- -
- 100%
- +
– Автокатастрофа, – его голос был ровным, лишенным жалости к себе. Просто констатация факта. – Много лет назад. Позвоночник. С тех пор мой мир это четыре стены. Запах антисептиков. Приглушенные голоса за дверью. И потолок. Очень много потолка на единицу пространства.
Он усмехнулся, но в этой усмешке не было и тени веселья. Это был звук треснувшего стекла.
– Знаешь, что самое худшее? Не боль. К ней привыкаешь. Не беспомощность. С ней учишься жить. Самое худшее, это фантомные ощущения. Когда ты лежишь, и тебе кажется, что ты можешь пошевелить пальцами ног. Что ты можешь встать. Твой мозг помнит, как это делается. Он посылает сигнал, идеальный, выверенный сигнал…, а он уходит в никуда. В пустоту. Как молитва атеиста. – Он сжал кулаки. – Я годами жил с этим. Книги, наука, история… это был мой способ сбежать. Построить мир в своей голове.
– А потом появилась Этерия. Полное погружение.
Его взгляд снова стал отсутствующим, он смотрел на свои виртуальные руки, поворачивая их, сгибая пальцы.
– Ты не представляешь, что это было. Первое погружение. Когда система закончила калибровку… и я оказался на том самом пирсе в Тихой Гавани. Я мог чувствовать доски под ногами. Соленый ветер. Я мог пошевелить пальцами. И я сделал шаг. – Его голос дрогнул. – Просто один шаг. И я не упал. Я стоял. На своих ногах. Я плакал, Андрей. В реале я просто лежал и плакал, а сиделка думала, что у меня приступ. А я… я ходил. Я впервые за десять лет ходил. Потом я бегал. Я бегал по этому пирсу туда и обратно, пока не выбился из сил, пока полоска выносливости не упала до нуля. Я смеялся как сумасшедший. Этот мир… он дал мне не просто ноги. Он дал мне жизнь.
Я молчал. Любое слово было бы фальшивым. Любое сочувствие – жалким. Я просто слушал, пытаясь осознать глубину этой трагедии и этого триумфа. Вся его одержимость игрой, его страсть к историям, его театральность, все это обрело новый, пронзительный смысл. Он был не просто игроком. Он был человеком, который обрел свободу в цифровой вселенной.
– Вот почему я так одержим этим миром, – тихо продолжил Михаил. – Я не просто играю. Я здесь живу. Я изучаю его законы не из любопытства. Я изучаю их, потому что это законы моего единственного настоящего мира. И когда я увидел тебя…
Он снова посмотрел мне в глаза.
– Тогда я понял, что ты не просто умный игрок. Ты такой же, как я. Аномалия. Кто-то, кто тоже говорит с этой системой на другом языке. Путь наши языки и разные.
Вот оно. Вот почему он так сразу поверил в меня. Он увидел родственную душу.
– Я знал, что это ты получил статус тогда, в Последнем Глотке. Знал. Это не мог быть никто другой. Все совпало. И я понял, что у меня мало времени. Я готовил этот план с Гильдией Торговцев больше двух месяцев. Собирал информацию, искал рычаги давления, выстраивал цепочки. Но это было… медленно. Академично. А потом появился ты. Катализатор. Ты был ломом, который мог вскрыть любую дверь. И я решил ускориться. Мы провернули за неделю то, на что у меня ушли бы месяцы.
Он сделал глубокий вдох.
– Да, Андрей. Статус «Сверхперсонажа» получил я.
Он сказал это. Просто и буднично.
– Почему ты молчал? – это единственное, что я смог выдавить.
– Потому что это ничего не меняет, – он покачал головой. – Вернее, это меняет все, но наша стратегия остается единственно верной. Они должны думать, что это ты. Это идеальное прикрытие.
– Прикрытие от чего, Миха? От «НейроВертекса»?
Он горько усмехнулся.
– От «НейроВертекса»? Нет. Я имею в виду… в реале. Моя семья.
Его лицо снова стало непроницаемым, как у игрока в покер, которому только что сдали королевский флеш.
– Мой отец… – он подбирал слова. – Скажем так, у нас «семейный бизнес». С очень жесткими методами. Это огромная, безжалостная машина, которая перемалывает все на своем пути. Людей, компании, судьбы. Для моего отца люди, лишь инструменты. Активы. А я… я всегда был бракованным активом. Слишком умный, но физически бесполезный. Он вложил целое состояние в мое лечение, не из любви, а из принципа. Потому что его вещи не должны быть сломаны.
