- -
- 100%
- +
– Что? – спросила Мари, слизывая каплю майонеза с пальца с притворным непониманием. – Я просто придаю твоей еде… некротический шарм. Оживляю, так сказать. Кстати, кофе ты завариваешь слишком крепкий. Прямо как твои рога – невозможно устоять, но с непривычки может и сердце остановиться. Секретный ингредиент? Ром? Или кровь нерадивых подчинённых? Ух, можно и мне рецептик? Для личного пользования.
Алекс, не говоря ни слова, молча выставил Мари за дверь, сунув в руки недоеденный бутерброд, чтобы не отвлекала от работы. Или чтобы перестала соблазнять, искушать и сводить с ума. Алекс уже и сам перестал понимать, где проходит грань между этими понятиями. С появлением Мари все границы в его жизни стали катастрофически размытыми.
И самое ужасное, самое необъяснимое – спустя время Алекс начал ревновать. К кому? К кому угодно. К оживлённым мертвецам, с которыми Мари болтала в морге как с лучшими друзьями, обсуждая последние сплетни с того света. К гарпиям, которых она угощала собственноручно испечённым печеньем в форме надгробий с шоколадной глазурью.
Демон снова отхлебнул виски, пытаясь затопить в алкоголе это неприятное, жгучее, чужое чувство. Но оно не уходило, лишь разгоралось, подпитываясь воспоминанием о вчерашнем вечере.
Он зашёл в «Всоси и Властвуй» – самый печально известный подпольный бар в Тенеграде – чтобы проверить одного информатора. И увидел её. Мари сидела на высоком барном стуле, откинувшись назад и закинув ногу на ногу. Её смертоносный каблук покачивался в такт какой-то дикой, пульсирующей музыке, а короткое чёрное облегающее платье оставляло опасно мало простора для воображения.
И как только Алекс решил подойти к Мари, заметил, что вокруг неё вертелся уже тот самый Лунострас – вампир-недопоэт, известный всему городу своими ужасающе пошлыми стишками и стремлением приложиться к шее любой симпатичной женщины в радиусе мили. Он что-то говорил, томно закатывая глаза к потолку, покрытому паутиной, и пытался положить свою бледную, тощую, жилистую руку ей на колено.
Ярость, что вспыхнула в Алексе в тот момент, была слепой, всепоглощающей, примитивной. Он уже сделал шаг вперёд, чтобы оторвать голову этому прыщавому кровососу и вышвырнуть его отсюда через стену, но… Мари опередила его.
Она поймала руку вампира быстрым, точным движением, не позволяя тому коснуться себя.
– Милый Луносос, – её голос прозвучал сладко, как забродивший нектар, но с лёгкими, опасными металлическими нотками, – твои вирши о «бледной луне моей груди» и «алых розах моих уст» столь же прекрасны, сколь и несвоевременны. Они заставляют трепетать… вероятно, кого-то. Но не меня. Видишь вон того демона у входа? С горящими, как два адских костра, глазами и с таким напряжённым выражением лица, будто он сейчас решит задачу тысячелетия, и ответом будет твоя преждевременная кончина?
Вампир неуверенно покосился на Алекса и побледнел ещё больше, если это было возможно, приобретая оттенок заплесневелого сыра.
– Так вот, – продолжила Мари, не отпуская его холодную руку, – он мой личный охотник на вампиров. И его прекрасные рога уже почернели от ревности. А когда он ревнует… о, ты не представляешь, насколько он становится изобретательным на пытки. Последнего своего соперника он превратил в сувенирный подсвечник. Очень стильный, кстати, в стиле ар-деко. Говорят, светится в темноте от остаточной ауры страха.
Лунострас дёрнулся, залопотал что-то несвязное про «недоразумение» и «творческий порыв» и ретировался так быстро, что задел соседний столик и опрокинул чей-то бокал с кровью-заменителем, вызвав шипящее проклятие вампирши-официантки.
