В поисках женственности

Предисловие

Мой образ семьи на момент бракосочетания был весьма размытым. И я много лет пыталась собрать этот пазл вслепую, лишь смутно представляя, что должно получиться в результате. Но как его собирать, когда не знаешь к чему стремиться, какую деталь искать. Когда вроде бы «ну вот отсюда же», а не влезает. Но самое главное – я не понимала себя. Наверное, поэтому в качестве дипломного исследования на психфаке я взяла тему женской идентификации.

Но диплом не сильно помог понять, что же такое подлинная женственность. По нему выходило, что «тургеневские» девушки практически нежизнеспособны в социуме, а самыми адаптивными являются женщины с некоторой толикой маскулинных качеств (в контексте когнитивной психологии, разумеется, а не в физиологическом смысле). У них и самооценка выше, и негативных сценариев меньше, и вообще они ощущают себя гораздо более счастливыми по сравнению с чувствительными и жертвенными натурами. Вывод был неожиданным, но, что интересно, через пару лет подтвердился исследованием моего научного руководителя.

Когда я воцерковилась, то тема женственности и мужественности стала интересовать меня еще острее. Очень хотелось не только воспитать своих дочерей и сыновей в соответствии с их полом, но и разобраться, почему отношения трещат по швам, что я делаю не так? Я жадно читала все, что попадалось на эту тему. В основном это были статьи о семейной иерархии, послушании, смирении, как основе семейного устроения. То ли я сама такие выбирала, то ли и правда этим вопросам в те годы уделялось наибольшее внимание. Мне очень хотелось быть правильной женой, и я только спустя годы поняла, что с неофитской горячностью принялась кроить из себя ту самую нежизнеспособную «тургеневскую» девушку.

К сожалению, я тогда ничего не знала о невротической религиозности и перепутала добродетели с собственными проблемами и грехами, а кротость и смирение с человекоугодием. Я «мужественно» молчала там, где стоило бы серьезно поговорить, и срывалась там, где надо было бы промолчать, бежала, когда надо было остановиться, и замирала, когда надо было удирать. Фактически я запрещала себе быть собой, считая, что это греховно, эгоистично и так далее.

Когда мы со студентами разбирали пирамиду Маслоу (схематичная модель иерархии потребностей человека), я им на пальцах доказывала, что база – на то и база, что без неё дальнейшее восхождение невозможно. Им объяснила, а про себя забыла и на многие годы неудовлетворенность фундаментальных потребностей пыталась скомпенсировать развитием душевной и духовной составляющей, затыкая потребность в любви шопоголизмом.

Я считала, что Господь просто кует из меня дорогое кольцо и надо стойко переносить все тяготы и лишения. При этом не задумывалась, что никому от моего терпения лучше не становится. Я все снижала и снижала планку притязаний, стойко игнорируя сигналы своего тела, пока, наконец, не дошло, что единственный выход – это признать проблему и начать ее решать. Только оказалось, что сделать в одиночку это невозможно.

Раньше я думала, что самое главное в браке – это интерес и принятие друг друга. Но оказалось, что есть еще кое-что, без чего разрушится даже самый крепкий союз – желание конструктивно решать возникшие разногласия, чтобы в эмоциональном угаре не проскочить точку невозврата. Научиться можно всему, а вот желание, увы, либо есть, либо нет.

О любви и послушании

Сколько было пущено стрел, сколько сломано копий в попытке разобраться, кто кому чего должен – жена слушаться мужа, а потом муж любить послушную жену, или наоборот.

Семейные роли с течением времени настолько извратились, что в какой-то момент я вообще перестала понимать, зачем нужен муж. С женой все понятно: на ней дом, дети, атмосфера семьи и даже профессиональные успехи супруга. О постели я вообще молчу.

А муж? Какова его роль? Неужели только деньги зарабатывать? Так если бы на женщинах не висело столько обязательств, они были бы не менее успешными.

Мое воцерковление ответов не добавило. Более того, общение с такими же неофитами, как и я сама, наоборот, усугубило проблему, хотя на какое-то время отогнало большую волну. А когда она вернулась, то посыпались новые вопросы. Сказано, что муж главный, а жена за ним, но почему так много опять зависит от нее? И потом, муж, которого некоторые жены, не стесняясь, именуют своим самым большим ребенком, разве может быть главным? Ведь если кто-то главный, то на нем и ответственности больше. А тут получается, что главный муж, а отвечает за все жена? Как-то криво, господа хорошие.