Это было хуже, чем корпоративные интриги Олега. Это пахло настоящей, неприкрытой опасностью.
– Если он узнает… если они узнают, что этот «бракованный актив» вдруг обрел уникальную, почти божественную способность влиять на целый мир… – Михаил посмотрел на меня тяжелым взглядом. – Они не станут разбираться. Они не будут спрашивать. Они просто заберут. Они превратят меня в инструмент. Меня запрут в лучшей медицинской капсуле, подключат к самому мощному серверу и будут использовать как джойстик для управления Этерией. И поверь мне, их инструменты не будут пряником, а цели будут далеки от создания справедливой торговой гильдии.
Он умолк. Теперь я все понял. Его страх был глубже, чем просто боязнь потерять свободу в игре. Он боялся потерять свою личность, свою душу, стать марионеткой в руках безжалостных людей, для которых не существовало никаких правил.
– Для них, – тихо сказал он, – будет идеально, если я так и останусь для всего мира просто талантливым бардом. Легендой Нижнего Города. А ты, капитан… ты будешь их громоотводом. Их официальной целью. Их главным призом.
Он протянул руку через стол. Его виртуальная ладонь была теплой и твердой.
– Они думают, что держат тебя в клетке. А на самом деле, ты моя единственная защита. Наш секрет, это мой единственный щит. Согласен?
Я посмотрел в его глаза, в которых теперь не было ни тени театральности. Только стальная решимость человека, который борется за свою жизнь.
– Согласен, – ответил я и крепко пожал его руку.
Наша партия только что стала бесконечно сложнее. И бесконечно важнее.
***
Рука Михаила, теплая и твердая, разжалась, но незримая связь, скрепленная нашим общим секретом, осталась.
Она ощущалась плотнее любого контракта. Он откинулся на спинку стула, и на его лице впервые за весь разговор проступила тень его обычной, бардовской улыбки. Усталой, кривоватой, но настоящей.
– Значит, роли распределены, – сказал он, и в его голосе снова зазвучали привычные обертоны. Словно актер, только что обнаживший душу за кулисами, снова выходил на сцену. – Ты, капитан, будешь нашим громоотводом. Яркой, ослепительной целью, на которую будут слетаться все корпоративные мухи. Ты будешь играть роль гения-одиночки, которого «НейроВертекс» ведет к вершине славы. А я…
Он усмехнулся, и в его глазах блеснул знакомый озорной огонек, теперь казавшийся мне бесконечно горьким.
– А я буду твоим теневым козырем. Буду вечно ходить за тобой хвостиком, пытаясь получи статус суперперсонажа. Буду призраком в системе. Той самой аномалией, которую они ищут, но никогда не найдут, потому что смотрят не на того. Идеальный план. В нем есть драма, интрига и даже щепотка трагедии. Мне нравится. А тебе?
– Мне тоже, – согласился я. – Но для идеального плана нам не хватает ключевого элемента. Абсолютно безопасного канала связи. И Туториал, как ты верно заметил, слишком рискован для постоянного использования. Любая ошибка в синхронизации, и мы вызовем тревогу. Нам нужно что-то еще. Что-то, что не оставляет следов ни в игровых логах, ни в реальных.
– Думаю, у меня есть пара идей, – задумчиво протянул Михаил. – Старые, забытые механики. Места, куда даже ИИ смотрит редко. Дай мне время. Я покопаюсь в своих архивах. Нам нужен свой собственный маленький «карманный мир».
– Хорошо. А пока ты копаешься, у нас появляется следующая большая задача, – я решил выложить на стол все карты. – «НейроВертекс» дал мне мое первое «глобальное» задание. Долгосрочное. Они хотят, чтобы я отправился в путешествие. Этакая официальная дипломатическая миссия по всему Элладу.
Глаза Михаила вспыхнули. Это была не искра любопытства. Это был пожар.
– Путешествие? – переспросил он, подаваясь вперед всем телом. – Какого рода путешествие?
– Налаживание связей, – пояснил я. – После создания Гильдии баланс сил в южных герцогствах пошатнулся. «НейроВертекс» хочет, чтобы я, как «инициатор», стабилизировал ситуацию. Встречался с ключевыми фигурами, укреплял новые союзы, возможно, даже посетил столицу, Логос. По сути, они хотят, чтобы я занялся восстановлением системы правления, используя свою новую репутацию.
