Дорога домой

7

Клара

Несколькими месяцами ранее

– Надень что-нибудь в деловом стиле, – сказал Кларе Мартин. – Темно-синий костюм с юбкой-карандашом и белую блузку под блейзер. Лодочки «Прада», никакого открытого носка, никаких высоких каблуков. Ты должна выглядеть так, будто только что с совещания.

Она знала: он стеснялся, что его жена «всего лишь» медико-технический ассистент в психиатрическом кабинете, а не бизнес-консультант или адвокат.

– Значит, неброские украшения, часы Chopard, которые я купил тебе в Стамбуле, нитка жемчуга, подходящие к ней сережки.

Она послушалась Мартина, как всегда. За семь лет их отношений, три из которых как-никак были легализованы свидетельством о браке, она научилась не задавать слишком много вопросов. А просьба одеться «в деловом стиле» – по сравнению с другими его желаниями – была безобидной; в принципе, даже приятной. В прошлый раз она должна была надеть ботфорты и юбку из латекса, чтобы встретиться с ним в порно-казино на площади Аденауэр-плац. В сравнении с этим роскошный отель Le Zen был раем на земле.

Так думала Клара. Хорошо зная, что ворота в ад мог открыть и ливрейный паж с обаятельной улыбкой, который указал путь по выложенному китайским мрамором полу через весь холл к лифтам. Где она вошла в одну из кабинок. В четвертый, очевидно секретный лифт Speakeasy, освещение в котором было таким приглушенным, что требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к сумеречному свету.

Старая, – подумала Клара, когда в зеркале лифта проступили контуры ее лица. – Морщинистая и бесформенная.

Мартин говорил ей это каждый день. После рождения Амели он неустанно указывал ей на последствия беременности и проклинал слабость ее характера, потому что она не могла от этих последствий избавиться.

Дверь открылась на 20-м этаже.

С дрожащими коленями Клара шагнула в пахнущий пачули отельный коридор, который на отельный коридор абсолютно не походил. У нее возникло впечатление, что на лифте она попала прямо в многоэтажный пентхаус класса люкс. Полуизогнутая, абсурдно широкая лестница из деревесины ценных пород поворачивала перед огромной, выше человеческого роста, картиной маслом, на которой был изображен седой беззубый китаец, и вела на галерею. На первой лестничной площадке справа и слева возвышались цилиндрические полутораметровые вазы с гигантскими подсолнечниками, каких Клара никогда не видела.

Между ними, словно только что спустившись с подмостков, стояла улыбающаяся фея – по крайней мере, это одетое во все черное создание с идеальным весом произвело на Клару именно такое впечатление.

– Добрый вечер и добро пожаловать в V.P., меня зовут Лузанна, – улыбнулась фея. Она произнесла буквы по-английски, что отдаленно напоминало V.I.P. – Как хорошо, что вы пришли. Вы уже были у нас?

Клара помотала головой, смущенная красотой администратора. Молодая, с большими темными диснеевскими глазами, которые вызывали у мужчин инстинкт защитника и давали понять каждой женщине, что та бессильна, если Лузанне захочется соблазнить ее мужа.

Внутри у Клары кольнуло, потому что это напомнило ей собственную жизнь; когда студенткой после учебы она подрабатывала на ресепшен адвокатской конторы на Кудамме. Как с улыбкой встречала каждого клиента, предлагала кофе и просила занять место в комнате ожидания, если адвокат или нотариус были на встрече. Там она познакомилась с Мартином. Тогда она еще чувствовала себя такой же самоуверенной и свободной, как Лузанна, чья фигура излучала гордость и сдержанность, которые давали понять каждому гостю, что это ее временная работа и вообще-то у нее более высокое призвание.

Падать с облаков очень больно, – подумала Клара и в следующий момент удивилась просьбе Лузанны:

– Если вы впервые почтили нас своим визитом, я попрошу вас заполнить нашу членскую анкету.

Лузанна повернулась, и Клару впечатлил глубокий вырез ее платья на спине.

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Она привела Клару к мраморной, доходившей до груди колонне рядом с одной из ваз с подсолнечниками. На ней лежал кожаный футляр – Лузанна уверенно раскрыла его, достала мягкий конверт и протянула Кларе вместе с фарфоровой перьевой ручкой Montblanc.

– Вы уже выбрали уровень?

