Дорога домой

4

Убить меня? – подумал Джулс четыре часа спустя и мысленно повторил последнее предложение Клары по телефону: «Нам нужно закончить разговор. Он не поверит, что это была ошибка. Что я случайно набрала ваш номер. Черт, если он узнает, что я вам позвонила, он и к вам придет».

Чтобы убить меня?

Хотя он и не верил всерьез, что находится в опасности, Джулс чувствовал неприятную тревогу. Как в своем повторяющемся ночном кошмаре, где он стоит перед приемной комиссией, чтобы сдать устный экзамен, к которому не готов.

– Что вы имеете в виду? – спросил он Клару и поправил свою гарнитуру. – Почему кто-то должен прийти и убить меня?

И о ком мы вообще говорим?

– Мне жаль, что я так сказала, но это правда. Как только он узнает, что мы были в контакте, захочет вас отыскать и тоже уничтожить.

Он?

Джулсу нужно было подвигаться. Сам того не осознавая, он прошел через кабинет и гостиную в прихожую.

– Вы поступили абсолютно правильно, позвонив в службу ночного телефонного сопровождения, – похвалил он ее, чтобы внушить доверие и успокоить. Как и в большинстве квартир эпохи грюндерства на озере Литцен, прихожая представляла собой узкий коридор, который соединял кухню в одном конце с гостиной в другом. Для преодоления этого пути, проходившего мимо детской, родительской спальни, гостевой комнаты и кладовки, неплохо было бы иметь велосипед или, по крайней мере, скейтборд – таким длинным был этот узкий проход.

Джулс знал, что должен сейчас хорошо взвешивать свои слова и избегать любого негативного выражения, чтобы не потерять связь с незнакомкой. Вместе с тем он уже не был уверен в этой стратегии. Все-таки Клара только что сообщила ему, что он сам находится в опасности. Что, разумеется, звучало абсурдно, хотя – и это беспокоило его – не было исключено.

Менее опытные сотрудники, наверное, подумали бы, что у Клары не все в порядке с головой; пациентка, страдающая галлюцинациями, которой удалось добраться до телефона закрытого медицинского учреждения, что случалось не так уж и редко.

Но в ее голосе не было и намека на медикаментозное лечение, а формулировки и интонация не вызывали подозрений, что они результат десятков сеансов психотерапии.

Джулс чувствовал, что у страха Клары есть рациональная причина. До которой он хотел докопаться.

– Где вы находитесь в настоящий момент? – спросил он, немного подумав.

Самый важный из всех вопросов, который он первым делом задавал тысячам звонивших – раньше, когда еще работал в оперативном центре берлинской пожарной службы в Шпандау. Двадцать четыре рабочих места, на каждом по пять мониторов, четыре тысячи звонков в день, из которых половина требовала вмешательства. Крупный пожар в Марцане, инсульт в Митте, преждевременные роды в Лихтенраде. Никому не возможно было помочь, если не знать, куда направить машину. При звонке с мобильного телефона удавалось определить участок в зоне действия ближайшей вышки, но в окраинных районах он мог охватывать много километров.

– Почему вы хотите знать, где я?

– Чтобы вам помочь.

– Вы меня не слушали? Со мной все кончено. Положите трубку, чтобы хотя бы спастись самому.

Он прищурился – бессознательная привычка, когда он концентрировался.

– Значит, вам угрожают. Полагаю, мужчина. Он сейчас в непосредственной близи?

Клара печально рассмеялась:

– Он всегда рядом. Даже когда я его не вижу.

В квартире Джулса стояла тишина. Единственный звук – гудение старого холодильника, но чем дальше по коридору, тем тише оно становилось, и Джулс смог составить себе ясное акустическое представление об окружающей Клару обстановке. Под ее ногами хрустел гравий, слышалось шуршание листьев, значит, дорожка проходила между деревьев. На заднем плане ускорилась одинокая машина. Местность была безлюдная, но не заброшенная.

– Я должна окончить разговор.

– Пожалуйста, скажите мне, как я могу вам помочь.

– Вы меня не слушали. Мне уже не помочь. Сейчас вам нужно подумать о себе.

Между тем Клара заговорила энергичнее, почти поучающе.

– Это шутка? – спросил Джулс. – Вы хотите меня напугать?

– Ради всего святого, нет. Ничего подобного.

– Тогда скажите мне, что происходит.

Тишина.

Такая интенсивная, что Джулс услышал легкий звон в правом ухе. Гудение, которое постоянно его сопровождало и о котором он иногда забывал на несколько недель, пока что-нибудь снова не напоминало о нем. Казалось, что этот звук, похожий на комариный писк, запускался и усиливался негативными эмоциями.

