Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь
- -
- 100%
- +
На русском языке публикуется впервые
Книга не пропагандирует употребление алкоголя, табака, наркотических или любых других запрещенных средств.
Согласно закону РФ приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, а также культивирование психотропных растений являются уголовным преступлением.
Употребление алкоголя, табака, наркотических или любых других запрещенных веществ вредит вашему здоровью.
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Copyright © 2024 by Ryan Holiday
All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form.
This edition published by arrangement with Portfolio, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «МИФ», 2025
* * *Несправедливый нечестив. Потому что раз природа целого устроила разумные существа друг ради друга, чтобы они были в помощь друг другу сообразно своему достоинству и никоим образом друг другу не во вред, то всякий преступающий ее волю нечестив, понятно, перед природой, старшим из божеств.
Марк Аврелий[1]Четыре добродетели
Однажды Геракл оказался на распутье.
На развилке дорог среди холмов Греции под сенью сосен великий герой греческих мифов встретился со своей судьбой.
Никто не знает, где и когда произошло это событие. Нам известно о нем со слов Сократа[2]. Оно запечатлено на прекраснейших картинах эпохи Возрождения. В кантате Баха ощущаются зарождающаяся энергия, крепкие мускулы и страдание героя. Если бы Джон Адамс в 1776 году настоял на своем, Геракл на распутье был бы изображен на официальной печати новорожденных Соединенных Штатов.
Ведь в тот момент, еще до своей бессмертной славы, до двенадцати подвигов, до того, как он изменит мир, Геракл столкнулся с кризисом – таким же серьезным и реальным, с каким сталкивается каждый из нас.
Куда он направлялся? Куда он пытался пойти? В этом суть истории. Одинокий, неизвестный, неуверенный, он, как и многие люди, не знал, что делать.
Когда Геракл сидел на распутье, к нему подошли две женщины. Одна – в нарядной одежде – предлагала ему все искушения, которые он только мог представить. Она обещала ему легкую жизнь и клялась, что он никогда не испытает нужды, несчастий, страха или боли, что все его желания будут исполнены.
На другой дороге стояла женщина в строгих белых одеждах. Ее предложения были не так заманчивы. Она обещала лишь те награды, что появляются в результате упорной работы, и говорила, что путешествие окажется долгим, что придется чем-то жертвовать и сталкиваться со страшными вещами. Но это будет путешествие, достойное бога. Оно сделает Геракла таким, каким его хотели бы видеть его предки.
Происходило ли все так на самом деле? Если это всего лишь легенда, имеет ли она значение?
Да, потому что она рассказывает о нас.
О нашей дилемме. О нашем собственном распутье.
Геракл выбирал между Порочностью и Добродетелью, между легким и трудным путем, между проторенной и малохоженой дорогой. Все мы сталкиваемся с таким выбором.
Поколебавшись всего миг, Геракл принял важное решение.
Он выбрал Добродетель.
Слово «добродетель» может показаться старомодным. Однако добродетель – у греков ἀρετή («арете́») – означает нечто весьма простое и вечное. Совершенное. Нравственное. Физическое. Духовное.
В античном мире выделяли четыре основные добродетели.
Мужество.
Умеренность.
Справедливость.
Мудрость.
Император-философ Марк Аврелий называет их благами[3]. Миллионы именуют их кардинальными добродетелями. Это четыре почти универсальных идеала, принятых христианством и почти всей западной философией, однако точно так же ценимых в буддизме, индуизме и практически во всех философских течениях, которые придут вам на ум. Писатель и богослов Клайв Льюис указывал, что кардинальными они называются не потому, что исходят от церковных властей, а потому, что происходят от латинского слова cardo, то есть «дверная петля».
На этих петлях висит дверь в хорошую жизнь.
Именно «петли» – тема этой книги и целой книжной серии.
Четыре книги[4]. Четыре добродетели.
