Когда остывает кофе

Нельзя смеяться в общественном месте – подумают, дурочка.

Нельзя жаловаться, если сестра обидела – иначе укусят. До сих пор не понимаю, зачем мама сделала это?

Нельзя плакать, даже когда та, кто тебя создала, сравнивает тебя с человеком, которого ненавидит, и называет дерьмом.

Походу до конца своей жизни буду помнить все эти "мудрости" жизни. И самое страшное – сожаления матери о том, что позволила родиться такой дочери, как я…

Да… пожалуй, всё это научило меня укладывать себя в маленькие коробочки: жена, мать, хозяйка. Аккуратно, без трещин, будто фарфоровая кукла. Но на самом деле – жук, запертый в спичечном коробке.

Иногда по ночам, когда весь дом затихает, я лежу без сна и думаю: где-то прямо сейчас кто-то плачет, кто-то смеётся, целуется под луной. А у меня…

– Ма-ам! А папа с нами поедет?

– Нет, дорогая, ему работать надо.

Смотрю на дочь, и черт возьми, чувствую себя надсмотрщиком…

– А после работы?

– Посмотрим. – теперь и я говорю словами родителей. А ведь за этим «посмотрим» всегда скрывалось одно: «Нет». Я знала это наизусть – сколько своих детских «хочу» похоронила в таких вот «посмотрим».

Я мечтала, чтобы мои дни были наполнены яркими событиями. И, они правда наполнены. Только теперь вместо коктейльных вечеринок – коктейль из детских истерик. Вместо картинной галереи – демонстрация новых игрушек и лекарств в аптеке.

Раньше я думала, что «насыщенная жизнь» – это когда ты едва успеваешь между свиданиями, работой и спонтанными поездками. Когда утро начинается с выбора: вода или вино, а не подгузники или пелёнки.

Только бы Розочка не усвоила мой урок.

– Ма-ам! Я уже не маленькая, иди!

– Конечно дорогая, я просто любуюсь тобой.

– Не надо.

– Хорошо, – сорвался смешок. Горьковатый, как остывший эспрессо.

Телефон завибрировал на столе.

«Привет крошка! Может, как-нибудь пойдем в караоке?» – неожиданно пришло сообщение от давней подруги, Табиты.

Я уставилась в экран, пока буквы не поплыли перед глазами. Внутри мелькали разные чувства – удивление, легкая растерянность, неуверенность.

Последний раз я пела вместе с Джейд, когда гуляли по лесу.

«Конечно!» – быстро ответила, словно решая одним движением не давать себе возможность передумать. Быстрее, чем мозг успел прошептать: «А кто с ребёнком? Зачем тебе позориться? А что надеть?»

Табита:

«Отлично! Тогда встретимся сегодня у входа!»

Осталось только найти повод уйти. «Так, стоп, у нас же с Джерри договорённость!» – вдруг осенило меня. Раз в неделю – мои законные несколько часов только для себя, пока муж возится с Розой. Но этот проклятый месяц – то работа, то приболела доченька, то ещё какая-то ерунда – постоянно срывали мои планы. А сегодня… сегодня идеальный момент, чтобы наконец-то воспользоваться своим правом.

– Иза! – позвал муж из кабинета. – Подойди!

– Зайка, – обратилась к дочке, – я сейчас к папе, а после снова приду.

– Не надо, я сама! – буркнула Розочка, покачивая головой в такт своим словам. Пальчики ловко лепили очередную башенку, а на лице расцветала довольная улыбка. Она явно получала удовольствие от своей самостоятельности.

Я задержалась на секунду, проводя ладонью по её детским волосам и направилась к кабинету.

Когда я вошла, ощущение было, будто меня вызывают «на ковёр» к директору.

Воздух был тяжёлым, а из-за пасмурной погоды в комнате царил полумрак. Джерард не включал основной свет – будто нарочно – только мерцание монитора слабо высвечивало его черты, делая взгляд ещё строже.

– Да? Что-то хотел? – спросила я, делая вид невинной овечки.

Замедлила шаг, чувствуя, как его молчание давит на меня физически. Между нами повисло что-то незримое – напряжённое и тревожное, как заряженный воздух перед летней грозой.

«Опять будет отчитывать…» – пронеслось в голове. Казалось, если я сделаю лишнее движение, это невидимое напряжение разрядится молнией.

– Я посчитал сколько ушло в этом месяце. Ты вообще соображаешь, сколько потратила? Каждый раз одно и то же: ты только и делаешь, что тратишь! Чего стоит поход в кафе!

