Взгляд зверя: его истинная
- -
- 100%
- +
– Но ведь это действительно так, господин Корнвуд. Все это знают.
– Грейси, есть моменты, когда нужно помолчать.
– Простите, Господин Корнвуд.
Какая воспитанная… в голове не укладывалось. Будто это исчадие ада в одно мгновение превратилось в примерную девочку. Кто будет меня винить, что я не верю ни единому ее слову?
Почувствовал, как меня поднимает кто-то очень сильный, в нос ударила острая вонь дезинфекции, которая пробивалась даже сквозь путаницу запахов. Путаница… она было просто безумная. Животные запахи ударяли по рецепторам: мокрая шерсть, жуткий страх, болезнь и любопытство… вокруг замяукали кошки, залаяли собаки, заверещали попугаи… почувствовали зверя… испугались, мелкие шавки, начав паниковать. В пространстве расплылось терпкое зловоние мочи – кто-то описался от страха, почуяв рядом с собой волка. Их животный ужас мне льстил: пусть боятся, твари. Пусть все боятся… и эта малявка больше всех…
«Рррр», – хотелось зарычать, но из глотки вырвался всего лишь скулёж. И даже он до смерти напугал мелкие домашние ничтожества, собравшиеся в коридоре. Они тряслись на руках своих хозяев, писаясь и забиваясь в угол переносок, царапая руки, которые не могли удержать их смехотворную панику.
Я – настоящий зверь, я – ваш страх, главный в этом лесу и в этом городе. Бойтесь.
В глаза ударил слепящий белый свет. Я был завернут в какой-то шерстяной плед, дерущий острой шерстью мой нос. Удивительно, но пах он очень приятно… тот самый дурманящий запах, прорывающихся сквозь парализацию и спутанность сознания. Принюхался, чтобы распознать его получше, но меня сразу лишили его, размотав мое многострадальное туловище и отбросив плед в сторону.
– Грейси! Так ведь это волк! – совершенно правильно закричал мужик в белом медицинском халате, у которого, слава Матери, были мозги.
– Да какой же это волк, господин Карнвуд? Это собака. Волков у нас в округе отродясь не водилось, а этого бедного пёсика я нашла совсем одного. Он наелся всякой дряни, надо посмотреть, не подхватил ли чего.
– И какую такую дрянь он ел? – со здоровой подозрительностью спросил доктор.
Ну же, умный мужик, давай, задай ещё парочку правильных вопросов, спаси меня. Я не должен здесь находиться, мне нужно нестись к Озеру Лунных Слез, иначе не быть мне вожаком, останется только осыпать голову пеплом позора…
Я готов был встать на колени перед этим мудрым человеком, только чтобы он вправил этой глупой девчонке мозги.
– Он ел падаль. Кажется, оленя, – с грустью в голосе ответила девочка.
– А ты уверена, что этот олень умер сам, а не этот волк его загрыз?
– Здесь не водится никаких волков, – упёрлась непробиваемая «спасительница», – Я усыпила его транквилизатором, который предназначался для Матильды. Она жирненькая и весит больше этой собаки, я боюсь, что переборщила.
Конечно переборщила! Самим выстрелом! Но я сопротивлялся окончательному забытью, как мог. Это походило на наркоз, в котором разум остаётся в сознании. Я не какая-то безмозглая овца, тело оборотня борется со снотворным, и скоро оно победит. Тогда тебе не сдобровать.
– На прошлой неделе ты привезла мне игуану. Где ты ее взяла?
– У соседей. Они мучали ее. Я уже нашла ей новых хозяев.
– А сурка три дня назад?
– Теперь с его лапкой все хорошо.
– А сегодня волк…
– Это не волк.
– Грейси, ты тащишь сюда всех подряд, это уже не в какие ворота не лезет. Я буду вынужден оповестить об этом твоего отца.
– Дядя Корнвуд, ну пожалуйста… – она что, плачет? – Это же не волк, окрас у него совсем не такой. Посмотрите! Серый и черный, и даже рыжий есть. И хвостик беленький. Правда, он милый?
Ррр…
– Окрас и правда не совсем волчий, – с сомнением сказал «врач», и мои надежды пошли прахом. Он что, пожалел это исчадие ада? – Но линии и расположение пятен на морде у него классические. Может, метис? Полукровка.
Я – полукровка?! От этого заявления в моих жилах вскипела кровь. Я нашел в себе силы оскалиться, но лапы и тело остались недвижимы. Тихая ярость текла по венам, злость била в виски, желание рвать и метать заполонило все мое естество.