Одна цель: помочь вам сделать выбор…
Мужество, храбрость, стойкость, честь, самопожертвование…
Воздержанность, самоконтроль, умеренность, спокойствие, равновесие…
Законность, справедливость, служение, братство, нравственность, доброта…
Мудрость, знание, просвещение, истина, самоанализ, покой…
Они – это ключ к жизни с честью, со славой и совершенством во всех смыслах. Те черты, что Джон Стейнбек прекрасно охарактеризовал как «приятные и желанные для их обладателя, заставляющие его совершать поступки, которыми он может гордиться и которыми может быть доволен»[5]. Однако под словом «он» следует понимать все человечество. В Древнем Риме не было феминитива для слова virtus (добродетель). Добродетель не была мужской или женской. Она просто была.
Сейчас она тоже есть. Неважно, какого вы пола. Неважно, сильны вы физически или болезненно застенчивы, гений вы или обладатель среднего интеллекта. Добродетель – это универсальный императив.
Добродетели взаимосвязаны и неотделимы, но все же различны. Чтобы поступать правильно, почти всегда нужно мужество; дисциплина невозможна без мудрости – следует знать, что выбирать. Что хорошего в мужестве, если его не использовать для справедливости? Что хорошего в мудрости, если мы не становимся умереннее?
Север, юг, запад, восток: четыре добродетели – своеобразный компас. Они ведут нас. Они показывают нам, где мы и в чем истина.
Аристотель описывал добродетель как своеобразное ремесло – то, чем следует овладевать так же, как любой профессией или умением. «Ибо если нечто следует делать, пройдя обучение, то учимся мы, делая это; например, строя дома, становятся зодчими, а играя на кифаре – кифаристами. Именно так, совершая правые поступки, мы делаемся правосудными, поступая благоразумно – благоразумными, действуя мужественно – мужественными»[6].
Добродетель – это то, что мы делаем.
То, что мы выбираем.
Да, Геракл оказался на распутье, но это не уникальное событие. Это ежедневный вызов, и мы сталкиваемся с ним регулярно, раз за разом. Будем ли мы эгоистичными или бескорыстными? Храбрыми или боязливыми? Будем взращивать хорошие привычки или дурные? Мужество или трусость? Блаженство невежества или вызов, который бросает новая идея?
Оставаться прежними… или расти?
Путь легкий или путь правильный?
Введение
Справедливость, в которой величайший блеск доблести и на основании которой честные мужи и получают свое название.
Цицерон[7]
Самое явное свидетельство того, что справедливость – важнейшая из всех добродетелей, – то, что происходит, когда ее нет. Наличие несправедливости мгновенно делает бесполезным (или того хуже) любой акт добродетелей – мужества, дисциплины, мудрости, – любое умение, любое достижение.
Мужество при стремлении к злу? Гениальный человек без морали? Самодисциплина, доведенная до идеального эгоизма? Если бы все всегда поступали по справедливости, нам не требовалось бы столь много мужества. Хотя осмотрительность умеряет храбрость, а удовольствие помогает нам с чрезмерным самоконтролем, древние отметили бы, что не существует добродетели, которая компенсировала бы справедливость.
Она просто есть.
В этом суть.
Каждой добродетели. Каждого поступка. Самой нашей жизни.
Ничто не правильно, если мы не делаем то, что правильно.
Наверное, о нашем сегодняшнем мире красноречиво говорит тот факт, что люди, услышав слово «справедливость», в первую очередь думают не о порядочности или обязанностях, а о правовой системе. Они думают о юристах. Они думают о политике. Нас гораздо больше заботит не то, что правильно, а то, что легитимно, мы гораздо активнее боремся за «свои права». Возможно, называть это обвинением современных ценностей уже перебор, но трудно относиться к этому как-то иначе.
«Законность означает гораздо больше, чем то, что происходит в судах, – напоминал слушателям Клайв Стейплз Льюис в своем знаменитом цикле лекций. – Это старое название всего того, что мы сейчас называем “справедливостью”; оно включает в себя честность, компромисс, правдивость, выполнение обещаний и все прочие стороны жизни»[8].
