Пролог
– Эх, Мишка! Если бы ты знал, как я люблю эту пору! Тепло, и дожди ещё не зарядили. Я ведь, что думаешь, ради грибов в лес хожу? Нет, я хожу листьями пошуршать, да на солнышке ещё погреться, пока снегом всё не занесло. Ну и опята, конечно, зимой лишними не бывают. У меня бабка, знаешь, как их вкусно маринует? А какие пирожки зимой печет с ними! Пальчики оближешь!
Юрий Петрович ткнул палкой в березку, показывая Мише на древесный гриб чагу:
– Вот тоже полезный гриб, для желудка хорошо. Одни витамины вокруг. А люди зацепились за город, и оттуда рассуждают о здоровом образе жизни. Какой там у них здоровый образ жизни? Вот он где! А ты что, дом продавать будешь, или планируешь приезжать сюда в отпуск?
Миша, молодой интеллигентный парень, двадцати четырёх лет отроду, поправил тонкие очки на носу и пожал плечами:
– Да не решил я ещё пока ничего, дядя Юра. Мать настаивает, чтобы я продавал, говорит, кто тут будет работать, за домом уход нужен, а мне жалко. Всё моё детство здесь прошло. Скучать буду.
– Конечно, будешь! Ну, коли продашь, тогда к нам будешь приезжать, хоть всё лето живи, места всем хватит, нам с бабкой веселее!
– Далековато от города, не наездишься. Если куплю машину, тогда проще будет. Но в этом году точно ничего делать не буду. А следующей весной видно будет.
Миша пошёл вперёд, поднимаясь между огромных седых валунов, заброшенных яркими листьями, а Юрий Петрович взял немного влево, по петляющей тропке между березок. Это была его любимая тропа между белоствольных красавиц, они тут росли ровными рядочками, все как на подбор – высокие, статные, веточками клонятся друг к другу, вроде как перешептываются. Юрий Петрович набрёл на целое семейство опят, хорошие такие, не переростки, сначала налюбовался ими, хотел даже сфотографировать, да вспомнил, что телефон дома забыл, и только потом начал их срезать. Когда он разогнулся, увидел, что к нему спешил Миша, улыбаясь и показывая на свою корзину с горками торчащих коричневых шляпок.
– Вот это удачно мы зашли! – довольно сказал Юрий Петрович. – Пройдемся ещё по вон той рощице, и можно домой возвращаться, – он махнул рукой влево.
Миша опять вырвался вперёд, Юрий Петрович едва успевал за ним. Он на минуту остановился, подставив под тёплый и ласковый ветер лицо, и прикрыл глаза. Кто придумал, что у пенсионеров нет радости в жизни? Да такие минуты он теперь ценит на вес золота! Раздался свист. Юрий Петрович открыл глаза и посмотрел вперёд. Миша ушёл уже далеко и теперь стоял, дожидаясь его.
– Музыка где-то звучит, – сказал Миша, когда Юрий Петрович подходил к нему.
Юрий Петрович прислушался. Ветер шуршал сухими листьями, где-то тихо переговаривались две птахи. Он покрутил головой, но никакой музыки не услышал, о чём и сказал Мише.
– Может телефон твой играл? – спросил Юрий Петрович. – Посмотри, мать, поди, звонила.
Миша достал телефон и отрицательно покачал головой. Они обошли поваленные ветром деревья, поднялись на пригорок, сразу наткнувшись на гнездо опят, облепивших старый замшелый пень. Юрий Петрович, сравнив свой и Мишин улов, великодушно уступил ему грибное место и пошёл вперёд, но тут же наткнулся ещё на одно небольшое семейство опят. Ох, и грибной год выдался! Через некоторое время Миша бодро обогнал его, беззаботно насвистывая веселый мотивчик, но через несколько шагов резко остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и отпустил из рук корзину. Юрий Петрович тоже остановился, внезапно почувствовав необъяснимую тревогу и стараясь разглядеть впереди между деревьями то, что так неожиданно завладело вниманием его товарища. Миша резко задрал голову вверх, одной рукой придерживая очки, потом медленно развернулся к нему лицом. Юрий Петрович неосознанно отшатнулся. Миша стоял бледный, на носу его выступили мелкие капли пота, а в стёклах его очков отражалось серое грозовое небо. Юрий Петрович мельком взглянул на небо – оно было лазурно-голубым, с редкими белоснежными облаками. А ещё через мгновение вокруг Миши почернела земля, и он исчез, тихо выдохнув слово: «Валет».
