даже не захотели выслушать меня! Вы бросили меня! И оставили мне Андрея. Этот год без вас стал для меня пыткой! Я вернулся в Литву, привез с собой Андрея, я загнал коней, добираясь к вам в Вязьму. И что же? Вы снова закрыли передо мной все двери и даже не пожелали меня увидеть! Что я должен думать обо всем этом, Эвелина?! Что вы хотите, чтобы я сделал?! Скажите мне, я уже не знаю, что происходит!

Эвелина порывисто отвернулась от него, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. Он помедлил, потом подошел к ней и обнял ее сзади за плечи, привлек к себе, с наслаждением вдыхая такой знакомый ему запах ее волос.