Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла

Глава вторая. Проклятие Баскервилей

Сэр Чарльз повернул листочек к окну, отодвинул его подальше от глаз, как делают дальнозоркие люди, и вдруг довольно приятным баритоном с выражением прочитал следующее.

– Баскервиль-холл. Тысяча семьсот сорок четвёртый год. История Собаки Баскервилей обросла легендами, поэтому я, как прямой потомок Хьюго Баскервиля, и человек, услышавший эту историю от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего, записал её, веря, что всё произошло так, как здесь изложено. Я также неизменно верю, мои сыновья, – то самое Божественное правосудие, которое карает за грехи, в высшей степени милосердно, чтобы простить их, и нет такого проклятия, которое не искупилось бы покаянием и молитвой. Наверное, не имеет смысла бояться плодов прошлого, скорее, следует остерегаться того, что приносит с собой будущее, дабы те нечестивые и необузданные страсти, от которых наш род страдает так мучительно, не уничтожили его окончательно. Знайте же, что во времена Великого Мятежа, историю которого, составленную учёным мужем лордом Кларендоном, я настоятельно рекомендую вам, поместьем Баскервилей владел упомянутый Хьюго, человек совершенно дикий и безбожный. Можно без всякого преувеличения сказать, что он вёл разгульный и распутный образ жизни. Как видно, после зверской казни нашего несчастного короля земное наказание перестало страшить его, и он по каким-то одному лишь ему ведомым знакам уверился в том, что всё, что он делает, является истиной. Нечестивец прогнал жену с младенцем, и в Баскервиль-холле нашли пристанище самые ужасные и отвратительные пороки. Каждый вечер он развлекался с друзьями-собутыльниками тем, что привозил в имение добычу – какую-нибудь привлекательную юную девицу. Ему всё сходило с рук, жаловаться было бесполезно, и в один из дней настала очередь дочери соседского фермера. Негодяи насильно напоили её и затащили наверх, в спальню, чтобы устроить разврат, ставший для них обычным делом, как вдруг невероятных размеров ужасная чёрная морда, словно плывущая и тлеющая в воздухе, прильнула снаружи к оконному стеклу. Зрелище было настолько неожиданным и диким, что несчастные пьяницы гурьбой бросились в коридор, однако там их встретило то же самое отвратительное ощетинившееся чудовище со светящейся во мраке пастью и горящими, словно у пса преисподней, красными глазами. Оно по форме, в самом деле, чем-то напоминало собаку, однако было гораздо больше всех собак, которых видел когда-либо глаз смертного. С клыков капала кровь, а по шерсти чиркали грозовые разряды. Вся честная компания, обезумев от ужаса, бросилась обратно в спальню и, выдавив оконный переплёт, вылетела наружу. Кто-то сошёл с ума, а беспутный Хьюго околел, свернув себе шею, и ни единого следа постороннего воздействия на его теле не было обнаружено. Девица также видела ужасный призрак, однако он не причинил ей никакого вреда, она благополучно добралась до дома, и всё рассказала отцу. С тех пор в здешних местах ходит поверье, что тот, кто увидит Собаку Баскервилей, вскоре лишится рассудка и погибнет. Такова, мои сыновья, история появления Той, которая жестоко преследует наш род с тех давних пор. Я записал это предание, полагая, что лучше будет, если жуткое и ужасное станет вам хорошо известно, поскольку нет ничего хуже того, что скрывается за досужими домыслами. Потомки Хьюго погибали либо насильственной смертью, либо внезапно и загадочно, и всем им перед кончиной являлась Собака Баскервилей. Всё же мы вверяем себя в руки бесконечной милости Провидения. Согласно Святому Писанию проклятье преследует лишь третье или четвёртое поколение грешников, оставляя в покое последующих потомков. Божественному провидению, сыновья мои, таким образом, я вверяю вас, и остерегайтесь бывать на болотах в те тёмные ночные часы, когда пробуждаются силы зла. Написано Хьюго Баскервилем, правнуком Хьюго Баскервиля, сыновьям Роджеру и Джону с наказом не сообщать ничего из того, что здесь написано, их сестре Элизабет.

Наш гость умолк. Холмс встрепенулся.

– Это всё?

– Если вы о рукописи, то да.

– А как скончался автор хроники?

– Внезапно, будучи практически здоровым. Он выпал из окна и разбился.