Глава 1. Корень зла
– Оля, смотрю, ты в недоумении, почему здесь лежит колода карт, – Сакатов посмотрел на меня. – Учитывая, что лично я не являюсь фанатом азартных игр.
Мне и правда эта колода карт сразу бросилась в глаза, как только мы расселись в его кабинете между шкафами, набитыми книгами и стопками книг и журналов, которые не поместились туда. Накануне вечером он нас всех обзвонил и срочно позвал к себе домой, как всегда держа интригу до последнего и не открывая заранее предмет обсуждения. На этот раз вся наша небольшая команда собралась в полном составе – я, мой двоюродный брат Илья, его сын Дениска, у которого уже закончились каникулы в универе, и сам хозяин кабинета Сакатов Алексей Александрович, сидевший напротив нас за большим письменным столом. На складной табуретке разместилась и Лидия Афанасьевна, мама Сакатова, которая в последнее время с интересом слушала наши разговоры.
– Но не буду испытывать ваше терпение, – Сакатов торжественно достал из колоды валета пик и показал нам. – Именно слово «Валет» было произнесено молодым человеком, когда он неожиданно исчез на глазах своего соседа. Это произошло вчера, в лесу, рядом с деревней Костоусово в половине десятого утра. Михаил Турыгин исчез в своей тени. Предупреждая ваши вопросы, сразу скажу, что в том месте, где он исчез, нет ни оврагов, ни обвалов, ни топи. Обычная тропинка в лесу, засыпанная опавшими листьями. Свидетель этого события пенсионер Юрий Петрович Токарев утверждает, что тень, перед тем, как в ней исчез Михаил, формой напомнила ему карточную масть пик. Вот такие дела. Завтра суббота, и Юрий Петрович нас ждёт у себя в Костоусово.
– Алексей Александрович, а что, эта колода, которая сейчас лежит перед Вами, как-то связана с его исчезновением? Осталась вместо него? – деловито спросил Дениска.
– Нет, нет! На месте исчезновения Михаила осталась только корзина с грибами. Эти карты я сегодня купил в киоске. Врага надо знать в лицо. За сегодняшний день я столько всего интересного и необычного узнал о картах и гаданиях, копаясь в интернете! Вот, видишь, даже заметочки небольшие на картах делал.
– Так я не понял, ты нам их рекламируешь? – спросил Илья.
– Ни в коем случае! То, что произошло с Михаилом, каким-то образом связано с картами, и однозначного ответа на это, пока, к сожалению, нет.
– Он в деревне постоянно живёт или гостил там? – спросила я.
– Гостил. В деревне жила его бабушка Агриппина Николаевна. Год назад она умерла. Старушка эта, пока была жива, гадала на картах. Это мне Юрий Петрович рассказал. Вот и всё, что на данный момент мне известно.
– Уже теплее. Карты вообще штука неоднозначная, – сказала я. – Небезопасная.
– Да, Оля, – кивнул Сакатов. – Карты не безобидная игра, достаточно вспомнить азарт, который охватывает всякого, кто садится за стол и берет их в руки.
– Но не до такой же степени! – воскликнул Илья. – Мы все периодически играем в дурака, но после этого нас валеты не утаскивают в свою валетную страну. А что полиция говорит?