Уровень?

Она пожала плечами.

– Не переживайте, вы можете поменять цвет в любой момент.

Цвет?

Дрожа, Клара попыталась открыть конверт, но в этот момент кто-то вырвал его у нее из рук.

– Не нужно, дорогая. Я уже уладил за тебя все формальности.

Она испуганно обернулась. Словно выпрыгнув из потайной комнаты, Мартин оказался вдруг рядом с ней. Конверт (С заявлением на членство? Зачем? Это какой-то клуб?) был теперь у него в руке, а сам он лукаво улыбался. Свежевыбритый, после душа, седые волнистые волосы напомажены воском, он источал такой же приятный запах, как во время их первой случайной встречи в адвокатской конторе.

– Можно тебя на минутку? – сказала Клара, изобразив жалкое подобие улыбки, и указала на дверь, из которой Мартин, вероятно, только что появился. Рядом с лифтом располагались туалеты, там в проходе им никто не должен помешать.

Мартин покачал головой.

– Поговорим после, тогда у нас будет больше пищи для разговора. – Он взял ее за руку, сдавив сильнее, чем было необходимо.

Кивнул Лузанне и повел Клару наверх.

– Что здесь происходит? – прошептала Клара.

Мартин кивнул, словно она задала умный вопрос, но ничего не ответил, а положил ей ладонь на лопатку и, нежно подталкивая, повел дальше.

– Я серьезно, Мартин. Что ты опять задумал?

– Только не будь занудой, – услышала она его веселый голос у себя за спиной.

Наверху лестницы галерея переходила в коридор с серым ковровым покрытием, который вел к большой черной двери в дальнем конце. На ней была нарисована красная буква пи.

Мартин открыл дверь магнитной картой.

– Пожалуйста… – начала Клара и подумала об их шестилетней дочери Амели в надежде, что та, ничего не подозревая, мирно спит в своей кроватке под присмотром бебиситтера.

Она проследовала за Мартином в гостиничный номер, хотя интуиция предостерегала ее от этого. Опустив глаза, потому что боялась того, что ее ожидало.

– Мне нужно в туалет, – пробормотала Клара.

– Это может подождать, – заявил Мартин, затем в комнате что-то пошевелилось, и Клара не могла больше отводить взгляд.

Она ожидала увидеть номер-сьют, кровать и, возможно, диванчик перед окном с видом на Мемориальную церковь и зоопарк Фридрихсфельде – и все это даже имелось. Только кровать была круглой и стояла в центре комнаты, которая была наверняка в три раза больше, чем ее квартирка в районе Пренцлауэр-Берг, где она жила, пока не переехала к Мартину.

– Что здесь происходит? – спросила она немного невнятно, потому что невольно прикрыла рот рукой.

Она уставилась на полдюжины идентичных лиц. На всех мужчинах была одинаковая маска – эмоджи, смеющийся до слез.

Самой ей хотелось плакать.

– Что вы с ней делаете? – спросила она слабым голосом. Ужас сковал ее. Клара хотела, чтобы молодая девушка на кровати, вокруг которой собрались безликие люди в смокингах, оказалась бы только работой художника-гримера.

Но кровь, капавшая у нее изо рта на голые груди, была настоящей.

8

Несчастная стояла на матрасе на четвереньках, как собака. Опираясь только на одну ладонь: левая рука, как сломанное крыло, повисла вдоль худого тела.

«Пожалуйста», – безмолвно взмолилась она, когда их с Кларой взгляды встретились. У нее не хватало, как минимум, двух передних зубов.

– Поздоровайся с Шаникой, – рассмеялся Мартин. – Конечно, это только ее артистический псевдоним, но разве она не похожа на красавицу индианку?

Скорее, на умирающую на пыточном столбе, – подумала Клара. У темноволосой и темнокожей девушки – не старше восемнадцати – была изящная фигура. При каждом порывистом вздохе ребра, как костлявые пальцы старика, впивались в кожу над грудной клеткой, которая была покрыта синяками и открытыми ранами.

Девушке едва хватало воздуха, настолько туго был затянут собачий ошейник, поводок которого держал крепкий парень в мятом вечернем костюме. В другой руке у него был паяльник, которым, вероятно, ей уже нанесли раны на спине и ягодицах.

Я в аду.