– Вы уже испытывали такой страх, когда каждая клетка вашего организма наполнялась болью? – спросила она его.

Комариный писк в ухе снова ушел на второй план, пока Джулс пытался найти ответ на вопрос.

Он закрыл глаза, чтобы не отвлекаться даже на тусклый свет лампы в прихожей, но кромешная тьма под веками практически сразу уступила место слишком радостной и яркой картинке.

Снова было лето, тридцать два градуса жары. В воздухе стоял запах приближающейся городской грозы. Джулс сглотнул, он не хотел снова думать об этом, но прошло уже больше часа с тех пор, как он в последний раз предавался тем воспоминаниям, что было для него непривычно. Обычно он каждую свободную минуту думал о том моменте, в который все потерял.

– Вы имеете в виду, испытывал ли я когда-нибудь такой страх, что мне хотелось сорвать с себя кожу, потому что я боялся сгореть изнутри?

– Да, – ответила Клара.

И тут Джулс понял, что она не положит трубку. Пока он не расскажет ей свою жуткую историю. Из-за которой ему и сегодня не хотелось больше жить.

5

Три с половиной месяца назад

Говорят, стоит провести в этом месте всего час, и ты уже никогда больше не сможешь беззаботно ездить по улицам Берлина. Лицо города навсегда изменится, превратившись – на выбор – в больную, уродливую или вызывающую сострадание гримасу. При этом в эпицентре событий все выглядело даже успокаивающе: большое, как склад, помещение, которое напоминало центр управления ракетной базой, с двумя десятками компьютерных столов, за которыми сидели сотрудники пожарной службы в униформе и, как Джулс, смотрели на монитор с картой Берлина, параллельно заполняя анкету, соответствующую каждому конкретному случаю.

Правда, у Джулса сейчас не было времени сверять какой-либо чек-лист с паниковавшим собеседником. Он инстинктивно прошелся по всем пунктам, которым его обучили на случай подобной ситуации.

Одной из самых жутких, с которыми можно было столкнуться во время смены в дежурно-диспетчерской службе.

Пациент: мужского пола

Возраст: от 4 до 7

Состояние: критическое

– У вас еще есть контакт с мальчиком?

– Нет, он больше не издает ни звука. Сколько еще ждать? – Голос звонившего, который представился Михаэлем Дамеловым, звучал так, будто тот бежал вверх по крутой лестнице. При этом, по словам мужчины, он стоял в прихожей квартиры на Бранденбургишештрассе и смотрел на запертую дверь комнаты. – Номер 17, пятый этаж, налево. Там пожар. Поторопитесь!

– Спасатели уже в пути, – сообщил Джулс до смерти напуганному мужчине.

Его взгляд переместился к большому монитору, который занимал почти весь торец зала. На электронной карте были отмечены актуальные пожары в Берлине. В настоящий момент – кроме дорожных заторов, обычных для пятничного вечера, – никаких особых происшествий не наблюдалось.

За исключением несчастного случая на магистрали Штадтринг.

Джулс быстро взглянул на левый монитор. Согласно GPS-сигналу, пожарной машине потребуется не меньше трех минут, чтобы добраться до места.

– О'кей, я смываюсь отсюда.

– Нет, подождите, – остановил Джулс почтальона.

Несчастный парень всего лишь хотел доставить посылку (семье Хаубах, Бранденбургишештрассе, 17, 5-й этаж) и сначала удивился запаху дыма. Затем голой женской ноге – он увидел ее, когда заглянул в прихожую через входную дверь, которая почему-то была открыта. И в конце – крови.

– Старик, я боюсь, здесь сейчас все взорвется.

– Из-под двери все еще выходит дым?

– Конечно.

Джулс постучал пальцами по краю клавиатуры. Согласно учебнику, он был обязан согласиться с Дамеловым и даже велеть ему покинуть место происшествия. Никакой посторонний не должен был открывать дверь горящей детской комнаты, тем самым подвергая себя опасности.

Но Джулс не мог игнорировать запертого там мальчика.

– Господи, он скребется в дверь! – простонал почтальон. Его голос звучал глухо и гнусаво, потому что он прижимал к лицу мокрое полотенце, которое по совету Джулса взял в ванной комнате. Было ошибкой посылать его туда. Судя по всему, пол выглядел так, будто заколотое животное выбралось из ванны, полной крови. Видимо, женщина пыталась покончить с собой и с перерезанными венами выползла в прихожую.

– Что вы сейчас сказали? – переспросил Джулс.

