- -
- 100%
- +
– До..бр…ы…й…де…нь – поздоровалась Зоя.
– И-а-а-а в курсе! – Отрезала Ослица и одновременно широко, добротно во всю глотку и громко зевнула. Активно дребезжащий язычок в ее пасти был с ладонь. – Твое место будет здесь! – Черный ноготь-кинжал указал Зое на утонувший в облаках пыли и засохших мух, с торчащими гвоздями, раскуроченными углами стол на проходе возле двери. Слепой монитор, дисковый телефон, компьютерная мышь, клавиатура, компьютер и другая офисная оргтехника, канцелярия и чепуха вдруг почувствовали себя неуютно в разношерстной женской компании и икнули одновременно.
– И-а-а-а сразу хочу тя предупредить, – жевала слова жующая жвачку Ослица, слова которые ее законсервированному ботоксом ртом давались с трудом. – У нас здесь очень тесно! Невыносимо душно! – Слишком близко, совершенно перед глазами Зои Ослица жонглировала своими острыми, точно отличные самурайские мечи, ногтями. – Дышать вообще нечем никому! Окон, как ты сама видишь, у нас нет. Кондея, соответственно, тоже. Топят здесь – ужас как ультра! Поэтому, так как ты будешь сидеть прям на проходе, и-а-а-а сразу тебе говорю, что дверь будет постоянно открытой и закрывать и-а-а-а ее с такой духотой не намерена, и жаловаться потом и ныть вот только не надо, что сквозняк или что там кому-то что-то в жо** надуло, все понятно?
Желторотик кивнул.
Перед тем как снова вернуться к привычным приготовлениями к офисному новому рабочему дню, Ослица еще несколько подробных молчаливых раз окатила Зою снизу вверх и сверху вниз взглядом полным чавкающего отвращения и урчащего презрения. Сделав для себя после такого рентгена определенные (не самые лучшие для Зои) выводы, Ослица удобно окунулась в свое офисное кресло за рабочим столом и, казалось, даже на несколько минут позабыла о собеседнице, которая тем временем, воспользовавшись моментом, тоже поспешила за свой, как и у всех, крохотный, грязный, неудобный и раздолбанный рабочий стол. К счастью Зои, Зою от Ослицы и Ослицу от Зои отделял черный квадратный громоздкий ламповый телевизор (с большим не подтертым задом), переделанный под тот самый, как все его здесь называли, монитор.
Пока неуклюжая Зоя приноравливалась к своему новому рабочему месту, то пытаясь вытащить застрявшие, перекосившиеся ящики из тумбочки, то нажимая на залипшие кнопки на процессоре, то снимая кошачью шерсть и отскабливая остатки презервативов с монитора, соседка свободно и легко вытряхивала на свой, такой же как и у всех, изнасилованный поколениями стол содержимое дамской сумочки. На стол летели таблетки, шприцы, флаконы, капсулы, бинты, бритвы, кусачки, молоток, топор, напильник, окорочок, ключи, помада, плетка, тушь, Личный Подгребной Кодекс, жвачка и прозрачный пластиковый круглый контейнер с едой, из которого метко несло сгнившими полвека назад на заброшенном болоте одинокими лягушками.
– ЗОЯ! – через мониторную перегородку перелетело имя. – Тебе уже сказали в Отделе кадров, чем ты будешь заниматься? Сейчас Жанна придет, она тебе все расскажет, даст задания, объяснит, что к чему у нас тут и как. Вообще, и-а-а-а хочу тебе сказать, у нас здесь очень много интересной и сложной работы, так что скучать тебе у нас не придется. – На этом Ослица замолкла и крепко уснула, уткнувшись ослиным носом в свой новенький, усыпанный стразами смартфон.