– Хм, всё же я хотел бы иметь дело с более убедительными свидетельствами.

Лицо сэра Чарльза налилось пугающей свекольной краской.

– Вы полагаете, что всё это сказки?

– А вы полагаете, что всё это факты?

– Хорошо, тогда вот вам факт! Прочитав хронику, я понял, что пора, в самом деле, восстановить пошатнувшееся здоровье. По совету доктора Мортимера я решил прервать избирательную компанию и забронировал каюту, чтобы отправиться в кругосветное путешествие. Дворецкий Бэрримор уехал к внезапно заболевшей сестре, поэтому накануне убытия в Лондон я попросил конюха Перкинса вынести все вещи из летнего домика, и он сообщил мне, что выполнил мою просьбу. Я решил проверить, а заодно прогуляться и выкурить свою обычную сигару перед сном, только не в спальне, как обычно, а на свежем воздухе. Только что зашло солнце, сгущались сумерки, когда я спустился с крыльца и, закурив, двинулся к летнему домику по гравийной дорожке, пролегающей в тёмной Тисовой аллее, как вдруг шагах в пятидесяти от меня гравий стремительно пересекла огромная четвероногая тень. Я похолодел от ужаса, мысль о собаке снова овладела всем моим существом, и, совершенно не чуя под собой ног, я, как заяц, кинулся обратно в замок. Меня трясло! Не сказав никому ни слова, я заперся в спальне, просидел, дрожа, в постели всю ночь, боясь подойти к окну, в которое кто-то, кажется, тихонько постукивал, а рано утром всё рассказал доктору Мортимеру, он заехал за мной, чтобы вместе отправиться на железнодорожную станцию. Надо было спешить на поезд, однако мы сели обсуждать во всех подробностях вчерашнее происшествие. Все усилия доктора успокоить мои нервы не увенчались успехом, и мы пошли к тому месту, где промелькнула тень. Следов на гравии, кажется, не было, а вот на одной из полос газона, которые окаймляют дорожку с двух сторон, доктор кое-что заметил.

– След? – встрепенувшись, сказал Холмс, однако в следующий миг снова сонно прикрыл глаза. – О, да, конечно, это был след огромной собаки.

– Хм, вы снова угадали. Я пригласил фотографа, неподалёку в Гримпене живёт милая женщина-фотограф, и она сфотографировала мне его.

Гость вытащил из кармана большой пакет, вынул из него фотографию довольно внушительных размеров и протянул мне. Я стал с интересом рассматривать фотокарточку, а мой друг рассеяно лишь покосился на неё. Мы увидели траву газона, рыхлую землю у кустарника, а на ней, в самом деле, свежий след. Несомненно, фотография запечатлела след огромной лапы, – были хорошо видны подушечка и четыре овальные вмятины от пальцев. Судя по следу, собака была, в самом деле, очень крупная.

Холмс покачал головой.

– Надёжно ли огорожен двор замка?

– Высокие каменные стены, а со стороны болота Тисовая аллея служит зелёной оградой.

– Какова её высота?

– Два человеческих роста.

– И нет выхода на болота?

– Есть калитка.

– Высокая?

– Фута четыре, не больше.

– Тогда всё объясняется просто, – скорее всего, какая-то бродячая собака перемахнула через калитку и нарушила ваш покой. Ваши страхи притягивают к вам собак, так бывает, поэтому отправляйтесь-ка в путешествие и ни о чём не думайте.

– Вы полагаете, что здесь нет злого умысла?

– Говорю же, вы столкнулись с цепочкой совпадений, которые притянуты вашими страхами. Есть в психологии такой принцип: «Чего боимся, то и получаем». Прежде всего, вам следует успокоиться, тогда всё пройдёт.

– Однако, дворецкий Бэрримор тоже видел мерцающую собаку, плывущую в воздухе вдали на болотах!

– Мало ли что ему привиделось в полумраке? Бросьте, сэр! Вы, в самом деле, устали. Когда отправляется ваш пароход?

– Послезавтра.

– Выспитесь хорошенько!

– Вы уверены, что вся причина заключается лишь в моём переутомлении? Вы ничего от меня не скрываете?

– Абсолютно уверен, и ничего не скрываю. Для полного вашего спокойствия я могу дополнительно изучить след на фотографии и рукописные письмена вашего семейного предания, которое сегодня вы нам столь любезно прочитали. В каком отеле вы остановились?