– Так вы посмотрите его?
– Сделаю все анализы и если все хорошо, отпущу. Он не был агрессивным, когда ты его встретила?
– Совсем не был! – очень весело ответила мучительница, мигом осушившая свои слезы.
Мелкая лицемерка.
Порву! Всех порву! Я – шерстяной волчара… мои лапищи… мощны…
В руках ветеринара блеснуло что-то стеклянное. Это что, градусник?
– Уууу! – отчаянно завыл я, когда почувствовал стеклянный холод.
Унижение. Полное. Тотальное. Необратимое… НЕНАВИЖУ.
Я беззащитно замолотил лапами в воздухе, будто это могло меня спасти, будто я мог убежать… твердый градусник придал мне сил в желании прекратить это бесчинство, это бессовестное унижение, которое недостойно моего звания вожака. Озеро Лунных Слез…
Оно грезилось мне, когда бесцеремонная рука врача сжала мою морду, прерывая мой отчаянный вой, когда в лапу воткнулась иголка шприца, чтобы украсть мою оборотную кровь, когда к моим ранам прикоснулось что-то очень жгучее с запахом йода и спирта. Я впал в мимолетную дрёму, где мне снились прозрачные воды, шерсть моя колыхалась, увлекаемая прохладными потоками. Перед глазами возник лик Ночной Матери, и жаркое тело объяло серебро лунного света.
«Теперь ты вожак», – сказала она мягким, словно первый снег голосом, и сразу же повторила, но теперь властным, полным воинственности тоном: – Ты – вожак! Беги!
И я бежал. К своей стае, вошедшей в мои мысли, словно вереница крикливых воронов, они гоготали и хлопали большими черными крыльями, умоляя проснуться. Но я бежал внутри сна, и сколько бы открытых дверей не проносилось мимо, ни одна из них не вела в реальность. Мягкие сильные лапы ступали по земле, которая должна быть твердой… должна… но вдруг я почувствовал, что бегу по пустоте – под лапами не оказалось ничего, кроме темной бездны. Я провалился в воздух и завыл, падая.
– Он сейчас свалится со стола, – услышал я далекий голос врача, гулким эхом пронесшийся по бездне. – Грейси, держи своего волка.
– Это не волк.
Кто-то толчком запихал меня на металлический стол-экзекуцию, заставляя смириться со своей судьбой.
Смириться? Нет! Никогда!
Голос непробиваемой никакими аргументами малявки заставил выбросить добротную порцию адреналина, мозг вынырнул из забытья и зацепился мыслями за реальность.
– Ну… что ж, – задумчиво проговорил доктор, который, видимо, смотрел мои анализы, – Редко встретишь такого здорового животного, все параметры просто идеальные. Если, конечно, учесть, что это – волк.
– Что вы имеете ввиду? – неуверенно спросило исчадие ада, до которого я молился чтобы, наконец, дошло.
– Грейси… – сквозь отяжелевшие веки я глядел, как мучитель устало снимает очки, – Я уже давно в этой профессии и могу отличить койота от шакала, шакала от собаки, а собаку – от волка. И не только по внешнему виду, все анализы говорят сами за себя. Это дикое животное, причем абсолютно здоровое. Отвези его туда, где взяла пока он окончательно не отошёл от снотворного. Этот зверь опасен.
– Вы действительно так думаете? – что это? Неуверенный писк? Страх? Проблеск разума? Наконец-то!
– Абсолютно уверен, – доктор схватил за запястье девчонку, которая уже тянула ко мне свои коварные ручонки. – Тебе нужна помощь? Я могу послать с тобой Скилли или вколоть ещё одну дозу снотворного.
– Нет, не нужно, – упавшим голосом сказала девочка, которую, как я понял, зовут Грейси. Навсегда запомню это имя. Оно отпечатались в моем мозгу, как трещины на гранитных скалах, – Жаль, что это не собака… наверное, ему лучше на свободе… а вы не знаете, волки хорошо приручаются?
Она это серьезно? Не верил своим ушам. После всего, что она со мной сотворила? Пусть только попробует подойти – откушу руку по локоть!
Хотел клацнуть зубами, но из моего рта вывалился язык и я почувствовал, что из пасти течет слюна как у неумного. Обратно засунуть язык я так и не смог – парализовало. Не ощущал больше никаких запахов. Вообще. Прошло пара часов и я предчувствовал, что ресурсы моего тела на исходе, скоро мой мозг окончательно отключится.