Алекс замер на месте, всё ещё кипя. Мари медленно, как хищница, соскользнула со стула и подошла к нему, покачивая бёдрами в такт музыке. Её глаза сияли торжеством, насмешкой и каким-то тёплым, дразнящим одобрением.
– Ну что, ревнивец? Пришёл спасать свою ведьмочку от большого опасного вампира и его поэтического таланта? – Мари остановилась в сантиметре от него, её палец с чёрным лаком легонько ткнул его в напряжённую, как камень, грудь. – Или просто не мог уснуть, зная, что я где-то развлекаюсь без тебя? Скучал?
– Мария, – голос Алекса пророкотал низким, зловещим предупреждением, от которого у стоящих рядом за стойкой троллей задрожали бокалы. – Если ты хочешь остаться в живых до утра…
– Ой, опять угрозы, – Мари фыркнула, но её глаза смеялись. – Это уже предсказуемо, Ал. Ты должен быть более изобретательным. Словами или… действиями. Кстати, я тут кое-что для тебя прикупила. В подарок.
Она сунула руку в крошечную, явно зачарованную сумочку и извлекла оттуда… ошейник. Чёрный кожаный, с аккуратными, но внушительными шипами.
– Держи. Чтобы разбавить твой скучный демонический гардероб. Он подчеркнёт цвет твоих глаз, когда они у тебя наливаются кровью от ярости. Или от ревности. Это, кстати, мило. Я и не знала, что у демонов рога светятся угольно-чёрным светом, когда они ревнуют. Прямо как у северного оленя в период гона. Очень поэтично.
Мари сунула ошейник Алексу в руку. Её пальцы на мгновение коснулись его ладони, и это прикосновение обожгло сильнее любого адского пламени. Потом она повернулась и ушла, оставив его одного посреди шумного бара с идиотским аксессуаром в руке и с осознанием, что он окончательно и бесповоротно сошёл с ума.
Сейчас, сидя у камина, Алекс снова почувствовал тот же жгучий стыд, ярость и странное, сосущее чувство под ложечкой. Он швырнул папку на пол – бумаги разлетелись веером, фотографии жертв смешались с пляшущими тенями на полированном полу. Демон провёл рукой по лицу, ощущая натянутую кожу и напряжение в челюсти.
Мари была невыносима. Абсолютно непрофессиональна, хаотична, смертельно опасна для его душевного спокойствия и карьерных перспектив. Она дразнила, издевалась, доводила до белого каления.
Но почему-то именно с ней демон впервые за долгие, бесконечно однообразные годы почувствовал не просто холодную, знакомую пустоту за своей грудиной. Что-то иное. Что-то острое, живое, колючее, как её слова, и тёплое, как огонь в её глазах, когда она смотрела на него, бросая вызов его терпению, его правилам, его самой сути.
Алекс допил алкоголь до дна и поставил бокал на каминную полку. Его взгляд упал на тот самый ошейник, лежащий на столе рядом с отточенными клинками для медитации. Глупая, идиотская, провокационная вещь. Вызов. Насмешка.
Его пальцы, будто против его воли, потянулись к нему сами собой. Кожа была прохладной, мягкой и удивительно податливой на ощупь. Алекс поднял его, разглядывая стальные шипы, отражавшие отсветы догорающего огня.
«Он подчеркнёт цвет твоих глаз…»
Демон фыркнул и швырнул ошейник обратно на стол, как обжёгшись. Чистейшей воды идиотизм.
Алекс подошёл к огромному панорамному окну, глядя на спящий, окутанный туманом и осенним дождём Тенеград. Где-то там, на окраине, в своём уютном, захламлённом убежище с видом на кладбище, Мари, скорее всего, пила сейчас чай с полынной настойкой в компании своей говорящей кошки и, наверняка, строила коварные планы, как ещё сильнее взбесить его завтра.
И самое невыносимое, самое постыдное было в том, что демон уже ждал этого. Ждал утра. Ждал её появления в морге с её дурацкими шутками, смертельным флиртом и тем самым вызывающим взглядом, который заставлял его кровь бежать быстрее, а сердце (или то, что его заменяло) – сжиматься в странном предвкушении.
