- -
- 100%
- +
– В смысле? Сейчас? – опешила Лиля.
– Да. На работе жопа, – сказал он и деловито показал телефон, будто тот разрывался от сотни писем по рабочим вопросам. – Придется в выходные выйти.
Деваться было некуда, приходилось врать. Правду друзьям особо не взболтнешь, даже Саше – мало ли как отнесется. Да и сам Толя не совсем понимал, а что рассказывать-то? Из-за чего он так маялся? Толя не стал долго ломать голову над своими муками совести и попросту решил уехать. Выбрал тактику спрятаться, как самый настоящий страус.
Когда он в спешке зашел в баню за вещами, немного погодя, за ним следом зашла Вера. Толя чуть ли не с порога стал гнать ее со словами, чтоб она шла куда подальше, а то и так уже делов натворила, но вовремя остыл. По загривку пробежал холодок, говоривший ему быть осторожнее и не привлекать еще больше внимания к своей персоне.
– Это, мне спешить пора, – подавив в себе вспышку гнева, вместо этого ледяным тоном произнес Толя, решив действовать резко и не мешкая, как будто отдирал пластырь. – А за вчерашнее прости. Перепил малек. Давай забудем об этом инциденте, пока еще дров не наломали, окей? Мне проблемы не нужны.
Вера недоуменно захлопала глазами, видимо, ожидая каких угодно слов, но только не этих. А Толя, пользуясь ее замешательством, не дал ей возможности заговорить и, наспех попрощавшись, пулей устремился вон из бани, на ходу засовывая в рюкзак свои вещи.
Не давая времени для новых расспросов, он зашел в беседку и скомкано стал со всеми прощаться. Паша искренне удивился скорому отъезду друга, Максим изобразил досаду и надежду еще вместе покутить, а Лиля ошарашенно хлопала глазами, совсем как Вера. Остальные с вынужденным пониманием отнеслись к его отъезду и просто сказали: «До встречи».
В отличие от Саши с Деном, которые возмущенно запричитали:
– Э, а мы как поедем? Мы же планировали завтра все вместе! – подал голос Ден, когда вместе с младшим Денчиком вышел провожать Толю за ворота. – Да шли нахуй эту работу! Че они там без тебя не справятся? Выходной же!
– Ну, вам больше не нужно пакеты тащить. Как-нибудь разберетесь, – ответил на это Толя, выруливая свой «Ниссан» из гаража, и затем, будто и сам уверовав в свое вранье, с важным и обеспокоенным видом добавил: – А я все-таки поеду. Надо.
Выехав за ворота и прибавив скорости, он выехал на трассу и двинулся в сторону Москвы. Он включил радио, и там как раз играла песня «Джекиль и Хайд». Можно было немного разрядиться.
Полдела было сделано. Осталось за малым. Но контакт не отвечал на смс, и тогда Толя решил позвонить. Тишина. Настроение было отвратительное. Хотя по идее ничего не произошло, однако мысль, что что-то пошло не так, не проходила. Ему остро захотелось отвлечься, получить какой-нибудь встряски, и он прибавил громкость радио на всю, начав отбивать ритм песни пальцами по рулю.
Пытаясь успокоить нервы, он отбивал пальцами ритм и покачивал головой, мыча про себя припев песни и мча вперед по пустующей трассе, но, так и не успокоившись, вернул громкость музыки на место.
На душе скребло – росло беспокойство из-за Веры, которая могла все же проболтаться об их ночных похождениях Лиле или Маше, а та уж точно передаст все это Максиму. И о чем он только думал? Ах, да! О своей беззаботной студенческом жизни. Только вот прошла она лет пять назад, а сейчас он был почти тридцатилетним раздолбаем, так и не научившимся отличать, в какую дырку нельзя совать пальцы.
Тут внезапно пришло уведомление. Толя взялся за телефон. Но пришло не долгожданное смс, а письмо с работы.
Толя на ходу смутно понял, что содержали все эти многочисленные восклицательные знаки и метафоры, но пока выходило так, что начальник написал гневное письмо о том, что Толя не молодец, так как тот отчет, который он должен был сдать в четверг, еще не готов, попутно поставив в копию всех финансистов, которые ранее запрашивали этот файл. Видимо, он все-таки понадобился какому-то чертовому трудяге в пятницу вечером, и тот поспешил стрясти его с Сан Саныча, а тот в свою очередь не преминул за это публично взять за говно Толю. «В который раз!!!», как гласили недовольные строки письма. И приписка: «Доделать и сейчас же прислать файл».
