Наследник. Книга вторая

© Алексей Хапров, 2022

ISBN 978-5-0056-9927-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-9928-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Вот вся жизнь у меня такая, пытаюсь отыскать своё счастье, а нахожу одну лишь только беду…

Передо мной что-то колыхалось. Очертания были неясные, расплывчатые, как будто разводы грязи на запотевшем тёмно-зелёном стекле. И вот они стали проясняться. Медленно, постепенно…

Огромная, нацелившаяся мне прямо в лицо, мохнатая когтистая лапа!

На моём лбу выступил холодный пот. Я в ужасе отпрянул назад.

Но это была не лапа. Это была просто ветка изогнувшейся, словно в чудовищной муке, исполинской раскидистой ели. Такими же изогнутыми и скукоженными смотрелись и её собратья-соседки.

Тусклый мертвенно-зелёный свет и гнетущая, почти что вакуумная тишина!..

Я открыл глаза. Грязно-зелёный свет тут же преобразился в золотистые солнечные лучи – они пробивались сквозь брешь между задвинутыми оконными шторами. В мои уши тягуче вползло мерное тиканье висевших напротив кровати настенных часов, и я с облегчением обнаружил, что нахожусь не в полумёртвом дремучем лесу, а в своём доме, в своей постели.

Один и тот же мрачный, внушающий тревогу сон! Он снился мне уже несколько ночей подряд! Страх, ощущение трагической неизбежности!.. И с каждым разом этот сон становился всё чётче и чётче, всё ярче и ярче.

Да что же он ко мне прицепился? Нет, ну в самом деле!..

А может он прицепился ко мне неспроста? А может это какое-то предостережение? Или чьё-то телепатическое послание? Ведь вещие сны – это не такая уж редкость!

Уродливый, покорёженный лес. Походящие на чахлых, но злобных существ, тесно смыкающиеся друг с другом сосны и ели. Мрачная чащоба, навевающая предсмертное, мучительное забвение…

«Предсмертное, мучительное забвение»!

Меня передёрнуло. Я оторвал голову от подушки. И что бы это могло означать?

Я протянул руку, надел очки и взял планшетный компьютер – и то, и другое лежало на прикроватной тумбочке. Мой указательный палец резво застучал по высветившейся на дисплее клавиатуре: «К чему снится лес».

В ответ появилась целая куча ссылок. Я выбрал самую верхнюю, а значит самую популярную – «Сонник Миллера».

Так, – уселся поудобней я, – сейчас посмотрим!

«Если во сне вы видите дерево в молодой листве…» – это не то.

«Взбираться во сне на дерево…» – это тоже не то…

А вот это, наверное, то, что надо: «Если вам снится мёртвый лес, с засохшими деревьями (так-так-так!) – ожидайте разочарований…».

Тьфу ты!..

Я в досаде швырнул планшет обратно на тумбочку. «Ожидайте разочарований»! Ну, всё как всегда! Ох уж, эта моя прóклятая Богом жизнь!..

За что только она им, вот, проклята?

О нет, про прóклятую Богом жизнь – это не какое-то там мимолётное старческое брюзжание…

Старческое? А почему бы, собственно, и не старческое? Да, мне было немногим более пятидесяти лет, но я уже ощущал себя дряхлым и немощным стариком.

Так вот, это было не какое-то, там, мимолётное старческое брюзжание, навеянное внезапно свалившейся на голову неприятностью. Это было точное описание того «удовольствия», которое мне доставляла жизнь.

Нет, что я вовсе не был в ней счастлив – такого сказать, конечно, нельзя. Были у меня в ней и светлые фрагменты. И самый счастливый её период – это когда я усыновил Радика. Ну, это после тех наших с ним опасных и рискованных приключений, о которых, я надеюсь, вы осведомлены. Но затем мой Радик бесследно исчез, так что это моё счастье продолжалось недолго, всего каких-то два года…

Нет, ей богу, если была бы такая возможность, я бы с удовольствием вернулся в те наши с ним опасные и рискованные приключения! Да, те приключения едва не стоили мне жизни. Но тогда я ощущал хоть какой-то жизненный смысл!

А сейчас? Какой я смысл ощущаю сейчас?