Идеи очень простые, но вместе с тем весьма редкие.
Нам нужно понять, что справедливость – это не просто отношения между гражданином и государством. Забудьте о судопроизводстве; как ведете себя лично вы? Stare decisis?[9] Справедливость взирает нам в лицо. Поступаем ли мы в соответствии с ней? Не только в ответственные моменты, но и в мелочах: как мы обращаемся с незнакомым человеком, как ведем бизнес, насколько серьезно относимся к своим обязанностям, как выполняем свою работу, как влияем на окружающий мир.
Конечно, мы любим обсуждать справедливость. Что это такое? Перед кем мы обязаны ее соблюдать? С самого детства ничто так не воодушевляет людей, как спор о ней, о том, обманут кто-то или нет, о том, есть ли у нас право делать то или иное. Мы любим без конца разбирать гипотезы, готовы бесконечно спорить о хитрых исключениях из правил, о моральных последствиях, которые доказывают, что никто не совершенен.
Современная философия закручивает узлы из сложных дилемм, например так называемой проблемы вагонетки или вопроса о существовании свободы воли. Историки в спорах о правильности и неправильности политических, военных и бизнес-решений, которые сформировали наш мир, то упиваются двусмысленностями, то выдают радикальные черно-белые суждения о бесконечно сером.
Как будто эти моральные выборы ясны и просты – или как будто они встречаются один раз, а не присутствуют в жизни постоянно. Как будто вопросы задаем мы, а не жизнь.
Тем временем всего за утро каждый человек принимает десятки этических и моральных решений немалой важности, многим из которых мы не удосуживаемся уделить и десятой доли внимания. Мы размышляем о том, как поступить в какой-нибудь невероятной ситуации с высокими ставками, но в любой момент существует бесконечное количество возможностей столкнуться с этими идеями по-настоящему, в реальной жизни. Естественно, мы предпочитаем абстрактную справедливость, чтобы отвлечься от необходимости действовать по справедливости, пусть даже несовершенно.
Пока мы не прекратим спор, мы не можем перейти к действиям. Мы продолжаем спорить, чтобы не начинать действовать.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ КАК СПОСОБ ЖИЗНИ
Ранее в серии «Стоические добродетели» мы определили мужество как риск своей жизнью, а самодисциплину – как умение держать свою жизнь в узде. Продолжая этот ряд, мы можем определить справедливость как удержание строя[10] жизни или составление собственных правил, если пользоваться фразой великого генерала Джеймса Мэттиса[11]. То есть как границу между добром и злом, правильным и неправильным, этичным и неэтичным, честным и нечестным. Эти принципы подскажут все остальное:
что вы сделаете,
что вы не сделаете,
что вы должны сделать,
как вы это сделаете,
для кого вы это делаете,
что вы готовы отдать за них.
Есть ли во всем этом определенная доля относительности? Приходится ли иногда идти на компромиссы? Да, разумеется, но все же на практике, в разные эпохи и в разных культурах, мы находим обнадеживающую вневременность и универсальность – удивительное единомыслие в вопросе, что такое правильно. Вы заметите, что герои этой книги – мужчины и женщины, военные и гражданские, обладающие властью и нет, президенты и обездоленные, общественные деятели и борцы с рабством, дипломаты и врачи, – несмотря на все различия, удивительно единодушны в вопросах совести и чести. Действительно, вкусы людей постоянно менялись на протяжении веков, однако кое-что неизменно: мы восхищаемся теми, кто держит свое слово. Ненавидим лжецов и обманщиков. Прославляем тех, кто жертвует собой ради общего блага, и не выносим тех, кто богатеет или становится знаменит за счет других.
Никто не восхищается эгоизмом. В конце концов, мы презираем зло, жадность и безразличие.
У психологов есть основания полагать, что даже младенцы способны улавливать и понимать эти идеи, – вот еще одно доказательство того, что «алкание и жажда правды»[12] заложены в нас с первых дней жизни.
«Правильные вещи» сложны… но в то же время довольно ясны.