Толя не стал что-либо предпринимать и, крепче сжав руки на руле, пошел лихачить по трассе. В субботу днем дороги в Москву были почти пустынны, но даже обратное не помешало бы ему выплеснуть всю злость, вдавливая газ в пол, матерясь и подрезая других менее расторопных водителей.
В голове крутилось одно – как так совпало, что, наврав, Толя вляпался в свое же вранье, как по иронии судьбы? Складывалось впечатление, что он сам на себя накликал беду. Ему вспомнилось, как не раз в детстве ему говорили не завираться, не говорить лишнего и плохого, иначе быть беде. Он никогда в это не верил, потому что не раз доказывал обратное: бывало, навыдумывал всякого, фантазировал плохого или очень даже хорошего в своей голове или говорил кому, а ничего не случалось. Но сейчас Толя невольно удивлялся тому, как обстоятельства складывались непостижимым для него образом и совсем не в его пользу. Ниточки, за которые он то и дело безрезультатно дергал мироздание в попытке сотрясти воздух, внезапно отозвались дрожью всего полотна.
Всякое бывало в его жизни, но чтоб так кармически точно – впервые.
Приехав домой и более внимательно прочитав письмо, Толя не пошел на работу разбираться с отчетом, а пошел в бар. Думать о работе или о неприятностях с Верой не хотелось, поэтому он решил выбросить все из головы и забыться в непринужденном общении и алкоголе. На дворе стояла суббота, выходной. А об отчете он подумает в понедельник в положенное для этого рабочее время.
В центре Москвы находилась парочка его любимых баров, в которые он захаживал по выходным или после работы. В одном из них, «Цвейге», частенько проходили концерты всяких групп разной направленности от довольно известных до новичков. В эту субботу играли «Ночные бомбардиры» и, судя по названию и отсутствию толп поклонников до начала концерта, это была новенькая рок-группа, подражающая «КиШу» и старой доброй «Арии», но еще только вышедшей на тропу поиска славы. В этом деле Толя мог только пожелать им удачи, учитывая сколько развелось групп с почти одним и тем же амплуа и особо ничем не отличающихся по стилистике.
Но все лучше, чем вечера открытого микрофона и «стэндапа», тоже порой проходившие в «Цвейге», пусть хоть и гораздо реже концертов. На них комики и навидавшиеся разного люди приходили вещать свои шутки и истории, но Толя редко когда мог над ними по-настоящему посмеяться. В основном люди шутили про секс, отношения, работу, родителей или детей, и Толе приходилось быть под сильным хмельком, чтобы оценить хотя бы одну из шуток, в то время как другие слушатели смеялись от души. Черный юмор ему нравился больше, но комики редко его использовали, а если уж и шутили как-то на тему расизма или смерти, то делали это слишком деликатно или вовсе скатывались в банальщину, отчего весь смак шутки шел насмарку. В вопросах юмора Толя всегда любил золотую середину, когда шутка цепляла ровно на столько, на сколько остальные ее не поняли.
Пройдя внутрь бара, он уселся за стойку почти в самом углу, чтобы быть не в самой гуще толпы, но и видеть потом выступающих, и подозвал бармена. Была смена Миши и Егора, и если с первым еще как-то можно было обменяться парой шуток и пообсуждать последние новости из жизни столицы, то со вторым Толя был не настолько знаком. К счастью, к нему подоспел Миша, который слегка удивился раннему приходу Толи. Обычно Толя приходил после концерта, о чем не преминул ему напомнить бармен. Но оттого-то Миша и считался хорошим барменом, что так хорошо знал постояльцев.
Несмотря на радушный прием, разговор не клеился, и после обмена приветствиями Толя попросил сделать ему чего-нибудь простенькое для начала, и Миша пошел разбираться с очередью из набежавших заказов.
Знакомых пока не было, учитывая ранний час. Обычно Толя приезжал после десяти, когда концерт уже близился к завершению, так как не жаловал то коверкание песен, которым нынче занимались новоявленные рок-группы. Но сегодня планы с самого начала пошли по одному месту, поэтому за неимением других альтернатив пришлось заявиться в бар, как какой-нибудь непросыхающий забулдыга, жаждущий опохмелиться, или, что было еще хуже, как фанат «Ночных бомбардиров».