Завтра Алекс снова увидит её. И снова будет бороться с диким, первобытным желанием – то ли придушить её, то ли прижать к этой холодной, стерильной стене и выяснить, наконец, что скрывается за её ядовитой улыбкой и броней из чёрного юмора.
Демон резко отвернулся от окна. Огонь в камине догорал, оставляя лишь горстку раскалённых, алеющих углей, похожих на глаза спящего дракона. Он потушил магические бра, погрузив комнату в почти полную, благословенную темноту, нарушаемую лишь тусклым, размытым светом уличных фонарей.
Ему нужно было спать. Набраться сил. Завтра предстоял тяжёлый день.
Но Алекс знал, что не уснёт. Потому что в гробовой тишине его сознания, поверх однообразного шепота дождя и завывания ветра, будет звучать лишь один навязчивый, сводящий с ума звук.
Её смех.
Глава 4
Утро в Тенеграде началось не просто с дождя, а с настоящего потопа, словно низкое свинцовое небо опрокинуло над городом тысячи ледяных вёдер разом. Ветер, настоящий хулиган с намёком на поэтическую хандру, устроил безумное танго с зонтиками редких прохожих, безжалостно выворачивая их наизнанку и швыряя в лужи. Эти лужи, похожие на осколки разбитых зеркал, отражали мрачную готику города: островерхие шпили, устремлённые в небо в немой молитве о пощаде, и почерневшие от влаги горгульи, с которых потоками стекала вода, словно слёзы вечного разочарования. Воздух густо пах мокрым камнем, прелой листвой, дымом из труб и сладковатым душком магических разрядов, который ветер тут же прибивал к земле, не давая ему подняться к небесам. А где-то вдали, над крышами, пронзительно кричала стая воронов, деля добычу или просто выражая солидарность с общим настроением депрессивного великолепия.
В морге городской инквизиции, вопреки всему, царил свой собственный, сюрреалистичный уют. Здесь пахло корицей, формалином и… жареными тостами с красной икрой. Мари, завернутая в чёрный бархатный плед с вышитой на нём предупреждающей надписью: «Тише, идёт вскрытие», развалилась на стуле, с аппетитом уплетая бутерброд. Рядом на столе, на идеально чистой (по её мнению) медицинском халате, Принцесса с трагическим видом вылизывала лапу, периодически бросая убийственные взгляды на запертый шкафчик, где томилась её любимая банка тунца.
– Ты серьёзно ешь икру в семь утра? – кошка сморщила нос, будто учуяла не трупный запах, а нечто по-настоящему отвратительное. – Это же как совмещать похороны и дискотеку. Полное отсутствие вкуса и такта. От одного этого запаха у меня вздутие. Или это твой новый парфюм? «Аромат разлагающейся икры и разбитых надежд»?
– Это моя версия завтрака чемпионов, – Мари лизнула палец, смахивая с него дорогую икринку. – Белки, омега-3 и здоровая доза цинизма. А ещё это прекрасный способ разозлить Алекса. Он вчера заявил, что икра – для слабаков, не способных добыть пропитание в честном бою. Кстати, не смотри таким взглядом на шкафчик. Ты на диете. Ветеринар запретил.
– Этот так называемый «ветеринар» – душегуб проклятый! – зашипела Принцесса, шерсть на её загривке встала дыбом. – Как он посмел назвать меня «пушистым шаром с признаками ожирения»?! Я – воплощение изящества! Я – грация инкарнированная! Я – порождение ночи и сарказма! Я требую компенсации в виде двойной порции «Премиума» за моральный ущерб! И чтобы банка была не вонючей жестяной, а хрустальной, достойной моего статуса!
– Ты вчера и так съела две порции. Нельзя, значит нельзя, – лениво ответила Мари, доедая последнюю крошку. – Диета есть диета. Придётся потерпеть. Зато какая у тебя будет фигура к Новому году. Все солидные коты-вампиры с кладбища будут у твоих лап. Представляешь? Стайка усатых поклонников, томно вздыхающих у нашей террасы.
