- -
- 100%
- +
– Должен признаться, у меня в области сельского хозяйства, с которым я до настоящего времени особенно не сталкивался, довольно большой пробел, – говорю ему доверительным голосом.
– Понятно, чувак, – отвечает он, – Смотри, желтая примула на берегу повернулась к нам своим соцветием, прям, точно как на обложке подарочного издания «Языка Цветов» с отливной кромкой.
И тут опять зазвонил телефон.
– Алло! Алло! – говорит он, – С кем я говорю? А! Это Перкинс из Миллдейла. 800 долларов слишком большая цена за такого коня. Ты не мог бы его подвести поближе, к трубке? Хорошо. Дай-ка я послушаю его. Так. Теперь отойди подальше от трубки. Пусть немного погарцует по кругу. Быстрей. Да, да. Я прекрасно слышу. Быстрей… еще быстрей. Всё! Достаточно. Теперь подведи его обратно к телефону. Ближе. Еще ближе. Сунь трубку прямо ему под нос. Так, стоп. Подожди. Нет! Я такого коня не возьму. Почему? Нет и всё! Ни за что! Во-первых, он хромает! Во – вторых, он болеет, я слышу по его дыханию, не надо мне по ушам ездить! Все, тогда пока, – и вешает трубку.
– Так что, Демосфен82 – говорит он – Ты, наверно, понимаешь, что жизнь на селе стала другой. Отстал ты от жизни! Почему, Том Лоусон83 только и ищет, как можно современного трудягу поиметь? Так, что там у нас сегодня? Сегодня Суббота 14, точно! Теперь, смотри сюда. Ну и что-ж, что мы Деревня. Я и на своей ферме всегда в курсе всех событий в мире.
В этот момент он показывает на громадный ящик, стоящий на столе, чем-то похожий на слот-машину, с какими-то штуками для ушей. Я вставил эти штуки в уши и слушаю. Какой-то женский голос начинает читать газетные заголовки: убийства, несчастные случаи, политические события.
– Всё, что ты слышишь, – говорит Ецра, – Это краткий обзор основных событий дня из газет Нью-Йорка, Чикаго, Сент-Льюиса и Сан-Франциско. По телеграфу, вся эта информация передается на нашу сельскую станцию, а оттуда проведены линии по подписчикам с оплаченным абонементом. Здесь, на этом столе, лучшие газеты и журналы Америки. А, также, реклама самых известных ежемесячников.
Я взял какую-то газету из пачки и смотрю на заголовок, на котором написано: «Выпуск Срочных Новостей. В Июле 1909 года в „Сенчури Мэгэзин84“ будет опубликовано…» – и дальше в том же духе.
Вдруг Ецра звонит кому-то, из разговора можно понять, что своему управляющему – и дает ему указания продать 15 коров джерсейской породы по 600 долларов за каждую, засеять поле в 900 акров пшеницей и доставить на троллейной вагонетке на вокзал еще 200 банок. После этого он ачал рассказывать про Генри Клея85, затем отправил своему управляющему бутылку зеленого шартреза86 и дальше слово за слово, а потом хватается за ленту из тиккера и читает вслух:
– Смотри-ка, акции на газ поднялись на две единицы. Ну что ж, прекрасно!
Тут я его спрашиваю: – А… а у Вас никогда проблем с полицией не было?
А он, угрожающе так, поднимает руку и говорит: – А ну заткнись! – говорит, – А то узнаешь сейчас.
После чего добавляет: – Слушай, тебе, конечно, это может и не понравится, но твое присутствие начинает мне действовать на нервы. Мне надо писать статью о Химере Коммунизма для журнала, к тому же сегодня вечером я собираюсь посетить собрание Ассоциации Гонщиков.
Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что если вдруг, что-нибудь произойдет в моем селе я тебя выгораживать не стану. Так что, проваливай.
Мне ничего не оставалось, как вернуться к своей двуколке. Конь домчал меня до гостиницы, там я его привязал и пошел в номер поговорить с Энди. В его комнате я рассказал ему о разговоре с Ецра Планкеттом, причем всё как было, так и рассказал. Сел и сижу, зеленый от отчаяния, теребя скатерть и уставившись в одну точку, как чокнутый.
– Ничего не могу понять, – говорю я Энди, насвистывая себе под нос какой-то дурацкий мотив, чтобы хоть как-то скрыть унижение и подавленность.