Знаете, я наверное чем-то походил на марафонца, который уже пересёк финишную черту, но всё продолжает двигаться по инерции. Двигался, вот, и тащил за собой всю свою прежнюю жизнь. Но потом вдруг натыкался на настоящее, и меня словно отбрасывало назад.

Разнообразие ограниченности, ограниченность разнообразия! Неудачник, истерзанный бесплодными мечтами!..

Как там поётся в одной очень старой и некогда популярной песенке? «Это было недавно, это было давно…»…

В Москву я приехал в начале девяностых. Это было вынужденное переселение, потому что в моём родном Балашове в те годы найти себе нормальную работу без блата было практически невозможно.

Блата в Балашове у меня не было. Но зато у меня была тётка, младшая сестра моей матери, которая проживала в Коломенском, в Москве. И тётя Клава, – так звали мою столичную родственницу, – позволила мне временно пожить у неё. Вот этой её благосклонностью я тогда, после приезда в Москву, и воспользовался.

Работу я нашёл себе быстро. Я устроился охранником в одно небольшое частное охранное предприятие, которое располагалось там же, в Коломенском.

Да, имея диплом о высшем образовании, имея большой опыт работы инженером на машиностроительном производстве, переквалифицироваться в какие-то там охранники было, разумеется, неприятно. А на чей-то взгляд, может быть, и позорно. Но московской прописки у меня тогда не было, а удел гастарбайтера – он таков!

Кстати, инженеры тогда и в Москве были не особо нужны!

Охранять мне выпало один частный дом. Но это был не абы какой-то дом. Это был дом известного на всю страну актёра! Это был дом самого Геннадия Карпычева!

Кстати, его жена, Катерина, – она была у него уже третьей по счёту, – приходилась Баруздину, – так звучала фамилия нашего директора, – родной сестрой. И из этого нетрудно было понять, что наше частное охранное предприятие заполучило этот объект не случайно.

Я тогда даже не подозревал, что это трудоустройство перевернёт всю мою жизнь!

Отношения с Катериной у меня не заладились с самого начала. Она видела во мне лишь бесправную прислугу, причём прислугу самого широкого профиля: подай, принеси, сходи в магазин, подмети двор, помой машину, вскопай грядки, и всё такое прочее.

Не лучше у меня были взаимоотношения и с Радиком, приёмным сыном Карпычева, мальчиком тринадцати лет. Он надо мной откровенно издевался: рисовал на меня карикатуры, швырял в меня шоколадным арахисом из окна, подпирал снаружи ломом дверь охранной будки, чтобы я не мог оттуда выйти, смазывал её ручку клеем.

А вот с самим Карпычевым мы сошлись. Правда не сразу, а спустя некоторое время. Я как-то случайно выдал ему свой интерес к Голосовому оврагу, и после этого стал чувствовать его расположение.

Голосов овраг – это главная мистическая достопримечательность Коломенского.

Почему мистическая? А потому, что история знает случаи, когда спускавшиеся в него люди перемещались во времени. И происходило это аккурат тогда, когда в овраге появлялся зеленоватый туман.

По словам Карпычева, именно так пропал в начале тридцатых годов его дед. Решил пройти по оврагу, когда там стоял зеленоватый туман, и после этого из оврага уже не вышел.

Я простодушно пересказал эту историю с дедом Карпычева Баруздину. Ведь Карпычев не просил меня держать её в секрете! Ну откуда мне тогда было знать, что Баруздин со своей сестрой построят на её основе свой коварный и подлый план?

Перед Катериной в те дни маячили большие проблемы. Карпычев со мной как-то настолько разоткровенничался, что посвятил меня в свои намерения относительно неё – он собирался вскорости её прогнать.

Ни Баруздину, ни Катерине я об этом, разумеется, ничего не сказал. Я никогда не лезу в проблемы чужих семей. Но у них в моих откровениях и не было особой необходимости. Они об этом, опасном для них, намерении Карпычева уже знали.

Понимая, что после развода её беззаботной, красивой жизни придёт конец, Катерина решила убить своего мужа и завладеть после этого его деньгами и его имуществом.

Но в случае смерти Карпычева возникал ещё один его наследник – Радик. Он был хотя и приёмный, но всё-таки его сын.

И Катерина с Баруздиным решили устранить и его. Взыграла их ненасытная жадность. Они не желали ни с кем делиться своей добычей.

