Хет-трик

© Хоуп А., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

С благодарностью моей семье, Маше С., Селине Аллен, Мари Милас и Тане Свон за то, что верили в меня тогда, когда я сама уже не верила, а также Алекс Хилл за то, что направляла меня, пока я следовала за мечтой.

Посвящается каждому, кто однажды потерял веру в себя и хотел отказаться от мечты.

Глава 1

THEORY OF A DEADMAN – DOES IT REALLY MATTER

Джейк

Официально: я стану новым игроком футбольного клуба «Ротенбург».

Неофициально: а можно мне просто сдохнуть по дороге в Баварию?

Откидываюсь на подголовник и устало выдыхаю.

С минуты на минуту в квартире моего лучшего друга и товарища по команде Остина и его девушки Оливии начнутся мои проводы в ад. И я едва сдерживаюсь, чтобы не вжать в пол педаль газа и не убраться отсюда на своем новеньком «Бентли», который, к слову, явно не оценят по достоинству немногочисленные жители деревушки, где мне придется прожить чуть больше чем пару месяцев.

За грядущее пребывание в чистилище стоит поблагодарить папочку, ведь именно он стоит за трансфером в ад.

Отдать в аренду «Ротенбургу» лучшего нападающего «Манчестерских дьяволов» в качестве наказания?

О, конечно, почему бы и нет.

Других же способов проучить алкоголика-сына нет.

И любителя доггинга, чуть не забыл, простите.

В свою защиту скажу, что тем вечером я был пьян. Чертовски пьян.

Но (не под запись) мне понравилось. Было очень даже весело. Гораздо веселее, чем провести в аренде псевдофутбольного клуба половину сезона.

Я должен был уехать еще два месяца назад, но в очередной раз получил травму во время матча, и мое восстановление заняло больше времени, чем предполагал мой отец. Но теперь я готов приступить к тренировочному процессу. А вот к переезду в Германию я определенно не готов. И к тому, что теперь мне придется стать монахом, – тоже.

Честно, не понимаю, как мой разгульный образ жизни мешает «Манчестерским дьяволам»?

Все те девушки, с которыми я переспал за вторую половину прошлого сезона, никак не повлияли на количество забитых мною голов. А их, между прочим, одиннадцать! Не девушек. Голов. Девушек было гораздо больше, но я все еще не наблюдаю связи между футболом и сексом. А вот мой отец, очевидно, наблюдает. Поэтому он решил лишить меня и того и другого.

Просто класс. Я чертов счастливчик! (Нет!)

От мыслей отвлекает вибрация айфона в кармане.

Остин: Спорим, ты уже минут с двадцать сидишь и думаешь о том, как бы свалить?

Хмыкаю и печатаю ответ.

Джейк: Ты слишком хорошо меня знаешь…

Остин: Я просто наблюдателен. Ведь ты сидишь так перед моим окном, придурок.

С губ срывается смешок, и я вскидываю голову.

Прямо за резным забором передо мной в панорамном окне второго этажа вижу улыбающегося Остина, который стоит, скрестив на груди руки. Еще через секунду рядом с ним появляется Оливия. Ее рыжие волосы отливают золотом в свете солнца, неожиданно осчастливившего угрюмый Манчестер в середине сентября. Ливка лучезарно улыбается и машет мне рукой. И я все-таки набираюсь смелости и выхожу из автомобиля.

Не подумайте, я рад, что в моей жизни есть Оливия и Остин, но всякий раз, когда я оказываюсь в их квартире, в груди саднит, а в памяти проскальзывают воспоминания об Элизабет. И о ее измене.

Мы провели вместе больше пяти лет. Она была моей первой любовью. И я планировал быть с ней целую жизнь. Но… Элизабет решила иначе.

Это долгая история. Просто знайте, что у меня все еще болит всякий раз, когда вижу ее. А вижу я ее слишком часто, ведь она девушка придурка, что играет со мной в одной команде. И снова и снова видеть, как он ее целует, равносильно тому, как облить себя бензином и поджечь.