Толя ничего не планировал в этот вечер и действовал, как всегда, по наитию. За годы таких походов по барам в нем выработалась привычка буквально уходить в режим энергосбережения, потягивая выпивку и без особого интереса оглядывая посетителей. Мало что уже могло привлечь его внимание. Компании и лица практически не отличались, люди приходили парами, втроем, вчетвером, одни, кто в косухах, кто в забавных шапках, кто накрашенные, как на панель, кто, наоборот, нечесаные и в спортивках, как будто только что с кровати встали. «Цвейг» не утруждал себя правилами дресс-кода и стоял вдалеке от метро, будучи не особо популярным местом у залетных людей, охочих до модных пабов, наподобие «Олдскул» или «Лос Бандидос», поэтому сюда приходили лишь те, кто понаслышке или по случайности уже давно посетил данное заведение. Тут всегда царила панибратская атмосфера и все друг друга знали. Толя частенько замечал в толпе лица, которых видел ранее и с которыми, бывало, выпивал, хотя не был знаком лично, но не спешил исправлять это, в последнее время предпочитая оставаться безучастным.
Приехали музыканты «Ночных бомбардиров» и стали расставлять свои инструменты на небольшой сцене, находящейся в начале зала возле выхода и барной стойки. Внешне они мало походили на рокеров или «бомбардиров» и пришли кто в чем. Только у одного из них была кожаная косуха, а остальные ограничились лишь чуток рванными джинсами и клетчатыми рубашками на выпуск.
Их ударница, красноволосая девушка в ковбойской шляпе и ростом метр с кепкой, показалась Толе миловидной, несмотря на свой бойкий вид. Остальные члены группы его, естественно, не интересовали. Ударница подошла вместе с еще одним участником группы – лысым мужиком под метр девяноста, с серьгой в ухе и черными круглыми очками, как у кота Базилио, – к барной стойке и окликнула Мишу по имени. Складывалось впечатление, что они с барменом были знакомы. Лысый мужик посмеялся над шуткой Миши, поглаживая при этом задок красноволосой девушки, успевшей уже запрыгнуть на барный стул и перебиравшей ножками, будто ей не сиделось на месте. Миша тем временем намешивал им шоты, продолжая искрометно шутить, отчего мужик с очками кота Базилио заливисто смеялся. На пояснице между клетчатой рубашкой, завязанной у ударницы на худом животе, и низкими джинсами проглядывалась полоска красных стринг, которой то и дело щелкал лысый, демонстрируя, что это его собственность. Другие двое участников группы могли в это время лишь сидеть позади и облизываться, ожидая свои порции коктейля за отведенным им столом, пока харизматичный и более расторопный лысый мужик уже пил и наглаживал их единственную участницу группы с сиськами.
Толя усмехнулся. В маленьких коллективах, типа музыкальных групп, всегда так – девушка доставалась самому сильному. Кто-то брал харизмой, кто-то внешними данными, а кто-то просто брал. Что-то подсказывало Толе, что лысый бугай в черных очках завоевал девчушку сразу всеми тремя качествами.
Вскоре пространство возле бара заполнилось людьми, и стало тесновато, а еще чуть погодя группа начала разогрев. Песни были посредственные и звучали как похабные ремиксы группы «Алиса», но Толя уже достаточно выпил, чтобы начать отбивать ритм пальцами по своему бокалу. Как он и предполагал, тот лысый мужик был вокалистом и пел рыкающим, слегка наигранным голосом развязного пирата, что на деле звучало не так плохо. Позади него на ударных отжигала красноволосая девчушка, разметывая свои волосы из стороны в сторону под удары барабанных палочек. Толя представил, как потом эта маленькая девчушка после концерта будет так же безумствовать на вокалисте, который по сравнению с ней был ростом со шкаф, и усмехнулся.
Внезапно в голове неприятной вспышкой восстало его недавнее похождение с Верой ночью в беседке, и Толя тут же скривил губы, будто залпом выпил стакан самогона.
Затем не прошло и двадцати минут, как пришел Серега, постоялец «Цвейга» и его давний товарищ по бутылке. Коренастый и бородатый, этот мужик лет тридцати с небольшим мог перепить кого угодно. Когда-то Серега подначил Толю на спор испытать силушку в этом казалось бы простом состязании, и они пили шот за шотом, почти без закуски, пока Толя все же не отключился. Он смутно помнил, как его так угораздило, но то было по молодости и незнанию, с кем состязаться не стоит. С тех пор Толя в такие игры не играл.