– Нет, Грейси, приручить дикого волка – очень плохая идея, особенно такого, как этот. Я много всякого повидал и скажу, что он настроен совсем не дружелюбно. Я скажу Скилли, чтобы он отнес его в твой пикап. Постарайся избавиться от него побыстрее.
– Хорошо, господин Корнвуд. И все же жаль, что это не собака…
Ррр…
Меня подняло в воздух, слюна капала на пол, горячее прерывистое дыхание возвещало всем окружающим о присутствии зверя. Собравшиеся в коридоре твари провожали меня презрительными взглядами… все они… поняли, что мое естество неподвижно. И я беззащитен. Никто даже не зарычал, не зачирикал и не выпустил когти. Презрительные шавки.
Обратный путь был недолог. Значит, она не вернула меня туда, откуда взяла. Это могло означать только одно: я сбился с пути и теперь совсем не знаю, где нахожусь.
– Прости, малыш, – прозвучало над головой, когда меня выкинули с тележки на траву, как никчёмный мешок с картофелем, – Я не могу тебя отнести к твоему оленю, его теперь съест кто-то другой. Но ты, наверное, очень голодный, да? Не волнуйся, у меня есть для тебя кое-что получше.
Рядом с ней я уже давно разучился волноваться, только испытывать бессильную ярость, ведущую в никуда…
Сбоку послышалось шуршание пакета, но я не знал, что было в нем – рецепторы полностью отказали. Не чувствовал запахов, не слышал мириады тонких звуков, которые улавливал, будучи полным сил, не ощущал даже своего языка.
– Вот, это тебе, когда проснешься, – лёгкая ручка исчадия ада легла между моих ушей, прямо на холку, и осторожно прошлась по шерсти.
Хотел откусить, но передумал. Конечно же, просто не мог… да и оказалось неожиданно приятно. Едва уловимые касания убаюкивали, растапливая мою злость, ненависть, чувство безысходности и непостижимое моему воображению унижение… странное чувство, умиротворяющее.
Грейси прошлась по шерсти ладонью, потом ещё раз, и ещё раз, и ещё… наверное, она действительно очень любит животных, раз умеет так гладить. У меня отбило обоняние и способность слышать, но я ещё мог ощущать, и от этой ужасной девчонки я чувствовал непостижимую мне доброту. Она окутывала плотным теплым саваном, лишая злости и желания разорвать всех на своем пути, а вместе с тем – способности сопротивляться забытью. Я держался только на агрессии и адреналине, а теперь их не стало. Под мерные поглаживания я понял, что транквилизатор меня окончательно одолел – мой мозг отключился.
ГЛАВА 4. Конор. Тяжелое пробуждение
Рассветный холодок лизнул озябшую кожу. Вдали слышались редкие сигналы проезжающих машин и свист разгоняемого моторами ветра, значит, где-то рядом трасса. Звуков моторов оказалось не так много, следовательно, это не оживленная трасса и я всё ещё где-то на задворках цивилизации, в глуши и безвестности.
Наверное, я чем-то очень сильно разгневал богов, наверное, эта встреча была мне послана в наказание, наверное… мысли лениво шевелились в голове, пока ко мне медленно возвращались все пять причитающихся мне по праву рождения чувств. Ещё несколько часов назад я отдал бы за них половину жизни, но теперь они врывались в окостеневшее от холода тело, принося с собой лихорадку, ломоту в теле, головную боль и невыносимую тошноту.
Я очнулся где-то в траве, покрытый промозглой рассветной росой, по моей гусиной коже стекали прохладные капли, согреваясь от лысой человеческой кожи. За ночь я потерял форму волка вместе с возможностью трансформироваться. Не помню точно, в какой именно момент это произошло, просто однажды ночью я стал вдруг человеком и, пребывая в липком забытье, не смог войти в тело зверя.
