Дембель неизбежен Том 3.

- -
- 100%
- +
Осознав, что натворил, Вадик тут же побледнел, и его даже начало потряхивать. Видимо, вспомнился наш конфликт в курилке.
– Товарищ дедушка, китель вам подшить? – переспросил я у парня. – Это я сейчас мигом сделаю. Извините, пожалуйста, что сразу не встал, как вы вошли. – начал вживаться я в роль.
– Дддим, ииизвини, яяяя не знал, что ты тут. – начал давать заднюю наш бравый дедушка.
– Ты что, сучонок? Попутал? Еще раз я увижу тебя в подобном амплуа, я тебя в пол как гвоздь вколочу! Понял меня? – надавил я на него и швырнул в него китель.
– Да, понял. – потупив взгляд и опустив голову, ответил парень.
– А теперь свалил отсюда в ужасе! – рыкнул я, и парень тут же выскочил за дверь.
Я обернулся и посмотрел на молодежь.
– А теперь вы. – строго произнес я. – В армии погоны на кой-хрен нужны? – спросил я у всех присутствующих.
– Ну, чтобы звания там видно было. – предположил один из новеньких.
– Все верно, так какого хрена вы подрываетесь, когда в казарму вошел рядовой, а тут, на секундочку, младший сержант сидит? – строго спросил у них я, но откликом мне был лишь тупой взгляд, направленный на пол. – Ну ничего, я вас научу военному этикету. – добавил я и, забрав свой китель, вышел из бытовки.
На следующее утро после подъема я сидел себе спокойно в каптерке и ждал доклада об окончании уборки. Я смотрел новости по первому каналу и попивал горячий кофе, как вдруг дверь в каптерку отворилась, и на ее пороге показался старшина. При виде него, меня в жар бросило, и я подавился куском пряника.
– Кха-кха. Здравия, кха-кха, желаю. – закашлявшись, вскочил я на ноги и попытался поздороваться со старшиной.
– Неужто я такой страшный, ты словно смерть увидел! – хохотнул прапор, подойдя ко мне, и как вхреначил мне ладонью между лопаток. У меня синяк от такого удара на груди могу остаться, но кашлять я перестал.
– Спасибо. – поморщившись от боли, сказал я.
– Да пожалуйста. – улыбнулся он, присев на кресло, в котором минутой ранее я сидел. И, отхлебнув кофе из моей кружки, окинул меня взглядом. – Ну что, какие дела тут у нас? Я смотрю, ты руки распускать начал? – ехидно спросил он у меня.
– Все нормально, пополнение прибыло вчера. Ничего я не распускал, не понимаю, о чем вы. – сделав непринужденный вид, ответил я.
– Семенов, ты дурочку-то из себя не строй, у тебя для деревенского слишком умное лицо, так что не катит. – ухмыльнулся прапор.
– Я даже не знаю, как это расценивать, как комплимент или как оскорбление. – улыбнувшись, ответил я.
– А это как тебе больше нравится. Чего ты с Кельмом сцепился? – прямо спросил у меня прапор.
– За дело, товарищ старшина. – пожав плечами, ответил я. – Синяков нет, жалоб тоже нет, ну если это не он вам пожаловался. Ну и не было ничего.
– А если бы покалечил его или, не дай бог, шею свернул? Нахрена ты его так в стену швырнул? – сжав кулак, возмутился старшина.
– Так вышло. – опустив взгляд в пол, ответил я.
– Ты же нормальный парень, почему ты вечно такой конфликтный? Постоянно вокруг тебя какие-то склоки происходят. Неужели дипломатически ничего решить нельзя? – начал причитать прапор.
– Товарищ старший прапорщик, ну вы же знаете этого барана. О чем с ним говорить? Да и я что, самоубийца, первым на него кидаться? Вы эту детину видели? – начал оправдываться я.
– Ладно, все, жертва, мать твою, иди порядок проверяй, пока я этого делать не начал! – отмахнулся от меня старшина. – Кстати, вкусный кофе. – добавил он, сделав еще глоток из моей кружки.
– Специально для вас старался. – улыбнувшись, ответил я.
– Ага, как же, подхалим недоделанный. – хохотнул прапор, переведя взгляд на телевизор.