Толя махнул ему. Завидев его, Серега протиснулся сквозь пульсирующую под музыку толпу в угол бара, где сидел Толя.
– Здарова, – они обменялись рукопожатиями, и Серега сказал: – А ты не говорил, что сегодня заглянешь.
– Здарова, Серый! Да я как-то не планировал, – признался Толя с улыбкой, будучи уже под хмельком. – Так, чисто пару стаканчиков выпить.
Рядом не было свободных стульев. Серега снял свой рюкзак, с которым всегда и всюду таскался, и повесил его на спинку Толиного стула. Последний не стал препятствовать его оккупации, хотя сам никогда не брал с собой ничего кроме телефона, ключей и карточек, что в совокупности умещалось в карманах. Толя изредка задавался вопросом, что же его товарищ вечно таскает с собой в рюкзаке, но особо не интересовался. Когда-то он даже пошутил на эту тему, приплетая до кучи темноволосую бородку Сереги, типа сколько «Аль-Каида»5 платит ему за один такой заход, на что тот иронично улыбнулся, ничего не ответив.
– Ты опоздал. Почти на полчаса позже, – заметил Толя. – Ты обычно вместе с концертом начинаешь пить.
– Да дела были. Это, а кто сегодня вообще играет? – спросил тем временем Серега, пристраивая на Толин стул еще и свою куртку. Мест за баром больше не было, поэтому по негласному правилу, на стул скидывались все вещи новоприбывших товарищей. – Я вроде видел афишу, но название забыл.
– Да какие-то «Ночные бомбардиры». Но в целом норм, хорошо играют.
Серега посмотрел на сцену, и по его нахмурившимся бровям было трудно понять, так же ли он оценивал музыкантов. Он повернулся к бару и по обыкновению заказал себе стаут, еле втиснувшись своими массивными плечами между Толей и сидящим рядом с ним другим мужиком, пришедшем с компанией. Та компания весь вечер что-то обсуждала, и пару раз Толе казалось, что мелькали слова «Колумбайн» и «подражатели», на что он тихо ухмылялся, но в разговор не вступал. Настроение было не то. Хотя кто знает, каким оно станет через пару бокалов горячительного. Может, Толя полезет расспрашивать их, а знают ли они сколько стреляющих подражателей в российских школах развелось, не то что в Америке с ее «Колумбайном».
Когда Серега получил свое пиво, они с Толей чисто по привычке чокнулись и продолжили наблюдать концерт. Толя хотел забыть о своих проблемах, так что начал разговор на отстраненные темы:
– Зажигательная штучка, та ударница, – как бы между прочим заметил Толя, кивая на вошедшую в раж красноволосую бестию.
Та, казалось, ни капельки не устала и продолжала под ритм ударных мотать волосами из стороны в сторону.
– Мелкая та? – переспросил Серый и прищурился. – А че это ее так торкает? Она под чем-то, что ли?
– Возможно. А может, просто накидаться успела. Они с лысым вокалистом перед началом концерта за стойкой сидели и с Мишей болтали, – сказал Толя, хотя сам заметил, что ударница была чересчур энергична, но не хотел спихивать все на наркотики. – Мелкие обычно быстро набухиваются, да и энергии в них хоть отбавляй.
– Возможно, – не сильно заинтересовано ответил Серега.
Когда музыканты объявили перекур, Серега с Толей тоже вышли на улицу покурить. До этого в баре он поинтересовался, как у того дела, и тот, по обыкновению, ответил, что неплохо, но было бы лучше, если бы начальник не делал ему мозги. Толя поделился той же жалобой на своего начальника, и они вместе продолжили обсуждать работу, офисных крыс и прочих канцелярских зверюшек, встречающихся на ней и периодически портящих жизнь таким работягам, как они. Толя почти забыл, отчего с утра сорвался с Пашиной дачи в Москву, полностью переключив свою злость на начальника, которому не терпелось перемыть кости.
– Перемывать – еще ладно, главное – не переломать, – не особо шутя, заметил на это Серега, и Толя лишь молча согласился.
Когда они вернулись, рядом с их стулом вместо компании, ранее обсуждавшей «Колумбайн», образовалась парочка новых лиц – две довольно симпатичные девушки. Толя по инерции оценил обеих, проходя к своему стулу.