Меня стали напрягать умильные рассказы про святых жен, которые кротостью и смирением превращали своих свирепых мужей в агнцев. Масла в огонь подливали «православные» толкования образа пушкинской старухи, да проповеди харизматичных пастырей о молчании жен. А сколько я перечитала рассказов о пользе послушания в монашеской среде – не счесть!

И все это лишь затем, чтобы найти ответ: существуют ли границы послушания, потому что слепая покорность никак не вписывалась в мой образ христианской любви. Семья – это не поле боя и не монашеская келья, где послушание должно быть безусловным.

А если муж ведет себя не то, что не по-христиански, а откровенно по-скотски, оправдывая при этом свои действия словами апостола? До какой меры терпеть, до какой степени слушаться? К тому же реальность порой демонстрирует обратное: иные мужья так хамеют и борзеют от кротости жены, что впору уже говорить о насилии.

Но недаром говорят, что где просто, там Ангелов до ста, а где мудрено, там ни одного. Если муж будет любить свою жену так, как об этом писал апостол Павел в своих посланиях, то я не знаю женщин, которые бы не стали уважать такого мужа и слушаться его. Послушание жены всегда упоминается раньше любви мужа, что дает некоторым повод утверждать, что значит жены должны сначала слушаться, а уж потом мы будем их, шелковых, любить. Но такие препирательства более уместны для ясельной группы, а не для взрослых людей.

Увы, я не знаю семей, которые выстояли бы на одном лишь кротком терпении и послушании жены. А вот примеры, где семья сохранилась благодаря подлинной любви мужа, у меня есть.

В годы гонений нашу церковь сберегли «белые платочки», а сейчас, кажется, настала очередь мужчин. Если они, наконец, не повзрослеют, то нашей стране не выдюжить. А для этого надо повзрослеть и нам самим.

О самости и смирении

Тема послушания долго оставалась для меня весьма болезненной. Самое первое и глубоко засевшее воспоминание относится к времени, когда я занималась хореографией. Помню, как все кипело внутри, когда педагог требовала, чтобы танцоры, стоявшие во втором ряду, внимательно следили за теми, кто перед ними. И даже если впередистоящие вдруг ошибутся и вместо левой руки поднимут правую, повторить все за ними.

Я тогда была вне себя от злости, потому что впереди стояла красивая Наташка, которая никак не могла запомнить, какую руку надо поднимать на словах «я навстречу солнышку по траве бегу» и вообще все время путала, куда надо вертеться, наклоняться и тому подобное. А я, такая вся умненькая и понятливая, была вынуждена повторять за ней все ее неправильные движения, чтобы, главное, было вместе. И все это лишь потому, что стояла во втором ряду.

Помню, как бурлило в моей груди все, когда муж не принимал мою точку зрения, потому что (о, ужас!) имел свою.

Прозрение наступило в пору обучения клиросному пению. Тогда мое непослушание достигло апогея. Мне было непонятно, почему я должна спеть слитно с регентом, даже если в нотах написано одно, а регент поет совсем другое. Не скрою, вбивалось это мне долго, до слез и обид, но оказалось, что, по сути, я спорила чаще лишь о том, что петь: соль-диез или ля-бемоль (одна и та же нота).

Но однажды Господь поставил точку в моем отношении к вопросу послушания. Во время всенощной на большой праздник регент случайно ошибся в гласе праздничного тропаря. Хор, не моргнув глазом, без шипения, тыканья пальчиками и прочего непотребства спокойно пропел то, что задал дирижер: стройно, красиво и вместе. Вместе! Каждый забыл свою самость и ПОСЛУШАЛ ДРУГОГО.

После этого случая меня накрыла необыкновенная радость. И я с особой отчетливостью поняла, что послушание в Боге – это не насилие, а проявление подлинной любви. И это не имеет ничего общего с человекоугодием.

Кто в доме хозяин

Меня всегда настораживают разговоры на темы, касающиеся семейной иерархии и женской занятости, если основным лейтмотивом является фраза «а вот раньше…». Я всегда уточняю: «Раньше – это когда конкретно? И у каких сословий?» И тут вдруг выясняется, что и временные рамки этого «раньше» крайне нечеткие, и с сословными вопросами не всё понятно.

