- -
- 100%
- +
Проход овсянников на территорию энергохрама возможен был только после досконального утреннего внутреннего и внешнего досмотра на КПП. Линия контроля парализовала толкучку в проходной. Армия вооруженных автоматами и гранатами эС-Бэшников следила за порядком. Адреналиновый напиток на метановых грибах «Рьяная» поддерживал в эС-Бэшников стойкий дух сопротивления скромной толпе овсянников компании.
После эС-Бэшного обыска на наличие у офисных специалистов и рабочих котельных ножей, револьверов, штыков и мушкетов (за обнаружение которых нарушителей ожидало кровезамещение в Парке15) следовало тестирование плазмы в изолированном биокабинете с наглухо заклеенными пленками окнами. Тестирование проводилось на наличие инфекций, алкоголя, лекарств и энергетиков. Счастливчикам, благополучно прошедшим досмотр, в голову внедрялся биоразлагаемый чип – малая швейная игла с персональными данными овсянника. Чипированный овсянник во время рабочего дня всегда был под контролем у эС-Бэшников через единую корпоративную платформу «Краевед». Место вживления трогать строго запрещалось. На проходной во время досмотра вновь принятому в Отдел договорного спама Управления по общедармовым вопросам Юридического департамента главному специалисту Зое выдали инструкцию по уходу за чипом, заключающуюся в протирке мест вживления хлоргексидином два раза в день. В случае же заноса инфекции или самовольного извлечения из головы чипа во время рабочего дня такого работника ожидал процедурный аттракцион в Парке, где нарушителю грозило либо отключение мозжечка, либо прокалывание глазного яблока, либо принужденный обморок, либо облом черепа, либо кривостропирование, либо распаивание бронх, либо что-то еще более смелое и занятное, чем банальное четвертование или сожжение на унитазе. Только по завершении рабочего дня с разрешения руководства овсянник мог самостоятельно вскрыть свою височную часть (обычно канцелярским ножом или ножницами) и выскребать оттуда остатки чипа, если чип к концу рабочего дня не успел полностью разложиться.
Первый внутренний и внешний досмотр в свой первый рабочий день Зоя прошла успешно. Маячки внедрены почти быстро и безболезненно. Только не забывать обрабатывать. Просто и удобно. Вся личная, больничная, общественная, трудовая деятельность главного специалиста Зои будет с этого момента доступна ее начальке (согласно Личному Подгребному Кодексу, родителям16 и началькам разрешалось иметь полноценный доступ ко всей информации своего овсянника, а также обладать наравне с эС-Бэ и медбро17 паролем для входа на платформу «Краевед» для внесения в специалиста в случае любой необходимости телесных, мозговых, нервных поправок. Удобный формат, ничего лишнего). Будто мягкое чистое и еще совершенно свежее мясо, Зою прокрутила магнитная проходная вертушка и выкинула за пределы КПП на основную территорию ПеклоЭнергоГаза прямо на бесконечно тянущуюся, однообразно одетую, черно-белую колонну с деловыми портфелями из специалистов, операторов, менеджеров, консультантов и рабочих. Единообразным мерным грузным маршем нога в ногу под бетонным куполом и железным надзором экипированного конвоя каждый следовал друг за другом на работу в БункерСкреб. Тяжелый ритмичный удар молота в чугунный колокол над КПП отмерял временной промежуток отдаленности от одного туго плетущегося замотивированного карьерным ростом овсянника до другого. Не больше 30 см. Меньше дозволялось.
У выхода из турникетов Зою ожидала высокая лысая девушка с негативным лицом. Это была та самая кадровичка, собеседующая Зою еще вчера вместе с родителем кадрового управления. Охотничий эйчаровский взгляд выхватил своего приемыша из толпы.
– Добрый день. Зоя Соснова? – Хриплый грубый голос со спины дернул специалиста за правый рукав голубой немного мятой рубашонки.
Зоя обернулась.