Клара хотела помочь девушке, но Мартин удержал ее, притянул к себе и обнял, словно они влюбленная пара, которая стоит на балконе и наслаждается чудесным видом.

– V. P. всего лишь игра, дорогая, – прошептал ей в ухо Мартин. На нем теперь тоже была маска со смайлом, которая царапала Кларе щеку. Ее затошнило, когда он объяснил ей это сокращение: – Violence Play. – Два английских слова, которые были настолько антагонистичны, что никогда и ни при каких обстоятельствах не должны были употребляться вместе.

Насилие? Игра?

О господи.

Клара надеялась, что ситуация с «идеями» и «ролевыми играми» Мартина улучшится, когда он стал отцом. Но все вышло наоборот, потому что теперь у него появилось новое средство давления.

«Если не будешь участвовать, тогда все узнают, чем занималась наша мама. Увидят в Интернете фото и видео и будут говорить, какая же больная эта мамочка, потому что именно об этом шушукаются на школьном дворе и на родительских собраниях. Потом я отберу у тебя ребенка, а без Амели у тебя ничего не останется, кроме вида на марцанский задний двор, на который ты будешь смотреть из окна панельного дома».

– Вы, свиньи, немедленно отпустите ее! – потребовала Клара и воспользовалась моментом, когда Мартин разжал руки. Она сделала шаг к девушке, которая испуганно дернулась назад, потеряла равновесие, оперлась на сломанную руку и закричала от боли.

– Заткнись! – рявкнул мужчина с поводком и дернул за него.

В два шага Клара подскочила к нему и закричала:

– Немедленно оставь ее в покое, извращенец! – Она огляделась в поисках телефона, чтобы позвать на помощь. Свой мобильный она, по указанию Мартина, оставила в машине.

– Вы слышали, – сказал тем временем ее муж. – У моей жены нет маски и браслета. Это означает, что она сегодня королева.

Все присутствующие кивнули. У Клары было ощущение, что она стала свидетелем голосования какой-то тайной ложи, законов которой она не понимала.

– Королева?

– Да, моя дорогая, – сказал Мартин. – У тебя есть право финального решения.

Мужчина с поводком поднял руку с паяльником. Провод был подключен к удлинителю, прибор накалился.

– Что за финальное решение? – спросила Клара, хотя даже не хотела знать ответ. Все, чего она хотела, – это убежать отсюда. Из комнаты. Из отеля. Из своей жизни.

– Мы выкупили наш инвентарь (Мартин действительно сказал инвентарь!) у ее хозяина, и она в нашем полном распоряжении. Это означает, что мы можем делать с ней все, что угодно.

Клара была уверена, что под маской на губах у него заиграла дьявольская улыбка.

– И под словом «все» я имею в виду «все». – Он потер руки. – Сегодня мы еще хотим ослепить ее или наказать.

– Вы больше ничего с ней не сделаете, больные уроды…

– Абсолютно верно, – перебил ее Мартин. – Не мы. А ты. У тебя есть выбор. Хочешь паяльником обработать ей глаза или вульву?

Уже одни эти слова сработали как удар в живот. Кларе захотелось согнуться от боли. Она догадывалась, что некоторым женщинам приходилось терпеть кое-что и похуже, чем ей. Жертвы принудительной проституции из бедных стран, которых семьи еще маленькими девочками продали сутенерам, а те предлагали их в «полное распоряжение» клиентам-садистам. Но она надеялась, что в реальной жизни никогда не встретится с тем ужасом, на который даже сама, как жертва домашнего насилия, закрывала глаза.

– Я королева? – спросила она Мартина, в то время как у нее зрела идея.

– Да!

– И я могу решать?

– Совершенно верно.

Она сделала глубокий вдох.

– Хорошо. Тогда я хочу, чтобы вы ее немедленно отпустили.

Клара затаила дыхание в ожидании пощечины.

– О'кей.

К ее удивлению, муж не стал возражать, а трижды хлопнул в ладоши. Открылась обтянутая шелковой бумагой раздвижная дверь.

– Господин доктор, будьте так любезны. Королева решила, что для нашего инвентаря раунд V. Р. закончился.

Мужчина в такой же маске и медицинском халате молча выкатил из соседней комнаты кушетку.

Двое мужчин в смокингах подняли полуживую Шанику – или как бы ни звали тяжело раненную девушку, – как мешок картошки, с матраса и понесли к мнимому доктору.