Покусывая кончик своего левого уса, Энди принялся ходить по комнате взад и вперед, и ходил он так долго-долго, грыз свой ус и думал, думал, думал…. Он всегда так делает когда хочет что-нибудь придумать.
Когда процесс интенсивного мысленного штурма и оценки сложившейся ситуации подошел к концу, он говорит: – Джефф, твой расклад об этом эксклюзивном сельском выродке мне понятен, и придется в него поверить. Но мне кажется, просто невероятным то, что он прошел полный курс вакцинации от всех существующих систем сельского мошенничества. – И вдруг он спрашивает меня, – Джефф, ты когда-нибудь считал меня особенно, религиозным?
– В общем то, нет, – отвечаю, – правда, я встречал много людей верующих в Бога у которых их религиозные предпочтения не были проявлены открыто. Но такие сразу станут твоими заклятыми врагами, если ты покажешь неуважение к их вере.
– Я всегда учился у природы, – говорит Энди, – От колыбели до сего дня, я пытаюсь постичь сокровенную тайну естества бытия. Я слепо верю в фатальное предначертание, ключи к которому свято хранит Великая Богиня Провидения. Каждое творение создано с какой-то определенной целью. Фермеры, например, существуют для того, чтобы такие как ты и я могли жить и наслаждаться каждым прожитым своим днем. Вот скажи, для чего нам Бог дал разум? Я считаю, что та манна небесная, благодаря которой Израильтяне жили 40 лет в пустыне и выжили, кроме того, не исчезли с лица земли, – это всего лишь абстрактное понятие, метафора, которую кто-то придумал для того чтобы дурачить легковерных. А для нас этот Эцра свалился, точно, как манна небесная. Я решил проверить теоретический постулат, который гласит – «Если уж, родился ты овцой, то будешь ты овцой, пока помрешь». И к черту все предрассудки, приобретенные в результате неправильного воспитания.
– Ты с этим Эцрой попадешь, так же, как попал с ним я, – говорю я ему. – Этот феномен порвал все цепи, которые на протяжении тысячелетий удерживали ему подобных в стойле. Он вооружился лопатой и мотыгой и окопал свой блиндаж, спрятавшись в нем за маскировочной сеткой из последних достижений в области знаний о электричестве, за образованием и знанием литературы. К тому же, у него сильный и развитый интеллект.
– И, все-таки, я рискну, – сказал Энди, – Существуют такие Законы и Принципы, через которые ему, обыкновенному сельскому обывателю, ни за что не перешагнуть.
Энди ушел рыться в чулане, и вышел оттуда одетый в клетчатый костюм, – весь в коричневую и желтую клетку с ладонь величиной. На нем был красный жилет, испещренный голубыми крапинками, и высокий шелковый цилиндр. Украдкой я подсмотрел, как он свои усы обмакнул в чернила.
– Цирк уехал, клоуны остались, – говорю. – Господин, вы, случайно, не от великого Импресарио Финиаса Тейлора Барнума87? Нет, нет, подожди-ка! Точно! Ты, прям, вылитый катала88!
– Все путем, – говорит Энди, – А где наш экипаж? На улице? Я скоро вернусь, жди. Я ненадолго.
Через два часа, Энди танцевал в нашей комнате, выбивая четкий ритм своими каблуками, и высыпал целую кучу баксов, прямо на стол.
– 860 долларов! – сказал Энди. Я тебе расскажу, что я замутил89. Он, сначала изучал меня, как на рентгене, а потом начал издеваться. Я пеньком прикинулся, слова не сказал, только наперстки вытащил и катать начал. Насвистываю, так песенку, одну, вторую. А потом свою тему втираю:
– Не робей! Подходи. Смотри, где шарик. Шарик – малик. Кручу верчу – тартать90 хочу.
И смотрю, как там этот крендель. Глянь, а его уже пот прошиб. Смотрю дальше. А у него уже крышу сорвало. Он дверь входную закрывает и следит за шариком, пялится, а шарик туда-суда, туда-сюда. Оба-на. И тут как заорет: Ставлю двадцатку на кон, я знаю, где шарик!
– Ну и что дальше? – спрашиваю его я.
– Ну…, что дальше, – говорит Энди. У него дома только 860 долларов было. И все. Но, когда я собрался уходить, он меня даже до ворот проводил. Когда мы прощались, он кость мне кинул91, а в глазах его стояли слезы, но это были слезы радости.