Михаил молчал, но я видел, как в его голове проносятся тысячи мыслей. Его взгляд блуждал по стенам звуконепроницаемой комнаты, но видел он совсем другое. Дороги, леса, города, горы. Мир, который он мог видеть только с экрана.
– Я иду с тобой, – выдохнул он.
Это был не вопрос и не предложение. Это был ультиматум.
– Миха, это будет долго. Недели, может, месяцы в реальном времени.
– И что? – он рассмеялся, но звук получился сдавленным, полным отчаянной надежды. – Андрей, ты не понял. Я и так живу здесь. Мое реальное тело… оно в лучшей медицинской капсуле, которую можно купить за деньги. Оно может находиться в режиме поддержки жизнеобеспечения годами. Для меня нет разницы, провести в игре восемь часов или восемь месяцев. Кроме одной. Ты предлагаешь мне не просто квест. Ты предлагаешь мне совершить Великое Путешествие. Увидеть Нордмарк. Пересечь пустыни Султаната. Не из окна и не с экрана монитора, а… ногами. Почувствовать своими ногами пыль тракта, ведущего в Цитадель. Я готов хоть сейчас лечь в капсулу долгосрочного погружения и не выходить из нее до самого финала. Это мой единственный шанс вырваться из Лирия-Порта. Стать спутником суперперсонажа! Иначе меня не отпустят.
Его страсть, его жажда жизни, запертая в виртуальном теле, была почти осязаемой. Я понял, что он не шутит. Для него это был не просто игровой поход. Это был шанс прожить ту жизнь, которой его лишили.
– Я понял, – тихо сказал я. – Конечно, ты идешь. Ты нужен мне не как бард, а как историк, дипломат и мой главный советник.
Он облегченно выдохнул, и напряжение в его плечах спало.
– Но есть одна проблема, – добавил я. – Возможно, мы будем не одни. Мне навязывают еще одного… спутника. Сотрудник из «НейроВертекса». Какой-то геймдизайнер. Видимо, корпоративный надзиратель, чтобы я не слишком отбивался от рук.
Михаил скривился, словно съел лимон.
– Корпоративный соглядатай. Прекрасно. Еще один «параметр» в уравнении. Ладно, с этим разберемся. Будет даже интереснее. Это добавит шпионской драмы. Жаль только, Киры с нами не будет.
Он отвел взгляд.
– Ее инженерный гений нам бы сейчас пригодился. Особенно с непредсказуемым «третьим лишним».
– Да, – согласился я, наблюдая за ним. – Она бы нашла способ превратить нашего «надзирателя» в полезный инструмент.
– Она всегда находит, – тихо сказал Михаил, и в его голосе прозвучала такая теплая нежность, что я невольно почувствовал себя неловко. Он помолчал, затем вздохнул. – Мы довольно много общаемся… в реале. В мессенджере. О механике, о системах, о старых проектах ее отца и твоего… Она невероятная, Андрей. Ее ум… он как идеально отлаженный часовой механизм. Каждый раз, когда я с ней говорю, я…
Он оборвал себя. Он снова смотрел на свои виртуальные руки, словно видел в них ложь.
– Это все неважно, – глухо произнес он, и вся его былая энергия, казалось, испарилась. – Это все просто… слова на экране. Я могу быть для нее интересным собеседником, даже другом. Но это все.
Он поднял на меня тяжелый, полный боли взгляд.
– Скажи, Андрей… как ты думаешь… я должен ей рассказать? Правду. О себе.
Вопрос застал меня врасплох. Я разбирал на части сложные механизмы, находил уязвимости, строил прогнозы. Но человеческие отношения… это была система, логику которой я так и не смог до конца взломать. Мой развод, мои натянутые отношения с дочерью до недавнего времени, все это было доказательством моей тотальной некомпетентности в этой области.
– Я плохой советчик в таких делах, Миха, – честно признался я. – Наверное, худший из всех, кого ты мог спросить. Моя собственная «система» личных связей давала критический сбой годами.
Я посмотрел на непроницаемые стены комнаты.
– Но я знаю Киру. Может, не так хорошо, как ты, но я кое-что понял. Она инженер до мозга костей. Ее бесят не поломки. Ее бесит, когда она не понимает, почему что-то не работает. Она хочет видеть чертежи. Ей важна правда, как бы сложна или неприглядна она ни была. Ложь, недомолвки, скрытые переменные… это то, что она ненавидит больше всего. Это то, что мешает ей… чинить.