– Как добрались, как дорога? – Сквозь мощно пробивающиеся гадливость и свирепость мерзкий взгляд кадровички (археологического типа старения) старался быть приветливым и гостеприимным. – Извините меня, после вчерашнего у меня перебита средняя трахея и ужасно болит голова. Не верила до последнего, что эти ублюдки посягнут на самое дорогое, что у меня было, и целых три года оставалось нетронутым здесь никем и никогда – на мои голосовые связки. Я же профессиональная певица выходного дня. «Соловей-соловушка» звала меня моя первая началька Любка Кроекосова. Помните про такую? – Кадровичка пошатнулась и схватилась за голову, будто забывая речь и все в целом предыдущее. Позже включилась. – Ну не вот чтобы, конечно, певица в том самом понимании певица, как все привыкли, а так, хобби, увлечение, больше, знаете, по караоке шатаюсь. Ладно, грядки есть грядки, а порядки есть порядки. Они выполняли свою работу – долбаные ублюдки. Просто обидно, зачем по трахее, гортани, еще в грудь, когда есть же селезенка, печенка, в конце концов, почки. Как вы считаете? А что бы вы им рекомендовали в себе изувечить или вынуть из вас?
Зоя пожала плечами, прекратив таким образом душеизлияния собеседницы, оставив последней самой пережевывать свои переживания, исключив дележку.
– Давайте, Зоя, не будем об этом, хорошо? – Уже катастрофически пурпурная кадровичка приготовилась к карательному прыжку на Зою из-за, как показалось ей, устроенного Зоей допроса. Она пошатала головою и сменила свой тон на нейтрально-деловой. – Теперь все это в прошлом, а мы будем тянуться к солнечному будущему! Вперед через мотивацию к карьерному росту! Тем более вы заметили, какой сегодня был прекрасный безоблачный рассвет?
В эйчаровских мыслях засверкали лучики романтики даже без естественного света. Никто из Подгреба никогда и нигде не видел, не щупал и не пробовал рассвет даже под гипнозом. Никто о нем ничего не знал. Еще давно, в начале последней этой эры, задронодатели18 через статьи своего Личного Подгребного Кодекса наложили на Подгреб санкции на солнечный естественный свет. В силу вышеуказанной статьи вина или не вина нарушителя, халатное или не халатное, специальное или не специальное содействие или несодействие проникновению или непроникновению солнечного или несолнечного света или не света в Подгреб или не в Подгреб влечет за собой наложение обязательного наказания в виде отлива из рук, ног, тела, головы и внутренних органов нарушителя сосудов для цветов, сервантов для посуды, компьютерных столов, тумбочек и стульев, офисной оргтехники, а еще стен, лифтов, перегородок и подарочных ручек ко дню рождения родителей.
– Конечно же, вы сто пятьдесят гиперлионов19 раз правы, как никогда! – Чудила и жестикулировала перекошенка, иногда посмеиваясь над собой, иногда напыщенно возмущаясь окружением из колонны, иногда всплакнув, иногда вспылив и в конце концов успокоившись, глубоко вздохнув с нахмурившимся обиженным видом, и продолжала вещать. – Идите за мной, я провожу вас на ваше новое рабочее место. Вы работаете на минус шестьдесят шестом этаже в кабинете Отдела договорного спама, насколько я помню. Вы, по-моему, как раз под родительством20 Жанночки Канделябровны Х.
Зоя не расслышала. Неожиданно и в одночасье (будто кто-то нажал на пульте кнопку) ледяной водопад, хлынувший из прожекторов, столбов, щитов, потолочных труб и кондиционеров со всех сторон и во все стороны отвлек ее и помешал ей проникнуть в кадровые речи шедшей рядом с ней плечом к плечу кадровички. Применяя немалые усилия и от потуг закусив язык и зажмурив глаза, сгорбившаяся до пола Зоя пыталась совладать с мешавшим ей, затыкающим ее уши, глаза и нос оглушающим водным смерчем.
– Под руководством кого? – Словно облажавшаяся отличница, вечно извиняющийся перед училкой за опоздание на урок, перед свекровью за разбитую любимую свекровью вазу, перед детьми за открытое окно, перед уборщицей за разлитые чернила, Зоя, превозмогая связками трубные раскаты суррогатной грозы, оглушительные громовые удары и электрические голограммы молний, переспросила ФИО своего будущего начальки. Но лысая храмыка или не услышала ее, или ушла в привычно скверное игнорирование всех новеньких испытуемых.