Просыпаясь, я с трудом размял спину, упершись руками о траву, выгнулся. Тошнило, просто неимоверно тошнило… транквилизатор сделал все свои грязные дела, какие только мог: в голове всё ещё клубился туман, окружающие звуки не текли тонким, легко уловимым ручейком, а били оглушительным набатом, сотрясая нутро до боли. И холод, безумный, сковывающий холод… не мог повысить температуру тела, чтобы согреться, попытался выпустить когти из рук, коснувшись хотя бы формы ликантропа, но и это мне не удалось. Тяжёлый отход от завышенной дозы транквилизатора превратил меня в обычного, беспомощного человека, у которого из достоинств только тяжёлое похмелье. Надеюсь, это ненадолго…
Грейси. От самого воспоминания этого имени у меня звенели кости и вскипала бессильная, беззубая, бессмысленная ярость… как только вернусь домой, удалю все контакты, связанные с этим именем и выкину все книги, в котором оно упоминается. Грейси… кажется, так зовут одну мою троюродную сестру, у которой недавно родилось двое детей. Ну и пусть, никогда не общался с ней близко, та ещё самодовольная сучка. С удовольствием вычеркну ее из своей жизни, чтобы уж точно ничего не напоминало.
А сейчас… сейчас нужно было добраться до цивилизации, иначе я так и останусь лежать здесь, в траве, забытый всеми и самой Матерью. Даже не хотел думать о последствиях вчерашнего дня. Знал, что ничего хорошего меня не ждёт. В это полнолуние я не достиг Озера Лунных Слез, а валялся неподвижно в мокрой холодной траве, навсегда потеряв шанс стать вожаком. Время упущено, его не вернуть. Чуял, второго шанса у меня уже не будет.
– Черт… – выругался я, садясь на пятую точку, скукожившись всем телом в попытках сохранить тепло, пытаясь сфокусировать взгляд на зардевшем алым горизонте. Уже показалась жёлтая макушка солнца и скоро станет теплее.
С одной стороны, новости были неплохие, а с другой – я совершенно голый…
Сжал ноги, обнял себя руками. Просто волчий холод… или это я – слишком человек?
В нос ударил резкий запах чего-то химического, затмивший все запахи проснувшийся природы. Повернул голову, взглянул вниз: рядом лежала кучка собачьего корма.
Вот, оказывается, чем шуршало это исчадие ада перед тем, как оглушить меня нежными поглаживаниями между ушей… вместо оленя она предложила мне всю силу пяти злаков и пользу натуральной индейки с 40-процентным мясным содержанием. Но по запаху предполагал, что там около двадцати, не больше.
Согнулся, сотрясая нутро от этой невозможной, просто невыносимо резкой вони. Вырвало. Остатки оленя легли аккурат на кучку моего потенциального завтрака, который я бы все равно не съел ни при каких условиях, даже будучи волком. Пусть эти наркоманы в виде домашних шавок грызут химический суррогат. Я не приемлю ничего, кроме настоящего мяса.
Грейси… не знал, что можно испытывать столько неприязни к такому простому незатейливому имени.
Встал, с трудом разогнул ноги и человеческое туловище. Стало холоднее, кожа натянулась так, что, казалось, вот-вот лопнет. Ничего страшного, когда отойду от последствий рокового укола, все придет в норму. За свое здоровье я уж точно не опасался, а вот за реакцию стаи… нужно будет подумать, что я скажу ей. Хотя, все, что бы я не сказал или придумал – все никчемно. Уже не имеет значения, что произошло. Что бы ни случилось, это был выбор богов – так решит старый вожак, а за ним и вся стая.
Отныне я – альфа, победивший трёх соперников, но от которого отказалось высшее провидение. Неудачник, не имеющий будущего, волк, погубивший свою стаю. Что будет с ней, ведь выбрать вожака сейчас станет трудной задачей… не хотел об этом думать. Не сейчас, не в этот день… ноги сами передвигались по траве, я шел к трассе, высокий, крепкий и сгорбленный, надеясь, что меня не примут за йети.
Знал нравы здешнего населения – им что не попадись на пути, все принимают за Лохнесское чудовище, вампира или какого-нибудь индейского призрака. Не хотел оказаться в их списке, лучше уж сверкнуть голым телом на трассе. В конце концов, стесняться-то мне нечего.
Вышел на дорогу, с удовольствием почувствовал теплоту асфальта пятками: за день он нагревался так, что к рассвету ещё не успевал остыть. Хорошо, что Грейси меня подстрелила летом, будь сейчас зима… и чему я радуюсь? Меня взяла неконтролируемая злость.
Понял, что рычу на машину, которая притормозила при виде несчастного голого мужика на трассе, вскинувшего руку большим пальцем вперёд. Машина задумалась немного – стоит ли уделять внимание странному незнакомцу с диким оскалом на лице, а потом продолжила свой путь, решив со мной все-таки не связываться. Эта девчонка всё ещё приносила мне неприятности будучи уже, хоть и в недавнем, но все же прошлом.... Завтра я буду йети – как пить дать. Нужно было с этим как-то завязывать.