Клара хотела последовать за ними, но Мартин схватил ее за руку.

– Куда ты, дорогая? – Он притянул ее к себе, как танцор свою партнершу в пируэте.

– Я позвоню в полицию.

Мартин энергично помотал головой в маске.

– О, я должен был объяснить тебе, дорогая. Конечно, наша V. Р.-сессия еще далеко не окончена.

Ее муж посмотрел вслед врачу и девушке – которые были уже в дверях, – продолжая крепко держать Клару за запястье.

– Отпусти меня!

– К сожалению, не могу. Наши правила гласят: если королева отпускает инвентарь, то сама становится инвентарем. А так как у тебя нет цветного браслета…

Дверь за «доктором» и девушкой захлопнулась.

Мартин схватил Клару за волосы и так сильно рванул к себе ее голову, что у нее на глазах выступили слезы.

– …это означает, мы можем делать с тобой все. У тебя нет табу.

Он подал знак мужчине с поводком, тот сделал шаг в сторону Клары и в первый раз – из многих, последовавших этой ночью, – ударил ее кулаком в живот.

9

Джулс

Сегодня

– Они могли делать со мной все, что угодно. Тушить об меня сигареты, мочиться на меня, пинать, кусать, бить… вырывать волосы – это еще самое безобидное. Разрыв селезенки не самое страшное.

– Боже мой. И они вас…

– Ослепили или наказали? Нет, мой муж все же не допустил, чтобы они выкололи мне глаз или изнасиловали горячим паяльником.

– А они вас по-другому…

– Изнасиловали? – снова Клара закончила за него предложение. – По сути да. В сексуальном смысле? Нет. Клуб садистов не про это.

Джулсу потребовалось какое-то время, чтобы переварить то, что рассказала ему Клара. А потом еще немного, чтобы подобрать правильные слова. Наконец он произнес:

– Большинство женщин, которые звонят мне, боятся идти ночью одни. Возможно, у вас все наоборот, Клара? Вы боитесь идти домой и поэтому блуждаете в темноте?

– Да.

– Вы боитесь своего мужа?

– Нет.

Джулс удивленно свел брови и почесал затылок там, где дужка наушников неприятно натирала между волос. Его голова была чуть больше, чем у Е[езаря, гарнитура была подогнана не под него.

– Разве вы только что не описали мне жуткий случай семейного насилия?

– Да. Но с этим я бы прожила еще какое-то время, – сказала Клара. – Хотя и никогда не думала, что смогу такое сказать. Тем более после того вечера в Le Zen, с которого, между прочим, осталось видео. Мартин загрузил его в интернет-форумах для гарнирования.

– Гарнирования? – спросил Джулс.

– Это сленг извращенцев, которые сидят на таких сайтах. Они смотрят, как издеваются над другими женщинами. Делают скриншоты некоторых сцен и распечатывают их. В основном это изображения женщин с открытыми от страха и боли ртом и глазами. Затем они онанируют на фотографию и снова загружают ее на сайт. Мартин радовался комментариям: «Смотри, как я гарнировал твою избитую до синяков потаскуху. Потрясная шлюха» или типа того.

Кларин голос зазвучал яснее – и причина была не только в отстутствии фонового шума. Видимо, она находилась уже не на улице. Джулс услышал металлический скрежет о камни – дверь, которую заклинило. Ворота жилого дома? Потом атмосфера изменилась, как и голос Клары. Он звучал теперь твердо и уверенно, что, однако, не сочеталось с последовавшими словами, после которых Джулсу стало казаться, что почва в любой момент может уйти у него из-под ног.

– Вот с чем я не хочу больше жить, так это с тем, что случилось после моего пребывания в клинике «Бергер Хоф».

Джулс сглотнул, но возникший у него в горле комок никуда не исчез.

Бергер. Хоф.

Эти слова вызвали у него больший ужас, чем описание Клариных мучений.

Он закрыл глаза, и картинки больничного каталога, который он только что держал в руке, когда искал пульт управления, замелькали, как слайды презентации, на экране его сознания. Джулсу потребовалось немного времени, чтобы успокоиться и суметь задать следующий вопрос:

– Как вас туда занесло?