– Мальчик скребется. Изнутри. В дверь.

Джулс закрыл глаза и увидел умирающего мальчика, который, тщетно пытаясь освободиться, впивался ногтями в дерево запертой двери.

– Вы уверены, что она не открывается?

– Ну, я ведь немного с приветом. – Голос Дамелова изменился. – Может, и дверь приоткрыта. Может, и труп, через который я переступил в прихожей, вовсе не труп, а кукла. Возможно, и…

– Хорошо, хорошо, успокойтесь!

Почтальон закашлялся и закричал:

– Вам хорошо говорить! Вы ведь не стоите в луже крови перед дымящейся детской комнатой!

– Проверьте другие двери. В них нет ключей?

– Как, что?

– Ключи. Часто один ключ подходит ко всем дверям в квартире.

– Момент. Нет, здесь… а, вот.

Джулс услышал шаги. Скрип ботинок по линолеуму или ламинату.

– Что «вот»?

– Я нашел один ключ.

– Попробуйте.

– О'кей, момент.

Снова кашель, еще сильнее.

Если у почтальона уже в прихожей возникли такие проблемы с дыханием, то в детской комнате, наверное, как в каминной трубе.

– Он перестал скрестись, – сказал Дамелов.

– Не важно, ключ подошел?

– Что? Да. Но я боюсь. Если я сейчас открою дверь, кислород не разожжет огонь еще сильнее?

– Нет, – солгал Джулс.

– Я… я не знаю. Я не решаюсь. Лучше я пойду…

Взгляд Джулса сместился влево, на монитор, который показывал ему местонахождение направленной машины.

– Не кладите трубку, – приказал он почтальону и позвонил командиру спасательной бригады.

Тот сразу ответил:

– Алло?

– Где же вы?

– Мы на месте, – раздраженно сказал командир. – Но здесь ничего нет.

Комар в ухе Джулса запищал в полную силу.

– Как ничего нет?

– Во всяком случае, никаких происшествий. У семьи Хаубах все хорошо, за исключением того, что мы их напугали.

Краем глаза Джулс увидел, что его руководитель стоял под монитором на стене и беседовал с заместителем. Наверняка они уже давно подключились к разговору и все слышали.

– Ты говорил с семьей? – спросил Джулс командира бригады.

– Отец, мать, дочь. Все в порядке.

Дочь?

– Момент…

Этот говнюк разыграл меня?

Рассерженный, Джулс снова вернулся к разговору с предполагаемым почтальоном. И не удивился бы, если тот уже положил бы трубку, но Михаэль Дамелов был на связи.

– Где вы? – спросил Джулс.

– Я ведь уже сказал. На Бранденбургишен.

– Нет, вы не там. – Джулс передал ему все, что узнал от коллеги.

– Этого не может… о господи… мне очень жаль. – Дамелов начал запинаться.

– Что?

– От волнения, я, значит…

– Успокойтесь. Дышите глубоко. Что у вас там происходит?

Джулс закатил глаза.

Мертвая женщина. Горящая комната. Зовущий на помощь ребенок, который скребется в дверь. А теперь еще и паникующий свидетель…

– …Я назвал вам предыдущий.

– Адрес предыдущей доставки?

– Именно. А я уже в другом месте.

– Где. Вы. Находитесь?

Джулсу стоило больших усилий не закричать на него. Мужчине потребовалось какое-то время, чтобы наконец назвать правильный адрес.

– Принцрегентенштрассе, 24. Четвертый этаж, 10715, Берлин.

Джулс заставил его трижды повторить адрес.

В первый раз у него перехватило дыхание, во второй – отказало сердце. На третий он был мертв.

Умер, превратившись в зомби, который еще двигался и говорил. Он вскочил со своего места, сорвал с головы гарнитуру и безумным взглядом уставился в лица глазевших на него коллег.

Но он больше не жил.

Не так, как люди вокруг него.

– Джулс! – услышал он крик своего руководителя, который спешил к нему, но его было не остановить.

Он отмахнулся от коллег, оттолкнул начальника в сторону, сбежал вниз по лестнице наружу. Ослепший от паники, оглохший от страха, он прыгнул в свою машину на парковке и помчался.

На Принцрегентенштрассе, 24.

Четвертый этаж.

10715, Берлин.

К себе домой.

6

Клара

Сегодня

«Вы уже испытывали такой страх, когда каждая клетка вашего организма наполнялась болью?»

«Вы имеете в виду, испытывал ли я когда-нибудь такой страх, что мне хотелось сорвать с себя кожу, потому что я боялся сгореть изнутри?»