Усмирил свой гнев, попытавшись сделать несчастное лицо. Одной рукой прикрыл гениталии – человеку, все же, присущ стыд, а сейчас я находился в людской ипостаси.
Следующая машина вызывала твердую уверенность в светлом будущем – она была полицейской. Из нее вышла женщина лет пятидесяти, с таким размером бюста, что он с трудом сдерживался казённой рубашкой:
– Стой на месте, парень, – объявила она, тряхнув блондинистыми выцветшими волосами. Готов был поклясться, что осветляла она их не раз, – Подними руки так, чтобы я их видела.
– Боюсь, я могу поднять только одну руку, мэм, – неуверенно прохрипел я, удивляясь тому, что голосовые связки меня все-таки послушались. – Но если вы настаиваете…
– Не надо, – задумалась пожилая блондинка, оторвалась от служебной машины и сделала несколько шагов в мою сторону – на ее бедре красовался кольт, и она уже с любовью его поглаживала, – Можешь оставить одну ладонь там, где держишь. Вряд-ли у тебя там поместится что-то слишком опасное, что может меня удивить.
При этом служительница закона ехидно усмехнулась, окинув меня любопытным, совсем не официальным взглядом. А она не из робкого десятка и с острым языком. Тут что, все женщины такие? Надо будет сделать себе напоминание больше не появляться в этих местах.
– Что с тобой случилось, парень? – спросила женщина полицейский.
– Ограбили, – совершенно честно соврал я. – Выбросили на обочину.
На обочину жизни…
– Помощь нужна? – от этого вопроса я вздрогнул.
А по мне не видно? Наверное, у женщин в этих местах очень туго с причинно-следственными связями.
Однако, хотелось закричать отчаянно, что нет, я иду своим путем, и можете отправиться подальше со своими благими намерениями, но сегодня – не вчера, и помощь мне действительно была нужна.
– Мне необходимо позвонить.
– У вас есть родственники, друзья, которые могли бы помочь?
– Есть, – кивнул я, порядком сомневаясь в своем заявлении. Примет ли меня стая после всего того, что произошло? – Как вас зовут, мэм?
– Капитан Сьюзи Адамс, – ответила мне женщина, уже довольно дружелюбно провожая меня на заднее сидение, – Гоняюсь тут с утра пораньше за нарушителями без прав, но они оказываются гораздо проворней. И откуда только у подростков столько прыти? Вот мы в их года…
Дальше я уже не слушал, совершенно не интересовался какими-то нарушителями законов, мне хватило и одной девчонки, которая выдает желаемое за действительное вопреки всем законам логики.
– Алло, – прохрипел в трубку я двоюродному брату. Знал, что он поможет, даже если случится ядерная война, – Грэг, привет. Не задавай лишних вопросов, мне тут нужно…
– Конор, ты вообще где?! – в трубке послышался ожидаемо панический голос, – Вся стая в сборе, мы уже давно ждём тебя, а перехода так и не произошло! Никто не чувствует твоих мыслей, вожак сидит и молчит, он очень недоволен. Что за херня творится, ты можешь мне объяснить?!
Крик иглой впился в мозг, вызывая острый приступ боли.
– Если будешь так кричать, обойдусь без твоей помощи. Но должен признать, сейчас она мне очень нужна.
– Прости, – выдохнул Грэг на той стороне, – Говори, что произошло.
– Подробности при встрече, но сейчас я назову адрес, тебе нужно будет подъехать. И ещё, – взглянул я на затылок Сьюзи Адамс, у которой, я уверен, в несколько раз обострился слух, – Пожалуйста, захвати с собой одежду.
***
Так и не вышел из машины, пока не подъехал Грэг. Не нужен был мне ни полицейский участок, ни посторонние любопытные взгляды. Несколько раз Сьюзи жадно проходилась глазами по моему мускулистому двадцатилетнему телу, но я делал вид, что ничего не замечаю. Если будет так продолжаться, могу опорожнить остатки оленя прямо ей в машину – тошнить-то меня не перестало.
– Удачного тебе дня, надеюсь, все будет хорошо, – попрощалась служительница закона, когда я, наконец, почувствовал себя человеком: оделся и перебрался в машину брата, – А ты, случайно, не видел тут серый старенький пикап? Там за рулём девчонка лет четырнадцати, с головой белой и двумя косичками. Если честно, никак не могу ее поймать. Говорю же, прыткие нынче подростки…
И тут до меня дошло, что горе-охотница и нарушительница дорожного порядка – один и тот же человек.