– Я только вчера позволила! До этого ничего не брала и не заказывала! – не могла уже сдерживаться. – А ты? Твои бесконечные игры в покер на деньги, «мужские посиделки» – это святое, да?

– Я зарабатываю! – он откинулся назад, будто отстраняясь от моих слов. – Мне нужен отдых.

– И я работаю! – шёпотом взвизгнула я (боясь привлечь внимание дочери), вскинув руки. – Просто моя работа не оплачивается! Воспитание ребёнка, готовка, уборка – это что, пустое место?

– С ребёнком не так уж сложно. Я же сидел с ней.

– Сколько? – горько засмеялась. – Полчаса? Меньше? И тут же сдаёшь обратно, как горячую картошку! Ты постоянно меня дёргаешь, когда с ней сидишь.

За дверью послышались тихие всхлипы. Голос мой дрогнул, и слова, которые я так долго держала в себе, вырвались наружу:

– Я устала… Я больше не хочу жить так с тобой.

Будто исповедь, которую боялась произнести вслух. Всё, что копилось месяцами, выплеснулось разом.

Джерард фыркнул. В его взгляде промелькнуло что-то, отчего мне стало ясно – он не боялся меня потерять.

– Иди следи за ребёнком. Потом разберёмся.

Но я знала – не разберёмся. Как всегда.

– Всё хорошо? Ты там жива? – спросила я, направляясь к балкону, который уже давно превратился из моего кабинета в игровую зону.

Доченька ответила обиженно, дуя на ушибленную коленку:

– Нет! Я ударилась! – и сердито шлёпнула по ящику с игрушками.

Я подсела к ней рядом.

– Всё в порядке, моя хорошая, – мягко прошептала я, приобнимая. – Это просто случайность. Ничего страшного, главное – ничего не сломано, и ты цела. – Поцеловала её в лоб и прижала к себе.

Розочка уткнулась носиком мне в плечо, стараясь успокоиться.

– Давай сегодня съездим к бабуле и дедуле? – предложила я.

Дочка взглянула на меня широкими невинными глазами, будто не веря услышанному.

– Да…

– Тогда одевайся, только тихо, не мешай папе работать, – шепотом сказала я, стараясь говорить спокойно и не выдать своё беспокойство.

Розочка кивнула и пошла собирать вещи. Я помогла ей сложить одежду и несколько любимых игрушек в маленький чемодан. Действовала быстро, но аккуратно – словно боялась, что любой звук разрушит хрупкий план.

Муж всё ещё сидел в кабинете, уткнувшись в работу. Или делал вид. Мне уже было всё равно, лишь бы он не вышел в этот момент. Я двигалась бесшумно, будто в замедленной съёмке, хотя сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно через стены.

– Пошли, – прошептала я, когда последняя застёжка чемодана щёлкнула.

Мы проскользнули в коридор. Пальто, сумочка, куртка Розочки, зонт на случай дождя – ничего не забыть. Дверь квартиры закрылась за нами беззвучно. Такси уже ждало у подъезда. Когда машина тронулась, я не обернулась. Не позволила себе даже взгляда на окна нашего этажа.

По дороге я репетировала в голове объяснение для родителей: «Соскучились, не смогла больше ждать». И сама почти поверила, что дело только в этом.

Расстояние – вот что нам нужно. Хотя бы на пару дней. Чтобы перестать чувствовать, как воздух в квартире сгущается от невысказанного.

Я знала: Джерард тоже мечтал о другом. О лёгкости, о путешествиях, о праве хоть иногда быть не «ответственным взрослым», а просто человеком. Но одна дополнительная полоска на тесте перечеркнула его планы. Теперь он – кормилец, заложник ипотеки и кредитов, вечно уставший мужчина с потухшим взглядом.

Он сбегает в: бассейн по утрам, настолки с друзьями, пиво по вечерам. У него есть эти крошечные побеги от реальности.

А у меня – нет.

Мои дни – это Розочка, бессонные ночи и чувство, будто я медленно растворяюсь в этой роли, как сахар в горячей кружке.

В тишине такси, в голове прокрутилась мысль: а может, материнство – это не про то, чтобы отдать всю себя, а про то, чтобы не потеряться в этом?

Но черт возьми, как это объяснить тем, кто считает, что «настоящая мать» должна жить ради ребёнка?

Просто, у меня ощущение, если отдам всё время только ей, я предам себя…

– Хи-хи! – вдруг захихикала Розочка.