Видя, что рядом с девушками с другой стороны был еще один свободный стул, он обратился к той, что сидела ближе:
– Милые дамы, добрый вечер! Вы не могли бы сдвинуться еще на один стул, чтобы мой товарищ мог сесть? – попросил Толя, вложив всю свою пьяную харизму, как всегда делал, общаясь с лицами противоположного пола. Не то, чтобы он хотел их закадрить, скорее в нем вновь заговорила привычка.
Девушки преумильно улыбнулись и исполнили его просьбу, отчего молча наблюдавший за всем этим Серега смог сесть за барную стойку рядом с Толей, тоже в свою очередь поблагодарив девушек.
Они продолжили пить. Музыканты вернулись с перекура, и концерт возобновился. Были там и неплохие песни, но Толя уже устал слушать их однотипные мелодии и просто пил. Миша намешал ему что-то ядренно-зеленое на смеси джина и трипл-сека и воткнул сверху целые банановые джунгли с трубочкой. Толя неспеша вынул все барахло из своего стакана и продолжил пить по-старинке, как любил.
Внезапно девушки обернулись и стали знакомиться. Они были уже достаточно навеселе и искали субботних приключений на ночь. В их словах так и сквозил невинный такой, вроде бы ни к чему не обязывающий флирт, которой предполагал, что кого-то хотят подцепить на крючок и завлечь на ночной променад до спальни. Девушки красноречиво стреляли в них глазками, попутно поправляя свои волосы и жеманно делая губки, отчего у Толи машинально заболела голова. Когда-нибудь в другой раз он, не раздумывая, повелся бы на их игру, но не сегодня. Настроение было не то.
Одна из девушек говорила с Толей, встав возле него позади стульев, в то время как другая пыталась разговорить сидящего рядом Серегу, на что Толя не выдержал и сказал:
– Юлия, он женат, – улыбаясь, оборвал он потуги той, которая представилась Юлей и клеилась к его товарищу. – И боюсь, он из тех самых женатиков, которые в барах даже близко к женщинам не подойдут.
Что было лишь отчасти правдой. Серега действительно был женат и, правда, сам никогда не проявлял инициативу при знакомствах с девушками, но был не прочь вовлечься в разговор, когда им интересовалась какая-нибудь симпатичная барышня. Он позволял себе только общение и зрительный контакт (всегда – в глаза собеседнице, и лишь иногда – мимолетом по изгибам тела) и был из того рода мужчин, которые до конца оставались верными избраннице, хотя были не прочь распушить павлиний хвост, начиная хвастать перед девушками спортивным телосложением, хорошей зарплатой, трехкомнатной квартирой, которую он смог купить сам, и прочими атрибутами альфа-самца, чтобы девушки обратили на него внимание. И они обращали, учитывая такое положение вещей, а конкретно величину кошелька Сереги и его внешние данные.
Серега тихо улыбнулся беспардонности Толи, но не стал спорить, а Юлия мгновенно помрачнела. Толя не знал, что на него нашло и зачем он так сразу ее отшил, ведь это было не его дело. Обычно он позволял Сереге самому извещать девушек о том, что у него есть жена и дочка трех лет. Конечно, частенько выходило, что Серега говорил это намного позже, когда уже ни для кого не оставалось секретом, что барышня к нему неровно дышит. Он же после слов о своей жене и ребенке с невинной улыбочкой утверждал, что любит их, и никогда бы не изменил им, так как очень уважал.
Однако такая принципиальная верность Сереги не мешала ему истово верить в то, что стриптиз в командировках не считался за измену. «Это другое! Эстетическое наслаждение, а не телесное», – утверждал он. И на самом деле ни Толя, ни он сам не считали это изменой, хотя признаться о своих командировочных рандеву жене Серега не горел ни малейшим желанием.
Но однажды случилось так, что изрядно подвыпивший Серега сидел с Толей в баре в компании других девушек и парней, и к нему стала клеиться одна симпатичного вида девушка, видимо, чуя хорошего кандидата в муженьки. Так как девушка и сама была не лыком шита и, по оценке Толи, вполне тянула на класс «премиум», то она очень заинтересовала Серегу, и под конец вечера тот в порыве пьяной мысли вещал всем вокруг и никому в действительности, что фигуристые женщины (а девушка была довольно фигуриста) очень хороши в постели и такие сочные, сочные… Толя не знал, относилось ли это к его жене, так как он ее никогда не видел, но, говоря это парнишке справа, Серега смотрел именно на ту девушку, отчего та буквально пожирала его взглядом в ответ. С той девушкой у него в итоге ничего не получилось, так как та оказалась гораздо больших моральных принципов, чем сам Серега, и культурно удалилась, как только тот поведал ей о жене. Но, учитывая его состояние, казалось, еще чуть-чуть, и он удалился бы вместе с ней куда-нибудь в сторону отеля.