Дверь морга с тихим скрипом приоткрылась, и в проёме возник Алекс. Он был одет в чёрные, плотно облегающие джинсы и свободную косуху из грубой, состаренной кожи, которая лишь подчёркивала мощь его плеч и широкую грудную клетку. Чёрные волосы были туго стянуты в низкий хвост, открывая строгие, идеальные черты лица и остроконечные уши. А в его руке был… зонт. Большой, ярко-розовый, украшенный блестящими единорогами и радугой. В этот самый момент водосточный жёлоб с крыши как раз вылил на него порцию ледяной воды, и зонтик жалобно захлопал ушами, с которых закапала розовая краска.
Мари подавилась последним кусочком тоста и закашлялась, тыча себя в грудь.
– Ал, – прохрипела она, вытирая слёзы, – если это твой новый демонический образ – «мечтательный романтик с намёком на апокалипсис и кризис среднего возраста», – то поздравляю: ты не просто достиг дна. Ты пробил его своими рогами. Откуда этот кошмар? Выиграл в лотерею «Потеряй самоуважение за три секунды» на распродаже у циркачей-неудачников? Он идеально сочетается с твоими глазами, горящими адским пламенем стыда. Или это пламя – просто отражение твоего горящего чувства собственного достоинства?
Демон швырнул зонт в угол, где тот, подпрыгнув, застыл в неестественной позе, будто пристыженный и мокрый розовый фламинго после неудачного свидания.
– Это не моё, – проскрипел он сквозь стиснутые зубы. Его рога слегка дымились, а рубиновые глаза метали молнии. – Инквизиция конфисковала его у мага-мошенника, торговавшего «зонтами невидимости». Они работают ровно до первого дождя. А теперь собирайся. Мы едем в «Счастливые сердца».
– О, свидание в лавке любовных зелий! – Мари подскочила, сбрасывая плед и представая во всей красе. На ней были облегающие кожаные штаны, подчёркивающие каждую линию, и короткий топ с глубоким вырезом, из-за которого на груди играла тонкая серебряная цепочка с крошечным черепом. Она натянула чёрные кожаные перчатки с шипами на костяшках пальцев. – Хочешь, заодно сварю тебе эликсир страсти? Только предупреждаю: мои зелья обычно заканчиваются взрывами, неконтролируемыми превращениями в слизняков или спонтанными признаниями в любви ко всем вампирам в радиусе мили. Готов рискнуть?
Алекс на мгновение застыл, его взгляд скользнул по её фигуре, от острых каблуков до насмешливого взгляда, и демон резко отвернулся к карте на столе, сжав кулаки. Его хвост нервно дёрнулся и хлестнул по ноге.
– Нет, – он потянулся к дверной ручке, но Мари уже прилипла к нему боком, её изумрудные глаза сверкали проказой. – Я хочу, чтобы ты перестала говорить до момента, пока мы не допросим владелицу.
– Так не интересно. Ал, а если мы притворимся влюблёнными? – она провела пальцем в перчатке по его косухе, чуть ниже ключицы. – Я буду томно вздыхать и целовать тебя в шею, а ты будешь… ну, краснеть, рычать и отводить глаза. Как обычно. Идеальное прикрытие! Никто и не заподозрит, что мы охотимся за маньяком.
– Мария… – он оскалился, обнажив идеальные и опасные клыки, но она перебила, поднеся палец к его губам.
– Тссс, не благодари. Я уже придумала нам легенду: ты – застенчивый демон-поэт, пишущий сонеты о прелестях разложения, а я – твоя муза, которая коллекционирует сердца. Литературно и чертовски правдиво! Ну что, поехали, мой колючий бард?
Дорога до лавки на служебном автомобиле инквизиции – угрюмом чёрном внедорожнике с затемнёнными стёклами – превратилась в настоящее испытание на прочность для Алекса. Дождь хлестал по крыше, а Мари, обнаружив в бардачке пакет с мармеладными червями, принялась кидать их в демона.
– Прекрати, – рычал он, выковыривая зелёного червяка из своих чёрных волос. – Или я привяжу тебя к багажнику и буду тащить по всем лужам Тенеграда.