Да, убить Карпычева у них тогда получилось. И обставили они это дело так, что всё указывало на то, что его убил я. Но вот разделаться с Радиком они уже не смогли. Почему? А потому, что я тогда этому воспрепятствовал…

Я не буду здесь рассказывать о наших с Радиком похождениях. Если вы сейчас читаете эту книгу, то вы наверняка с ними уже знакомы. Главное, что всё тогда закончилось хорошо. Радик остался жив, и я после этого его усыновил.

Меня потом часто спрашивали, как мне удалось оформить его усыновление. Ведь мы не являлись с ним родственниками, а я к тому же ещё и не был женат.

Отвечаю. Здесь было принято во внимание то, какую я роль сыграл тогда в его судьбе. А моя роль, уж не сочтите за хвастовство, она ведь оказалась решающей. И это приняли во внимание. И, в порядке исключения, сочли возможным пойти нам тогда навстречу.

Мы прожили с ним вместе два года. Это было прекрасное, счастливое время. Радик учился в школе, я работал в одном научно-исследовательском институте – мне удалось, наконец, устроиться по специальности. И казалось, что порядок в нашей жизни наступил навсегда. Но, увы. Он оказался разрушен буквально в один момент.

В день своего совершеннолетия Радик получил письмо. Это было письмо Карпычева, которое он написал незадолго до своей гибели и передал его на хранение какому-то из своих друзей, чтобы тот доставил его Радику, когда ему исполнится шестнадцать лет.

Прочитав это письмо, Радик испытал самый настоящий шок. Оказывается, он был внебрачным сыном Карпычева! И Карпычев на самом деле был его не приёмным, а как раз таки родным отцом!

И Радик после этого резко переменился. Он стал какой-то подавленный и угрюмый. А спустя некоторое время, он и вовсе исчез. В своём прощальном письме он сообщил мне, что решил начать свою жизнь сначала.

Это письмо, помнится, разорвало мне душу. Радик раскрыл мне все тайны той, нашей с ним, поездки в Сочи, о которых я доселе ничего не знал. И он признался мне в нём, что он тогда намеренно поспособствовал убийству своего родного отца. Не приёмного, как он тогда полагал, а, как выяснилось потом, родного!

И Радик не смог такого вынести…

Первые три года после исчезновения Радика я жил ожиданием его возвращения.

Да, вот именно в этом, дождаться возвращения своего сына, для меня и заключался тогда весь жизненный смысл.

Я намеренно опускаю здесь слово «приёмного». Я уже говорил, что главное… ну, на мой, разумеется, взгляд – это не биологическое, а фактическое родство. Фактическое в том смысле, что два разных человека воспринимают друг друга родными вне зависимости от того, одна у них кровь или нет. Ведь сколько вокруг имеется случаев, когда родные по крови люди по жизни оказываются совершенно чужими! А мы с Радиком чужими друг другу не были! Я воспринимал его своим сыном, а он меня – своим отцом!

Так вот, первые три года я жил исключительно возвращением Радика. Занимался усердно огородом, закручивал в банки всякие варенья да соленья. Всё в ожидании его.

В доме убирался сам, хотя это было и нелегко. Дом был большой: два этажа, восемь комнат, не считая двух санузлов и хозяйственных помещений, – и уборка занимала много времени. Но я всё равно не прибегал к помощи наёмных домработниц. А ведь убирать приходилось ещё и двор!

Я понимаю, какой у вас вертится сейчас на языке вопрос. Особенно, наверное, у женщин. А почему я, собственно, не женился?

Да, я действительно жил всё это время один. Но не женился я не из-за того, что абсолютно никого не интересовал.

Знакомства у меня были. В том числе и довольно близкие знакомства. И некоторые охотницы помочь мне по хозяйству представлялись, вроде бы, и неплохими людьми. Вот, например, Марина с соседнего отдела в НИИ. Или, вот, Наташа с соседней улицы – она работает в магазине. Но едва они приходили в мой дом, как в их глазах тут же разгорался хозяйский огонь. Они уже видели себя в нём правительницами. И я в тот момент неизменно вспоминал Катерину.

Да, вот такой, вот, отпечаток на всю оставшуюся жизнь может отложить в сознании какая-то одна поганая и паршивая стерва!..

А вот интересно, сохранили ли бы они ко мне своё внимание, если бы узнали, что всё это, возбуждавшее их амбиции, богатство принадлежит на самом деле не мне?