Любой здравомыслящий человек наверняка сказал бы, что я сам виноват в том, что все еще одинок. Не пытайся я заливать горе алкоголем и забываться с помощью случайных связей, возможно, я бы уже встретил свою любовь. Вот только невозможно встретить кого-то, если ты все еще не можешь отпустить прошлое.

А как его отпустить, если каждый раз, когда я смотрю в изумрудные глаза Элизабет, сердце щемит в груди?

Остин и Оливия не виноваты в том, что нашли друг друга. Но я подсознательно словно виню их за это. Как бы глупо это ни звучало, я завидую. Пытаюсь понять, почему они проносят свою любовь сквозь года, а мы с Элизабет – нет. Думаю о том, что было бы сейчас с нами, если бы я тогда не застал ее в постели с другим. Воображение рисует яркие картинки счастливого будущего, которые тут же меркнут, ведь прошло уже столько времени. Но я все еще люблю ее. И это какое-то нездоровое чувство, которое раз за разом выбивает у меня из-под ног почву.

– Хорошо, что мы живем на втором этаже, – доносится голос Остина, когда я оказываюсь на лестничном пролете.

– Почему? – хмурюсь, подняв на него глаза.

– Жили бы выше – успели бы состариться и умереть, пока ты дошел. У тебя память как у рыбки Дори? Приходилось на каждой ступеньке останавливаться, чтобы вспоминать, как пользоваться ногами?

– Ха. Ха, – гримасничаю я и добираюсь до их квартиры.

Остин стоит, убрав руки в карманы, и пытается испепелить меня взглядом.

– Что? – выдыхаю я.

– Всего несколько месяцев, Джейк.

– Тебе осталось жить? Не знал, что ты умираешь, бро. Это так неожиданно.

Друг устало закатывает глаза.

– А Ливка знает? – продолжаю идиотничать я.

– Знает что? – в дверях с широкой улыбкой появляется Оливия.

– Что Остину с тобой очень повезло, – от сердца произношу то, что вертится в голове. Улыбка Оливии становится еще шире. Она притягивает меня в свои объятия. – Привет.

– Привет. – Лив отстраняется, и следом за ней мы проходим в квартиру. – Я приготовила твой любимый рататуй. О, и еще отец привез тебе из Мичигана их местный овсяный стаут.

Присвистываю.

– Но я отдам тебе его только после твоего возвращения из Ротенбурга, – тут же вздыхает Оливия. – Ведь ты в завязке.

Открываю от удивления рот.

– Это всего лишь пиво! – негодую я.

– У тебя проблемы с алкоголем, бро, – отчитывает меня Остин.

И это бесит. Хотя он прав. И это тоже бесит.

– У меня нет проблем с алкоголем, бро. Это обычное недопонимание между нами. Во всех отношениях бывают размолвки. Я могу взять бутылочку с собой на прием к психологу, – фыркаю я, устраиваясь на стуле за обеденным столом.

Оливия прикусывает губу, сдерживая смех, пока Остин вскидывает бровь, пристально глядя на меня.

– Ты нужен мне на поле, Джейк. Тебе прекрасно известно, что твою аренду запросто могут продлить и до конца сезона, если ты нарушишь условия.

– Да, капитан.

– Джейк. – Остин наклоняет голову.

– Так точно, капитан.

Друг в ужасе смотрит на меня:

– Если ты вдруг собираешься начать петь, то дай мне фору в несколько секунд, чтобы я надел звуконепроницаемый скафандр и превратился в Сэнди.

– О, милый, ты скорее Сквидвард, – целует его в щеку Оливия, вызывая у меня усмешку.

– Ну спасибо, Мышонок, – недовольно фыркает Остин.

Лив ставит на стол рататуй, и я в очередной раз ловлю себя на мысли, какая она замечательная и как же Остину с ней повезло. Всякий раз, когда эти двое приглашают меня на ужин, Оливия готовит что-то из овощей, прекрасно зная, что я вегетарианец. Не то чтобы я навязывал кому-то свое мнение или настаивал на том, что на столе не должно быть мяса. Нет, ничего такого. И тем не менее она никогда не забывает о том, что я его не ем.