«Да».

После этого диалога ее телефонный собеседник пугающе долго молчал, и Клара даже засомневалась, не повесил ли Джулс трубку.

Но затем он сказал:

– Простите, пожалуйста, я вспомнил драматическое событие моей жизни. Просто с тех пор прошло не так много времени.

Клара остановилась и согнулась, прижав руку к левому боку, чтобы унять боль в области селезенки, а она ведь бежала не так быстро.

Хотя у нее и была пара лишних килограммов, что Мартин не уставал подчеркивать («По крайней мере, твои раскосые глаза не потолстели, единственное, что еще осталось в тебе красивого»), ее подкосило не физическое напряжение, а опыт клинической смерти, пережитый ею незадолго до того, как телефон в кармане ее брюк самостоятельно набрал номер службы телефонного сопровождения. Разговор с этим чутким, спокойным незнакомцем стоил ей оставшихся сил, которые вообще-то были нужны ей для более важного дела. Она и сама не знала, почему еще говорила с ним.

– Мне очень хорошо знакомо состояние, которое вы описываете, – сказал Джулс после очередной паузы, за время которой она почти физически почувствовала, как тяжело у него на душе. Что-то тяготило его настолько, что ему уже никогда в жизни не избавиться от этого груза. Слова Джулса затронули струны в ее душе, которые она считала навсегда умолкшими, возможно даже порванными.

Джулс, если это было его настоящее имя, звучал очень искренне. Она не находила более подходящего слова, но и не была уверена на сто процентов – возможно, на улице в темноте восприятие подвело ее. Может, он просто актер, который носил свой успокаивающий голос, как маску, и пользовался им так умело, что хотелось верить каждому его слову, каким бы неправдоподобным это ни казалось.

– Никто не может меня понять. – Клара снова распрямилась и ослабила резинку, которой были собраны в хвост ее густые каштановые волосы, хотя знала, что голову сдавливало не от тугой прически.

Она вдохнула свежий влажный лесной воздух. Кроны тесно стоящих сосен формировали естественный балдахин, защищавший от снега. Благодаря короткому затишью, по ощущениям стало теплее, но она все равно не могла перестать дрожать. Куртка, которую она перед выходом в спешке накинула поверх норвежского свитера, и джинсы, уже промокшие и порванные, не особо спасали от холода. Выбранная одежда не годилась даже для осенней прогулки.

Прогулки, – подумала она с налетом меланхолии, за которую сама себя ненавидела. – Слишком мало их было за тридцать четыре года моей жизни. Я думала, это ненужная трата времени – гулять просто так, без надобности, без конкретной цели. А теперь я стою здесь – истекая кровью, имея надежды меньше, чем приговоренный к смерти, которого пристегивают к электрическому стулу, – и скучаю по всем прогулкам по лесу, которые я не хотела совершать.

– Мой страх не относится ни к какой категории. Так что не обижайте, пожалуйста, мой разум, заявляя, что понимаете меня, хотя мы даже не знакомы.

Она потрогала лоб и обрадовалась, что кровь уже высохла, хотя голова гудела, как церковный колокол. Наказание за то, что посреди ночи она полезла на скалу, о существовании которой знали лишь немногие берлинцы. Место для посвященных без адреса – искусственные «башни» из шприц-бетона высотой восемь, девять и десять метров, по выступам и углублениям которых впору было подниматься только членам Немецкого альпийского общества, чтобы водрузить на вершине крест.

Но кто будет в метель проверять удостоверение этого общества?

– Я не знаю, как вы себя чувствуете, но знаю, как вы себя ведете, и это поведение скорее упрямого ребенка, чем взрослой женщины. – Джулс снова дал правильный ответ. Проклятье. Она случайно попала на самого подготовленного сотрудника службы телефонного сопровождения или в последнее время всех обучили? В прошлый раз на телефоне была милая, но слишком юная девушка, которая начинала каждое предложение фразой «Как я уже говорила…», хотя еще ничего не успела сказать.

Наверняка все сотрудники службы должны были регулярно посещать курсы и семинары по повышению квалификации с креативными названиями типа «Кризисное вмешательство – они одни, ты до дома их доведи», во время которых анализировали записи таких разговоров, как этот.

Клара вышла из-под сосен, защищавших ее от ветра и снега, и зашагала вниз по узкой тропе, которая виляла через лес от горы Тойфельсберг до Тойфельсзеешоссе. Светового смога большого города, на краю которого она находилась, было достаточно для некоего подобия сумерек между вихрящихся облаков со снежными конфетти.