День сегодня был занимательным, ведь мы переходили на зимнюю форму. Нам выдали шапки-ушанки и «Белуги». «Белуга» – это, конечно, интересная вещь. Этакое термобелье образца сороковых годов, их бывает два варианта: обычные и утепленные, с начесом, но это уже когда на улице совсем станет холодно. По сути это обычная рубаха без воротника с тремя пуговками на шее и кальсоны на завязочках. Трусов при этом больше не выдают, вместо них мы теперь щеголяем в широких штанишках. Непривычно, конечно, но совру, если скажу, что это неудобно.
Также сегодня мы занимались утеплением казармы, а именно, затыкали ватой все щели в окнах и заклеивали смоченными в мыльной воде бумажными лентами. Дело было несложным, но очень нудным и муторным. А еще наши новоиспеченные дедушки при любой возможности спихивали работу на молодежь. Я, конечно, периодически подгонял своих сослуживцев, но против системы не попрешь. Сам также вкалывал вместо своих дедов, тут уже ничего не попишешь.
Остаток дня я заставлял молодежь наносить на форму клейма и клеить бирки на их кровати. Также объяснял, что и как должно лежать в тумбочках и прочие тонкости быта в нашей казарме. Из пятнадцати новеньких я уже точно могу сказать, что пять из них просто полнейшие затупки. Особенно Казаков, это вообще кадр, причем он не просто дурачок там какой-то, что из-за стресса и переживаний бедокурит. Вовсе нет, он реально недалекий, делает некоторые вещи с полной уверенностью, за что потом расплачивается. Так, например, воинское приветствие он отдает левой рукой и без головного убора. Я ему уже раз десять объяснял, но он, сука, просто непробиваемый. Вроде «Понял, виноват, исправлюсь», а через пять минут все по новой. А еще он не умеет завязывать портянки, отчего жалуется на то, что натирает ноги. Он уже месяц в армии и до сих пор не научился, я же, возомнив себя великим преподавателем, решил самостоятельно его научить. Но это было ошибочное решение, только зря потратил час времени и кучу нервов в придачу.
Еще очень сильно выделялся на общем фоне рядовой Ворошилов Василий Васильевич. Это был огромный паренек, которому даже Кельм уступал по габаритам. Смотрю на него – настоящий русский богатырь, светлые волосы, голубые глаза, острые черты лица и осмысленный такой взгляд. Вместо кулаков у него пудовые гири, да и размер берцев сорок шестой. Но был один нюанс, паренек этот был деревенским, а деревня находилась где-то очень и очень далеко и глубоко в тайге. Ворошилов прожил в ней всю жизнь и ни разу из нее не выезжал, все бы ничего, только он понятия не имел, как пользоваться телефоном, а при виде цветного телевизора от радости аж запрыгал на месте. Мобильники он хоть и видел, но в руках никогда не держал. В целом он был парнем добрым, спокойным, но нерасторопным, слегка неуклюжим и в целом адекватным, но все для него было в новинку и диковинку, и это раздражало.
– Вася, друг мой, ну какого хрена ты сюда все это притащил? – недоумевая кричал я на бойца, что приволок из бани все мешки с бельем, что лежали на лавках.
– Товарищ младший сержант, извините пожалуйста, я просто забыл, какие брать нужно, поэтому взял все, лишнее назад унесу. – виновато отвечал мне Ворошилов.
– Вася, да как ты их за раз-то дотащить смог, тут веса больше ста кило наберется? – не унимался я.
– Ой, да чего там. – отмахнулся он. – Я бревна зимой по пояс в снегу домой и потяжелее таскал. – улыбнувшись ответил он. – А один раз с охоты целого лося сам дотащил, волоком правда, но это потому, что он большой был. – добавил парень.
– Мда, следующие пять месяцев обещают быть интересными. – предвкушая будущие неприятности сказал я, покачав головой.
Глава 3
Ровно до того дня, пока у меня не появились подчиненные, я постоянно задавался вопросом «А почему со мной почти все офицеры разговаривают как со слабоумным, особенно первое время?» Если мне ставили задачу, то досконально объясняли и расписывали каждое действие, которое нужно совершить. И раз по сто спрашивали: «Семенов, ты понял? Семенов, ты точно понял? Семенов, если не понял, то лучше переспроси!» Подобное обращение меня частенько раздражало, но сделать с этим я ничего не мог.
Также меня по началу задевало то, как с нами в принципе общаются. Большинство офицеров и контрактников по большей части смотрели на нас свысока и не скупились на оскорбительные слова. И разумеется, наш старшина в подобном был фаворитом, с которым если кто и мог соревноваться, то наш комбат. Но тут, как говорится, ученик превзошел учителя.