– Лив, ты волшебница.

– Ты говоришь так каждый раз, когда приходишь на ужин, – смущается она и возвращается к кухонному островку.

– Потому что это правда! – кричу ей вслед.

– Еще секунда, и я решу, что ты подкатываешь к моей невесте. – Остин пронзает меня гневным взглядом.

– Я делаю это вот уже больше двух лет, но она все равно выходит за тебя, бро.

– Я серьезно, – выдыхает Остин. – Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нее? Не замечаю, что ты не хочешь приходить к нам? Что ты каждый раз избегаешь Оливию?

Опешив, открываю рот.

– Ты думаешь… – свожу брови к переносице. – Что я влюблен в нее?

– Ты мне скажи.

Делаю глубокий вдох.

– Я влюблен в то, что есть у вас. Хочу так же, черт возьми, Ос. Я не могу больше видеть Элизабет. Не могу. Она приходит на каждый гребаный матч. Сидит в ЕГО футболке. Хотя должна сидеть в моей, – вываливаю на него все от отчаяния. – Я хотел жениться на ней. Кольцо, что я собирался подарить ей, все еще лежит в верхнем ящике моей тумбочки. По соседству с презервативами, – грустно усмехаюсь. – Я все жду, что она вернется, понимаешь?

Остин удивленно смотрит на меня, нахмурив брови. В его взгляде недоумение.

– Почему ты ни разу не говорил об этом? – тихо спрашивает он.

Провожу рукой по волосам и шумно выдыхаю.

– Потому что, по сути, не так важно, по какой причине я пью и сплю со всеми подряд. Главное, перестать это делать. И я понимаю, что ты не веришь в то, что я справлюсь. Никто не верит. И я, черт возьми, даже не уверен, что вообще хочу справляться. Я просто хочу уехать подальше от Элизабет. Пару месяцев без нее, пусть даже в какой-то деревне на другом конце света, – прекрасно. Даже если я останусь там навсегда, это куда лучше, чем чувствовать, как твое сердце умирает, стоит увидеть, как она улыбается.

Наступает молчание. С кухни доносится приглушенная музыка, пока Лив нарезает салат. Отвожу взгляд в сторону и смотрю в окно. Листья дуба, растущего прямо перед ним, трепещут на сильном ветру, пока по хмурому небу стремительно проносятся тучи, скрывающие свет. С губ срывается шумный выдох, и тело пронзает чувство облегчения. Я наконец-то произнес вслух то, что давно терзало меня.

– Почему ты просто не захотел перейти в другой клуб? – тихо спрашивает Остин. – Ты один из лучших нападающих АПЛ^[1]. Ты мог переехать куда угодно.

– Потому что я не могу не видеть ее. У меня зависимость, Ос, – перевожу взгляд обратно на него. – Только не от алкоголя. У меня зависимость от Элизабет. И если клубы анонимных алкоголиков или наркоманов существуют, то клуб, где бы собирались в кружок все те, кто все еще любит Элизабет, нет. А даже если бы было что-то подобное, я бы в него не вступил. Мне не нужна монетка трезвости. Мне просто нужна чертова машина времени, которая вернет мне то, что у нас было. И я бы не смог добровольно уехать от нее. Просто не смог бы.

– Так ты… спровоцировал отца?

Ухмыляюсь, хотя мне сейчас совсем не весело. Я смеюсь скорее от тупости и собственного отчаяния.

– Он еще долго терпел все мои выходки. Не думал, что у него такая выдержка.

– Ну прям святой отец, – цокает Остин, и я фыркаю, а затем мы оба разражаемся хохотом.

– Что я пропустила? – У стола с тарелкой в руках появляется Оливия.

– Я собирался предложить Джейку стать моим шафером на нашей свадьбе. Но ждал, когда ты вернешься.