Глава 3
Офисное тихое счастье под скворчащий, как старый котелок, закипающий электрочайник, под деревянный стук расшатанных клавиш клавиатуры, под скрежет мышей, под хруст острой бумаги и скрип ящиков разбилось об оглушительный машинный гул вновь прибывшего на этаж лифта. Вдоль по коридорной линии, по кабинетам прошла низкая тяжелая волна гуглистой вибрации. Было слышно, как из лифта вышло что-то грузное, сильное, откормленное, а редкие приближающие мощные шаги были тому подтверждением. Шаги чудища становились все громче, все сильнее, все ближе, все мощнее, все страшнее. Будто двухсторонний великан, или перевернутая верзила, или трехмерный голиаф и гигантский жиробас одновременно и вместе вышли на прогулку по этажу. Даже шумоподавляющие наушники не справились бы с надвигающимся катаклизмом. Воздух не остался в стороне и стал еще горячее, острее и вонючее, словно разом горело все дерьмо мира. Угрожающий топот и грохот подступал. Завораживал. Пугал. Замершее сердце Зои подслушивало тревогу, а затем включилось вновь, набирая смятенные обороты. Столы, тумбочки, сервант, стены, двери, даже железный трон, приваренный, казалось бы, надежно к полу в конце кабинета у самой стены – все затрясло, замотало, задрожало, забило в истерике. Секундные стрелки остановились. Штукатурка в кабинете клочьями посыпалась со стен. Дверные стекла и зеркала серванта потрескались и закрошились. Под потолком один за одним разразились ослепительные электрические разряды ветвистых молний. Зеленый туман и бледный пепел окутали помещение. Электромагнитная дрожь не прекращалась, даже когда ледяной смерч пронзительным ураганом вторгся в кабинет, захватывая в водоворот воронки всю пыль, пепел, труху и сор. Еще два сокрушительных оглушающих громовых удара с ослепительными искрами, световыми вспышками и салютом, и на этом весь дьявольский диссонанс разом и мгновенно исчез. Все вновь, как ни в чем не бывало, затихло. Успокоилось. Все встало и вернулось на свои места, туда, где вечно лежало прежде.
Обращенная к двери спиной Зоя вдруг почувствовала своей обостренной холкой (которая встала дыбом), как что-то гигантское, почти уже упирающееся в потолок, черное, как ночная канава, сверху вниз неторопливо и густо дышит ей в спину, будто просверливая затылок острым наконечником пилы. Сердце и конечности похолодели. Чтобы не теряться в догадках, Зоя обернулась. Прямо перед ней стояло и смотрело на нее в упор десятифутовое человекокабанообразное существо женского пола. Настоящее кабанье рыло (с розовым плоским пятаком и длинными кудрявыми светлыми и тонкими, как шелковые нити, волосами на голове, в которых скрывались острые длинные уши) бесшейно было соединено с широким мясистым округлым туловищем с множеством молочных желез, кокетливо прикрываемых черным капроновым с переливающими стразами топом без рукавов, из-под которого торчали толстые короткие ручонки с мягкими плотно срощенными двадцатью шестью жирненькими пальчиками. Латексные розовые лосины облегали многоярусные бедра и ножки, подчеркивая все мясообразования. В руках у существа была кожаная дамская синяя сумочка с эмблемой квадратного супостата.
Тяжелый сущий взгляд камнепадом рухнул на Зою. Пока Зоя поднималась из-под завалов, косолапая и громоздкая свиноматка захромала в самую глубь девятиквадратного кабинета к возвышающемуся на постаменте моно-трэш-трону в экокожаной потертой обивке, стоявшему там, где обычно обычные люди монтируют окно для дневного света. Трон рад госпоже.
Сказать, что после первого достаточно яркого впечатления, которое произвела на Зою встреча со своей непосредственной началькой, Зоя захотела разрыдаться во всю глотку от жуткого страха и своей беспомощности, – ничего не сказать. Полнейшее бессилие от внутреннего глубокого осознания своего изначально униженного положения холуя как специалиста и испуг от перспективы абсолютной стратегической безработицы в колонии взяли верх над ее болевыми ощущениями, чувствами и моралью. Ее горло перехватила засуха.
«Мне трудно представить себе, какая может быть «личная свобода» у безработного, который ходит голодным и не находит применения своего труда. Настоящая свобода имеется только там, где уничтожена эксплуатация, где нет угнетения одних людей другими, где нет безработицы и нищенства, где человек не дрожит за то, что завтра может потерять работу, жилище, хлеб. Только в таком обществе возможна настоящая, а не бумажная, личная и всякая другая свобода». И. В. Сталин.