Все философские и религиозные традиции – от Конфуция до христианства, от Платона до Гоббса и Канта – вращаются вокруг той или иной версии золотого правила нравственности. В I веке до нашей эры один нееврей попросил законоучителя Гиллеля научить его Торе быстро – пока он сумеет устоять на одной ноге. Гиллель сделал это, уложившись в полтора десятка слов: «Не делай другому то, что ненавистно тебе; в этом вся Тора, остальное – комментарии».
Заботьтесь о других.
Относитесь к другим так, как хотели бы, чтобы они относились к вам.
Не только когда это удобно или приветствуется. Особенно – когда нет.
Даже если это не окупается. Даже если дорого обходится.
Еврипид писал:
У истины всегда простые речи,Она бежит прикрас и пестроты,И внешние не нужны ей опоры,А кривды речь недуг в себе таит,И хитрое потребно ей лекарство[13].Вы узнаёте справедливость, когда видите ее[14] – или, на более тонком уровне, когда вы ощущаете ее, и тем более ее отсутствие и ее противоположность.
В 1906 году в Америку приехал мальчик по имени Хайман Риковер: его семья бежала от еврейских погромов. В Военно-морской академии США он окунулся в атмосферу классических добродетелей. За свою долгую карьеру, в течение которой сменились 13 президентов – от Вудро Вильсона до Рональда Рейгана, – Риковер постепенно превратился в одного из самых влиятельных людей в мире. Он был пионером идеи создания атомных надводных и подводных судов и в итоге возглавил программу, которая задействовала оборудование стоимостью в миллиарды долларов, десятки тысяч солдат и рабочих, а также оружие огромной разрушительной силы. На протяжении шести десятилетий и глобальных войн, во времена постоянной угрозы апокалиптического ядерного конфликта, когда авария на ядерном объекте или на борту корабля могла привести к колоссальным последствиям, Риковер оказывал влияние на поколения лучших и самых талантливых офицеров в мире.
Риковер иногда говорил этим будущим лидерам, что человек должен вести себя так, как будто судьба мира лежит на его плечах, – по сути, перефразируя Конфуция, – что периодически в самом деле случалось в его собственной карьере. Однако Риковер также был обычным человеком – мужчиной с характером, тем, у кого есть коллеги, подчиненные, супруга, сын, родители, соседи, требующие оплаты счета, необходимость лавировать в трафике. Он неоднократно отмечал в своих выступлениях, что им руководила важность идеи о добре и зле, чувстве долга и чести, помогающей человеку справляться с бесконечными дилеммами и принимать решения в тех ситуациях, в которых он окажется. «Жизнь не теряет смысла для того, кто считает определенные действия неправильными просто потому, что они неправильные, независимо от того, нарушают они закон или нет, – объяснил он однажды. – Подобный моральный кодекс дает человеку ориентир, основу, на чем он строит свое поведение».
Именно о таком кодексе и пойдет речь в этой книге. Здесь не будет сложного легализма[15] или заумных острот. Мы не станем исследовать биологические или метафизические корни добра и зла. Хотя мы рассмотрим глубокие моральные дилеммы жизни, наша цель – пробиться через них, как это приходилось делать людям в тех ситуациях, а не топить вас в безнадежных абстракциях. Здесь не будет ни грандиозной теории права, ни обещаний рая или угроз ада. Цель этой книги гораздо проще, гораздо практичнее – следовать традиции древних, которые рассматривали справедливость как обычай или навык, как образ жизни.
Потому что именно такой должна быть справедливость.
То, что мы делаем, а не то, что получаем.
Форма человеческого совершенства.
Заявление о намерениях.
Ряд действий.
В мире, где так много неопределенности, где многое не поддается нашему контролю, где зло существует и регулярно остается безнаказанным, стремление жить правильно – это редут посреди бури, свет во тьме.