– Как новому овсяннику, я вам немного расскажу, что к чему у нас тут и как. – Промокшая насквозь в считаные секунды кадровичка, будто облезлая тифозная мышь со съехавшей со рта медицинской маской, все тем же дрожащим, низким и хриплым голосом глаголила сама себе под промозглый, худой, сырой нос, ведя за собой Зою к офисному центру. – Объект, где вам предстоит трудиться и работать, – это стратегический объект, особо секретный. То есть ни на одной карте вы никогда не найдете наш уникальный бизнес-комплекс. Могу с гордостью сказать, что вы будете работать в сверхинновационном, эксклюзивном во всех архитектурных смыслах и отношениях БункерСкребе. Кучи подпещерных этажей уходят вниз в самую последнюю глубь шахтового поля. Такого вы нигде не увидите! Даже не пытайтесь! Это уникальнейшее сооружение! Наши спиралевидные катакомбы-коридоры завораживают. Сразу предупреждаю, что выход с территории во время рабочего дня, во время обеда строго запрещен! Все только по согласованию с личным начальком, и рабочий график вы согласовываете также с вашим непосредственным родителем. Да, кстати, в компании у нас имеются и специальная социальная программа, и система поощрений и мотиваций, и различные бонусы и скидки для своих овсянников, «плюшки» от директоров департаментов и родителей управлений за активное участие в проектах. А корпоративных проектов проводится масса. Совсем недавно тут завершился годовой общеколониальный внутрибаночный безкислородный забег. Вернувшиеся ребята показали неплохие результаты. Еще наши родители обожают организовывать тематические вечеринки, различные викторины, квесты и бои: естественно, как вы понимаете все сугубо за личный счет овсянников и плюс с каждого героя берется плата за родительские траты. Все это очень интересно, и в этом обязательно надо всем принимать участие!
С инженерной силой фатальный ураган взывал, поднимал, тайфунил все вокруг. Кружил, брал, сжимал, топтал, глотал. Прижимая себя все ближе и ближе, ниже и ниже к бетонному холодному полу, скукожившись, зажмурившись, преодолевая убийственный ледяной моргохолод, Зоя еле-еле плелась и шлёпала за кадровичкой, не нарушая дозволенные конвоем пределы костюмированных губчато-бородатых овсянников корпорации с вмонтированными в них смартфонами и адъадами21, стройно марширующих до главного входа в бизнес-центр. Громовые раскаты глушили и троллили соловьиные писки входящих смартфоновских трелей.
– Я уверена, вам у нас так понравится! – Обколотая наркозными препаратами, не замечая стихийных буйств и катастроф, кадровичка продолжала увлеченно нахрапывать испытуемой адаптационно-мотивационную проповедь. – И особенно наш замечательный дружественный коллектив. Наш Коллектив – по истине наша гордость! У нас самые отзывчивые, самые душевные, самые чуткие, мягкие и покладистые овсяннички, которые всегда помогут и поддержат в трудную минутку, а психологический климат, дружелюбная атмосфера в коллективе очень важны для сплоченности коллектива, для профессионального и карьерного роста, для вашего ли…
«Ли» – это было последнее, что услышала из неё Зоя. Страдающая кривошеей хромая кадровичка Люська иногда забывала о своем привычном недуге и пренебрегала элементарными правилами безопасности, как то смотреть вперед перед собой, или себе под ноги, или сосредоточенно молчать, вникая в движения. Перекошенка так была сосредоточена наставлениями овсяннику, что не досмотрела своим действующим глазом и проскочила изгородь перед главным входом в административное здание, рухнув слабым глазом на металлический острый метровый кол.
Утрата произошла так же неожиданно и сумбурно, как и весь мотивационный спич, хотя ситуация со стороны выглядела так: сумбурная, как энергетик, поп-кадровичка передвигается в колонне плечом к плечу с кем-то худым, брючным и рубашечным, с черными под каре густыми волосами, неопределенного пола и возраста, и явно на адреналине докладывает, то одергиваясь, то размахивая во все стороны руками (выбивая менеджеров, операторов, консультантов и бизнес-тренеров из колонны), то жестикулируя лысятиной, как вдруг неожиданно спотыкается и, словно бескрылая птица-вампир, в замедленном, но реактивном подъеме взлетает вверх тормашками, делает вокруг своей оси несколько винтов и «БАУ-БАЦ!» и Люська на штыре. И вот вся эта картина с этим «Хряск!», с этим разбитым арбузным кровавым черепом, разлетевшимися частично по бетонному полу, частично по стенам мозгами, и вот эта радужно-багровая маслянистая лужа под кадровой истерией – все это поистине мерзопакостное зрелище и не самое лучшее начало рабочего дня в офисе. Однако Люська не сдавалась и будучи еще некоторое время под эйчаровской эйфорией от свеженького специалиста она по инерции из последних конвульсий, кувыркаясь и жестикулируя в агонии на бетонном полу, опьяненно и бессознательно продолжала хлопать ртом, несмотря на размозжённую об штырь голову. Колонна перестала на нее реагировать.