Михаил слушал меня, не перебивая. Его лицо было как каменное.
– Правда, – продолжил я, – это тоже переменная в уравнении. Самая важная. Ты можешь попытаться скрыть ее, но она все равно будет влиять на результат. Искажать его. Создавать ошибки. А можешь ввести ее в систему с самого начала. Да, это может привести к полному пересчету всех данных. Может даже вызвать системный сбой. Но это будет честно. Кира ценит честность. Она инженер, Миха. Она чинит то, что сломано. Но для этого ей нужно видеть чертежи.
Я замолчал, чувствуя, что сказал слишком много. Слишком лично.
Михаил долго молчал, глядя в одну точку на каменном столе. Затем он медленно кивнул, словно принимая какое-то тяжелое решение.
– Чертежи… – прошептал он. – Ты прав. Конечно, ты прав.
В этот самый момент, когда воздух в комнате был наэлектризован от невысказанных эмоций и принятых решений, мой интерфейс пронзила тихая, но настойчивая вибрация. Перед глазами вспыхнула короткая строка системного текста.
[Системное уведомление]
Вам пришло личное письмо. Отправитель: [Шнырь].
Письмо ожидает вас в ближайшем почтовом ящике.
Глава 3
Воздух главного зала банка ударил по нам, словно приливная волна.
После стерильной, вакуумной тишины изолированной комнаты, мир снаружи показался оглушительно громким. Симфония коммерции. Гул сотен голосов, отражающийся от мраморных сводов, звон падающих монет, скрип перьев по пергаменту, далекий лязг решеток в хранилище.
Мы с Михаилом, молча, пересекли зал, два совершенно разных человека, объединенных секретом, слишком большим для этого шумного, делового мира. Каждое наше движение, каждый взгляд, теперь ощущались иначе. Я был не просто Маркус. Я был щитом. А Михаил, идущий рядом со мной легкой, пружинистой походкой барда, был не просто Легендой. Он был скрытым клинком.
Мы уже подходили к массивным бронзовым дверям, ведущим на улицу, когда я его увидел.
Он не выходил из переулка. Он не ждал, прислонившись к колонне. Он просто отделился от тени у входа. Секунду назад там была просто тень, в следующую там стоял Шнырь. Все такой же худой и юркий, но что-то в нем изменилось. Ушла затравленность, загнанность зверя. На ее место пришла напряженная, вибрирующая решимость. Он смотрел прямо на нас, не отводя взгляда.
– Господа, – голос Шныря был ровным, лишенным той заискивающей нотки, что я слышал раньше. – Минуту вашего внимания.
Мы отошли в сторону, в нишу между двумя массивными колоннами, где шум толпы немного стихал. Шнырь не смотрел по сторонам. Он смотрел на меня.
– Я здесь не по своей воле, – начал он без предисловий. – Вернее, по своей. Но инициатива не моя. Меня нашли. Сразу после того, как вы ушли.
– «Ночные Весы»? – спросил Михаил, его голос был обманчиво мягок.
Шнырь кивнул. Его лицо было бледным под тусклым светом банковских глобусов.
– Торк. Лично. Он не угрожал, но предложил сделку.
Сделав глубокий вдох, собираясь с духом, Шнырь продолжил.
– Годовой контракт. На сопровождение. Ваше, господин Маркус. Я должен быть вашими глазами и ушами. Вашим проводником. Вашим… телохранителем, если понадобится. Я должен быть рядом с вами, куда бы вы ни пошли. И доносить. Обо всем. О каждом вашем шаге, о каждом слове, о каждом плане.
Он выложил это на одном дыхании, как будто боялся, что если остановится, то не сможет продолжить.
– И если я выполню контракт… – он сглотнул. – Если через год вы будете все еще живы, а я буду все еще рядом с вами… мой долг будет списан. Полностью.
Пятьдесят тысяч золотых. Пожизненное рабство для NPC, обменянное на год службы. Это была не просто сделка. Это был единственный шанс в его жизни. И он пришел сюда, чтобы честно рассказать нам об этом. Он рисковал всем. Если бы мы отказались, «Ночные Весы» не простили бы ему провала. Если бы мы согласились, а потом сочли его предателем…
Я молчал, обрабатывая информацию. Это было элегантно. Слишком элегантно для грубого Торка. Он действовал не как бандит, а как корпоративный стратег. «Ночные Весы» не просто ставили мне шпиона. Они внедряли в мою команду своего официального представителя. Они не пытались украсть информацию. Они просили ее в обмен на услуги. Они понимали, что я аномалия, непредсказуемая переменная. И вместо того чтобы пытаться меня устранить или контролировать силой, они решили подключить ко мне свой собственный диагностический модуль. Шнырь был не шпионом. Он был живым потоком данных с обратной связью.