– Братан, – сказал он. Спасибо тебе, за то огромное удовольствие, что я получил. Я так долго не играл в наперстки. Я вспомнил те дни, когда я был простым сельским парнем, а не богачом с огромным хозяйством. Благослови тебя Господь.
И вдруг Джефф осекся и я понял, что история, которую он рассказывал, подошла к концу.
– Тогда ты подумал, – решил растолкать его я.
– Да, – сказал Джефф. – Ты угадал. Тогда я подумал…. Пусть фермеры как занимались своим хозяйством, так им и занимаются. При этом, болтают о политике, перемалывают всем кости, выдумывают всякие сплетни. Сельский труд вещь утомительная. Так что, пусть фермеры как играли в наперсток, так и играют.
4. Кафедра благотворительной математики
– Смотри-ка. Просто Королевский подарок. На образование выделили более 50 миллионов долларов! – говорю.
Я копался в вечерних газетах, выбирая понравившиеся мне статьи, в то время как Джефф Питерс набивал свой бриар92.
– Все в этом мире повторяется, – сказал Джефф, – Заголовок новый, а содержание старое. По мне это все можно печатать под общим названием «Благотворительная Математика».
– Это ты о чем? – cпросил я.
– Да…. Была одна история….. Не помню, рассказывал ли я тебе о том, как мы с Энди Такером записались в благотворители. Рассказывал или нет? Так вот. Слушай. Это произошло 8 лет назад в штате Аризона. Отправились мы с Энди на горный хребет Хила93 за серебром, и был у нас фургон в который запрягают две лошади. Дело мы провернули, на абордаж взяли94, серебра загиберили95 и продали его по частям в Тусоне96, а денег выручили 25 тысяч долларов. Деньги в банке мы взяли наличными, опять серебром, по тысяче долларов в мешке, – итого получается 25 мешков. Мешки мы загрузили в фургон и двинулись на восток. Причем, проехали мы этак миль сто, прежде чем до нас дошло, что за грант97 мы с собой тащим. Номинал в 25 тысяч баксов не кажется большим, когда о нем пишут в газетах или в ежегодном отчете Пенсильванской Железнодорожной Компании, или же когда какой-нибудь фраер хвастается своим заработком. Только вот, когда приподнимаешь тент в своей повозке, а перед тобой куча мешков с серебром, ткнешь их ногой, а они звенят, да еще так, что звон переливается в ушах и ты можешь отчетливо различить, как звенит каждая монета, – тогда ты сам превращаешься в того самого шмыря98, который вынужден денно и нощно торчать на бессменном карауле.
После трех дней пути мы, наконец, добрались до одного из наиболее опрятных селений, которые когда-либо существовали на этой планете, поселок достойный того, чтобы Рэнд Мак Нелли99 мог указать его на своих картах. Он находился в предгорье и утопал в зелени, окруженный деревьями и наполненный благоуханием цветов. В нем проживало свыше 2000 жителей, радушных и гостеприимных, но медлительных по своему характеру. Насколько я помню, он назывался Флоресвиль, технический прогресс, со своими железными дорогами, и туристами из восточных штатов, с присущими им причудами, еще не успели повлиять на природу этих мест.
Мы с Энди открыли счет на наше имя в Сберегательном Банке «Есперанса» и сняли комнаты в отеле «Скай Вью». После обеда мы хорошенько напились и вышли на балкон покурить. И в этот момент благородная идея благотворительности зародилась в моем мозгу. Я полагаю, у любого, уважающего себя жулика, время от времени возникают подобные идеи.
Когда кто-нибудь определенное время промышляет мошенничеством, он начинает бояться того, какой он след оставил, и у него возникает желание возместить причиненный ущерб обществу, хотя бы частично. Тогда, если вы поняли на кого, именно, бывает направлена эта благотворительность, то вам станет понятно, что ущерб он старается возместить как раз тем самым людям, которые пострадали от него больше всего.