Комок в горле Джулса вырос от размера мячика для гольфа до теннисного мяча. Джулс просто не мог не подумать о Даяне. Этом чудесном человеке, которого он всегда представлял как «моя жена», хотя официально они так и не расписались. Она тоже во всех формулярах ставила крестик в графе «замужем», как, например, в анкете для новых пациентов частной клиники «Бергер Хоф» в Шварцвальде, недалеко от Баден-Бадена.

– Вы проходили там психиатрическое лечение? – слабым голосом спросил Джулс.

Как Даяна…

– Нет, я была там по работе, – ответила Клара и, к удивлению Джулса, зевнула.

На полпути в коридоре он услышал характерный сигнал входящего эсэмэс. Так как во время разговора через программу телефонного сопровождения любые текстовые сообщения приходили бесшумно, а его мобильный не показывал никаких уведомлений, видимо, эсэмэс получила Клара.

– Значит, вы терапевт? Психолог?

– Почему вы шепчете? – спросила Клара, и лишь тогда Джулс заметил, насколько сильно понизил голос.

– Я медико-технический ассистент в психиатрическом кабинете. А в «Бергер Хоф» участвовала в одном научном проекте.

– И что там произошло? – спросил Джулс уже громче. Сквозящий в этой фразе основной вопрос он не озвучил: «Что могло превзойти ужас, который вы пережили со своим мужем?»

Клара пробормотала что-то, походившее на невнятное «Нет, нет».

– Простите, я вас не понял.

– Янник, – повторила она.

Джулс снова вошел в кабинет.

– Кто это?

Она тяжело вздохнула и ответила встречным, вырванным из контекста вопросом:

– Вы когда-нибудь принимали дезоморфин?

– Вы имеете в виду наркотик «крокодил»? – Он ответил отрицательно. Во время своих смен на телефоне службы спасения ему приходилось иметь дело с этим самым смертельным и дешевым наркотиком в мире, когда наркоманы вкалывали себе лошадиную дозу жуткой смеси, которую варили из кодеина, йода и красного фосфора. Потом санитары спасательной службы находили их в каком-нибудь вокзальном туалете – как правило, в состоянии зомби, с зеленоватыми изъязвлениями в местах инъекций, где кожа становилась похожей на крокодилью. Нередко в бреду они хотели съесть сами себя.

– Достаточно всего один раз вколоть себе этот наркотик, – без всякой надобности объяснила ему Клара. – Всего один чертов раз, и он уничтожит способность организма вырабатывать эндорфины. Вы знаете, что это означает?

– Что человек никогда не сможет почувствовать себя счастливым.

– Именно. Вот так и у меня было с Янником. Один-единственный контакт – и он навсегда и безвозвратно уничтожил мою выработку гормона счастья. Что бы ни случилось, я уже никогда не буду смеяться, любить, не смогу снова жить.

Джулс услышал, как смачно хлопнула дверь машины и скребущий звук стих.

– Вы в гараже, – заявил он, хотя и не знал, что сказать после того, как своим откровением о Яннике она затронула тему, требовавшую исключительной чуткости. Один неверный вопрос, одно необдуманное замечание – и Джулс чувствовал, что она тут же оборвет разговор.

Вместо ответа она, словно в подтверждение, завела мотор. Судя по звуку, это была малолитражка.

– Еще раз, я очень вам благодарна, – сказала она. – Без вас я бы не справилась.

Джулс стоял между письменным столом и телевизором, который все еще беззвучно работал. Выпуск передачи «Дело под номером ХУ» закончился, и теперь гости ток-шоу ссорились из-за вопроса, нужно ли запретить полеты на короткие расстояния и внедорожники.

– За что вы благодарите меня? За то, что я своим голосом проводил вас до дома?

– Глупый вопрос, и вы это знаете, Джулс. Мы же выяснили, что добраться «до дома» – последнее, чего я хочу на этом свете.

– Потому что там вас ждет Янник?

– Он ждет меня повсюду.

– Чтобы сделать что?

– Я ведь уже говорила вам. Он убьет меня. И я не могу себе представить, что он оставит вас в покое, если выяснит, что вы хотели мне помочь.

Джулс покачал головой из-за того, что их роли так резко поменялись. Еще никогда звонивший на горячую линию не предупреждал его об опасности, грозившей его собственной жизни.

– Почему он хочет вас убить? – И меня?.. – Кто этот Янник, расскажите мне о нем.