Да, и дом, и земельный участок, и автомобиль, и лежавшие на банковских счетах деньги – всё это было записано на меня. Но ведь всё это в действительности принадлежало не мне! Но ведь всё это в действительности принадлежало Радику!

Вы возразите мне: ну и что? По документам владелец ведь я!

А то, что мне чужого богатства не надо! И по возвращении Радика я собирался отдать всё это ему обратно.

Да, я ждал Радика. Я надеялся на его возвращение. Его комната в доме всегда поддерживалась мною в идеальной чистоте. Приезжай и заселяйся в любой момент.

Но вот минуло несколько лет, и в моей жизни опять начались серьёзные проблемы.

Сначала умерла моя мать. Затем, с интервалом в какой-то месяц, ушли из жизни тётя Клава и дядя Саша. От Радика по-прежнему не было никаких вестей, и я остался совсем один.

Когда человек одинок, он зачастую не находит лучшего исповедника, чем собственная душа.

Сначала я выпивал понемножку. «Заливал» свою душу лишь в выходные. Но «лекарства» с каждым разом требовалось всё больше и больше, и я стал «исповедоваться» ещё и в будние дни.

Из НИИ меня справедливо уволили. Затем последовала череда непродолжительных трудоустройств: всякие, там, стройплощадки, да авторемонтные мастерские, из которых меня неизменно выгоняли. И к моменту нижеописываемых событий я уже полгода нигде не работал. Мой образ жизни был написан на моём лице, и меня, естественно, никто никуда не брал…

Глава вторая

Тот день, – день, с которого всё и началось, – обещал быть хорошим. Хорошим – это в смысле погоды. Другие его показатели, – ну, в плане личных достижений, – были для меня уже неактуальны. Я уже давно нигде не работал, и всё моё времяпрепровождение представляло собой сплошной досуг.

Правда, невесёлым он был, этот досуг.

Я поднялся с кровати, подошёл к окну, распахнул шторы и приоткрыл оконную створку. Наружный термометр застыл на отметке плюс десять. С улицы доносилось звонкое чириканье радовавшихся наступившему теплу воробьёв.

А ведь было ещё только самое начало марта! Да, весна в этом году получилась ранняя!

Натянув домашнее трико и футболку, я зашёл в ванную комнату и ужаснулся своему внешнему виду. Лицо отёчное, дряблое. Взъерошенный, как дикобраз.

Я умылся, почистил зубы, побрился, спустился на первый этаж и, морщась от ноющей головной боли, побрёл на кухню.

М-да! Кухонное зрелище внушало отнюдь не оптимизм. В раковине – гора немытой посуды, а в холодильнике – тоскливая пустота.

Что ж, придётся идти в магазин.

Но для того, чтобы сходить в магазин, нужно будет опять засунуть руку в банковский счёт, который мне десять лет назад оставил Радик.

А ведь я давал себе строгий зарок – денег Радика себе не брать! Жить только на то, что я зарабатывал сам, и вернуть эти деньги ему все в целости и сохранности!

«Ничего, скоро у меня всё изменится, и у меня опять будет всё хорошо!», – мысленно подбодрил себя я. Но воодушевления это, увы, не внушало. Ведь это была явная ложь самому себе. Ложь, которая всё тянется и тянется, и тянуть которую становилось всё тяжелее и тяжелее.

Стыдно! Ох, как стыдно!..

Я надел свой утеплённый спортивный костюм, обулся в начавшие уже потихоньку рваться демисезонные ботинки, накинул свою старую замшевую куртку и, освежившись одеколоном, – это чтобы нейтрализовать исходивший от меня перегар, – вышел на улицу.

На улице отчётливо улавливалось дыхание весны. Погода и в самом деле была чудесная. В воздухе пахло оттаявшей сырой землёй – эдакий специфический весенний запах. Серую дорожную ленту усеивали глубокие лужи – остатки покрывавшего её зимой снега. На небе не наблюдалось ни облачка.

Как я ни старался не смотреть по сторонам, но уклониться от посторонних взглядов я всё же не смог. На меня лукаво смотрели мои соседи. Они выгружали что-то из своей машины, которая стояла у окружавшего их дом забора.

– Здравствуйте! Ну, и когда мы вас увидим по телевизору?