– Юрий Петрович надеется, что Миша вернётся, поэтому в полицию не сообщает. Сами понимаете, обстоятельства исчезновения Миши очень загадочные, простого объяснения этому нет, и полиции явно не понравится то, что Юрий Петрович, единственный свидетель, будет говорить о появившейся пиковой тени и валете. Поэтому он позвонил нам. Итак, вернёмся к картам. Мистика – неотъемлемая черта карт. Кто-то сказал, что карты – это эквивалент времени. Вот посудите сами – пятьдесят две карты символизируют пятьдесят две недели в году, а ещё джокер, который добавляет один день в високосном году. Красный и черный цвет олицетворяют ясный день и чёрную ночь. Так? Если идущего сразу после десятки валета оценить в одиннадцать очков, даму – в двенадцать, короля – в тринадцать, а туза принять за единицу, то в колоде сумма очков составит триста шестьдесят пять. Ну не мистика ли? Идём дальше. Откуда, вы думаете, такие странные символы мастей на картах появились? Есть версия, что карты пришли из Индии. На первых картах было изображение четырехрукого Шивы, держащего кубок, меч, монету и жезл. Это символы четырех индийских сословий, они и дали начало современным мастям. Правда, с этим не все согласны. Французский оккультист Эттейла, а также его продолжатели Элифас Леви и доктор Папюс считали, что у карт египетское происхождение. Они утверждали, что древние египетские жрецы записали всю мудрость мира на семидесяти восьми золотых табличках, впоследствии ставшими картами. Пятьдесят шесть табличек считаются «Младшими Арканами», и они стали обычной игральной колодой, а двадцать два «Старших Аркана» стали самой загадочной колодой карт – колодой Таро, служащей для определения открытого пути. Само название "таро", происходит от египетского словосочетания «та рош», что значит « путь царей». Карты в том виде, в котором мы с вами их знаем, появились на европейском континенте в четырнадцатом веке. Но сразу повсеместно вызвали недовольство духовенства, хотя само духовенство, как оказалось, было совсем не против разнообразить свою жизнь посредством новой настольной игры. Например, в одна тысяча триста шестьдесят седьмом году в Берне карточные игры были запрещены, но папский посланник, посетивший с инспекцией один из монастырей, с ужасом увидел, как монахи с удовольствием режутся в карты прямо в стенах своей обители. А священнослужителям строго возбранялось даже притрагиваться к картам, хотя обсуждение запрета на игру в них никогда на Межсоборное присутствие не выносилось. Но карты понемногу отвоёвывали себе место среди человеческих пороков. Особенно после того, как шут душевнобольного французского короля Карла Шестого нарисовал карточную колоду для развлечения своего господина. С его лёгкой руки эта игра захватила королевский двор. Но, хочу обратить внимание на одну деталь! Тогда в колоде было всего тридцать две карты, там не было четырёх дам. И только в следующем столетии итальянские художники изобразили своих мадонн и добавили их в колоду. Нерадостная судьба была у карт, они всегда подвергались гонению, и что скажу вам, было за что. В Москве при Иване Грозном к картам поначалу относились терпимо, но потом вдруг разглядели в них вмешательство нечистой силы, и стали подвергаться наказанию всех, кто был замечен при игре в них. Даже закон выпустили в одна тысяча шестьсот сорок девятом году, по которому разрешалось людям, пойманным за игрой в карты, отсекать пальцы и руки. Указом одна тысяча шестьсот девяносто шестого года введено было обыскивать всех заподозренных игре в карты и бить их кнутом. В восемнадцатом веке наказание за игру ограничивалось уже только штрафом, но для повторно пойманных за этим делом, была тюрьма, или батоги. Причина столь негативного отношения к ним одна – к игре в карты относились как к обольщению нечистой силой. Взять хотя бы такую фигуру, как джокер. Изображение его довольно несерьёзное, посудите сами – паяц в каком-то пятнистом трико, колпак с бубенчиками, но в руках он держит скипетр с нанизанной на него головой человека. Сейчас, конечно, в современных картах отрубленную голову заменили на развеселые тарелочки, но вес джокера остался таким же – он на вершине колоды, он вне мастей, он бьет любого короля и туза. И, кстати, слово «туз» произошло от немецкого слова «Daus», значение которого – дьявол, которое пошло от греческого слово «диаболос», что означает рассеиватель клеветы, в смысле – сеет клевету направо и налево. Если пойдём рассматривать колоду дальше, то у четырех королей есть реальные прототипы. Для короля червей таким прототипом являлся Карл Великий, царь Давид – это король пик, Юлий Цезарь – король бубен, а Александр Македонский – король треф. Видите, какое созвездие царей служит в обычной карточной колоде!