– Обещаешь? – она ухмыльнулась, запуская в него очередной конфетой. – Кстати, если бы ты был зельем, то каким? Я вот думаю, ты – что-то вроде «Яда упрямства с нотками тайной страсти и послевкусием апокалипсиса». На этикетке была бы твоя угрюмая морда и предупреждение: «Вызывает привыкание и желание придушить варщика».
Принцесса, сидевшая на заднем сиденье на специальной подушке «Для кошачьей королевы», вздохнула с преувеличенной тоской:
– Вы оба – как два клоуна в самом дешёвом и пошлом цирке. Он – сильный и молчаливый, но с розовым зонтиком, а ты – болтливая, с икрой вместо мозгов. Заткнитесь уже, а то мне придётся вылизываться до завтрашнего утра, чтобы смыть с себя эту ауру идиотизма. И включите печку. Я кошка, а не пингвин. Мои лапы замерзают от этой демонической бестолковости. И от скуки.
Алекс молча включил обогрев на полную мощность, и тёплый воздух наполнил салон.
Город за окном проплывал мрачным, размытым акварельным пятном. По мокрым булыжным мостовым, прячась под зонтами-грибами, ковыляли странные существа: тролль-дворник в огромных резиновых сапогах отчаянно пытался сгрести в кучу не листья, а мелких, пищащих дождевых духов, вылезших из-под земли; пара гарпий, укутанных в потрёпанные плащи, перешёптывалась у витрины магазина магических артефактов «Троттер и сыновья», разглядывая хрустальные шары с трещинами; эльфийка-официантка из соседнего кафе «Лунный блик», закрываясь подносом от дождя, несла кому-то заказ – два стаканчика с дымящимся розовым напитком, от которого шёл пар даже в этот промозглый день. Все они бросали на мрачный автомобиль инквизиции быстрые, пугливые взгляды и торопливо отводили глаза, стараясь не привлекать внимания.
– Ой, смотри, Ал, – ткнула Мари пальцем в окно, – это же пекарня «Сладкое предсмертное хрипение»! Там делают те самые булочки с корицей и заспиртованными ягодами ночной жажды! Остановись, пожалуйста! Тоста с икрой было катастрофически мало для такого утра. И кофе купим. Твой утренний коктейль из гнева и молчания явно требует разбавления кофеином.
– У нас нет времени на твои кулинарные экскурсии, Мария, – сквозь зубы прорычал Алекс, не сводя глаз с дороги. Его пальцы сжали руль так, что кожаный чехол затрещал. – У нас есть дело. Потрошитель не будет ждать, пока ты удовлетворишь свои гастрономические капризы.
– Но я умру с голоду! – стала драматизировать она, прижимая руки к груди. – И тогда ты будешь вынужден допрашивать мой труп. А я, как известно, и мёртвая буду ерничать. Ты же не хочешь, чтобы твой отчёт пестрел моими посмертными остротами? Это подорвёт твой авторитет сурового демона. Все будут показывать пальцем и шептать: «Смотри, это тот, кого достала из могилы ведьма-комик». Остановись. Пожалуйста. Я буду вести себя хорошо. Ну, почти хорошо. Обещаю не подкладывать червей в твой кофе. Сегодня.
Алекс зажмурился на секунду, явно пытаясь собрать всю свою демоническую выдержку в кулак. Раздалось короткое, низкое рычание, исказившее пространство внутри салона.
– Пять минут, – он резко свернул к тротуару и заглушил двигатель. – Пять. И ни секундой больше. И если ты купишь что-то с корицей, выбросишь это до машины. Ненавижу корицу.
Пекарня встретила их оглушительной тишиной, нарушаемой лишь шипением кофемашины и тихой, жалобной музыкой. Воздух был густым и сладким, пахнущим свежей выпечкой, ванилью и грехом. За прилавком замер, широко раскрыв глаза, молодой пекарь-гоблин в заляпанном мукой фартуке. Единственные посетители – две пожилые ведьмы в остроконечных шляпах и плащах из моли – застыли с открытыми ртами, и их пирожные с кремом «Кровь дракона» медленно сползали с вилок.