Лив садится на колени к Остину и коротко целует его в нос. И на этот раз я даже не завидую. Я просто принимаю факт того, что у меня никогда не будет подобного, пока я болен.

И для того, чтобы порвать с одержимостью Элизабет и излечиться, я должен немного потерпеть этот чертовски неудачный трансфер.

Аминь!

Глава 2

CARYS – PRINCESSES DON’T CRY

Амелия

«Фридрих опустился перед девушкой на колени и начал покрывать нежную бархатистую кожу ее бедра легкими скользящими поцелуями. Когда он добрался до заветного места, спрятанного под полупрозрачной тканью трусиков, с губ Франчески сорвался стон, прозвучавший так дико и утробно. Этот звук распалил Фридриха, сделал его тверже. Мягким прикосновением пальцев он сдвинул кружево и в эту самую секунду впился губами в набухший бугорок…»

Бугорок?

Господи.

Закрываю книгу и со стоном откидываюсь на подголовник. Это уже четвертая книга за неделю, на которой я не могу продвинуться дальше первой же постельной сцены.

Естества, величественные фаллосы, дрожащие чресла, влажные киски, холмики удовольствия, нефритовые стержни, автоматические поршни, шелковые складочки…

Боже, спаси и сохрани.

Морщусь от воспоминаний и откладываю «Алхимию желания» на журнальный стол.

Нет, конечно, я понимаю, что о коллегах, как о покойниках, можно говорить либо хорошо, либо никак, но… Почему книги этого автора настолько популярны?

Ладно, предположим, что это просто я такая неженка, моралистка или монашка. И дело именно во мне, а вовсе не во всех этих своеобразных словечках. А еще, возможно, дело в моем затянувшемся творческом кризисе.

После того как я с позором уволилась из издательской группы «Хэвидж», мое вдохновение помахало мне ручкой и улетело куда-то далеко, может, даже на Фиджи. И, честно признаться, будь я на его месте, я бы тоже не захотела возвращаться оттуда в серый и унылый Ротенбург-об-дер-Таубер.

На календаре середина сентября, и город напоминает одно большое сизое пятно. От вида серого неба за окном хочется плакать. Хотя мне в целом сейчас хочется плакать. И не только по этой причине.

Ау, вдохновение, можешь не возвращаться, просто скажи, где и мне взять денег на Фиджи?

С губ срывается очередной стон отчаяния.

Сегодня суббота, и я собираюсь немного порыдать от жалости к самой себе, сидя дома вместо того, чтобы отправиться на работу и в рамках программы по литературе рассказать старшеклассникам школы Всех Святых о том, что «Ромео и Джульетта» вовсе не история прекрасной трагичной любви, а Ромео – самый настоящий токсик.

Хотя книга о психологических проблемах подростков кажется гораздо лучше той стопочки популярных романов, что я заказала на «Амазоне». Предполагаю, что во мне где-то глубоко прячется внутренний Ромео, ведь я, очевидно, тоже тот еще токсик.

На столике начинает вибрировать телефон, и я устало тянусь к нему, чтобы посмотреть, от кого пришло сообщение.

Мари: Ну как там твои фаллосы? Чресла задрожали?

Прыскаю со смеху от сообщения подруги в нашем общем чате под названием «Рехаб». Рядом с именем моей старшей сестры Урсулы появляются точки, говорящие о том, что она набирает текст, и уже через пару секунд всплывает сообщение и от нее.

Урсула: Сегодня влажная киска не хлюпала?

Закрываю рот ладонью, чтобы не начать хохотать в голос, ведь в соседней комнате спит моя шестимесячная племянница Анна, а затем печатаю ответ.

Амелия: Нет, девочки, сегодня был бугорок.

Мари: И все?

Урсула: Что, обошлось даже без роботизированного поршня?

Снова хихикаю в руку.

Амелия: Возможно, Фридрих обнажил его после. Я закрыла книгу на слове «бугорок».

Мари: Выходит, у тебя фобия бугорков?

На этот раз я закатываю глаза.