Они играли в долгую. Они инвестировали в меня.
И Шнырь… он сделал свой собственный, отчаянный ход. Он мог бы согласиться и попытаться шпионить втихую. Но он просчитал риски. Он понял, что рано или поздно я бы его раскрыл. И он сделал ставку. Поставил все на то, что его честность будет оценена выше, чем его скрытность. Превращая себя из потенциального предателя в двойного агента, чья лояльность открыто оспаривается. Это был рискованный, отчаянный гамбит.
– Шпион, который признается в том, что он шпион, еще до начала своей миссии! – пророкотал Михаил, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Я настолько погрузился в анализ, что забыл о нем. На лице барда играла широкая, восторженная улыбка. – О, боги историй, какая драма! Какой парадокс! Он не просто вор, Маркус, он поэт интриги! Он предлагает нам не просто информацию, он предлагает нам новую главу в нашей балладе!
Он шагнул к Шнырю, который вздрогнул от его внезапного энтузиазма.
– Скажи мне, юный вор, – Михаил положил ему руку на плечо. – Ты будешь докладывать им о нас. Но будешь ли ты докладывать нам о них?
Шнырь растерянно посмотрел на меня. Он ожидал чего угодно гнева, недоверия, приказа убираться. Но не этого театрального восторга.
– Я… – он запнулся. – Я буду делать то, что скажет господин Маркус.
Их взгляды обратились ко мне. Решение было за мной. А я уже давно его принял.
– Ты сделал правильный ход, Шнырь, – спокойно сказал я. – Ты оценил риски и выбрал оптимальную стратегию. Я это ценю.
На лице вора промелькнуло облегчение, но он тут же снова собрался.
– Мы принимаем условия твоего контракта, – продолжил я. – Но с нашими собственными поправками.
Я шагнул к ним.
– Ты будешь их глазами и ушами. Ты будешь докладывать им о наших планах, маршрутах, союзниках. Ты будешь передавать им ту информацию, которую я сочту нужным им передать. Ты будешь нашим официальным каналом связи с «Ночными Весами». В свою очередь, ты будешь сообщать нам все, что узнаешь от них. Об их планах, об их врагах, о слухах в Нижнем Городе. Ты будешь работать на две стороны. Открыто.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– И самое главное. Твой первый доклад Торку будет следующим. Ты сообщишь ему, что с первой же минуты рассказал мне о нашем уговоре. И что я согласился. Пусть знают, что мы знаем. Пусть понимают, что это не шпионская игра, а деловое партнерство. Понятно?
Шнырь смотрел на меня несколько секунд, его лицо было абсолютно непроницаемым. Он обрабатывал многоуровневую сложность моего предложения. А потом… его губы дрогнули в едва заметной, хищной ухмылке. В его крысиных глазках блеснул острый, расчетливый ум.
– Понятно, господин, – кивнул он. – Это… красиво. Им понравится.
– Вот и отлично, – я хлопнул его по плечу. – Тогда собирай вещи. Мы надолго в Лирии-Порте не задержимся.
В этот момент лицо Шныря изменилось. Маска расчетливого вора треснула, и из-под нее выглянул… мальчишка. Восторженный, удивленный.
– Собирать вещи? – переспросил он. – Мы… уходим из города?
– Да. Наш путь лежит на восток. В Логос. А оттуда, возможно, и дальше. Тебе понадобится теплая одежда и хорошая походная обувь.
И тогда я увидел это. Первую настоящую эмоцию на его лице. Это была не радость, не облегчение. Это был чистый, незамутненный восторг. Его глаза расширились, он посмотрел поверх моей головы, на высокие своды банка, потом на выход, где сияла полоска солнечного света, словно впервые увидел мир за пределами грязных переулков.
– За… за пределы города? – прошептал он, словно не веря своим ушам. – Я… я никогда не был дальше предместий. Я думал…
Он думал, что проведет весь год, бегая по тем же самым докам и трущобам, только выполняя поручения для нас. Он и представить не мог, что его работа выведет его за пределы этой огромной, грязной тюрьмы, которой был для него Лирия-Порт.