Все это было для меня загадкой, пока я не познакомился с такими личностями, как рядовой Казаков, Смычков и Ворошилов. Эта троица просто с ума меня сводила. Как Казакову задачу не ставь, как ему это не объясняй, он все равно накосячит, он, сука, даже собственные берцы нормально почистить не в состоянии, а про подшиву вообще отдельная история, но об этом позже.
Смычков же типичная мямля, этакий маменькин сынок. Руки растут из задницы, когда ставишь ему задачу и спрашиваешь: «Ты все понял?» То он с честным и искренним взглядом в глаза докладывает, что все ясно, а на самом деле он просто хочет, чтобы я убрался от него подальше как можно скорее, а там он уже все будет делать как получится. К моему сожалению, я это понял не сразу.
Ворошилов – это вообще тот еще кадр со своей душевной простотой. Он по сути человек-айсберг, тихонечко плывет себе по течению, а потом БАХ! И корабль пошел ко дну. Я уже и не знаю что от него ожидать. Так, например, Бобков, стоящий на тумбочке, отправился в канцелярию к командиру роты и поставил вместо себя Ворошилова ровно на минуту. По иронии судьбы в эту самую минуту дневальному позвонил командир части. Ему нужны были помощники, чтобы что-то достать из его машины и занести в штаб. Но рота была на обеде, собственно, как и дежурный по роте, и дежурный по части, а помдеж курил в туалете. Поэтому, набрав несколько номеров, командир набрал на тумбочку к дневальному.
И каково же было его удивление, когда он вместо привычного «Дневальный по роте рядовой такой-то» услышал глубокое, басовитое и протяжное «Алооооооу». Собственно, он даже разговаривать не стал, а сразу поднялся в казарму. Весь наряд, разумеется, был снят, а старшина, хорошенько получивший по шапке от командира части, вручил Ворошилову телефонный аппарат, и по команде «Звонок» тот берет трубку и представляется как положено. Причем данная команда звучит теперь постоянно, так как ее может подать каждый.
Так что жизнь научила меня теперь самому главному – досконально все объяснять бойцам, дабы мне потом кто-нибудь из начальства шею не намылил. Вот так смотришь, вроде бы нормальный парень, все делает, понимает, умное лицо, верный взгляд, но нет, на это покупаться нельзя, маскируется, сука!
Что же касается оскорблений, я думал, что я не такой! Не буду как старшина и как наши деды вести себя, буду выражаться корректно, а не как портовый грузчик. Но хватило меня меньше, чем на сутки, и все, чему я научился в армии, каждый речевой оборот – все это вываливалось на туго соображающих младших товарищей. Но тут нужно понимать один момент, а именно, грань, которую лучше не переступать, так как если парень, на которого ты кричишь, не слаб духом, он может тебе всечь.
Так вот, Бобков решил вызвериться на Ворошилова, откровенно говоря, картина слон и Моська. Но Ворошилов понимал, что виноват, и смиренно выслушивал все, что высказывал ему Бобков. Бобков, конечно, разошелся и, видя покорность в солдате, решил, что он его просто боится, все же дембель перед ним как-никак. В какой-то момент он перешел на личности, на семью Ворошилова, родителей, сестер и братьев.
Я только и успел заметить, как боец сначала стиснул зубы, а затем его кулаки сжались. Я понял, что его терпению пришел конец и сейчас что-то да будет. Но мой крик не вразумил Бобкова, и тот продолжал орать. К счастью, Ворошилов не стал бить дембеля по лицу или куда-либо еще, он просто схватил его за грудки, оторвал от земли и бросил на пол, правда, придав ему немного ускорения. Бобков впечатался в пол, но быстро встал и отскочил в сторону.
За подобное поведение я, разумеется, наказал нашего здоровяка, все же неуставные взаимоотношения и прочее. Но он послужил отличным примером для остальных, чтобы наши новоиспеченные дедушки тоже берега сильно не путали.
Но мой сущий кошмар – это, разумеется, Казаков, таких людей надо было еще поискать. Я искренне недоумеваю, как его взяли в армию, и мне бы хотелось посмотреть в глаза психологу, что вместо смирительной рубашки выдал ему путевку в армию.