Эту ситуацию можно по аналогии сравнить с главным законом гидростатики, который гласит: «тело, помещенное в жидкую среду вытесняет объем воды равный его массе». Предположим: Некто А заработал миллионы долларов продавая бензин бедным студентам, которые днями и ночами зубрили законы, право и политическую экономику. Так что, для возмещения ущерба и в знак искупления своей вины он постарается вернуть эти деньги университетам и колледжам. Вот тут и появляется второй персонаж Б, который выжимал все соки из работяг, работающих на него. Как он сможет вернуть нечестно нажитые деньги рабочим? Б скажет, «Ага!», – я совершу благородный поступок, пожертвую-ка я на образование. «Да», – думает он про себя, _ «Я такой бессовестный, сдирал по три шкуры с работяг, но, как гласит старая пословица, – Кто добро творит, тому Бог многое простит». – Поэтому, рассуждая подобным образом, он ассигнует 80 миллионов долларов на строительство библиотек. К тому же еще и наемные рабочие, которые возводят эти здания, смогут урвать себе от его благотворительности, пока идет строительство.
– А где же книги? – спросят его читатели.
– Да я понятия не имею, – ответит Б, – Я построил вам библиотеки, там и книги ищите. Вам бы, наверно, больше хотелось, если бы вместо того, что я передаю вам в доверительное управление100 у вас был пакет акций компании «Стилл»101 Моргана, тогда бы вы у меня потребовали, чтобы вам в этих библиотеках и воду в граненых графинах подавали. Так что, прощевайте, не поминайте лихом.
Сейчас, как я уже говорил, став владельцем такой крупной суммы денег я начал проникаться уважением к идее благотворительности. Ведь это первый раз в нашей жизни мы с Энди сумели отхватить такой большой куш, который заставил нас думать о том, как обойтись с такой уймой денег.
– Энди! – говорю ему. – Мы разбогатели! Конечно мы не миллиардеры, их мы не переплюнули, но, признаюсь, что среди людей нашего уровня мы заметно выделяемся. Я ощущаю непреодолимую потребность совершить какой-нибудь благородный поступок, например, пустить часть денег на благотворительность.
– И меня посещают похожие мысли, Джефф, – говорит мне Энди. – Мы уже какой год надуваем это общество, и то придумаем, и это: всякие хитрости, махинации, то продаем самовоспламеняющиеся целлулоидные воротнички, то завалим Джорджию пуговицами, рекламирующими выборную кампанию Хоука Смита102. Я готов биться об заклад, что смогу возместить ущерб обществу, но для этого я не собираюсь играть на цимбалине в благотворительном оркестре Евагелистов из Армии Спасения или обучать детей из библейского общества системе бертильонажа103 Альфонса Бертильона.
– Итак, что мы можем сделать? – говорит Энди, – Организовать благотворительный обед для бедняков за свой счет или отправить пару косух104 Джорджу Кортелью105?
– Вот и не угадал, ни то и ни другое, – говорю ему я, – У нас слишком много денег для того чтобы потратить их на обычную благотворительность и, в то же время, у нас их не достаточно для того чтобы возместить ущерб государству. Так что надо искать середину между двумя полюсами.
На следующий день, гуляя по Флоресвиллю, мы вдруг увидели на холме большое красное кирпичное здание в котором, судя по всему, никто не жил. Местные жители что только нам не рассказывали об этом доме. Они говорили, что несколько лет назад его строительство начал владелец одного рудника. После того, как оно было почти построено, тот обнаружил, что денег на отделку у него осталось всего лишь 2 доллара 80 центов. Поэтому, не долго думая, он купил на все эти сбережения виски напился и сиганул с крыши, а в том самом месте, куда он упал, и покоится его прах.
И как только мы увидели это здание, одна и та же идея сразу же пришла нам обоим в голову. Мы представили себе учебное учреждение, внутри горят лампочки, лежат письменные принадлежности, стоят приборы для чистки перьевых ручек, занятия ведут знающие свое дело преподаватели и профессора, перед зданием стоит железное изваяние собаки на задних лапах, а на газоне статуи Геркулеса, и преподобного отца Иоанна. Вот так и родилось это – одно из самых выдающихся бесплатных учебных заведений в мире.
Все свои планы мы детально обсудили с самыми влиятельными людьми города, которым эта идея ужасно понравилась. В нашу честь в паровозном депо устроили банкет. В знак уважения, как благодетели и отцы просветители, содействующие прогрессу и развитию науки и образования в стране, мы приветствовали публику. Энди выступил с речью об ирригационной системе Нижнего Египта, которая длилась полтора часа, после чего мы наслаждались духовным пением, гнусаво хрипящим из граммофона, и изумительным сочным ананасовым шербетом.