Моя дочка сидела на заднем сиденье, не отрываясь от планшета. Её маленькое личико было сосредоточенно – она полностью поглощена волшебным миром, который открывался перед её глазами.

Спустя полчаса за окном замелькали знакомые улицы пригородного городка, которые, казалось, раньше были частью моей жизни – мой дом, мой район, моё родное.

Такси остановилось у старого двухэтажного дома с голубыми стенами и белыми ставнями.

– Мы приехали, зайка! – произнесла я, с натянутой улыбкой. – Ты готова увидеть бабушку и дедушку?

Розочка подняла взгляд:

– Да! – воскликнула она, убирая в рюкзак планшет.

Я вышла из такси, потянув за собой небольшой чемодан, и замерла на мгновение, оглядываясь.

Дом был типичный пригородный – просторный, с широкой верандой, украшенной качелями и цветущими клумбами по бокам. Его фасад был покрыт немного потрепанной, но всё еще яркой голубой краской. Над входной дверью висела небольшая вывеска с именем семьи – «Мэтью и Линда», а по бокам раскинулись зеленые газоны с аккуратными дорожками, ведущими к крыльцу.

Дверь открылась, и меня окутал знакомый запах – старых вещей и кошек. Мама уже ждала нас на пороге.

– Изабелла! Роза! – с радостью в голосе бросилась к нам, широко раскрыв объятия, хотя двигалась медленно и осторожно – травма позвоночника давно лишила её прежней легкости. – Как же я вас ждала! Даже полы помыла.

– Привет! Мы соскучились. – ответила я, стараясь скрыть неприязнь. Мне не хотелось обнимать вспотевшую, сильно пахнущую женщину, даже если она меня создала.

Уже слишком поздно – она стала проявлять тёплые чувства, я давно в них не нуждаюсь.

– Мы так давно не виделись! Как дела? Всё хорошо? – закидывала вопросами, а я ещё даже не сняла уличную обувь и не помыла руки.

– Всё нормально. Просто захотелось побыть здесь немного, – похоже моя улыбка была неубедительной.

Отчим выглянул из кухни с большим куском мясного пирога в руках.

– А вот и мои девочки! – радостно произнёс он. – Главные опустошители холодильника.

Роза бросилась к дедушке и схватила его за руку.

– Дедушка! А можно мне тоже вкусняшку?

– Вот блин! Я не успел доесть до вашего визита! – отшутился он, вызывая смех у всех.

– Идёмте скорее за стол – всё готово! – позвала мама, жестом приглашая нас на кухню.

Я присела рядом с Розочкой, достала телефон и быстро набрала сообщение.

«Мы пораньше побудем у родителей. Отдохни за меня!»

Через несколько минут приходит ответ от Джерри:

«Ты же планировала завтра. Я не хочу, что бы ты думала, что пытаюсь от тебя избавится»

Я прочитала сообщение, непроизвольно сморщилась и тяжело вздохнула. Пальцы сами потянулись ответить, но я лишь перевела телефон в беззвучный режим и резко перевернула его экраном вниз.

Так к чему тогда были все эти его вопросы: «Когда ты наконец съездишь к родителям?», «Тебе стоит повидаться с матерью»? Вот я здесь – и теперь оказывается, он «не хотел избавляться»?

Губы сами собой искривились в горькой усмешке. Он вновь пускает добродетель в глаза.

На кухне свист чайника оборвался резким щелчком. Мама уже разливала по кружкам кипяток, от которого поднимался пар. Только у Розочки в стакане вишнёвый компот, маминого приготовления.

– Может, включим что-нибудь? – Дедушкины пальцы нащупали пульт в кармане жилетки. – Что посмотрим, солнышко?

– Про красавицу и чудовище! – воскликнула Розочка, слезла со стула и вместе с кружкой устроилась на диване перед телевизором.

– Хорошо, сейчас.

Мама меж тем расставляла тарелки, аккуратно раскладывая на каждую по ломтю пирога. Руки её двигались привычно, автоматически – сорок лет кухонной рутины отточили каждое движение.

Я скользнула взглядом по знакомым обоям, по трещинке в углу потолка, и в груди заныло. Нет, остаться здесь я не смогу. Не смогу снова.

«Ты бы хоть причёсывалась иногда», – будто сказал мамин взгляд, задержавшись на моих спутанных волосах. Я знала этот взгляд. «Неряха», «растрёпа», «вечно у тебя всё не так».