Вот к чему мы и стремимся, ставя справедливость на место севера на своем компасе, на место Полярной звезды в своей жизни, позволяя ей вести и направлять нас как в хорошие, так и в плохие времена. Так делали Гарри Трумэн и Ганди, Марк Аврелий и Мартин Лютер Кинг, Эммелин Панкхерст и Соджорнер Трут, Будда и Иисус Христос.
Когда адмирал Риковер заканчивал телефонный разговор или совещание, он не сыпал жесткими требованиями и не давал конкретных указаний, как следует поступать. Его напутствие подчиненным было одновременно и гораздо выше уровнем, и в то же время прозрачно приземленным и прагматичным:
– Делайте то, что правильно!
Вот почему мы можем закончить это вступление тем же самым повелением:
Делайте то, что правильно.
Делайте это прямо сейчас.
Для себя.
Для других.
Для всего мира.
Каким образом? Обсудим на этих страницах.
Часть I. Я (личное)
Добродетель человека измеряется не необыкновенными усилиями, а его ежедневным поведением.
Блез ПаскальСтремление к справедливости начинается не в далеких краях. Оно начинается дома. Оно начинается с вас. Оно начинается с решения о том, кем вы собираетесь быть. Старомодные ценности личной принципиальности, порядочности, достоинства и чести. Основные модели поведения, в которых проявляются эти идеалы: делать то, что говоришь. Вести дела правильно. Хорошо относиться к людям. Стоики указывали, что главная задача в жизни – сосредоточиться на том, что вы контролируете. Возможно, в мире правят незаконность, несправедливость и откровенная жестокость, но каждому из нас по силам оказаться исключением. Стать человеком прямым и достойным. Каким бы ни был закон, какой бы ни была культура, что бы нам ни сходило с рук, мы можем выбрать собственный кодекс – строгий и справедливый. Кому-то это покажется ограничением. Мы считаем, что все наоборот: он освобождает, наполняет смыслом и, что главное, несет положительные перемены. Мы проповедуем это евангелие не словами, а делами, зная, что каждое действие подобно фонарю, изничтожающему темноту, а каждое решение поступить правильно – это заявление, которое услышат наши сверстники, дети и будущее поколение.
Стоять перед королями…
Это был, пожалуй, самый опасный момент в истории мира. Страна прощалась с обожаемым президентом. Война бушевала на двух фронтах. В Европе продолжали убивать, а в лагерях смерти по-прежнему работали ужасные печи и газовые камеры. В Тихом океане шла длительная кампания по захвату острова за островом, с каждым днем приближавшая страшное вторжение, которое затмит высадку в Нормандии.
Только что начался страшный ядерный век – все еще окутанный завесой секретности. Близилось неизбежное сведение счетов в расовом вопросе, отложенное на сотни лет. На горизонте нависли грозовые тучи холодной войны между великими победившими державами.
Наступали трудные времена неопределенности, когда на чашах весов оказались миллионы жизней, и один человек должен был встретить тот миг. Кого послали боги? Кого приготовила судьба для этого испытания?
Фермера из небольшого городка в Миссури. Невысокий мужчина в очках, настолько толстых и вогнутых, что глаза казались выпуклыми. Неудачливый владелец магазина одежды, не окончивший колледж. Бывший сенатор от одного из самых коррумпированных штатов страны, который пришел в политику, потерпев неудачу почти во всем, чем занимался в своей жизни. Вице-президент, которому ныне покойный Франклин Рузвельт едва удосужился дать краткие инструкции касательно его новой работы.
Этот миг встретил Гарри Трумэн.
Шок вскоре уступил место ужасу, причем не только у народа Соединенных Штатов и армий за рубежом, но и у самого Трумэна. «Не знаю, парни, случалось ли, чтобы на вас падал воз сена, – сказал преемник Рузвельта прессе, – но, когда мне сообщили о произошедшем вчера, я почувствовал себя так, словно на меня обрушились луна, звезды и все планеты». А когда Трумэн спросил, может ли он помочь чем-нибудь бывшей первой леди, скорбящая вдова Рузвельта удрученно покачала головой и ответила: «Можем ли мы что-нибудь сделать для вас? Ведь это у вас сейчас проблемы».