– Грэг, дави на газ, – бледным от подавленности голосом прохрипел я брату.
Не хотел оставаться в этих координатах пространства ни на секунду.
Как только Земля носит таких людей?
Этот вопрос меня мучал все то время, пока я стоял под горячими струями душа уже у себя дома, тело ломило, мышцы болели, мысли всё ещё путались. Тяжело мне давался отход от транквилизатора…
Стая уже давно разошлась по домам, старый вожак рвал и метал. Мне предстоит встретиться с ним с минуты на минуту и дать полный, честный ответ, ничего не утаивая. Ничего… как я могу рассказать о том, что случилось? Как мне дать объяснению этим унизительным событиям, которые застали меня врасплох? Если бы на моем пути встретилась группа медведей и я дал бы равный, полный героизма бой, моя неудача не показалась бы такой… такой…
– Уууу, – завыл я от обиды, чувствуя, что к голосовым связкам возвращается оборотная магия.
Значит, начал приходить в себя. Горячие, обжигающие капли влаги стекали по распаренное коже, огибая твердые, похожие на сталь мышцы. Эти мышцы могли разорвать кого угодно, согнуть металл, сдавить глотку врагу, а мои острые клыки – ее перегрызть. Но что толку? Что толку… если один укол сводит на нет все твои достижения, многолетние тренировки и ему просто плевать на твою силу. На моей заднице, прямо на правой ягодице красовался огромный синяк – то самое место, где вошла игла с транквилизатором. А я вспомнил об одном очень важном деле – мне нужно было избавиться от всех контактов и макулатуры, где упоминается имя «Грейси».
ГЛАВА 5. Грейси. Отпусти енота
6 лет спустя…
Сегодня мы пошли совсем по другому маршруту и Матильда, вроде бы, совсем не была против. Прогуливались не спеша, только сейчас немного ускорили шаг, потому что мне нужно было поймать енота. Сегодня опять не приехал мусоровоз, и около мусорных контейнеров накопилась куча всякой всячины. Она привлекала голодных зверушек и один из них умудрился порезаться. Я застала его всего в крови, когда он ел что-то из разорванного пакета, енот пытался убежать, но ещё никто не уходил от меня больным и несчастным.
Что уж говорить? Стараюсь помочь всем животным, кто в этом нуждается. Не знаю, откуда это у меня. Отец говорит, что мне просто нечем заняться, мама – что совсем бедовая, а дед размахивает двустволкой, переодевается в старый китель Конфедерации и кричит, что это все гены. Какие гены, я так и не поняла. Ведь он даже не может ответить на вопрос, за кого выступал его прадед – за север или за юг? Наверное, он немного выжал из ума и не совсем отдает отчёт в том, что говорит. Рассказывает всякие сказки о героическом прошлом, о семье, в крови которой течет охотничья кровь, и говорит, что я неправильный охотник, и молодое поколение уже совсем не то.
А я просто не могу смотреть в глаза животным, у которых что-то болит, будто чувствую их боль и хочу, чтобы это прекратилось. К тому же я ощущаю, что могу помочь, и где у них болит, поэтому и поступила на ветеринарный факультет, и скоро мне предстоит уехать в город учиться. Буквально с минуты на минуту – только поймаю это несчастное животное.
– Б-беее, – совершенно справедливо возмутилась Матильда, уставшая ждать, пока я достану из-под мусорного бака дикую зверушку.
Ну конечно, старушке уже четырнадцать лет, не хочется ей переминаться с ноги на ногу около зловонного мусора, когда можно пожевать сочного полевого сена, что я приготовила ей на вечер.
– Подожди, Матильда, – надеюсь, овечка почувствует мой успокаивающий тон, обычно она всегда его понимала, – Тебе живётся хорошо, вкусно и уютно, а этот бедный енот – беспризорник, ему повезло совсем не так, как тебе. Нужно уметь делиться.
– Б-беее, – ответила овца и я приняла это за согласие.
Матильда пару раз натянула поводок, который я привязала к столбу около баков, осознала, что освободиться без моего участия у нее не получится и все же смирилась со своей судьбой.
Стояли последние августовские дни и солнце палило нещадно, будто чувствовало, что перед холодной осенью нужно дать побольше тепла.