Рабочий стол начальки Отдела договорного спама почти ничем не отличался от рабочего стола младшего специалиста Отдела договорного спама Ослицы или главного специалиста Отдела договорного спама Зои. Простенький, почти картонный офисный стол начальки был полностью усеян канцелярской и компьютерной кучей: исчирканные психотропными каракулями и спиралями листы бумаги, изуродованные ручки, карандаши и лотки, изодранные блокноты, разбитый дисковый телефон с перегрызенным мышью проводом, ущербные компьютерная мышь, клавиатура, монитор, процессор и прочие офисные нужности, потасканные, разодранные, потрепанные и переломанные, словно над ними нещадно издевались несколько веков подряд. Все бы ничего, и рабочий стол большого гибрида хряка и человеческой самки мог бы даже претендовать на социально-демократическое равенство, если бы не возвышающийся за ним величественный, грандиозный двухэтажный, вылитый из цельного черного металла с масляным отливом трон. Даже перекинутый через спинку трона ветхий нафталиновый пуховый платок с дырами никак не обеднял его внушающий ужас вид.
Тем временем существо продолжало свой ход от двери и Зоиного стола до трона. Болотные сапоги, в которые были экипированы его ноги, шли медленно, долго, мощно, не смущаясь бурных толчков и вибраций, раздающихся каждый раз от каждого такого глубокого давящего шага. Все замерли. Еще сильнее напряглись и натужились вены. Зоя пыталась усмирить, притормозить торопящееся выскочить из офиса на волю быстрое сердце. Дыхание и чувства не поддавались контролю, а отсутствие кислорода еще и объявило мозгу бойкот. Такое часто бывает, когда страх парализует органы, блокирует их и так сигнализирует, что нет смысла крутиться, спешить и пытаться стараться дальше, что все кончено и биться – бесполезно. Обескураженная Зоя вошла в режим бескислородных долин в тот самый момент, когда существо остановилось и удары прекратились. Оно встало задом к двери, задом к Зое, боком к Ослице, передом к своему рабочему столу и трону. Из-за широкоформатной бугристой спины было видно, как из шоппера на стол брякнули наушники, кружка, помада, смартфон, лак, пилка, расческа, Личный Подгребной Кодекс, мусорный пакет с отходами, зубная щетка, электрические щипцы, утюг и сверху еще куча хлама. В этот самый момент вместо того, чтобы, воспользовавшись моментом, поразмыслить о случившемся, поковыряться в себе, попытаться найти свое место в окружении, а окружение в пространстве, а пространство в себе и все это соотнести с адаптацией к коллективу и к новой работе, Зоя обнаружила, что анальное отверстие великанши заговорило через сквозную щель в лосинах на заду. Это происходило наяву.
– Привет, Сашочек. Как дела?
– Хорошо, Жанусь. А ты как? – спросила Ослица.
– Да ничего вроде, Сашочек, потихоньку, – продуло отверстие, а после Кабаниха развернулась к Зое лицом. В полнейшем молчании, не отрывая взгляда от смартфона, она была загружена в смартфон. Спустя четверть часа Кабаниха продолжала упорно смотреть в смартфон. Не меняя своего окаменелого грузного положения, Кабаниха в абсолютном законсервированном безмолвии не переставала глядеть в смартфон. Снова и снова Кабаниха была уставлена в смартфон. В другое время, в другой стране и при другом режиме однообразная сцена молчания начальки могла бы изрядно надоесть присутствующим подчиненным, если бы не правило, выведенное местными никому неизвестными специалистами корпорации (за которое те были растерзаны на канатах), гласившее, что «абстрагированное, удаленное, молчаливое положение начальки – это идеальное положение начальки».
Формула идеального начальки дня:
«смартфон+ доступ в кастрюльNET 22 + бутылка водки и димедрол = идеальный началька-замрун, началька-оцепун, началька-молчун.
Каждый специалист корпорации в душе, конечно же, мечтал, чтобы такая дующая в смартфон мегаабракадабра с десятью сосками никогда не мигрировала бы со своего места, никогда не открывала бы своего жгучего рта, никогда не шевелила бы своим ядовитым языком (а зачастую и языками, вылезающими из самых неожиданных мест), но данное правило (к сожалению специалистов) не было одобрено акционерами Администрации Директоров на Совете Администрации Директоров и не было задокументировано ни в Трудовом положении ПеклоЭнергоГаза, ни в Личном Подгребном Кодексе и, соответственно, каждый началька мог спокойно передвигаться ногами, жестикулировать сосками, вибрировать языками и осуществлять другие конклюдентно-напыщенные действа своими частями.
– Жан, у нас тут новый овсянник. – Ослица пробудила Кабаниху, уничтожив идеал.
– Вижу! – заскрежетала зубами Кабаниха.