Напряжение же мое рождается оттого, что инициаторами таких дискуссий чаще становятся мужчины, которые ностальгируют по временам, когда в семье был лад, потому что «баба слушалась мужика». По их мнению, достаточно вернуть только это, и все остальное устроится само. Правда, они не задумываются, на чем держалось это послушание, да и возвращаться в те славные годы им не хочется – послушание верните, а с остальным мы сами справимся.

Я тоже раньше думала, что в русских семьях было всё так, как нам показывали в кино: и что женщин там постоянно били, и что жена в присутствии мужа даже пикнуть не могла (ну чисто рабыня при хозяине), и что баба – это вообще самое бесправное существо. Иначе с чего бы некоторым женщинам до сих пор считать мужа идеальным только на том основании, что не пьет, не бьет, да копейку в дом несет?

Первая сшибка моих стереотипов произошла после чтения «Домостроя». Дюже познавательная оказалась книжка. И главное – чуть не в каждом разделе (про ведение хозяйства) указания женам: как давать поручения слугам, как выбирать работников и следить за ними, как запасы делать и хранить (и не кило мяса, между прочим), и всё в таком духе.

Кстати, к чтению данного памятника русской литературы сподвиг меня старинный знакомый, который очень любил ссылаться на эту книгу, когда у него заканчивались аргументы. Так и говорил: «Почитай «Домострой»! Там написано, как должна себя вести женщина». Я, в отличие от него, творение протопопа Сильвестра прочитала полностью, и однажды после очередного нравоучительного спича спрашиваю у этого любителя средневекового быта: а где у него слуги живут? И где он хранит осетрину и черную икру? Больше он с такими советами ко мне не приставал.

Второй раз меня тряхануло, когда я увлеклась миниатюрой: делала кукольную мебель и небольшие румбоксы (отдельная часть кукольного дома). И однажды очень мне захотелось сделать уголок русской избы. Но так, чтобы прям все по-настоящему, чтобы как оно в жизни было.

Стала изучать литературу, искать картинки – я ж городская фифа, сельский быт для меня практически как инопланетный. И тут вдруг с удивлением обнаружила некоторые вещи, которые серьезно изменили мои стереотипы относительно семейных отношений в старой России.

Конечно, надо сделать одну важную ремарку. Даже у крестьян одной деревни условия жизни могли отличаться кардинальным образом, что уж говорить о купеческих или дворянских сословиях. К тому же климат у нас так разнится, что мазанка в Воронежской губернии – это совсем не то же самое, что пятистенок на Урале или в Сибири. Но все же есть некоторые вещи, которые были характерны для устройства многих русских крестьянских домов XVII-XIX вв.

Например, существовали так называемые мужские и женские места. У мужчин это был задний угол, у женщин – печной угол.

В заднем углу дома у входной двери находилась короткая широкая лавка, врубленная вдоль задней стены избы, которую называли коником. Фактически это был большой ларь (рундук) с откидной плоской крышкой. В нем хранились мужские инструменты и особо ценные вещи не только для мужчины, но и для семьи в целом. Над ним развешивалась верхняя одежда и то, что было ценным, но использовалось только на улице.

На конике хозяин занимался не только мелкими работами, но и спал. Собственно, коником этот место называется потому, что изголовье (и опору для руки при работе) вырезали в виде конской головы. Женщине сидеть на конике было не просто неприлично – для хозяина дома это было оскорбительно.

Местоположение коника у двери решало сразу две проблемы: не надо топать в грязной обуви через всю избу, чтобы взять что-то из своих вещей, и хозяин даже во время сна был на страже безопасности домочадцев.

Так же традиционно мужской считалась «короткая» лавка (красная, передняя), которая располагалась напротив входа на фасадной стене в красном углу дома. За ней во время трапезы сидели мужчины и туда же сажали почетного гостя.

Женской частью дома был печной угол (бабий угол, бабий кут) – место между устьем печи и стеной напротив. В бабьем углу находилась кухонная утварь, ручные жернова и так далее. Здесь женщины не только готовили пищу, но и отдыхали, здесь же часто вешали люльку для младенца.

Печной угол отделялся от остального пространства избы грядкой, под которой подвешивалась кутная занавеска (в зажиточных домах это могла быть дощатая перегородка). Мужчины даже своей семьи старались сюда не заходить, а появление здесь постороннего мужчины было недопустимым и расценивалось как оскорбление. Лавка, идущая вдоль длинной стороны дома (напротив печи), тоже называлась бабьей, так как здесь женщины занимались рукоделием.