– Меня? По телевизору? – удивлённо вскинул брови я. – Это с какой-такой стати меня должны показывать по телевизору?

– А к нам недавно приходил режиссёр. Говорил, что у них есть намерение сделать ток-шоу с вашим участием. Спрашивал, чем вы сейчас занимаетесь и как вы сейчас живёте. Интересовался, не нашли ли вы своего пропавшего мальчика.

Я, нахмурившись, махнул рукой: нечего, мол, делать из меня ток-шоу, – и продолжил своё движение вперёд.

Слава богу, что этот режиссёр у меня так и не появился. У меня не было никакого желания светиться перед жаждущей о чём-нибудь потрындеть общественностью.

Когда я, сделав покупки, вышел из магазина, мне повстречалась ещё одна знакомая. Это была наш почтальон Нина Павловна.

– Ах, вот вы где! – воскликнула она, увидев меня. – Примите-ка заказное письмо. Я только что к вам заходила, но вас дома не было.

Расписавшись в протянутом мне реестре, я сунул письмо в пакет и в быстром темпе зашагал домой. Я даже не посмотрел, откуда оно было, это письмо. Решил, что это, небось, какое-нибудь очередное уведомление из налоговой инспекции. Ведь больше мне писать было некому.

Дома я наскоро сварил себе макароны, умял их вместе с консервированной ветчиной, плеснул себе в рюмку «ободряющего напитка», и лишь после этого обратил внимание на то, что вручила мне на улице почтальонша.

Моё сердце на мгновение притормозило, а затем бешено пустилось вскачь. Конверт был надписан хорошо знакомым мне заковыристым и волнистым почерком.

«Отправитель: Карпычев Радислав Геннадьевич».

Это было письмо от Радика! Я просто не поверил своим глазам! Это было письмо, которого я дожидался без малого десять лет!

«Адрес отправителя: Республика Карелия, посёлок Мустамятса (посёлок придуман автором – прим. авт.)…».

Господи! Да что же занесло тебя в такую-то даль?..

Я с трепетом разорвал конверт и достал из него сложенный вчетверо тетрадный листок.

«Здравствуй, дядя Женя! Ты даже не представляешь, как сильно я по тебе соскучился…».

Строки письма стали расползаться и неуклюже запрыгали у меня перед глазами.

Я отложил листок в сторону, смахнул рукавом выступившую на глазах влагу и снова надел очки.

«У меня всё хорошо, – писал Радик. – Я жив-здоров, живу сейчас в мужском монастыре. Есть такой Свято-Успенский Усть-Бардинский мужской монастырь (монастырь придуман автором – прим. авт.). Он, конечно, не относится к известным монастырям, – нас здесь совсем немного, порядка тридцати человек, да и климат у нас довольно суровый, – но ты знаешь, мне здесь, в общем-то, нравится.

Ты, наверное, задаёшься сейчас вопросом, почему я приехал именно сюда?

Дядь Жень, я выбрал этот монастырь не случайно. Мне хотелось поселиться в какой-нибудь забытой богом «дыре», чтобы отрешиться от этого мира, и чтобы полностью уйти в себя.

Ведь ты же читал, надеюсь, моё письмо! И ты же из него знаешь, какой тогда груз лежал на моей душе!

А отрешение от мира, дядь Жень, – оно действительно лечит.

Дядь Жень, я не преувеличиваю. Поверь, но жить с таким грузом мне и в самом деле было просто невыносимо!

Со временем моя рана постепенно зарубцевалась, и я снова вернулся в жизнь. Я снова стал чувствовать всю её радость и всё её счастье. А счастье для меня, дядь Жень – это моя семья.

Да, дядь Жень, у меня есть семья. И, кстати, у тебя уже имеется внук! Говорят, он очень сильно похож на меня. Недавно он отметил своё шестилетие, и в этом году мы отдаём его в школу.

Дядь Жень, а не приехать ли тебе ко мне в гости? В письме ведь всего не напишешь! Я очень хотел бы тебя увидеть. Я очень сильно по тебе скучал.

Ты прости, но сам я приехать к тебе не могу. Не хотелось бы бередить едва зажившую во мне рану.

Ведь мы не виделись с тобой уже десять лет! Но поверь, всё это время я никогда про тебя не забывал.

Если надумаешь, телеграфируй о своём приезде на указанный на конверте обратный адрес.