Следом за остальными уже корпоративно-замотивированными Зоя также (без любопытства, испуга и жалости) перешагнула уставший от наставлений безжизненный труп и направилась дальше строить свою карьеру. На этот раз без сопровождающих напутствий.
В здании на первом этаже Зою ожидала длинная, в несколько гиперлионов километров очередь до лифтов. Туча безумного гудящего столпотворения наполняла обшарпанный, исполосованный, словно вьюном, гофрированными трубами белый холл. Помещение было нашпиговано исключительно вентиляционными коробами, люками, щитками, датчиками и переполненными экспертами лифтами, функционирующими по гильотинному принципу. Тонна пассажиров пыталась наилучшим образом впихнуться и как можно безопаснее утрамбоваться, не дожидаясь на табло красного сигнала «КРЕДО!», следом за которым тут же неминуемо закрывались острые как кинжал, раскаленные, как кузнечный молот, монументальные барочные лифтовые двери. Не всегда закрытие дверей сопровождалось благочестивой тишиной. Эксперторезка поощрялась акционерами корпорации (а ее идейному создателю выписали премию в размере годового оклада первого обезглавленного эксперта). Хороша она была тем, что служила отличным толчком для пробуждения в начале рабочего тоскливого дня и справлялась со своей задачей намного лучше, чем бодрящий молочный напиток Coffee Way из местной столовки. Эксперторезка бодрила и тонизировала организм и, соответственно, умственная активность, которая так необходима экспертам-интеллектуалам корпорации, всегда находилась в приподнятом, жизнепреодолевающем состоянии. Более того, кроме мотивирующей функции эксперторезки, подстегивающей к выполнению рабочих задач на запредельный максимум, залипшие части (волосы, пальцы, ключицы, носы, глаза, ногти, члены, щиколотки и многое другое) экспертов на дверных стыках выполняли роль шумоподавления, так как шумовая атака при закрытии идеально сияющих, очищенных дверей (каждое утро рабочие осуществляли генеральную уборку по чистке лифтовых дверей от налипших кусков) доходила до предела, что нередко вызывало тошноту, рвоту и даже галлюцинации у тех, кто в это время находился внутри.
Зоя была в следующем потоке на вход в один из вереницы жестяных лифтов, простирающейся направо и налево до горизонта. Новичкам везет, и лифт открылся точно перед ней. Каково было ее удивление, когда вместо инновационного (как позиционировала себя в СМИ корпорация) лифта, она вошла в деревянный советский шкаф 2x2 и вместе с ней в лифт впихнулась еще куча сослуживцев корпорации. Утрамбовались. Двери чудом закрылись. Дышать нечем. Сквозь бока, пах и горло толкучки, где каждый стоял как железный несдвигаемый монумент, Зоя протиснула к кнопочному панно свою руку, чтобы отыскать там кнопку с минус 66-м этажом. Но на панно оказалась всего одна-единственная уже нажатая кем-то кнопка.
Скрежеща и скрипя старыми затертыми тросами, качаясь и чухаясь, сморкаясь и икая, лифт тащился вниз в подземляную гуглионную глубь. Оставалось дождаться прибытия. Время в лифтовом шкафу остановилось. Кислорода нет. Передушенные кисло-сладким потом, переряженные ширпотребом, утомленные свирепостью, искаженные надменностью, сварливые и чванливые экспертные специалисты, словно лорды, уставили свои мертвецки застывшие на последнем дыхании холодные кошачьи зрачки на Зою. Не по себе. Холодком обдало тоже. Если спрятать глаза в нос, рот в глотку, трахею в грудь и глубоко в воротник – это могло бы хотя бы как-то спасти от вони. Если бы Зоя умела сворачиваться в клубок – она бы свернулась, но она не умела. Ожидание прибытия в газовом, душном, угнетающем, пережимающем лифте-камере затянулось на долгие годы, пока табло наконец-то мерзко не пропищало:
Девять!
Восемь!
Семь!
Шесть!
Пять!
Четыре!
Три!
Два!
Один!