Урсула: Вот тебе, кстати, идея для следующей книги.

Амелия: Про боязнь бугорков?

Урсула: Ну ты же писатель. Придумай что-нибудь эдакое.

Мари: Точно! Это может быть разновидностью трипофобии.

Мой громкий смех нарушает поразительную тишину в доме. Тут же снова подношу ладонь ко рту, но поздно. Громкий плач Анны доносится из соседней комнаты.

Я прикрываю веки, а когда спустя пару минут распахиваю их, передо мной возникает недовольное лицо моей младшей сестры Хезер, держащей на руках орущего младенца.

– Мили, – начинает Хезер, и по ее тону мне становится известно, что она скажет дальше. – От тебя шума больше, чем от Анны!

Спорно.

– Прости, – шепчу я, посылая сигналы в рай, чтобы ангелы вновь усыпили младенца, но, видимо, в нашем захолустье проблемы со связью, и мои сигналы не доходят до места назначения, раз Анна все еще орет.

– Генри и так не в восторге от того, что ты живешь с нами вот уже четыре месяца! Я все понимаю, тебя уволили…

Я уволилась сама. Но напоминать об этом в сотый раз не собираюсь. Я определенно не из тех, кто любит играть с огнем.

– Хезер, я обязательно съеду, как только накоплю нужную сумму для залога на квартиру.

– И когда же ты накопишь на него? С твоей-то работой в школе! – Она делает глубокий вдох и проводит рукой по взъерошенным светлым волосам, убирая выбившиеся пряди за ухо. – Я вообще не понимаю тебя, Мили. В школьные годы ты при любом случае цитировала строки романов о любви. Затем уехала в Мюнхен, едва тебе исполнилось восемнадцать. Получила филологическое образование и устроилась на работу стажером в одно из самых престижных издательств Германии. И тут вдруг из-за каких-то глупых недомолвок с руководством ты просто берешь и все это бросаешь, а затем решаешь повиснуть у нас на шее? – Я никак не реагирую, тогда Хезер закрывает глаза и выдыхает. – Прости, Мили. Прости. Я просто очень устала. Конечно же, ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе потребуется. Забудь все, что я наговорила.

Ну, сложно забыть то, что выслушиваешь каждую неделю вот уже четыре месяца.

Я поднимаюсь с кресла, чтобы притянуть ее к себе для обнимашек, которые сейчас так ей нужны. Впрочем, мне они нужны не меньше.

– Я понимаю, что от меня много шума и проблем…

– Нет, прости. Прости. Прости. – Голос сестры доносится приглушенно из-за того, что она уткнулась лицом мне в ключицу. – Мне просто нужно поспать. Когда станет легче?

– Лет через восемнадцать, когда Анна съедет, – срывается с губ, и Хезер вдруг начинает шмыгать носом.

– Восемнадцать?! – едва ли не плачет она. Ох уж этот мой длинный язык. – Какой кошмар. Почему все эти книги по материнству не говорят о том, что будет настолько тяжело? Я так устала, Мили…

Мне хочется ее успокоить, вот только поплакать вместе с ней мне все-таки хочется больше. Склоняю голову, прижимаясь виском к мягким волосам сестры, и делаю глубокий вдох.

Когда-нибудь я снова поверю в себя и перестану думать, что я неудачница.

Но это когда-нибудь.

А пока… Пока я разваливаюсь, как «Мерседес» моего отца примерно того же года выпуска, что и я.

Итак. Наверное, настало время представиться.

Меня зовут Амелия Хайд, и я неудачница.

И это не просто моя история о том, как четыре месяца назад моя жизнь круто изменилась.

Это моя… «Вендетта».

Глава 3

UNSECRET, KRIGARE – VENDETTA

Амелия

«Вендетта».

Единственное слово, которое я смогла написать в файле своей новой рукописи с того самого момента, как покинула Мюнхен.

Да уж. Мститель из меня так себе, раз я даже не знаю, какой у меня план.