Однако отчаяние охватило не всех. «О, я чувствовал себя прекрасно, – вспоминал один из самых влиятельных и опытных людей в Вашингтоне, – потому что я знал его. Я знал, что он за человек». И действительно, те, кто по-настоящему знал Трумэна, вовсе не испытывали беспокойства, потому что, как сказал один железнодорожный бригадир в Миссури, который познакомился с будущим президентом в те времена, когда юноша содержал свою мать на 35 долларов в месяц, Трумэн «был в порядке с головы до пят».
Так началось то, что мы можем назвать невероятным экспериментом, в ходе которого, казалось бы, обычный человек оказался не просто в центре внимания, а на посту, требующем почти сверхчеловеческой ответственности. Мог ли обычный человек справиться с такой монументальной задачей? Мог ли он не только не испортить свой характер, но и доказать, что этот характер действительно имеет значение в нашем безумном современном мире?
В случае Гарри Трумэна ответ – да. Безусловное да.
Но этот эксперимент начался не в Вашингтоне. И не в 1945 году. Он начался за много лет до того с простого изучения добродетели и примера человека, о котором мы уже рассказывали в нашей серии. Позднее Трумэн вспоминал: «Его настоящее имя было Марк Аврелий Антонин, и он был одним из великих». Мы не знаем, кто приобщил Трумэна к трудам Марка, но мы знаем, к чему тот приобщил Трумэна. «Он писал в “Размышлениях”, – объяснял Трумэн свое мировоззрение, заимствованное у императора, – что четыре величайшие добродетели – умеренность, мудрость, справедливость и мужество, а способность человека их культивировать – все, что требуется для счастливой и успешной жизни».
На основе этой философии и наставлений родителей Трумэн создал своего рода личный кодекс поведения. Он неукоснительно следовал ему везде и всюду. «“Не надлежит – не делай; не правда – не говори”[16], – подчеркнул Трумэн в своем потрепанном экземпляре “Размышлений”. – Во-первых, без произвола и с соотнесением. Во-вторых, чтобы это не возводилось к чему-либо другому, кроме общественного назначения»[17].
Трумэн был пунктуален. Честен. Упорно работал. Не изменял жене. Платил налоги. Он не любил внимания и показухи. Был вежлив. Держал слово. Помогал соседям. Пользовался влиянием в мире. «С самого детства на коленях у матери, – вспоминал Трумэн, – я верил в то, что честь, этика и правильная жизнь – сами по себе награда».
Хорошо, что он считал их наградой, потому что на протяжении многих лет подобное поведение ничего другого, собственно, не давало.
После окончания школы Трумэн работал в отделе доставки газеты The Kansas City Star, был кассиром в магазине, табельщиком на железной дороге Atchison, Topeka & Santa Fe Railway, банковским клерком и фермером. Один раз его отверг Вест-Пойнт[18] – из-за плохого зрения, второй раз – и, по сути, неоднократно – любовь всей его жизни Бесс Уоллес, семье которой он казался недостаточно хорошим[19].
Поэтому он продолжал бороться, сводя концы с концами – иногда с трудом. Ждал шанса проявить себя.
Один такой шанс представился за 27 лет до прихода в Белый дом: Трумэн предпринял первое путешествие за границу, оказавшись во французском Бресте в составе Американского экспедиционного корпуса в качестве капитана артиллерийского подразделения – Батареи D. У него было множество благовидных причин не участвовать в Первой мировой войне. Ему 33 года, призывной возраст давно закончился. Он уже отслужил в Национальной гвардии. Отвратительное зрение. Никто не ожидал, что фермер и единственный кормилец сестры и матери пойдет в армию. Однако он счел нечестным, чтобы кто-то другой служил вместо него. Вдохновленный призывом Вудро Вильсона сделать мир безопасным для демократии – работать над «общественным назначением», как учили его стоики, – он отправился в войска.
Именно здесь окружающие впервые столкнулись с его строгим кодексом личного поведения.