Мари, словно не замечая эффекта своего появления, грациозно подошла к витрине.
– Мне, пожалуйста, вот эту булочку с ягодами ночной жажды, кусочек вон того рулета с… ой, с корицей, – она бросила взгляд на Алекса, стоявшего у входа, и лукаво улыбнулась, – нет, лучше без, и два больших кофе. Один – чёрный, как душа моего напарника, второй – с тройной порцией сливок и сахара, чтобы я могла сегодня сиять, как ангел во плоти. Нет, лучше, как падший ангел. Это звучит сексуальнее. И ещё стаканчик отборного молока для Принцессы. Чтобы она тоже сияла.
Алекс стоял у входа, скрестив руки на груди, прислонившись к косяку. Его мокрая косуха, мощная фигура, чёрные волосы и яростно горящие рубиновые глаза в сочетании с мрачной сдержанностью заставляли воздух вокруг вибрировать от скрытой угрозы. Он был живым воплощением грозы, ворвавшимся в это сладкое, пахнущее сдобой царство.
– Э-э-э… – просипел гоблин, бросая испуганный взгляд на демона. – С-с-сливки з-закончились…
– Врёшь, милый, – сладко пропела Мари, указывая на металлический кувшин у него за спиной. – Я же вижу. Или ты хочешь, чтобы мой большой друг с рогами лично убедился в их отсутствии? Он очень… настойчив в поисках. Особенно когда голоден. И не в настроении.
Гоблин затрясся так, что с его уха слетела серьга в виде крошечного колобка, и тут же схватился за кувшин.
– Пр-прошу прощения! Сейчас! Всё будет!
Пока он с дрожащими руками готовил заказ, одна из ведьм, оправившись от шока, прошипела своей соседке, но так, что слова были отлично слышны в наступившей тишине:
– Смотри-ка, это же та самая выскочка из столицы… Слышала, её сюда сослали за непрофессионализм. Говорят, она на столе в морге танцует при луне и мертвецам причёски делает. Позорище для нашего ремесла. Настоящая ведьма должна быть сдержанна, мудра и… ну, ты знаешь. Не кричать на весь город о своих некромантских похождениях.
– Согласна, – с опаской ответила вторая, косясь на Алекса, будто боясь, что он прочитает её мысли. – И смотри, как с этим демоном крутится. Явно приворотное зелье подмешивает. Бедный, бедный демон… Зачарован, несчастный. Иначе бы сбежал от такой позёрки. У нас в ковене о ней ходят легенды. Не очень приятные. Говорят, она и родителей своих не уберегла. Проклятие на их роду.
Алекс медленно повернул голову в их сторону. Без единого слова. Просто движение, от которого воздух в пекарне стал ещё гуще. Его взгляд, тяжёлый, как свинец, и холодный, как лезвие гильотины, упёрся в сплетниц. Ведьмы ахнули и синхронно уткнулись в свои тарелки, делая вид, что с огромным интересом изучают узор из крошек на столе.
В сознании инквизитора пронеслись слова Мари, сказанные накануне: «Они боятся, что мы устроим апокалипсис». Но это было не то. Это было хуже. Здешнее отношение заключалось в мелком, ядовитом презрении, сплетнях, полном неприятии самой сути Мари – её яркости, заразительного смеха, её отказа играть по затхлым правилам их мира.
Почему-то эта мысль вызвала в демоне неожиданную, резкую вспышку… чего? Гнева? Защитного инстинкта? Он сдержался, лишь пальцы в перчатках непроизвольно сжались в кулаки, а кончик хвоста замер в напряжённой готовности. Эти ведьмы не знают её. Ничего о ней не знают. Ничего не понимают. Они видят только маску, не желая разглядеть сталь души.