Она волочила ногу и надеялась, что лодыжка хотя бы не сломана, но вообще это сейчас было не важно. В принципе, боль шла ей на пользу – такая сильная, что на глазах выступали слезы, и это бодрило ее на последних метрах.

– Почему вы сбились с пути? – спросил Джулс.

Клара ненадолго закрыла глаза. Темнота, в которую она погрузилась, подходила к вселенскому холоду снаружи.

Черт, почему я просто не положу трубку?

Если бы он банально спросил «Что случилось?» или потребовал «Расскажите мне!», она бы сбросила звонок. Но его вопрос говорил о том, что он правильно ее оценивал. Понимал, что когда-то у нее была цель. Что она отправилась в долгий путь, надеясь найти радость и, возможно, даже любовь, но, как оказалось, дорога была усеяна минами, которые она, к большому счастью, сумела обойти. А счастье… Ну, оно первым попрощалось с ней и разорвало свой билет – и уже давным-давно.

– Вы знаете отель Le Zen на улице Тауентциен? – спросила она его.

– Отель класса люкс?

– Точно.

– Я не могу позволить себе там даже кофе, но да, я о нем слышал.

– И о лифте Speakeasy?[4]

– Speak что?

– Значит, нет.

Клара отодвинула в сторону ветку, которая мешала ей пройти.

– Из вестибюля хорошо видны лифты. Лучше всего сидеть на узком диванчике, рядом с вазами с фиолетовыми орхидеями. При мимолетном взгляде вы заметите только три хромированные двери лифтов, красиво украшенные азиатскими иероглифами, хотя там вообще все из японского магазина Nippon and Со.

– Но?

– Но если сидеть на этом диванчике ровно в 23:23 в последнюю субботу месяца и смотреть через орхидеи на узкую дверцу, прямо рядом с лифтами, то станет ясно, что эта обтянутая шелковой бумагой дверь вовсе не вход в хозяйственное помещение или типа того.

– А тоже лифт.

Она чуть было не улыбнулась. При нормальных обстоятельствах она бы с удовольствием поболтала с Джулсом на обыденные темы. О политике, искусстве, путешествиях или взглядах на методы воспитания, если у него есть дети. Он походил на отца, которому удавалось быть одновременно нежным и твердым. Как часто встречались мужчины, которые следовали за ходом мысли и даже правильно заканчивали фразу, потому что делали верные выводы из сказанного?

– Именно. Это четвертый лифт.

– Почему Speakeasy? – спросил он.

– Во времена сухого закона алкоголь в барах наливали только в подсобных помещениях. И потайные двери в эти комнаты открывались, если клиент тихо называл бармену кодовое слово, поэтому speak easy – говорить шепотом.

– И какой же код открывает этот лифт?

Хорошо. Он не торопился с интересовавшим его вопросом: И куда же идет этот лифт?

Джулс знал, что она закроется, если он слишком быстро перейдет к сути дела. Что она почувствует себя дешевкой, которой воспользовались, – как девушка, слишком быстро позволившая кавалеру на первом свидании поцеловать себя и дать волю рукам.

– Между тем внедрившееся в определенных кругах понятие Speakeasy до сих пор означает любое тайное заведение.

– О каких кругах мы говорим?

Она услышала рядом с собой шорох: наверное, лиса или кабан рылись в снегу в поисках пищи.

– О тех, где боль в почете.

– Вы уже пользовались этим лифтом?

Джулс продолжал аккуратно, почти на ощупь задавать свои вопросы, пока Клара, с острой болью в селезенке и лодыжке, неуклюже шагала вниз – всего несколько метров оставалось до Тойфельсзеешоссе, на котором, к счастью, не было ни одного автомобиля. Только абсолютно асоциальный ублюдок не остановился бы в такую погоду, увидев ее. А что ей ему сказать? «Я в порядке, у меня все хорошо. Просто люблю гулять в метель вся в крови и с подвернутой лодыжкой».

– Да, – ответила она на последний вопрос Джулса.

Да, пользовалась.

– В двадцать три часа двадцать три минуты, как Мартин мне и сказал, дверь открылась. Бесшумно.

– Кто такой Мартин?

– Подождите. Вы скоро с ним познакомитесь, – сказала Клара и принялась рассказывать Джулсу историю, не с которой все началось. Которая, возможно, даже не возвестила о начале ее конца. Но определенно обозначила поворотный момент, с которого уже не было пути назад. Тогда, когда она пересекла порог Зла и вошла в тот лифт, катапультировавший ее в мир еще более страшный, чем она рисовала себе в самых жутких кошмарах.