Влюблённая в лёд

– По приглашению твоей мертвой матери! – крикнула я, не заботясь о последствиях. Вокруг меня послышались шепоты. Это было непростительно, и я знала это, но сейчас моя ненависть была сильнее, чем самопознание. – Ах, да, она не мертва. Ты тупой лжец!

Его лицо исказилось гневом, как будто я ударила его в самое сердце. Он шагнул ко мне ближе, расстояние между нашими лицами сократилось до минимума. Я могла слышать его дыхание, оно стало ощутимым, казалось, буквально у меня на коже. В это мгновение время остановилось, и вся столовая исчезла для нас.

– Не смей так со мной говорить! – рыкнул он, почти с ненавистью. Его голос звучал низко и глухо, как трещина на льду, по которому я скользила слишком быстро.

– А то что? – фыркнула я, вскинув бровь, как если бы это был самый легкомысленный спор.

Внутри меня бушевала буря, но я собиралась держать лицо. Не дать ему понять, что его слова имеют силу.

Все остальные студенты, которые ранее были заняты своими разговорами, теперь повернули головы в нашу сторону. Одни наблюдали с интересом, другие с неподдельным страхом. Я могла почувствовать, как из-за спины мне бросают сочувствующие взгляды, что лишь подливало масла в огонь.

– Я скажу тебе, что ты – ничто! – продолжал он, превращая наш конфликт в нечто большее. – Никого не интересуют твои жалкие попытки.

Эти слова, словно острые лезвия, вновь вонзились в меня. Я вспомнила, как работала долгими часами, как потела и даже плакала, поднимаясь после каждой неудачи. Я не могла позволить ему разрушить все, чего я добилась, так легко. Я чувствовала его ярость, впивающуюся в мои глаза, но вместо того, чтобы закатить глаза и убежать, что было бы для меня естественным, я взялась за бутылку и, в порыве безумия, плеснула остатки сока ему в лицо. Возможно, это было нелепо и бессмысленно, но в этот момент для меня это было чувством свободы.

– Урод! – закричала я, наблюдая, как сок стекает по его подбородку.

Я пыталась понять, что происходит, и чувствовала, как вокруг меня нарастает шум; кто-то хихикает, а кто-то с сомнением перешептывается. Я не могла позволить себе отвлечься на мнения других людей. Алекс был в смятении, его губы трепетали от злости и недоумения. Он вытирает сок с лица, а я чувствую, как в груди у меня закипает решимость. Никто не имел права посягать на мои границы, даже если это был он. Даже если вся эта ситуация оказалась оркестром для других, это была моя сцена, и я намеревалась следовать своим правилам. Пока Алекс приходил в себя, я решила развернуться и уйти, этот момент показался мне отчаянным, но внутренний голос подсказывал, что не стоит поддаваться панике. Я только собиралась сделать шаг, как мельком увидела смех и поднятые брови других студентов. Они наблюдали за нами. Эта мысль разъедала мою гордость, я чувствовала, как что-то закипает внутри. Каждое хихиканье, каждая пересмешка – это всё было направлено на меня.

Выйдя из столовой, я почувствовала, как щёки начинают гореть от унижения, но моя решимость была сильнее. Я не собиралась позволить кому-то определять, как я должна себя чувствовать. Сок, брызги и недоумение – это лишь иллюзия, которую я собиралась расколотить, оставив на их лицах лишь недоумение.

Со всех ног я рванула к своему общежитию. Коридоры казались длиннее, чем обычно, а двери всех этих комнат – свидетелями хаоса моей внутренней борьбы. Сердце колотилось так, что казалось, его удары могли разнести стены вокруг. Я вбежала в лестничный холл и, поднимаясь по ступенькам, чувствовала, как на каждом шагу уходит часть моих нервов.

Когда я добралась до своей комнаты, на мгновение остановилась, не в силах поверить, что это всё происходит со мной. Рывком открыв дверь, я зашла внутрь и закрыла её с такой силой, что заскользили половицы. Прижавшись спиной к двери, я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

Стены моей комнаты были обиты светло-голубыми обоями, которые недавно наполняли меня чувством спокойствия. Но сейчас это ощущение казалось глупым и неуместным. Стараясь успокоиться, я подошла к зеркалу. Мое отражение смотрело на меня с грустью и удивлением. Глаза опухли от неизвестно откуда взявшихся слёз, а волосы всклокочены, как будто кто-то их взъерошил. Я глубоко вздохнула и пройдя в небольшую ванную, отведенной в каждой комнате, сняла с себя футболку и начала умываться, смывая с лица остатки позора, которые всё ещё сидели в этом соке. С каждой каплей воды я пыталась выжить, вытереть себя от ненависти, от стыда, который заполнил сердце.

Когда я, наконец, закончила, меня охватило чувство, что я очищена. Теперь я была готова взглянуть на ситуацию под другим углом. Алекс не имел права так относиться ко мне, ни в каком контексте, и я не собиралась просто так это оставлять. Как бы это ни было сложно, я понимала, что должна поговорить с ним и поставить точку в этой истории.

Освободившись от оков страха, я вышла из ванной, накинула чистую футболку и села за стол, попутно доставая блокнот и ручку и начиная писать. Каждое слово, которое я записывала, было как выплеск всей боли и агрессии, копившейся во мне. Я писала о своих чувствах, о том, как такой поступок не может оставаться без последствий, и как важно не молчать. И в этот момент, сидя за столом своей комнаты, я поняла: это не просто моя борьба – это акт возврата своей силы.