– «Семирамида».

– Хорошо, завтра курьер вернёт вам фотографию и рукопись. Если появится дополнительная информация, я обязательно сообщу.

– О, сэр, я, кажется, впервые за последние полгода вздохнул с облегчением.

– Клинический случай, – тихо и мрачно сказал Холмс, когда наш гость, откланявшись, затворил за собой дверь. – Постойте, а это что такое?

Он замер у занавески, вглядываясь куда-то вниз сквозь оконное стекло. Я приподнялся в кресле.

– Что там?

– Нет, показалось, а я хотел было мчаться на улицу прямо в домашних тапках. Ах, дорогой мой Ватсон, загадок в нашей жизни, в самом деле, становится всё меньше. Похоже, скоро мне придётся забросить эту никчемную практику и заняться выращиванием пчёл!

Нельзя сказать, что мы сильно удивились, когда на следующее утро узнали из газет, что сэр Чарльз погиб, выбросившись из окна отеля. Сила мысли Холмса была настолько велика, она действовала так магически, что его спокойствие мгновенно передалось мне.

– Я говорил вам, Ватсон. Клинический случай!

Тем не менее, удивиться нам всё-таки пришлось, когда через три недели сразу после завтрака в гостиную неожиданно явился высокий худой человек с длинным носом, который подобно клюву высовывался наружу между двух близко посаженных проницательных серых глаз, живо блестевших за толстыми линзами очков в золотой оправе. Посетитель выглядел достаточно изящно и в то же время как-то не вполне опрятно, его пальто выцвело, а брюки пузырились на коленях. Он был ещё довольно молод, однако его спина сутулилась, голова выдвигалась вперёд, и весь вид выражал такое благожелательное участие, которым обычно славятся люди весьма почтенного возраста.

– Доктор Мортимер, – сказал он, и его глаза под стёклами вдруг осветились мягким, добрым, однако невыразимо грустным светом.

Я только успел подумать, что где-то слышал эту фамилию, как Холмс участливо склонил голову.

– Соболезную, доктор, вы, как я понимаю, хорошо знали покойного сэра Чарльза Баскервиля и с недавних пор были его единственным близким другом.

– Совершенно верно, мистер Холмс. Я и мистер Степлтон, если быть более точным. Отчёты доктора Ватсона, из которых можно сделать вывод о ваших феноменальных способностях, так впечатлили нас, что, мы, искренне сочувствуя несчастному старику, горячо советовали ему немедленно обратиться к вам. Если вы не смогли помочь, я уверен, никто не смог бы, поэтому, как бы ни была горька потеря, прошлого не вернёшь, и следует смотреть в будущее.

– Доктор Ватсон перед вами, вот он, познакомьтесь. Его отчёты вознесли меня до небес, и я напрасно надеялся, что внимание читателей сосредоточится исключительно на моём методе. Хорошо, а теперь прошу вас, присаживайтесь ближе к огню. Вчера нас радовала прекрасная октябрьская погода, а сегодня она стала просто отвратительной. С чем пожаловали?

В глазах Холмса блеснули странные искорки, хотя его волевое лицо с чётко очерченным орлиным профилем оставалось совершенно непроницаемым. Он пододвинул гостю коробку с сигарами, однако, едва тот открыл рот, продолжил.

– Итак, вы пришли поведать нам о том, что сэр Чарльз имел все признаки душевного расстройства и, пребывая в таком состоянии длительное время, в конце концов, прыгнул в окно головой вниз. В результате он сломал себе шейные позвонки, и наступила смерть. Следы постороннего воздействия на теле отсутствуют. Многие его предки погибли так же, и по слухам причиной их смерти было вовсе не душевное расстройство, а появление жуткого приведения, похожего на собаку. Вот почему вы верите, что гибель сэра Чарльза была не случайна, однако, как врачу, вам сложно поверить в то, что несчастного баронета погубил призрак, не так ли? Теперь вы на перепутье. Доктор, вы зря делаете изумлённое лицо! Сэр Чарльз, как вы знаете, был у меня и во всех подробностях поведал свои переживания, а о причине смерти мне стало известно из криминальной хроники.