Вдавленные в глубокий, как темная глухая пещера, череп мелкие глазки с драконьими ядрами на седом фоне схватили и присосались к горлу добычи. Кабаниха впритык с нескрываемым интересом смотрела на Зою. Не отрывая глаз. Только на Зою. Она не сводила с нее своих седых глаз, словно сквозь них, как через шприц, она пускала свой яд, проникала в жертву, поражала ее. Пристальный съедающий взгляд удручал, приводил в замешательство. Спрятаться от него, упрямо опуская глаза вниз в стол и под стол, было невозможно. Огромная белобрысая кудрявая кабанья голова своим командирским видом требовала ответа от Зои на свои претензии, и Зоя догадывалась, каких именно.
Во-первых: овсянник Зоя был принят на работу еще вчера, но почему-то на работу вышел только сегодня с утра. На каком основании овсянник Зоя отсутствовал весь вчерашний день?
Во-вторых: еще вчера, когда овсянник Зоя усердно подписывал документы и фотографировался на пропуск, его непосредственный началька Ж.К.Х оставил ему телефонный сброс с номера своего мужа с определителем «коллекторы», на который овсянник Зоя почему-то не ответил, и тут возник у начальки Ж.К.Х вопрос, какое овсянник Зоя имел право не брать телефонный сброс, когда ему звонит его непосредственный началька Ж.К.Х, пусть и с коллекторного спам-номера, на каком основании овсянник Зоя не дозвонился на платный спам-номер, пусть и этот номер был уже заблокирован давным давно мужем начальки Ж.К.Х.?
И наконец-то в-третьих: так как овсянник Зоя еще вчера был принят в Отдел договорного спама, у начальки Ж.К.Х, естественно, возник абсолютно реальный вопрос, почему до сих пор такой овсянник Зоя не выполнил ни одно из тех заданий, которые началька Ж.К.Х направил своему овсяннику Зое на его не подключенную айтишниками неработающую рабочую электронную почту?
Зоя попыталась ответить.
– Жанна Канделябровна… в Отделе кадров… вчера сегодня мне сказали выходить мне… а эта девушка вчерашняя там у проходной сегодня с утра назвала этот этаж на этаже и я… – багровела, путалась и заикалась Зоя, тщетно пытаясь отыскать в полу под собой люк для побега.
По-императорски сложив руки перед собой, с горделивой ровной скалистой спиной Кабаниха внимала объяснениям. Огромными бюстами и мясным брюхом она медленно и глубоко вдыхала, вбирала в себя каждое сказанное Зоей слово, а затем из себя выдыхала в виновницу токсичный распад. Перед тем как снова занять свой трон, Кабаниха испила сполна свой живой энергетический коктейль, выжатый из потуг дерганного спеца23.
– Я вам кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе- кхе-кхе-кхе-кхе-кхе…
Непозволительно долго, упрямо и дерзко слезоточивый сердечный кашель душил Зою. Жесткий ком в горле встал колом. Переведя дух перед душесыроедкой, Зоя с начала начала объяснения, приспособления, унижения.
– Я вам вчера звонила, но не смогла дозвониться…
– Да, у меня телефон иногда глючит. Представляешь, даже мой муж не может до меня дозвониться НИКОГДА и звонит поэтому Сашку. Сашок всегда с ним на связи ПОЧЕМУ-ТО и даже больше, чем Я САМА. Вчера в кадрах у тебя все хорошо прошло, никто не обижал, документы все без проблем оформили?
– Да, все хорошо, – будто бездомный щеночек прогавкал новой хозяйке.
– Ну отлично! Тогда располагайтесь. Вы с Сашей уже познакомились? Ты не против, если я на «ты» с тобой, О’КЕЙ? У нас тут прекрасный дружелюбный коллектив, никакого склочничества, сплетен, которых я ТЕРПЕТЬ не могу. Тебе, я хочу сказать, ОЧЕНЬ повезло с Сашком и со МНОЙ, и таких КОЛЛЕГ ты никогда и нигде не встретишь НИ в одной компании, НУ таких, как мы, НУ просто НЕТ от слова СОВСЕМ! Мы ОЧЕНЬ близко дружим с нашими мальчиками из отдела земляных отношений. Там ПОЛНО красивых обаятельных парней, хотя, судя по твоему резюме, у тебя двое малюток и, значит, молодые люди не интересуют тебя больше. Все понятно, куда теперь с такой ношей, конечно.
– Ну да, – так юродивый обычно отвечает своей барыне.