Отчим зашаркал тапками у буфета. «Где очки?!» – уже слышалось в этом шарканье. Будто сейчас начнётся; сначала бурчание, потом крик, потом красная шея и хлопанье дверьми.

Здесь снова заставят «потерпеть», «подумать о ребёнке». Здесь голос снова станет тише – будто я снова та девочка, которая боялась.

А с Джерардом было уже невыносимо. Но у неё нет ничего: ни денег, ни стабильной работы, ни места, куда она могла бы действительно переехать.

Телефон на столе дрогнул – новое сообщение. Я даже не стала смотреть. У меня просто уже сил нет…

– Я подниму вещи в комнату.

Оставила кружку недопитой. Поднялась на второй этаж с маленькой сумкой и чемоданом.

В спальне, где когда-то стояла моя кровать, теперь был склад. Повсюду завалы из книг и вещей, брошенных как попало. А на полу – толстый слой пыли, видно комнату использовали как кладовую.

«Хорошо, что дочка сейчас занята, – подумала я. – Хотя бы успею привести в порядок свою бывшую детскую».

Спустя несколько часов уборки я вытерла пот со лба и огляделась. Пол, наконец, был виден – гладкая древесина, которая столько лет скрывалась под слоем пыли и хлама. Книги и всякую мелочовку я аккуратно расставила по полкам. Каждая вещь на своём месте, и теперь здесь царил долгожданный порядок.

С облегчением выдохнув, я плюхнулась на расстеленную кровать, чувствуя приятную усталость после долгой работы. И не приятный запах пота. Как же я ненавижу себя… особенно то, что стала сильно походить на маму. Хуже генов, не найти… хотя, после нас, только Габсбурги.

Достала телефон из кармана, остановила играющую музыку и увидела новое сообщение от мужа:

«И я тоже отказался, давно от многого. Мне же тоже хочется – и выпить хороший алкоголь, и съесть стейк, и много другое. Но я себя постоянно останавливаю.

Мне хотелось в поход, но, увидев цены, решил: без этого.

Я себя многого лишаю и не рассказываю об этом. Но в итоге звучит, будто лишаю только тебя.»

Я замерла, пальцы непроизвольно сжали корпус телефона. Это было так похоже на его обычную тактику – после ссоры напомнить, что он «тоже страдает». Но почему-то сегодня эти слова кольнули иначе. Я перечитала сообщение. «Лишаю себя» – а в голове всплыла его новая коробка сигар.

Я не стала ничего отвечать, понимая, что любые слова могут привести к очередной ссоре, – лучше было оставить всё как есть. Взгляд скользнул на сообщение Табиты, и сердце больно дрогнуло. Быстро, чуть нервно, набрала:

«Привет! Извини, сегодня не смогу…»

И стёрла сообщение.

Сделала паузу.

Внутри всё ещё боролись усталость и желание отдохнуть, но в сердце уже звучало новое решение.

И, теперь, с более спокойной, решительной ноткой набрала:

«Скоро увидимся! Спасибо что позвала!»

Отправив сообщение, я встала, вышла из комнаты и спустилась вниз по лестнице, чувствуя, как внутри всё ещё кипит противоречивая смесь тревоги и облегчения. Я подошла к маме, что суетилась на кухне и тихо позвала:

– Мам, я сегодня пойду на встречу с подругой. Вы сможете за Розой приглядеть?

– Да, без проблем, – она повесила полотенце на плечо. – Мы справимся, не волнуйся.

– Хорошо. Слушай, я нашла свой старый ноутбук. Его не используешь?

– Не, я привыкла к своему.

– Тогда заберу?

– Да, пожалуйста. Но там его нужно в ремонт отдать.

– Да, я видела, надеюсь заменить петельку не дорого. Ну, всё, я пойду собираться, если что, наверху всё готово.

– Подожди, Хлоя спрашивала ты зайдёшь к ним в гости?

– Я здесь на неделю, так что в любом случаи.

– О, как! Хорошо, главное предупреди заранее.

Я кивнула и снова поднялась наверх, радуясь, что дочь увлечена и не требует моего внимания. Надела жёлтую блузу с бантами вместо пуговиц – с длинными рукавами и воротником, украшенными изящными рюшами. Затем дополнила образ широкими штанами того же цвета, свободного кроя, с такими же декоративными элементами.

Пожалуй, это был единственный наряд, в котором я чувствовала себя по-настоящему комфортно и уверенно. Мне совершенно не нужны лишние переживания о фигуре. До беременности я, подобно Табите, предпочитала облегающие платья. Но сейчас даже пижамные комплекты, купленные когда-то на размер больше, казались мне тесными.