– Знаете, меня волнуют черепа древних людей, и сравнение их с черепами наших современников до сегодняшнего момента было не в пользу последних, однако встреча с вами вселяет в меня надежду, что у человечества остался шанс. Вот, смотрите, ваши надбровные дуги…

– Бросьте, доктор! Разве для того, чтобы сделать вывод о деградации человека, непременно следует копаться в доисторических могилах?

– Между прочим, рытьё древних могил привело меня к новому увлечению. К примеру, знаете ли вы, джентльмены, что челюсти некоторых древних человеческих черепов светятся в темноте зеленоватым светом?

– Кости говядины тоже могут светиться в темноте, поскольку в них содержится белый фосфор, он окисляется на воздухе и светится зеленоватым светом.

– Если фосфор содержится во всех костях, то почему в темноте светятся лишь некоторые?

– Нарушение обмена веществ у некоторых животных и людей, вызванное неправильным питанием, иногда приводит к избытку фосфора, который, естественно, начинает скапливаться в костях и тканях. Поскольку вы имеете дело с древними черепами, у вас светятся доисторические черепа, однако если, например, забить нашу современницу свинью с упомянутыми нарушениями, у неё тоже будет светиться мясо в темноте.

Доктор Мортимер с нескрываемым восхищением посмотрел на Холмса.

– Сэр, вы открыли мне огромное поле для деятельности. Теперь у меня есть рабочая гипотеза, – древние люди покинули район Дартмура, поскольку ухудшилось питание!

– Выбили всех животных, обглодали леса, – естественно, питание ухудшилось. Можно подумать, что за последние пять тысяч лет что-то принципиально изменилось!

– Хм, вы меня восхищаете всё больше. Итак, с люминофором дела у меня не сложились, поэтому я с лёгким сердцем возвратился к черепам.

– Люминофор?

– Я изготовил смесь на основе доисторических костей. Чистый белый фосфор не годится, он чрезвычайно ядовит, и мне удалось получить смесь с использованием древних костей, которые в избытке нахожу на болотах Дартмура. Она поначалу великолепно светилась в темноте зеленоватым светом, и мне подумалось, что я сделал нечто полезное не только для науки, но и для практики, однако вскоре свечение прекратилось, и я понял, что проиграл.

– Бросили опыты?

– Даже выбросил все рукописи статей, в которых описывал ход эксперимента.

– А зачем вам люминофор?

– Как же! Тогда я смог бы поправить финансовое положение, провести масштабные раскопки древних могил, да мало ли что ещё.

– Интересно, а как за счёт люминофора можно поправить финансы?

– О! Думаю, что театры всего мира со дня своего появления мечтают о таком веществе. Представьте себе светящуюся в ночи тень отца Гамлета, или, например, Минотавра, который крадётся по тёмному Кносскому лабиринту…

– Простите, доктор, что прерываю вас, однако, как я полагаю, не одно лишь стремление пролить свет на жизнь первобытных людей Дартмура или желание заставить их кости служить современным людям привело вас ко мне?

Доктор Мортимер хлопнул себя по лбу.

– Конечно, нет, сэр! Прошу меня извинить. Похоже, моя жена права, я помешался на костях и говоря о своих пристрастиях, совершенно забываюсь.

– Так чего вы хотите от меня?

– Мистер Холмс, вы сами ответили на свой вопрос. Я хочу, чтобы вы как можно скорее подтвердили, что на самом деле в смерти сэра Чарльза нет ничего сверхъестественного.

– Зачем?

– Чтобы наследники не боялись вступать в наследство, Баскервиль-холл не должен пустовать.

– В котором часу он скончался, хотя бы приблизительно?

– Медицинское исследование тела позволило определить время достаточно точно. Смерть наступила около десяти часов вечера шестнадцатого сентября.

– Кто видел его живым в последний раз?

– Портье отеля «Семирамида». Да, кстати, я захватил газету, в которой официальная версия описывается достаточно подробно. Вы не читали?

– Три недели назад нам попалась на глаза короткая заметка в «Таймс», а с вашей местной хроникой мы не знакомились. Ватсон, будьте любезны, прочтите вслух.

Я взял из рук доктора Мортимера сложенную «Хронику графства Девоншир» за вчерашнее число и, развернув, прочитал следующее.