– Нам, замужним, теперь уже не надо никаких мужиков, в отличие от Сашочка моего красотульки, да, Зой? Такая красивая, молодая, СОЧНАЯ девка и одинокая, представляешь, Зой? Как так, Саш? – Кабаниха развалилась на своем рабочем столе, положив свои мясистое брюхо и сочные груди на несметные завалы бумажного, канцелярского и компьютерного хлама. Правая рука подпирала подбородок формы абажур, сигнализируя о миролюбивом настрое начальки, что и уловила Ослица.
– И-а-а-а не знаю, Жан, как-то та-ак. – проскулила Ослица.
– Сашок, это все из-за твоей ВЫСОКОЙ планки, которую ты ставишь перед мужиками. Но, может быть, ты и права? Такая девушка, как ТЫ, достойна, конечно, только ЛУЧШЕГО олигарха. Ты права, Сашок, абсолютно права! Я, кстати, тебя потом познакомлю или ты там сама с ним познакомишься, с нашим заместителем генерального директора по юридическим вопросам с Зэ-Гэ-Дэ24 Чупа-чупсовым Максимом Олеговичем.
– Это у которого я собеседование проходила, что ли? – безразлично спросила Ослица.
– Да! Он, девочки, кстати, возглавляет наш весь с вами юридический департамент. Под ним сидит началька управления по общедармовым вопросам – Хочюпюре Угар Йопопович. Но про этого ДЕБИЛА и ДЕГЕНЕРАТА будет отдельный разговор. Эта персона, будучи ПОЛНЫМ дураком, идиотом и невтыкайло, занимает АБСОЛЮТНО не свое место в департаменте и сидит НУ ПРОСТО в чужом кресле!
– В твоем кресле, Жан, давай быть честными! Это место должно было быть твоим, Жан, и мы все об этом знаем! – выдала Ослица.
– Да, Сашочек, конечно, мой котик, но об этом потом. Сашок, я ОБЯЗАТЕЛЬНО должна познакомить тебя с нашими мальчишками из отдела земляных отношений. Они там занимаются вроде бы (точно не помню) какими-то кадастрами, планами, межеваниями и прочим, в чем я ВООБЩЕ ничего не понимаю. Мальчишки ОЧЕНЬ грамотные, образованные, настоящие профи юриспруденции, насколько я знаю; к примеру, так, у их главного специалиста Жлобки диплом ГОВНОДАВА. На МИНУТОЧКУ ТАК, не слабо да? У старшего специалиста Кена – сертификат торговца мандаринами – ТОЖЕ о чем-то говорит! Ведущий специалист Иха – вообще то ли нахлебник, то ли альфонсик, то ли мажорчик, тоже поди устройся так в наше время, а еще и машинами увлекается. Но хотя, Сашочек… – Кабаниха вдруг задумалась, закусив шатающуюся губу, но вскоре продолжила вновь: – Думаю, тебе не повезло, потому что все наши первоклассные мальчишки-землянщики уже женаты на своих прекрасных женах, которые уже нарожали им кучу детей. Я их всех видела, все МОЛОДЫЕ (моложе тебя, да, Сашок, лет на десять) и уже мамы. Вот так, твои, Сашочек, ровесницы, и все уже замужем и порожали, а ТЫ ВОТ НЕТ!
Отрешенный интерфейс Ослицы, как севший бэушный смартфон, не отображал ничего, кроме редкого тяжелого моргания ресницами.
– Но САМЫЙ, Сашок, у нас красавец-мужчина, АРИСТОКРАТ – это ПАХОВ Улан Купидонович. Я по нему НУ ПРОСТО схожу с ума, честное слово, девочки МОИ! Улан такой УМНИЦА, КРАСАВЕЦ, управленец. У него, я знаю, несколько фирм. Еще он владелец жилого комплекса на ДРОНе. Бизнесмен, скромняга. В магазин ПЯТАК ходит и даже ПАКЕТ пробивает. Молодой папа. Женат на прекрасной юной девушке. У них разница то ли 30, то ли 40 лет. Он ее еще ребенком взял. Сам мне рассказывал в бане… Тебе бы, Сашок, ТАКОГО бы в мужья, конечно. Со временем, Сашочек, ты со всеми мужчинами обязательно познакомишься. Кстати, Зой, у вас с Сашком разница в неделю. Саша только неделю назад к нам устроилась. Точнее, я ее позвала из фирмы, которая тоже входит в группу компаний ПеклоЭнергоГаза, где мы вместе раньше работали, поэтому сильно не удивляйся, что мы так тут общаемся.