Я взглянула в зеркало, машинально поправила волосы. На мгновение мне показалось, что моё отражение улыбается – не потому, что в жизни вдруг всё стало идеально, а потому, что я наконец-то решила дать себе этот важный шанс. Шанс быть счастливой.

Взяла сумочку и, спустившись на первый этаж, направилась к выходу.

– Люблю! – крикнула и, прежде чем выйти, взяла мамины ключи от дома, если буду поздно.

– Повеселись там! – крикнула мама на прощание.

Забавно, она сейчас, готова броситься на помощь: и за Розой присмотреть, даже одарить объятиями и словами поддержки.

Но вот в чём загвоздка: та маленькая Изабелла, что когда-то ждала объятий после школьной драки. Та, что мечтала, чтобы кто-то посидел рядом в больничной палате – где единственными спутниками были: плюшевая мышка, стерильный холод и чужие голоса за тонкой перегородкой. Та Изабелла уже выросла.

Выросла – но не исчезла.

А эта материнская забота…  такая щедрая…

Спасибо, мам.

Но я уже не боюсь темноты. Я боюсь другого – забыть, кем была до того, как стала для кого-то целой вселенной.

Истон-Сити никогда не спит – и в этот вечер я решила последовать его примеру.

Тёплый вечер окутал город, словно шёлковый шарф, расшитый блёстками. Улицы дышали летней прохладой, принесённой лёгким ветерком, а вместо звёзд на небе горели огни ночного города.

Какое же это прекрасное чувство – выйти на улицу и осознать, что сейчас ты принадлежишь только себе. Никаких «Куда ты опять пропала?», никаких «Нам надо поговорить». Только я, город и ветер, который перебирает мои волосы, будто шепчет: «Наконец-то, детка… Я скучал».

– Боже, наконец-то!

Голос раздался слева – звонкий, радостный. Я обернулась и увидела Табиту – свою давнюю подругу, единственную, кто знал все подробности моего брака. Очаровательная блондинка с голубыми глазами размахивала тонкой рукой в прозрачной кружевной перчатке.

– Как долго мы с тобой не виделись! Наверное, ещё с тех пор, когда я была молода, а ты свободна.

– Да, давай ещё вспомним времена, когда геморроя не было и меня нельзя было определить как «собака сутулая»! – отшутилась я.

– Ха! То-то я в справочнике вижу знакомое лицо, – не растерялась подруга, продолжила мою шутку. – Пойдём, будешь меня охранять.

Она кокетливо провела ладонью по шелковому платью-«ночнушке» цвета шампань, которое переливалось при каждом движении.

– Я забронировала нам столик. Самый лучший.

Дверь в бар распахнулась, выпуская наружу волну музыки и смеха. Внутри царила уютная атмосфера курортного деревянного домика: тёплый свет, удобные диваны, стены, украшенные винтажными пластинками. На сцене три пожилые дамы с искренним восторгом распевали любимые хиты, совершенно не стесняясь никого вокруг.

Табита тут же подхватила мелодию, подмигнула мне и потянула к столику, где уже ждал графин с приветственной «Кровавой Мэри» и закуски.

– Боже, ты так красиво поёшь! – я широко раскрыла глаза.

– Молодой музыкант, иногда подрабатывающий учителем вокала. С голосом и взглядом, от которого хочется петь не только на сцене, – подмигнула она.

– А как же тот психолог?

– Ну… Решила, что больше не стоит тратить на него время и деньги.

Она взяла верхнее ля – чисто, уверенно. Я не могла не восхититься:

– Чёрт! Мне бы так. Мой голос звучит так, будто кошку тошнит от запаха.

– Хочешь, дам его контакты? – Табита заказала любимый коктейль. – Сейчас скину.

– Было бы неплохо. Хочется избавиться от гнусавости. Честно, я ненавижу свой голос.

– Всё, отправила, – убрала телефон в элегантную сумочку цвета оливы.

«Как же она шикарно выглядит», – подумала я. Во мне даже загорелось желание вновь начать наряжаться. Оно у меня было: я даже пыталась, когда дочка еще только училась ползать. Но с ребенком чистота и красота – не совместимы.

Табита продолжила:

– Это легко решается. Мне удалось поставить голос где-то через полгода… или год… не помню. На самом деле он учит правильно дышать, убирает зажимы. Оказалось, это сильно влияет на пение. Я уверена, ты тоже сможешь добиться результата. – Вдруг Табита оживилась. – Кстати, учитель скоро будет петь в ресторане, вместе со мной. Так что я приглашаю тебя послушать. Пойдёшь?