Да, дядь Жень, у нас до сих пор ещё используются телеграммы! Места у нас очень глухие, и ни интернета, ни мобильной связи у нас пока ещё нет.

Единственная только к тебе просьба: будет лучше, если ты приедешь в субботу. Я дома бываю только по воскресеньям, а в будние дни я круглые сутки в монастыре.

Тебя встречу либо я, либо моя жена. Она тоже будет очень рада твоему приезду. Она давно уже хочет с тобой познакомиться!

Я с нетерпением жду от тебя ответа!

Дядь Жень, приезжай! Бросай все свои дела и обязательно приезжай!

P.S. Доехать до нас можно так. Сначала поездом до Петрозаводска, затем электричкой до Усть-Бардинска (населённый пункт придуман автором – прим. авт.). Из Усть-Бардинска в наш посёлок ходят автобусы. Ходят нечасто, всего лишь три раза в день. Но никакого другого транспорта до нас больше нет.

И ещё один очень важный момент: такси в Усть-Бардинске до нас лучше не нанимай. Таксисты там очень ушлые, приезжих вычисляют с первого взгляда. Ты с ними лучше не связывайся. Они могут очень сильно тебя облапошить».

«Но почему он опять называет меня „дядя Женя“? – подумалось мне. – Ведь последние годы он неизменно называл меня папой!..».

Тихая, спокойная речка. По этой речке плыл бумажный кораблик. Плыл он медленно, но ускориться он не мог. Ведь он был игрушечный, и он не мог собой управлять.

И вот ему повстречалась выступающая из-под воды коряга. И эта коряга преградила ему путь. А наш кораблик не мог её обогнуть. Ведь он был бумажный, и он мог только следовать по течению.

Долго бился наш кораблик об эту корягу. Бумага стала уже размокать, и всё шло к тому, что он скоро пойдёт ко дну.

Но тут подул ветер, и его порыв выпихнул наш кораблик из-под коряги. И наш кораблик снова бодро поплыл вперёд. А ветер даже нисколько не подозревал, что он только что спас этому кораблику жизнь.

Эх, знал бы этот «кораблик», какой его впереди ожидает водоворот!..

К чему это я? Да к тому, что случилось дальше!

Надеюсь, вы поняли, что эта моя история – она есть метафора.

Глава третья

Следующие три дня, в течение которых я готовился к своему отъезду, – а день своего отъезда я рассчитал исходя из пожеланий Радика; как вы знаете, он просил меня приехать в субботу, – походили на всем известное извержение Везувия. Или даже на библейский Всемирный потоп.

В своём предотъездном рвении я, наверное, был похож на только что выпущенную из клетки птицу. Но мне, наверное, не возбраняется это простить. Ведь это было волнение нашедшего сына отца. Отца, нашедшего своего сына после очень долгой и горькой разлуки!..

Телеграмму о своём приезде я отправил Радику в тот же день.

Когда я пулей влетел на почту, Нина Павловна, – она сидела тогда за стойкой, – сразу поняла, что что-то случилось.

– Да! – кивнул я в ответ на её вопросительно выставленные глаза.

Прочитав мою телеграмму, почтальонша ахнула:

– Господи! Да неужели нашёлся?..

Мне, разумеется, не хотелось светить перед Радиком, что его отец (я думаю, он здесь тоже бы опустил определение «приёмный») стал уж слишком сильно зависеть от алкоголя – это отчётливо читалось по моей тогдашней физиономии. И поэтому первое, что я вознамерился сделать – это срочно вернуть себе человеческий вид.

Но вот удастся ли это за столь уж короткий срок?

Все три дня – ни капли спиртного!..

Парикмахерская!..

Утренние и вечерние пробежки!..

Бассейн!..

Чуда, конечно, не произошло. Но, глядя на себя в зеркало перед отъездом, я с удовлетворением отметил, что я всё же стал выглядеть посвежее.

Ничего, приободрил себя я. Оставшиеся мешки и морщины спишем на последорожную усталость. А там побудем на свежем северном воздухе – глядишь, и всё это окончательно пройдёт…

В чём ехать?

Это тоже был серьёзный вопрос. Я уже давно перестал за собой следить, и ехать в том, что висело в моём шифоньере – это означало определённо позорить Радика.

Нечего ввергать его в стыд, что у него такой неряха-отец!