– Безвременная кончина сэра Чарльза Баскервиля, чьё имя упоминалось в связи с выдвижением кандидата от Либеральной партии в Среднем Девоншире на предстоящих выборах, потрясло графство. Несмотря на то короткое время, которое он успел прожить в Баскервиль-холле, – своём родовом поместье, его дружелюбный характер, необычайная щедрость и поразительное великодушие успели завоевать симпатию и уважение тех, кому посчастливилось познакомиться с ним. В дни, когда процветают выскочки, приятно видеть, что потомок старинного рода, несмотря на злую судьбу, ввергшую его семью в многочисленные напасти, оказался способным без чьей-либо помощи приумножить фамильное состояние и вернул былое величие своих предков. Как известно, сэр Чарльз нажил большие суммы в Южной Африке, удачно вложившись в акции. В то время как остальные продолжили спекуляцию, он благоразумно удержался от этого опрометчивого шага и вернулся в Англию. Всего два года он находился в Баскервиль-холле, однако многое успел реконструировать и улучшить, прежде чем смерть прервала столь блистательные начинания. Будучи бездетным, он всю свою энергию направлял на увеличение благополучия местных жителей, и многие из них имели личные причины, чтобы сожалеть по поводу его безвременной кончины. О щедрых дотациях на нужды населения, которые осуществлял сэр Чарльз, не раз упоминалось на страницах нашей газеты.

Обстоятельства смерти совершенно определённо установлены в результате расследования и тем более странными кажутся слухи о причинах его смерти, которые, как видно, вызваны исключительно суевериями и предрассудками, продолжающими, к сожалению, бытовать в нашей сельской местности. Тем не менее, нет никаких объективных оснований полагать, что имела место какая-либо злонамеренность со стороны кого-либо, и что смерть наступила вовсе не по естественным причинам. Сэр Чарльз всю жизнь был холост, что возможно наложило некий отпечаток на его образ жизни, поскольку, несмотря на свой достаток и несметные богатства, прислуга в Баскервиль-холле состояла всего из одной семейной пары – дворецкого Бэрримора и его жены, которая выполняла обязанности домашней хозяйки. Их показания, дополненные показаниями нескольких друзей, свидетельствуют, что с недавних пор, пять или шесть месяцев назад, состояние здоровья сэра Чарльза резко ухудшилось, он стал подвержен приступам острой депрессии, чего ранее с ним, кажется, никогда не случалось. Доктор Мортимер, близкий друг и лечащий врач покойного, подтвердил, что наблюдал у своего пациента явные признаки нервного истощения. По его настоятельной рекомендации сэр Чарльз решил отказаться от участия в парламентских выборах, чтобы отправиться в длительное путешествие, однако этим планам не суждено было сбыться.

В лондонском отеле «Семирамида», в котором он остановился на пути в морской порт, наступила трагическая развязка. Как показал доктор Мортимер, они расстались в фойе отеля в семь часов вечера. Доктор спешил к своему давнему пациенту, которого знал ещё с тех времён, когда работал в госпитале на Чаринг-кросс, а сэр Чарльз отправился в свою комнату на первом этаже. В одиннадцатом часу вечера плотник отеля, который готовил инструменты, чтобы с утра начать ремонт окна соседнего номера, обнаружил бездыханное тело постояльца. Сэр Чарльз без признаков жизни лежал в одних брюках и сорочке во дворе под открытым окном своей комнаты. Высота, с которой упал покойный, если учесть, что цокольный этаж этого здания довольно высок, тем не менее, не превышала десяти футов. Прибывший по вызову плотника портье поначалу не узнал своего постояльца, настолько были искажены черты его лица. Медицинский осмотр показал, что смерть сэра Чарльза наступила в результате перелома шейных позвонков. Осмотрев обстановку комнаты, полиция в лице детектива Скотланд-Ярда Лестрейда пришла к выводу, что покойный находился в состоянии застарелой депрессии, вызванной хронической усталостью. Согласно выводам дознания, когда сэру Чарльзу сделалось плохо, он открыл окно комнаты, чтобы глотнуть свежего воздуха, высунулся в оконный проём, голова закружилась, он выпал наружу и сломал шею о каменные плиты двора. Никаких следов постороннего воздействия на теле не обнаружено. Судья-коронёр вынес вердикт в соответствии с медицинским заключением. Вывод суда о том, что смерть наступила в результате естественных причин, имеет чрезвычайное значение, поскольку графство с нетерпением ждёт нового наследника и надеется, что он с удвоенной энергией продолжит великолепные начинания, которые, к сожалению, были прерваны столь печальным образом.