Стоп. Двери разъехались. Фух! Немного кислорода не помешало бы, пусть и подвального… пусть и сырого… пусть и с привкусом плесени, крысиного помета, мха и нафталина. Тусклый свет возле лифта в лифтовом холле от инертно качающейся туда-сюда на тонюсеньком (изгрызенном крысами) проводе (измазанной белой краской) лампочки Ильича мало освещал темный коридор, напоминавший больше подъезд жилой хрущевки с обшарпанными квартирными дверями, исписанными бранью и граффити стенами, чем коридор современного бизнес-центра. Вдоль длинных потусторонних стен располагались кабинеты.
Бесконечный узкий коридор уходил в перспективу. Казалось, он постоянно двигался, менялся, терялся в затертом временем горизонте. Зое на минуту вдруг померещилось, что в самой пучине, куда врезался конец, было грязное окно в деревянной облупленной раме, а за окном – железная дорога, а за железной дорогой – лес, а за лесом – парк, а в парке озеро с камышами и шашлыком, а над шашлыком – дым и запах мяса, а над Зоей – простыня неба, облака-подушки и полосатое солнце. Замешательство и оторопь еще долго держали Зою неподвижной у давно закрытого лифта посреди мрачного холла, у ног черного неизвестного коридора и своего реального будущего и среди вони, глубины и пустоты. Камерное безлюдье сдавило грудь своей камеральностью.
Чтобы все-таки быть дисциплинированной и не опаздывать на работу в свой первый рабочий день, Зоя все же рискнула и ватной ногой прошла на шаг вперед, но тут же угодила в вязкую как болото шипящую лужу с лягушками. Накапало с потолка. Не обращая внимания на неудобства, которые ей доставляли полный ботинок воды и мокрая брючина, она старалась найти среди кучи одинаковых обшарпанных мутных кабинетов тот самый, о котором так усердно расплевывалась кадровичка во время урагана, стержневого ливня и стрельбы докторов. Она с трудом всматривалась в плохо освещаемую табличку каждого кабинета и внимательно пыталась читать: «Кабинет № 5 “Служба по подавлению воли персонала” – не тот; Кабинет № 5 “Отдел по оптовой реализации пепла физлиц” – не тот; Кабинет № 5 “Отдел технического обслуживания котлов-утилизаторов” – не тот; Кабинет № 5 – “Отдел договорного спама” – ОН!» Зоя аккуратно, но уверенно опустила до упора вниз дверную ручку. Шаткая ручка еле держалась на одном кривом гвозде. Туда-сюда-туда-сюда-туда-сюда – петли заскрипели, но хода нет. Дверь закрыта. Хотя Зоя была полностью готова вовремя приступить к своей работе, но сейчас ей можно было расслабиться и не паниковать из-за риска опоздать на свое рабочее место в свой первый рабочий день. Вины ее тут нет. Чтобы расслабиться и успокоиться, она отошла в сторонку в ожидании того самого с ключом, кто откроет эту дверь.
Нет, Зоя не смогла расслабиться. Длинная говнистая пустота и сукровичная тишина были повсюду, что порядком надоедало и давило. Но может, все бы и ничего, если бы жуткий лабиринт не оказался в одночасье переполнен могильными маргиналами, трясущимися голыми зомби с ирокезами и со сквозными тоннелями в ушах, ртах и глазах, и выряженными в брезентовую спецовку в капюшонах и болотных сапогах панками с перетертыми на терках кровяными мордами. Правда, Зоя не знала и не догадывалась, что прячущаяся у нее за спиной толпа неформалов боялась ее не меньше, чем она их, узнай она об их существовании прямо сейчас. К счастью, Зоя была занята своим делом. Не дыша она прильнула скукожившимся ухом к дверному проему кабинета № 5, пытаясь разобраться, есть все-таки кто в кабинете или ей просто померещились шорохи, шептания, плач и пердеж. Зоя не оборачивалась и не видела дырявый кошмар.