– Не обращай внимания, Ал, – громко, с преувеличенной лёгкостью прошептала Мари, получая свой кофе и стаканчик с молоком. – Они просто ревнуют. У них в жизни нет такого большого, брутального демона, который так эффектно молчит и носит за ними сумки. Ой, то есть… файлы с делами. Их жизнь состоит из зелий от подагры и ворчания на молодёжь. Скука смертная.
Она взяла свой стаканчик, повернулась к Алексу и, глядя ему прямо в глаза, томно облизнула пенку с крышки, оставив на ней след от красной помады.
– Вкусно. Почти как твоё молчание. Такое же горькое, но с пикантной ноткой «я-тебя-ненавижу-но-не-могу-уйти». Пойдём, мой герой-любовник? Нас ждёт лавка, где продают счастье в склянках. Может, купим тебе немного? Хотя нет… Ты и так уже самый счастливый демон на свете. Потому что работаешь со мной.
Алекс, не в силах вынести это очередное испытание, развернулся и вышел на улицу, хлопнув дверью так, что стеклянная витрина задрожала, а ведьмы вздрогнули, как от удара током. Мари лишь рассмеялась, бросила гоблину несколько монет и вышла вслед за ним, дожевывая булочку.
– Молоко! – внезапно просипела Принцесса с заднего сиденья, учуяв аромат. – Это мне что ли? Ты купила? Без тунца, но… это уже что-то.
– Да, держи, пушистая бестия, – Мари протянула ей стаканчик через плечо. – Только не расплескай. Это твоя дневная норма за хорошее поведение. Хотя… какое уж там хорошее.
Принцесса, забыв про весь свой царственный снобизм, с радостным мурлыканьем принялась лакать молоко, громко и довольно урча. Её хвост задорно подрагивал, а глаза жмурились от блаженства.
– Ладно, прощаю тебе все твои прошлые и будущие грехи, – пробурчала она между глотками. – Но только на сегодня. И только потому, что молоко достаточно жирное. Чувствуется, что корову доили под классическую музыку и с любовью. В отличие от некоторых, кто считает, что доить – это просто дёргать за вымя. А кофе мне глотнуть можно? Для бодрости. Чтобы не уснуть от вашего флирта, от которого клонит в сон сильнее, чем от снотворного.
– Никакого кофе, – строго сказала Мари, садясь на пассажирское сиденье. – У тебя и так глаза блестят, как у совы на допинге. Демон, мы готовы. Веди меня к любви. Или к маньяку. Как повезёт.
Алекс лишь издал низкий, угрожающий звук, очень похожий на скрежет камней под землёй, и ткнул пальцем в сторону пассажирской двери, которую Мари захлопнула.
– Пристёгивайся. Если врежемся, хочу быть уверен, что ты вылетишь через лобовое и не будешь меня больше отвлекать.
– О, забота! – умилилась Мари, щёлкая замком. – Ты тайно желаешь мне безопасности. Это прогресс. Скоро и до цветов доберёмся. Главное, не могильных. Не хочу призраков от них отгонять.
Алекс ничего не ответил, лишь сильнее вжал педаль газа в пол, и чёрный автомобиль рванул вперёд, рассекая водяную пелену и оставляя за собой брызги осенней грязи, летящие на тротуар, где две ведьмы всё ещё приходили в себя от неожиданной встречи.
Глава 5
«Счастливые сердца» оказалось тем местом, в которое словно какой-то одержимый купидон методично высыпал все блёстки из вселенной и взболтал их в котле с дешёвым парфюмом. Лавка притаилась на кривой, как совесть мошенника, улочке Старого Тенеграда, зажатая между мрачным бюро ритуальных услуг «Вечный покой» и вечно продуваемой всеми ветрами булочной «У дяди Гоббса». Снаружи заведение напоминало пряничный домик, перекормленный сахарной пудрой и украшенный завитушками из подсохшей глазури, которая теперь под осенними дождями медленно, но верно оползала, обнажая потрескавшуюся штукатурку. Из трубы вместо безобидного дыма вился густой розовый пар, пахнувший леденцами и запретными фантазиями, растворяясь в сыром, пропитанном запахом мокрого камня и прелых листьев воздухе.