– Ого! Да, почему бы и нет? – мой ответ прозвучал предательски неуверенно, хотя мне очень даже хочется увидеть это. Надеюсь, Джерри отпустит. – А когда?

– В следующую субботу. Так что обязательно приходи… – Табита случайно заметила его – мужчину с тёмными глазами, чья улыбка обещала больше, чем слова, но не ей, как оказалось. – Солнышко, да ты понравилась кое-кому…

– Да, настолько, что теперь у меня в доме зацвёл один цветочек, – сказала я на автомате, только потом поняла, что она имеет в виду. – У меня Джерард.

– Прозвучало как-то грустно.

Табита залпом выпила шот с томатным напитком и позвала на сцену.

– Ну, что? Нашу любимую? – спросила она, радуясь возможности продемонстрировать свой приобретённый талант.

Я кивнула. Мои пальцы непроизвольно вцепились в край стола, оставляя на лакированной поверхности влажные отпечатки. «Боже, зачем я согласилась?» – пронеслось в голове, как назойливая муха.

Голос у меня и правда был так себе – им можно было разбить стекло, если постараться. И теперь петь перед незнакомцами? Когда я вообще последний раз позволяла себе такую роскошь? Тем более – караоке?

Табита, будто прочитав мои мысли, наклонилась ближе.

– Ой, да перестань морщиться, как первокурсница на экзамене, – прошептала она. – Видишь вон тех женщин? – Она кивнула в сторону сцены, где дамы в стразах сейчас жгли, будто это их последний день. – Им плевать, что думают другие. Им – весело. И мы пришли сюда повеселиться.

Дамы сошли со сцены, уступая нам. Музыка сменилась на медленную, томную мелодию. На экране замигало название старого хита – того самого, что когда-то орали в машине Табиты, после особенно тяжёлой сессии.

– Ну? – она сунула мне микрофон. – Или ты теперь только колыбельные поёшь?

Где-то в глубине что-то дрогнуло. Может, это был алкоголь. А может – её взгляд или слова.

Глубоко вдохнула – и запела.

Я чувствовала, как мой голос, сначала робкий, с каждым тактом набирал силу. К третьему куплету я уже смеялась между строк, ловя одобрительные взгляды незнакомцев. Нет. Не мне. Они посвящены были моей подруги.

После двух песен мы с Табитой, разгорячённые и раскрасневшиеся, решили сделать перерыв.

– Два "Лимонных пирога", пожалуйста, – Табита щёлкнула пальцами, подзывая официанта.

Караоке-бар к этому времени напоминал раскалённый котёл – люди смеялись, подпевали, сталкивались бокалами. Я откинулась на спинку стула, наслаждаясь этим ощущением лёгкости, которого мне так давно не хватало.

И вдруг к нашему столику подошёл тот самый незнакомец. Уверенным жестом он протянул мне руку:

– Приглашаю вас на танец.

– Ого… – прошептала Табита, прикрыв улыбку краем бокала. – Ну же, – подтолкнула она меня локтем, – ты только что пела перед полным залом.

– Хорошо… – Я ощутила, как горячая волна разливается от шеи к щекам. Мои вечно ледяные пальцы сами собой легли на тёплую ладонь незнакомца – будто тело уже приняло решение, пока разум отчаянно сигнализировал: «Ты замужем. Ты замужем. Ты замужем».

Мы вышли на импровизированный танцпол. Он уверенно потянул меня к себе – не слишком близко, но достаточно, чтобы уловила аромат его парфюма: дерево и табак.

– Ты прекрасно поёшь, – его губы почти коснулись моего уха, перекрывая шум музыки.

– А ты ужасно врёшь, – парировала я, чувствуя, как сердце выбивает странный ритм – быстрый, сбивчивый, предательский.

Где-то за спиной Табита кричала «Браво!», но её голос словно доносился сквозь толщу воды.

Он не спросил моего имени, а я – его.

Мы просто танцевали под песню посетителей, и это было так странно – не знать человека, чьи ладони так уверенно вели. Обычно, когда кто-то так близко, начинают спрашивать, узнавать друг друга чуть глубже – о мечтах, о жизни.

Но он…

Он словно был частью иного мира, где правила обычной жизни, под мерцающими огнями караоке-бара, не действовали.

Я закрыла глаза.

Музыка таяла, а я ловила себя на мысли: «Чёрт, пусть эта песня никогда не кончается».