Мы с Энди время зря не теряли. Каждого человека, способного отличить молоток от стремянки мы заставили трудиться на благо общества, вложить свои силы в великий почин,, тем самым, помочь превратить нам заброшенное здание в учебное заведение, провести ремонт внутри, сделать там кабинеты и лекционные аудитории. Мы телеграфировали в Фриско106 чтобы нам прислали машины, груженные партами, футбольными мячами, словарями, учебниками арифметики, подставками для ручек, стульями для преподавателей, грифельными досками, скелетами, губками, еще заказали двадцать семь водонепроницаемых плащей и фуражек для старших классов, а также послали открытый запрос на все учебные принадлежности, столь необходимые для Первоклассного Университета. Я взял на себя ответственность за оборудование территории университета и составление учебного плана, но, по-видимому, телеграфист был немного под мухой и понял меня неправильно, поэтому, когда посылка пришла к нам, мы нашли среди прочего банку гороха и скребницу для лошадей.
Пока в редакциях еженедельников создавали оттиски для печати моей физиономии и Энди, мы успели телеграфировать в Чикаго и сразу же выписать на условиях f. o. b.107 Шесть преподавателей – одного по Английской литературе и по мертвым языкам108, другого по химии и политической экономии, указали, что нам в Университет надо сторонника демократической партии, преподавателя по логике, и еще преподавателя сведущего в рисовании, итальянском языке и музыке. Мы особо подчеркнули, что для нас было бы гораздо лучше иметь у себя члена профсоюза. Банк «Есперанса», в свою очередь, подтвердил запрос о том, что наши преподаватели будут получать твердый оклад, приблизительно, 800 долларов, а точнее, 800 долларов 50 центов.
В конце концов, мы все наладили и поставили на свои места. Над парадной дверью красовалась выгравированная надпись
Международный Университет; Учредители – Компания «Питерс и Такер»
И как только время подошло к первому сентября, лопухи начали валить толпами. Первым событием было прибытие экспресса с преподавателями из Туссона. В большинстве своем учителя были рыжеволосые и очкарики, совсем еще молодые, впечатлительные, но в то же время честолюбивые, напористые, им нужны были деньги. Мы с Энди расквартировали их по Флоресвильцам и стали поджидать студентов. А те – рады стараться. Мы рекламировали наш Университет через газеты по всему США и были приятно удивлены, как быстро страна ответила на наш призыв. 219 крепких, хорошо сложенных парней, в возрасте от 18, и уже взрослых мужчин, с покрытыми щетиной подбородками, выразили желание получить бесплатное образование в нашем Университете. Они взбудоражили этот городок, лезли куда попало. Прибыло столько молодежи, что деваться было некуда. Вы ни за что бы не отличили Флоресвиль от Гарварда во время экзаменов или Голдфилда во время судебной сессии.
Они маршировали по улицам взад и вперед, вверх и вниз, размахивали полотнищами со цветами нашего Международного Университета – символический цвет, который мы для него избрали, был цвет морской волны. Причем, действительно, Флоресвиль стал намного ярче, живее, веселей. Энди выступил с речью с нашего балкона в отеле «Скай Вью», весь город тогда собрался под ним. Все внимательно слушали и аплодировали – все до единого.
Буквально через две недели преподаватели отняли у студентов все их пищалки, хлопушки, стрелялки и загнали их в лекционные залы, где тех собралась тьма тьмущая. Я не знаю есть ли такое удовольствие в мире, которое может сравниться с удовольствием быть благотворителем? Мы с Энди купили высокие шелковые шляпы и попытались избежать столкновения с двумя репортерами из местной Флоресвильской газеты. Как только мы появлялись на улице, какой-нибудь репортер из газеты снимал нас тайком на «Кодак109». Каждую неделю мы видели наши физиономии поверх рубрики под названием «Образование. События, факты, люди». Два раза в неделю Энди читал лекции в Университете. После его лекции я обычно рассказывал какую-нибудь юмористическую историю. Однажды, в этой газете появилась фотография, где я стою рядом с Авраамом Линкольном с одной стороны, а с другой стороны от меня находился Маршалл Пинкли Вайлдер110.
Энди был увлечен идеей благотворительности, также как и я. Мы часто просыпались по ночам и говорили о том, как же нам создать рекламу своему Университету, как сделать его более престижным.