– Сейчас на это нет времени, – сказала Клара, и Джулс почувствовал, что может ее потерять.

Она снова поблагодарила его, и Джулс снова не понял за что.

– В чем я вам помог?

– Вы правда не знаете?

– Нет. Скажите мне. Пожалуйста.

Она сделала короткую паузу.

– Что вы сейчас слышите? – тихо спросила она, как будто была в кино или театре и не хотела мешать остальным.

– Голос – уверенный, но уставший. И работающий мотор вашей машины.

– А чего вы не слышите?

– Я…

Он задумался. Кроме монотонного гудения мотора, больше ничего не было слышно. Ни визга шин, ни гудков, ни авторадио, ни встречного ветра, ни…

Джулс остановился посреди гостиной, словно наткнувшись на невидимую стену.

– Вы стоите. Вы не едете.

Клара грустно рассмеялась:

– Абсолютно верно.

Но мотор работает. В гараже. Металл по бетону. Закрытая дверь.

Джулс знал: математика страха часто предлагала человеку совсем простые арифметические задачки, только мозг иногда отказывался принимать настолько же однозначный, насколько и шокирующий результат. Часто разум искал более сложные пути, чтобы менее травматично решить жуткое уравнение. Но в этом случае у Джулса был только один вариант. Машина с работающим мотором, ночью, в гараже. Внутри женщина, которая, гонимая страхом, сохранила в своем сотовом номер службы ночного телефонного сопровождения, – это могло означать только одно.

– Вы хотите покончить с собой сегодня ночью, Клара!

Чтобы опередить Янника!

Отравившись выхлопными газами, которые, наверное, поступают в салон через шланг, соединенный с выхлопной трубой и просунутый в щель приоткрытого бокового окна.

Я ей в этом помог? Вот это и была ее «дорога домой»?

– Абсолютно верно, – подтвердила Клара самое страшное предположение Джулса. – Я бы хотела сейчас покончить жизнь самоубийством. Надеюсь, вы не рассердитесь, но у меня это лучше получится, если я закончу разговор.

10

Клара

Приборная панель ее «мини-купера» всегда заставляла Клару чувствовать себя как в самолете. Вот и теперь различные округлые приборы и датчики горели в темноте гаража матовым оранжевым светом. Что очень даже подходило к ее последнему «взлету» в неизвестность.

Клара сглотнула, но першение в горле не прошло. Она схватилась за шею и нащупала под свитером цепочку с маленьким серебряным крестиком, который носила с первого причастия.

Тахометр и спидометр расплылись перед ее глазами, на которые навернулись слезы. Она закашлялась, у нее потекло из носа, слизистые оболочки отреагировали быстрее, чем она ожидала, правда, и машина, которую она приготовила для своего последнего путешествия, была крохотной. В воздухе уже стояла угольная пыль, или ей только так казалось. Вдруг Кларе пришла в голову неуместная мысль: сможет ли Мартин продать «мини», если в предсмертной агонии она опорожнится на сиденье. Возможно, трупная жидкость уже впитается в ткань обивки, когда ее тело обнаружат. Тогда в салоне будет вонять еще хуже, чем в папиной «омеге», за которой он с такой любовью ухаживал каждые выходные, пока маму как-то вечером не стошнило на коврик для ног.

Это случилось на обратном пути после встречи учителей в «Лоретте на Ванзее»[5], где преподавательский состав гимназии имени Дёблина регулярно встречался для пьянок, на которые раз в месяц можно было брать своих супругов.

Мать Клары плохо переносила алкоголь, но муж заставлял ее «не быть занудой» и «не выставлять его дураком с зажатой бабой, которая не умеет веселиться».

И вот ее попытка соответствовать «веселому» поведению пьяных учителей закончилась после единственного бокала «Кампари Оранж» тем, что содержимое желудка – пропитанные желудочной кислотой остатки огуречного салата – оказалось на коврике для ног. Клара хорошо помнила, как проснулась в ту ночь, когда в начале двенадцатого хлопнула входная дверь. Она выпрыгнула из постели, открыла дверь своей детской комнаты на мансардном этаже и прислушалась к шагам. Потому что они были ее индикатором. Ее сейсмографической системой предупреждения, которую она тренировала с раннего детства и которая сейчас, в возрасте четырнадцати лет, работала почти идеально.