Этот юноша никак не мог научиться завязывать портянки, что уже само по себе было звоночком. Медведи в цирке на велосипеде катаются, а этот портянки завязать не может. Ну да и хрен с ним, пусть мозоли себе трет, я смирился. Но тут, значит, захожу я в бытовку и вижу, как его товарищ рядовой Котельников подшивает ему китель. На мой вопрос «Какого хрена?» тот спокойненько пояснил, что тот просто не умеет этого делать. То есть человек служит больше месяца в армии, уже принял присягу, но завязывать портянки и подшивать китель так и не научился. Это просто не укладывалось у меня в голове. У меня тут же появилась мысль, может Казаков не такой уж и тупой, а просто гений, который косит под тупого, тем самым облегчая себе жизнь.
Но как же я ошибался, этот человек десять минут вставлял нитку в иголку. А потом криво, косо прикладывал подворотничок к кителю. И никак не мог запомнить простую формулу: двенадцать стежков сверху, по два по бокам и шесть снизу. Еще он шил не как положено, то есть откуда игла вышла, туда и зашла, чтобы белой нити не было видно, нет, он строчил как швейная машинка. И когда он предстал передо мной, я охренел, увидев белый пунктир на его воротнике. Причем пришил прям добротно, если в совокупности стежков по всему периметру должно быть двадцать два, то у него их было все двести. А еще стоит смотрит на меня, довольный улыбается, мол, вот, товарищ младший сержант, я все сделал.
Но кульминацией сего мероприятия стало другое. Разумеется, я начал отрывать ему подшиву, на что он начал брыкаться, отталкивать меня от себя и кричать на всю ивановскую, словно я его тут убиваю.
– Отрывайте! Бейте! Что хотите делайте! Не буду я больше подшиваться! И вообще ночью в окно выпрыгну! – истерично заявил он.
И я ему поверил, да все ему поверили. Так что-либо это человек, заслуживающий Оскара, либо полный невменяемый индивид с психическими отклонениями. Разумеется, до самого утра дневальные с его койки глаз не спускали. Всю сегодняшнюю ночь я не смог сомкнуть глаз, я то и дело ходил туда-сюда по казарме, наблюдая за сладко спящим Казаковым.
– Дим, да что ты шатаешься, иди спи, присмотрим мы за твоим Казаковым. – обратился ко мне Бобков, что стоял вторые сутки дневальным.
– Ага, ты за телефоном уследить не можешь! А тут за шизанутым бойцом! Ну тебя на хрен. – отмахнулся я от него.
Сегодня утром был первый день, когда я искренне и с нетерпением ждал появления старшины. Едва дневальный открыл ему дверь, как я уже стоял перед ним и производил доклад.
– Семенов, что надо? – сразу с порога спросил он у меня.
– Поговорить. – ответил я ему и указал на каптерку.
– Дела. – удивился прапор. – Ну пойдем, поговорим. – протяжно сказал он и пошел в свое убежище.
– Товарищ старшина, тут такое дело. – начал было с порога говорить я, но он меня прервал.
– Ты про Бобкова с Ворошиловым мне хочешь рассказать? – прервал он мою тираду.
– Нет, а что с ними? – включив дурачка, уточнил я.
– Ты мне тут не заливай, не знает он! Партизан, мать твою! Ну хрен с ним, что хотел-то?
Я ему сразу рассказал все о Казакове, от начала до самого конца, в самых мельчайших подробностях и ярких красках.
– Да гасится твой Казаков. – отмахнулся от меня прапор.
– Товарищ старшина, у меня, конечно, нет столько выслуги, как у вас, но не гасится он. Он реально шизанутый, а я весной хочу уйти на дембель, а не на дизель! Да и вам этот геморрой вообще нужен? Я уже видел тут одного скрипача, кровищу его задолбался тогда отмывать. – начал настаивать я на своем.
– Хорошо, я тебя услышал. Как знать, может ты и прав, учудит чего, а мне до пенсии совсем чуть-чуть осталось. – задумчиво произнес он. – Ладно, иди занимайся, свожу я твоего бойца к психологу. – указал он мне рукой на дверь.
Дни стали совсем короткими, а ночи темными. Зима пожаловала и в московский регион, причем ворвалась она в него сразу с двух ног. Снег сыпал днем и ночью без остановки, причем громадными хлопьями, а на улице при этом была нулевая температура. Все до единого целыми днями только и делали, что чистили снег, но мы же военные, так что простая уборка снега – это не про нас. Как оказалось, даже сугробы в армии должны иметь кантики. Так что мы сначала чистим большой плац, таская мокрый снег, а потом скребками наводим красоту, чтобы об угол кантика порезаться можно было, ну хоть не в буквальном смысле.