Как то я ему говорю, – Энди, кое-что мы с тобой все-таки упустили. Все есть в нашем Университете, только дромадера111 не хватает!
– Чего, чего? – спрашивает меня Энди. – Это еще зачем?
– Ну, ты что! Его нужно иметь, – говорю, – Во всех колледжах они есть.
– А… А я-то думал ты хочешь пижамы для студентов купить, – ответил Энди.
– Нет, – говорю, – Я хочу купить арабских одногорбых верблюдов. Но я так и не смог заставить Энди понять, что одногорбые верблюды очень нужны в учебном заведении, так что мы их так и не заказали. Для них я хотел выделить длинные спальные комнаты, в которых, пока еще, в ряд стояли койки наших учеников.
Да, что ни говори, а наша затея имела успех, Наш Университет Международного Значения стал очень популярен. Ученики к нам повалили из пяти штатов и нескольких административных территорий. В результате в Флоресвилле начался бум. В городе появился новый тир и ломбард, а также появилось два новых салуна. Наши ребята сочинили речевку , что-то в этом роде:
Раз, два, триДелай лучше всехПитерс, Такер впередиК нам придет успех!Наша настала пора, Международный Университет! Гип, гип ура!Наши ребята были самые лучшие. Это была настоящая элита. И мы с Энди очень гордились тем, что это наши ученики. Мы считали их своими детьми, как будто бы мы все были одной большой семьей.
В один прекрасный день Энди подошел ко мне и говорит, – Знаешь ли ты, сколько денег осталось на нашем счету? (На сколько я помнил, остаться должно было около 16 тысяч).
– На нашем счету в банке, – говорит он, – осталось, всего-навсего, 821 доллар и 62 цента.
– Что? – страшным голосом заревел я. – Ты хочешь сказать, что эти неотесанные болваны, деревенские увальни, сопливые щенки, поросячьи рыла, гусиные мозги, дети бешеной кобылы – высосали из нас все соки и выдоили всё наше бабло?
– Да, – говорит Энди, – именно, это я и хотел тебе сказать.
– Тогда, шла бы она – твоя благотворительность, через Альпы к Гельветам112, – говорю.
– Зачем так далеко её посылаешь, не надо, – говорит Энди, – Если благотворительность имеет капитальную базу, то она может превратиться в лучший способ выманивания денег. Я тут кое-что прикинул, теперь попробуем исправить ситуацию.
На следующей неделе я просматривал платежную ведомость наших преподавателей и вдруг наткнулся на неизвестное мне имя. В ней появился некий профессор Джеймс Дарнли Маккоркл, кафедра математики, заработная плата – 100 долларов в неделю. Прочитав, сколько получает этот профессор, я завыл диким воем, да так, что Энди сразу примчался ко мне.
– Это что такое? – говорю. – Какой-то там профессор математики получает больше пяти тысяч в год? Откуда он взялся? Как такое могло получиться? Он через окно сюда заполз и сам себе поставил такую зарплату?
– Две недели назад я телеграфировал ему в Фриско, он и приехал, – говорит Энди. – Понимаешь, чтобы преподавательский состав был в полном составе нашему Университету необходимо иметь профессора математики, а мы, похоже, это упустили.
– Мы совершили богоугодное дело, – говорю. – Две недели мы сможем выплачивать ему жалованье, а потом наша благотворительность провалится в самую глубокую и черную яму, которая только есть на Земле.
– Не спеши, – говорит Энди,. – всё путем. Мы слишком высоко поставили планку, чтобы взять и свалить с пустым карманом сейчас. Кроме того, чем глубже я вникаю в суть этого благотворительного бизнеса, тем больше он начинает мне нравиться. Мне никогда бы раньше и в голову не пришло вложить в него деньги. Подумай, – продолжает Энди, – все благотворители, каких я когда либо, знал, имеют кучу денег. Я должен был понять это раньше, ведь если найдешь причину, то сможешь понять и следствие, вот тогда до тебя и дойдет, откуда взялся результат.
Я доверял Энди в финансовых вопросах, потому что знал о том, что он хорошо разбирается в бумажном крючкотворстве, поэтому все дела оставались на его попечении. Со стороны казалось наш Университет процветает, мы с Энди ходили одетые с иголочки, наши шелковые цилиндры блестели и отражали лучи солнца, весь Флоресвилль возносил нас до небес, они думали, что мы миллионеры, а не несчастные обанкротившиеся благотворители.