Оставаться в домике Хезер и Генри вблизи знаменитой башни св. Марка, ходить на работу в школу Всех Святых и рассказывать школьникам о романтизации абьюза, читать порнороманы и пытаться написать свой?

Звучит не очень мстительно и больше смахивает на план по становлению отчаянной домохозяйкой в одноименном сериале.

Откидываюсь на спинку кресла и стараюсь не издать ни звука, чтобы не разбудить едва уснувшую в соседней спальне Анну.

Суматошный день казался бесконечным, и я в очередной раз за эти четыре месяца убедилась, что материнство младшей сестры для меня – лучший контрацептив.

Хотя будто мне есть от кого заводить детей. Для того чтобы они появились, нужно как минимум заниматься сексом. А последние два года я вижу члены только в книгах. И то если повезет. Чаще мне все же являются фаллосы и жезлы.

Жезлы. Точно.

Тянусь к роману, который так и не дочитала сегодня. Тому самому, где бугорки. Тяну за предусмотрительно приклеенный стикер и открываю книгу на странице, где вот-вот случится соитие Франчески и Фридриха.

Когда я вижу слово «бугорок», мое лицо на долю секунды сводит судорогой, но я все же заставляю себя прочесть дальше:

«Волна мощного желания нахлынула на Франческу. Каждое движение языка Фридриха сводило с ума. А стоило ему проскользнуть пальцем меж ее припухших складочек, ее сознание тут же улетело в бездну. Она стонала, теряя контроль, пока Фридрих вновь и вновь кружил вокруг горошинки желания…»

Горошинки желания…

Горошинки. Мать вашу. Желания…

Я зажмуриваюсь от очередной порции ужаса и, поджав губы, мотаю головой.

Ладно, автор бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс», удиви меня еще больше.

Распахиваю веки и делаю глубокий вдох, предвкушая дальнейшую боль для своих глаз.

«Наконец Франческа издала гортанный стон и открыла взору Фридриха свою беспомощность. Она окончательно капитулировала, отдавая всю себя.

– О, Фридрих, Фридрих! – кричала она вновь и вновь, пока ее голос не сорвался.

Фридрих поднялся с колен и провел тыльной стороной ладони по губам, стирая соки ее пульсирующей киски.

– Хорошая девочка, – простонал он, обнажая свой налившийся стержень.

Выпрямившись, Фридрих поднес его к блестящим от сока лепесткам и погрузился внутрь, начав таранить ее лоно, словно отбойный молоток…»

Резко захлопываю книгу, когда мой внутренний токсичный Ромео показывается на горизонте.

Ладно. Наверное, это все же со мной что-то не так. Триста двадцать четыре тысячи положительных оценок на «Гудридс» ведь не могут врать, правда? Или, наверное, просто я монашка. Именно поэтому никто не таранит мое лоно после расставания с Адамом. Да и он его не особо прям таранил, если уж на то пошло.

Лоно…

Боже. Где достать нейтрализатор памяти, как у «Людей в черном», чтобы я никогда-никогда-никогда больше не выдавала этих словечек в реальной жизни?

Зачем я тогда читаю все эти порнокнижки, спросите вы.

Что ж, ответ прост: постельные сцены в романах помогают развить фантазию.

Например, мужчины возбуждаются от просмотра порно. Но вот девушки… Девушкам не так интересно просто смотреть на секс. Куда более возбуждающе представлять все это в своем воображении.

Он сверху или снизу?

Сверху. Проводит подушечками пальцев по голени, поднимаясь все выше.

Хотя нет, лучше он снизу. Крепко сжимает большими ладонями твою грудь, подмахивая при этом бедрами и наращивая темп с каждым толчком.

Говорит ли он пошлости? Или тихо постанывает? А может, именно в тот момент, когда его глаза темнеют от желания, происходит долгожданная кульминация?

Вот для чего нужны эти порнороманы – для того, чтобы погрузиться в мир фантазий. Позволить себе придумать идеального мужчину. Идеальный член. И идеальный секс.