В его глазах, до этого тусклых и настороженных, зажегся огонь. Не огонь ярости или жадности. Огонь приключения. Он был похож на растение, всю жизнь росшее в темном подвале, которое впервые вынесли на солнце.
– Логос, – выдохнул он, и это прозвучало как название мифической страны из детских сказок. – Я готов, господин. Когда отбываем?
Я переглянулся с Михаилом. Тот улыбался своей самой широкой, самой искренней улыбкой. Наша команда обретала форму. Странную, непредсказуемую, состоящую из аналитика, притворяющегося «Сверхперсонажем», инвалида-барда, который и был настоящим «Сверхперсонажем», и вора-двойного агента, который только что обрел мечту.
– Скоро, Шнырь, – сказал я. – Очень скоро. И перестань меня называть господином!
Энтузиазм на лице Шныря тут же сменился деловой сосредоточенностью.
– Будет сделано, господин.
Он кивнул нам обоим и, не говоря больше ни слова, просто шагнул назад, в тень колонны. И исчез. Словно его там никогда и не было.
– Ну, что я говорил? – с восторгом прошептал Михаил, когда мы вышли на залитую солнцем площадь. – Драма! Характеры! Неожиданные повороты! Наша баллада становится все интереснее.
Он был прав. Игра становилась все сложнее и опаснее. И мне это чертовски нравилось.
***
Утро в «НейроВертексе» пахло дорогим парфюмом, озоном от мощных систем кондиционирования и едва уловимым ароматом денег.
Когда я вошел в опенспейс Отдела Аналитики Поведения, меня встретил приглушенный, но энергичный гул. Здесь не было бездумного стука по клавиатурам. Каждый щелчок мыши, каждый тихий разговор казался частью сложного, отлаженного механизма. Борис, мой новый коллега-медведь, кивнул мне из-за батареи своих четырех мониторов, на которых каскадами струились графики. Вика, рыжеволосая хранительница лора, одарила меня быстрой, ободряющей улыбкой, прежде чем снова уткнуться в какой-то древний фолиант, лежавший рядом с ее терминалом.
Кабинет Олега, как всегда, был безупречен. Он и Елена уже были там, стояли у стола и тихо обсуждали что-то на планшете. При моем появлении они подняли головы. В глазах Олега плескался триумф, он был дирижером, только что успешно завершившим увертюру. Елена выглядела более сдержанной, но я уловил в ее взгляде профессиональное любопытство и тень… сочувствия? Словно мы были двумя редкими экспонатами под одним стеклом.
– Андрей, доброе утро, – Олег широким жестом указал на кресло. – Надеюсь, ты хорошо отдохнул. Твои биометрические показатели за ночь были образцовыми. Система жизнеобеспечения апартаментов работает в штатном режиме.
Я сел, мысленно усмехнувшись. Конечно, они отслеживали даже мой сон. Золотая клетка была оборудована по последнему слову техники.
– Более чем, – ответил я. – Тишина и покой.
– Прекрасно, – кивнул Олег. – Потому что тишина и покой нам понадобятся лишь для анализа. Впереди много работы.
В этот момент дверь кабинета открылась, и вошел молодой человек.
Он был полной противоположностью хаосу и творческому беспорядку, которые я постепенно начинал ценить. Высокий, подтянутый, в идеально сидящем костюме на тон темнее, чем у Олега, с безупречно уложенными волосами, он выглядел так, будто сошел с обложки корпоративного журнала. В руках он держал не планшет, а старомодный кожаный блокнот и стилус.
– Андрей, позволь представить, – Олег поднялся ему навстречу. – Это Максим Покровский. Максим, это Андрей Воронцов.
Мы встали и обменялись рукопожатиями. Его ладонь была сухой, прохладной, а хватка короткой и деловой. Он улыбнулся, но улыбка была отрепетированной, идеальной и совершенно не затрагивала его внимательных, чуть холодноватых глаз.
– Очень рад наконец-то познакомиться, – произнес Максим голосом диктора новостей. – Я внимательно ознакомился с вашим проектом «Ковчег». Для меня большая честь присоединиться к команде.
От этого официоза у меня аж зубы вело. Я видел таких, как он, десятками. Идеальные исполнители. «Суперлояльные сотрудники», как их называла Елена. Молодые, амбициозные, прошедшие все тесты на лояльность с высшим баллом. Они не задавали лишних вопросов. Они выполняли приказы.