Ну, казалось бы, и что такого?

Еще раз: у мужа – лавка, у жены – практически четверть дома. Да, самая грязная и жаркая часть этого самого дома, зато в полнейшей её власти.

А еще во главе крестьянской семьи в ряде областей дореволюционной России стояли большак и большуха.

Большак – глава крестьянской семьи. Им, как правило, становились по праву старшинства. Большак управлял хозяйством и отвечал за благосостояние семьи, куплю-продажу, распределение работ. Разумный глава хозяйства обычно советовался по существенным вопросам со всей семьею либо с кем-то из старших.

Большак – это не только хозяйственник, от которого зависело материальное благополучие семьи. Это прежде всего зрелый и нравственно крепкий человек. Таких людей уважали, к ним прислушивались. А из уважения (а вовсе не из страха наказания) рождалось и подлинное послушание. Но самое интересное – если большак плохо справлялся со своими обязанностями, то его даже могли сместить на внутрисемейном совете или на сельском сходе.

Большуха (старшуха) – старшая женщина в семье, чаще мать и свекровь для остальных женщин, жена большака. Она вела хозяйство, была правой рукой большака. Большуха распределяла домашние работы между женской частью семьи, а в случае нерадивости и неряшливости «выговаривала».

Вновь пришедшим в семью снохам свекровь предоставляла льготу на год, а то и два: освобождала от обязанностей деньщицы (иначе, дежурной по хозяйству), «отправляла за них сама день».

Как же это разумно! Женщина видит детей, невесток, внуков гораздо больше по времени и лучше чувствует, кому какая работа по силам, по любви, а то и для научения и так далее. У мудрой большухи в доме между женщинами не было ни споров, ни вражды.

И мне очень сложно представить, как можно не уважать женщину, которая была полновластной хозяйкой в избе и решала все бытовые вопросы. Впрочем, раз существует сказка «Как мужик домовничал», значит такие случаи все-таки были.

Сейчас у нас замечательные дома с современными кухнями и плиты, которые не надо топить дровами. Но странно – женщина устаёт там порой больше, чем наши предки. Почему? Да потому, что даже самая распрекрасная кухня – это общее семейное пространство, а женщине как воздух нужно СВОЕ место. Ну как мужчине гараж.

А если ещё и муж настолько деспотичен, что влезает во все бытовые вопросы? И это не про помощь, а про мелочный контроль: как жене стирать, как убирать, кого отправить выносить мусор, кому мыть посуду. Жена в таком случае превращается не в большуху, а в прислугу. Именно из таких семей выходят самые настоящие бунтари.

В связи с этим не могу обойти стороной наш «великий и могучий» в контексте супружества.

В русском языке мужа и жену называют супругами, то есть парой лошадей в одной упряжке, где муж – коренник, а жена – пристяжная.

Коренник – лошадь более рослая, сильная, массивная. Запрягается в оглобли или припрягается к дышлу. Используются для тяги, поворота и сдерживания повозки. Пристяжная – лошадь, идущая рядом с коренником. Припрягается с помощью постромков, тянет вперёд и участвует в поворачивании повозки.

А теперь прочтите абзац выше ещё раз, но с переносом на семейные роли. По-моему, очень мудро было назвать мужа и жену именно супругами.

И это мудро вдвойне, если понимать, как трудно подобрать хорошую пару лошадей, чтобы не только работали слаженно, но и не мешали друг другу.

В русском языке даже слова «жениться» и «выйти замуж» разные по ощущениям. «Жениться» – это как облечься во что-то, взять на себя груз, надеть хомут. «Выйти замуж» – встать позади, быть под защитой.

В современных реалиях много говорят о равноправии, только вот плоды этого «всё поровну» часто невкусные. Нет, это вовсе не значит, что я хочу вернуться на сто-двести лет назад. Это о том, что когда теперь в моем окружении кто-нибудь начинает нести пургу про женское послушание с отсылкой к ранешним векам, я всегда спрашиваю: «А хотел бы ты вернуться в те благословенные времена, когда трава была зеленее, коровы толще, а мужики с утра до ночи сеяли, пахали, рубили и спали на лавке возле двери?» И если он говорит, что нет, потому что его Форд там не проедет, то понимаю, что бессмысленно тратить время на подобные дискуссии.