Казакова сводили в санчасть, но, к моему глубокому сожалению, вернули обратно. Мол, нормальный он, чего вы наговариваете на парня, просто он не особо сообразительный и излишне эмоциональный.
Через два дня ко мне подошел один из новичков, рядовой Павлик Захаров. Нормальный парень, все схватывает на лету, особо не ошибается, освоился достаточно быстро и уже во всю летает в наряды на КПП. КППшники раньше спали у себя в комнате отдыха, но там нет отопления, и сейчас они приходят отдыхать в казарму. И Павлик спал с восьми утра до двенадцати дня.
– Товарищ младший сержант, разрешите обратиться. – подошел ко мне Захаров, как только я поднялся в казарму с уборки снега.
– Обращайся. – согласно вякнул я, снимая с себя бушлат.
– Мне бы это, без лишних ушей. – смутившись, добавил парень, озираясь по сторонам.
– Случилось чего что ли? – уточнил я, глядя на него.
– Так точно. – согласно кивнул он.
– Пошли в каптерку, старшина пораньше сегодня отпросился. – сказал ему я, доставая ключи из кармана.
Закрыв дверь за парнем, я приступил к расспросу, что же беспокоит моего юного воина.
– Тут вот какое дело, сегодня утром пришел, лег спать, как полагается. Форму сложил, а когда проснулся, стал собираться. И тут заметил, что карман нагрудный раскрыт, я в него залез и понял, что у меня деньги пропали. – с виноватым лицом сказал он. – Или с деньгами тоже, как и со всеми вещами, не украли, а про#бал?
– Нет, с деньгами так не работает. – отрицательно покачал я головой. – Много пропало? – уточнил я у него.
– Пятьсот рублей, одной купюрой. – сразу ответил Павлик.
– А деньги точно там были? Может, просто выпали или ты в другой карман их переложил? – предположил я.
– Да точно были, прям сто пудов! У меня тысяча была, и я перед тем, как лечь спать, Казакову пятихатку занял, а вторую положил в карман. – пояснил он.
– От оно как! – спародировав старшину, удивился я. – И Казаков видел, как ты деньги в карман убирал? – уточнил я.
– Наверное, я как-то не прятался, дал ему одну бумажку, вторую в карман положил. – ответил он мне.
– Ладно, иди, никому пока об этом не говори, я разберусь. – сказал я Захарову и указал на дверь.
– Спасибо, товарищ младший сержант, если поможете, я в долгу не останусь! – обрадовался паренек.
– Сочтемся. – отмахнулся я от него и вышел следом за ним.
– Здравствуй, дежурный, дембель Миронов. – подошел я к своему дедушке, от чего тот аж вздрогнул.
– Привет, Дим. – нервно ответил мне парень, набирая между нами дистанцию.
– А ты чего занервничал? А? – ехидно улыбаясь, спросил я у него и начал сокращать дистанцию между нами.
– Я не знаю чего от тебя ожидать. Ты же просто так не подходишь, что надо? – продолжая отходить от меня, ответил парень.
– Пока мы снег убирали, кто был в казарме? – спросил я, глядя ему в глаза.
– Да никого. – пожав плечами, ответил он.
– Прямо-таки никого? – переспросил я.
– Ну я был, Казаков, ну и парни с наряда спали. А что случилось? – спросил он у меня.
– Казакова на деньги разводил? – спросил я у него прямо, от чего Миронова аж затрясло.
– Нет! – сразу ответил он.
– Честно говори, сучонок, иначе я тебе сейчас инквизицию в бытовке устрою! Бить буду, иголки под ногти засовывать и все такое. – резко приблизившись к нему и схватив его за предплечье, прошипел я.
– Ну да, было дело. На какую-то пятихатку я ему разрешение на пользование телефоном продал и разрешил ему им пользоваться, пока ты не видишь. – поморщившись, словно перед ударом, сказал Миронов.
– Силен. – ухмыльнувшись, ответил я. – Бабки гони сюда. – протянул я вторую руку.
– Не, Дим, ты это самое, давай тоже не борщи. Меня наши деды как липку обдирали, вот и моя очередь пришла. – начал возмущаться Миронов.
– Слышь, липка! Тебя обдирали потому, что ты, как лох, велся на всякую лажу. А Казаков эти бабки украл! Сейчас разбирательство начнется и выяснится, что наш доблестный Миронов тут различные аферы крутит, и поедешь ты не на дембель к маме, а в прокуратуру к следаку! А Казаков тебя сразу сольет, еще скажет, что ты ему угрожал расправой, я думаю, за этим дело не станет. – пригрозил ему я.