Рабочие котельной заполняли собою коридор, а до начала рабочего дня оставалось три минуты. В 8.58 на этаж прибыл очередной лифт. Могучие спины зомби, выстроившихся перед Зоей в ряд в кабинет «Отдела по работе с персоналом», закрыли ей обзор. Ритуально и ритмично «работяги» прохаживались с места на место, что-то несвязно и хаотично шепча и гудя себе под нос. Они ее не волновали. Дореволюционный лифт наконец-то открыл свои ставни и через глубокую многодневно-смрадную рабочую подмышку Зоя разглядела в мягких лучах лампочки Ильича тонкий силуэт девы. Мона Лиза? Нет. Моника Беллуччи? Мимо. Или сама Венера Милосская? Нет, не то. Неужели великолепный Аполлон? В длинном ситцевом сарафане с цветочками на бретельках, в высоких босоножках, с брендовым смартфоном «Ухожопъ» в одной руке и элегантной розовой экосумочкой в другой… из лифта вышла ОСЕЛ? Или Ослица? Тело, руки, ноги как у самой настоящей девушки, а вместо головы с привычным лицом – длиннющая, исковерканная кривым зеркалом морда Осла, точнее, Ослицы, покрытая твердой колючей шерстью. По бокам этого сосуда хлопали длинные эльфийские уши с серьгами-бижутерией. По центру рыла были непропорционально вдавленные, небритые промежности, напоминавшие ноздри. Вишенкой физиономического апокалипсиса стал накачанный и раздутый как земной шар латексный переливающийся кондом (губы). Вонзившаяся в смартфон будто на автопилоте, не разбираясь, что под ногами и перед нею, Ослица шла размеренно и степенно по дощатому скрипучему полу, но четко и прямо на Зою. Волнами развивался подол ее невесомого сарафана. Она, так же как и Зоя, игнорировала ошарашенную ее появлением рычащую, бьющуюся в возбужденном экстазе толпу рабочих. Зою она не заметила тоже. Подойдя к двери возле Зои, не моргнув, вынув бренчащую связку ключей из глубокого кармана сарафана, девушка отворила храпящую перекосившуюся дверь и вошла в кабинет Отдела договорного спама. Зажегся свет. Ослица скрылась внутри, оставив дверь раскрытой.
Внутреннее чутье Зои заподозрило что-то неладное. Зоя окаменела, пожелтела и отказывалась сразу и по доброй воле войти в кабинет, где уже начала располагаться и готовиться к новому рабочему дню Ослица. Зое хватило нескольких секунд невербального несанкционированного одностороннего общения, чтобы как следует напугаться незнакомки. Она была уверена на сто процентов, что они точно не поладят, что им не по пути и что коридорная компания зловонных работяг гораздо дружелюбнее и миролюбивее, чем экозожная Ослица. Однако Трудовой договор, который не глядя подписывал каждый овсянник корпорации, перед тем как приступить к выполнению своих должностных обязанностей, гласил: каждый овсянник корпорации обязан соблюдать установленный родителем график работы. За нарушение или неисполнение этих обязанностей, установленных в Трудовом договоре, Трудовом кодексе, Личном Подгребном Кодексе и в других положениях и кодексах колонии и корпорации, налагалось дисциплинарное взыскание вплоть до увольнения с занесением сведений о прогуле в трудовую книжку. Именно по этой причине ипохондро-мнительная Зоя решилась и пересекла ровно в 9.00 подсвеченный лампами порог навстречу неизвестности, будто в непроглядную выгребную яму.
Изнасилованный историческим хардкором советский кабинет предстал перед Зоей во всей красе. Она не улыбнулась. Скукожилась. Отшатнулась. Поперхнулась. Плотная испарина покрыла лицо.
Облепившая облезлые стены черная говнистая плесень кишела болотными червями, отдаленно напоминала мягкий уютный мох. Неравномерно кабинет подтапливало сверху мышиной желтой тягучей слизью. Напрочь разгромленное, в ямах, ухабах, трещинах и колдобинах помещение навевало грустную мысль, что, вероятнее всего, вот уже как много веков здесь обитали, размножались и разлагались лешие, ведьмы, гномы и стукачи (а может, и поныне). Кабинет не больше камеры Матросской тишины загромождали туго соединенные между собой и намертво приваренные дюбелями, гайками и штырями к бетонному скрипучему полу офисные столы, стулья, тумбочки, сервант и еще одна тумбочка для принтера с чайником и мухомором по центру. Обшарпанные, облупленные, с залипшими кусками засохших пищевых отходов, засаленные телефоны и лампы (модели из 90-х), мониторы и компьютеры (модели из 70-х) и прочая нечисть располагались на четырех узких офисных столах, навсегда пристыкованных друг к другу в форме буквы «Г». Интерьер и все внутреннее убранство убогого кабинета шел вразрез с инновационной богатой архитектурой БункерСкреба в стиле хайтек.
В нагрузку, кроме червей, тараканов и тарантулов, на Зою глазела черными, как у черной мамбы, глазами Ослица. Тут Зою осенило, что волчьи ягодки от доброй привокзальной бабули – всего лишь ягодки по сравнению с очной встречей с правнучкой самки ослозавра.