И вот сейчас, сидя в «Цвейге» возле Юли и второй девушки, Толя вдруг почувствовал, что больше не может терпеть эту игру. Что толку от принципиальной верности Сереги, если в мыслях он переспал с каждой встреченной им симпатичной мордашкой? Он твердил, что любит свою жену Марину и их дочь, и да, не изменял им, по крайней мере физически, но глаза его говорили обратное, всякий раз цепляя проходящих мимо девушек шальным взглядом. И чем тогда он отличался от Толи, который физически всех трахал и не заморачивался моралью?
Успев обдумать все это, Толе вдруг стало так все равно на свой поступок, что он вмиг перестал об этом размышлять. Что ему, собственно, заняться больше нечем? С какой стати он включил наседку и стал беспокоиться о моральных принципах друга? Товарищ не стал возникать, когда Толя отшил Юлю, так что все было нормально. А если уж девушкам так не терпелось найти парней на ночь, то пусть в другом месте свои удочки закидывают, а тут им ловить нечего.
Вторая девушка, до этого пристававшая к Толе, тоже стушевалась, хлопая глазами и смотря на отшитую подругу. Спустя время девушки замяли разговор и отвернулись, ища новых собеседников.
– Какой-то ты сегодня хмурый, – когда они отошли, резюмировал Серега, продолжив как ни в чем не бывало пить пиво. – Даже необычно.
Толя лишь пожал плечами.
– Да так, настроение говёное. Так что без обид.
– Да у меня как-то тоже.
– А у тебя почему?
Серега пожал плечами, равнодушно дернул бровями, будто обдумывая, сказать не сказать товарищу про причину плохого настроения, и затем все же выдал:
– Да у меня Катька ветрянкой болеет. Из детсада прихватила. Сами мы с Маринкой уже переболели давно, но она ща вторым беременна, – поделился с ним Серега, почесав свою бороду и смутившись от того, что вообще обсуждает это в баре. – Катьку отправили к бабушке, чтоб Марина не подхватила. Вот и сидим, ждем.
Толя не знал, что говорить в таких случаях, так как до этого момента он даже не знал о второй беременности жены товарища, поздравлять или нет, потому как по тону друга казалось, что он больше обеспокоен, чем радостен.
– Понятно. А ветрянка для беременных опасна что ли?
– Говорят, да. Маринка на втором месяце, и там типа опасно для плода на таком раннем сроке. Но мы надеемся, что все обошлось. Прошло уже два дня и вроде нормально. Но, блин, знаешь, не думал я, что такой пустяк может быть опасен. Катьке вон наоборот сказали, что это хорошо, что так рано болеет, типа дети в таком возрасте лучше переносят. А когда про беременную Маринку узнали, так врачи сразу всполошились и сказали Катьку от Маринки изолировать. М-да…
Необычно было обсуждать такое в баре. Толя даже слегка смутился.
– Да уж, тут ничего не поделаешь… Надо быть начеку и ждать, когда выздоровеет, – наконец сказал он, и они на время замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.
– А у тебя из-за чего? Что смурной такой? – через какое-то время поинтересовался Серега.
– Да у меня так, херня на постном масле, – сказал Толя, махнув рукой и не став делиться с ним причиной. – Просто настроение такое. Ничего серьезного.
После допитого коктейля Толя не стал дожидаться окончания концерта, а скомкано попрощался с другом и попросил счет. Они пожали руки. Толя попросил передать «привет» его жене Маринке и пожелал скорейшего выздоровления его дочери Кати, затем вышел из душного помещения на улицу, накинув на себя куртку.
Он зашагал обратно к метро, закуривая на ходу сигарету.
Поднялся противный ветер. Вместе с ветром из недр мыслей поднялись события вчерашнего вечера, и Толе стало противно от того, что он вообще запарился этим. На контрасте с реальными проблемами, проблемы Толи выглядели как негодование капризного ребенка – абсолютно ничтожно. За фасадом его беспечной жизни подстерегали куда более серьезные вещи, о которых волновались и которые пытались решить, в то время как Толя попросту не имел этих проблем.