Любой роман – это выдуманный автором мир, который становится для каждой читательницы реальным, а книжные мужчины превращаются в эталоны мужественности. Они гораздо лучше тех самых принцев, что должны прискакать на белом коне, разбудить поцелуем Спящую красавицу или спасти от заклятья Малефисенты.

И, учитывая мою подорванную самооценку из-за разрыва с Адамом и эмоциональное состояние после прощания с мечтой о становлении автором бестселлеров, мне чертовски сильно необходим горячий книжный мужик. Который не будет держать свой жезл, а после потирать горошинку желания.

Черт с ним, с вдохновением, я просто хочу отвлечься.

От проблем, от одиночества, от самобичевания.

Конечно, мысль, что когда-нибудь я снова смогу писать, греет мое сердце, но горячий книжный мужик согреет меня куда сильнее.

Устало выдыхаю в очередной раз за кажущийся бесконечным день и тянусь к телефону, чтобы поплакаться девочкам в «Рехабе».

Открываю чат и вижу десяток сообщений.

Мари: Интересно, а трипофобы боятся ребристых презервативов?

Урсула: Что за бред? Там же волдырики-пузырики, а не дырки. А трипофобы боятся дырок.

Мари: Меня пугает, что ты так хорошо осведомлена в трипофобии.

Урсула: Меня пугает, что ты не знаешь, как выглядят ребристые презервативы.

С губ срывается смешок, и я поджимаю их, чтобы не расхохотаться в голос. Больше мне нотаций от младшей сестры не надо.

Мари: Учитывая мое годовое воздержание, я уже не знаю, как выглядят и члены.

Урсула: гифка танцующего члена

Урсула: Не благодари.

Мари: Я и не собиралась.

Урсула: Неблагодарная. Это все из-за неудовлетворенности.

Мари: Спасибо, кэп, но меня полностью удовлетворяет Джонни.

Урсула: Что еще за Джонни?

Мари: Кролик.

Урсула?

Урсула: Не знала, что ты питаешь ТАКОЙ ВИД слабости к животным…

Мари: Джонни – вибратор-кролик.

Мари: Урсула, иногда твоя смышленость меня поражает!

Урсула: Рада, что хотя бы иногда.

Мари: А куда подевалась Мили?

Урсула: Наверное, проверяет, страдает ли она трипофобией, читая про дырочки.

Мари: гифка ржущего Леонардо Ди Каприо

Урсула: гифка надевающего очки Эдварда Калена

Мари: МИЛИ! АУ!

Урсула: Не мешай человеку исследовать свое сознание.

Боже, как же хорошо, что у нас есть этот чат. Прыскаю со смеху и печатаю сообщение.

Амелия: Это был отбойный молоток.

Урсула: Надеюсь, не в прямом смысле. А то инородные предметы во время прелюдий стали слишком популярны в любовных романах.

Мари: фото шоколадного батончика

Урсула: гифка отвращения от Дина Винчестера

Мари: Он зарычал, когда кончил?

Амелия: Он все еще не кончил.

Урсула: гифка с поигрывающими бровями

Урсула: А Фридрих-то хорош.

Смеюсь.

Мари: Мы этого пока не знаем. Ведь, я так понимаю, Франческа тоже все еще не кончила.

Амелия: Она кончила. Фридрих носит почетное звание заклинателя горошинок желания.

Урсула: Сожги эту книгу.

Мари: Как удалить тебя из нашего чата за подобные слова?

Амелия: Книги – это святое.

Урсула: Ты только что назвала книги о членах святыми?

Мари: Они не о членах.

Урсула: О членах.

Амелия: Ну, они правда не о членах, Урсула. По большей части они об отбойных молотках…

Девочки кидают мне пару смеющихся гифок в ответ, и еще около получаса мы обсуждаем будущее Фридриха и Франчески. Еще минут через двадцать мои веки начинают слипаться. Попрощавшись, я выхожу из чата и падаю лицом в подушку в надежде, что завтра мое вдохновение все же соизволит вернуться с Фиджи.