– Не гонишь? – недоверчиво спросил он у меня.
– Слушай, у меня много недостатков, но быть балаболом – это не про меня. – искренне ответил я парню.
– Ой, черт! – схватился за голову парень. – А что теперь будет? Дим, помоги, а! – едва не плача, дрожащим голосом обратился ко мне Миронов.
– В чем мой интерес помогать тебе? Свою бы задницу прикрыть. – решил я слегка накалить обстановку.
– Что хочешь? У меня есть новая форма, мне со склада подогнали, у нас размер одинаковый, хочешь, тебе отдам? – предложил мне Миронов.
– Да нахрен мне твоя форма, у меня ее вон полная каптерка. – отмахнулся я от него. – Забей, нормально все будет, гони бабки на базу. – добавил я, после чего парень достал военный билет из кармана и выудил из-под обложки аккуратно сложенную купюру.
Дальше было дело техники, я зашел в дежурку, где за столом восседал капитан Афанасьев, он был заместителем командира роты. Хороший такой дядька, суровый, но справедливый. Я с ним был на короткой ноге, мы оба родом из Сибири, на этой почве как-то и нашли общий язык.
– Здравия желаю, товарищ капитан. – поприветствовал я его.
– О, Димон, на ловца и зверь бежит! – обрадовался он моему прибытию. – Кофейком не богат? А то закончилось все. Два дня назад банку целую принес, уже ничего не осталось, ложками его жрут, что ли. – посетовав, сказал он.
– Сейчас организуем. – улыбнувшись, сказал я и быстренько метнулся в каптерку за кофе.
– А чего хотел-то? – спросил у меня капитан, когда я протянул ему банку с сублимированным кофе.
– Тут какое дело, мне бы записи с камер посмотреть. – честно признался я, глядя на монитор, на котором вся казарма была под наблюдением.
– Что стряслось? – сразу напрягся Афанасьев.
– Да пока ничего, но надо бы убедиться. Чего воду зря мутить. – ответил я.
– Хорошо, смотри, я пока пойду чайник поставлю. – согласно кивнул капитан и уступил мне свое место.
Посмотрев номер нужной камеры, я быстренько зашел в нужную папку и начал прокручивать записи, глядя на то, как Захаров улегся спать. Долго ждать не пришлось, на записи я увидел, как Казаков намывает полы в кубрике, а потом подходит к кровати Захарова и, склонившись над его формой, начинает рыскать по карманам. Картинка была четкой, и на ней был прекрасно запечатлен момент, как парень достал купюру из нагрудного кармана и, сложив все обратно, продолжил спокойненько намывать полы.
– Мало того, что закупок, так еще и крыса! – прошипел я, ударив кулаком по столу.
– Ну что, нашел, что искал? – спросил у меня ротный, вернувшись в дежурку.
– Так точно. – цокнув, сказал я и продемонстрировал ему запись.
– Что взял? – спросил он у меня.
– Пятихатку. – честно ответил я.
– А мне зачем показываешь? – с ехидной ухмылкой спросил он у меня.
– Будь на его месте любой другой боец, сам бы решил, но не с Казаковым. Я вообще не знаю, что с ним делать. – честно признался я.
– Да уж, таких индивидов не часто в наших рядах встретишь. – согласно кивнул капитан. – Ты вот что, давай-ка никому пока про это не говори. Вечером проведем с ним беседу, а там видно будет. – предложил мне он.
– Понял. – согласно кивнул я и уступил ему место. – Чувствую, вечером будет весело. – добавил я, выходя из дежурки.
– Типун тебе на язык! – крикнул мне вслед капитан.
Глава 4
До самого отбоя я ходил с невозмутимым лицом и, разумеется, никому не сообщал о том, что Казаков мало того, что не дружит с головой, так еще и не чист на руку, то есть просто крыса.
После вечерней поверки я отправил всех готовиться ко сну, а сам взял под руку Казакова и завел его в дежурку к капитану. Я подвел его прямо к столу дежурного, а сам встал позади, при этом закрыв за собой дверь на щеколду. Паренек стоял с невозмутимым лицом и делал вид, что вообще не понимает, зачем его сюда вызвали.
– Казаков, есть предположения, зачем тебя сюда привели? – окинув взглядом парня, спросил у него капитан.
– Никак нет! – громким голосом ответил парень.