– Интересно про дам послушать, у них тоже есть прототипы? – заинтересовался Илья.
– А как же! Но дамы, сами знаете, народ капризный, и даже в колоде у них нет такого единодушия как у королей.
– Кто бы сомневался! И что там они делят?
– На звание дамы червей претендовали сразу три прекрасные дамы – это Юдифь, Елена Троянская и Дидона. За образом дамы пик тоже маячили три дамы, и какие! Это Афина, Минерва и даже Жанна д’Арк. Но после долгих споров решено дамой пик считать библейскую Рахиль, так как она идеально подходила под образ «царицы денег», достаточно только вспомнить, что она обокрала собственного отца. У дамы треф вообще произошла полная перезагрузка образа – из образа прекрасной добродетельной Лукреции она превратилась в Аргину – олицетворение глупости, сумбура и тщеславия. Но вот мы и подошли к валету, или к слуге, лакею, вассалу, холопу. У него много эпитетов, и все они обидные. Обязательный атрибут его – коварство и плутовство. Вот его реальные прототипы – французский рыцарь Ла Гир, по прозвищу «сатана», он олицетворяет валета червей, пики – это герой датского эпоса Ожье, бубны – Роланд, а треф – Ланселот Озерный.
– Но у нас тень конкретно приобрела вид масти пик, – вставил Илья.
– Что касается масти пик. Самая черная и проклятая масть, так как символизирует пику, то есть копьё Лонгина Сотника, которым он пронзил живот Иисуса. Хотелось бы подробнее остановиться на Ожье-датчанине, прототипе валета пик. Неоднозначная фигура. Вроде бы он и являлся соратником мятежного императора Карла Великого, но в переводе старинных текстов вкралась ошибка и его стали почитать как «основателя датского государства» по имени Хольгер Датский, и он стал считаться народным героем Дании. И даже миф такой возник, будто он не умер, а дремлет, и будет дремать, пока у датского государства имеются враги. Но вот в других хрониках, которые пытались уничтожить некие заинтересованные силы, образ Ожье открывается нам совершенно с другой стороны. Ожье, будучи уже столетним старцем, задумал вернуть себе молодость. Не хотел он умирать, вполне себе человеческое желание. И он осуществил его, женившись на колдунье Моргане, но Моргана была далеко не наивная девушка и отлично понимала цену любви хитрого и ловкого Ожье. Поэтому она, помимо молодости, сделала ему ещё один «подарок» – поселила его в замок забвения, в котором он пробыл двести лет. Каким-то образом он всё-таки скинул её чары, сбежал из замка и вернулся ко двору. Но вернулся он другим. Двести лет жизни рядом с Морганой не прошли даром, и он приобрел очень дурные колдовские наклонности. Все вокруг шептались о его странных привычках, но конкретно ничего никто не знал. Вроде бы он каждый цикл луны заканчивал чёрной мессой с кровавыми жертвоприношениями, ещё мог проходить сквозь стены и быть в двух местах одновременно. Обманутые мужья жаловались своим товарищам, что ни одна дама не могла устоять перед ним. Конюх, служащий у Ожье, шепнул в одной тесной компании, что видел, как его господин обратился картой, но после этих слов конюх пропал. Но все эти слухи не помешали датчанам благодаря Ожье отбиться от английской эскадры адмирала Горацио Нельсона, угрожавшей Копенгагену. Датчане до сих пор очень трепетно относятся к своему герою. Позднее в его честь назван был пароход, служивший в военно-морских силах Дании в девятнадцатом веке, фрегат в двадцатом веке, и даже военные самолеты у них названы в его честь. С моей точки зрения, сомнительная честь, так как Ожье запятнал себя чёрной магией, и я считаю это каким-то поклонением дьявольским силам. Да ладно, пусть датчане сами выбирают себе кумира.
– Как можно связать то, что ты нам рассказал, со странной тенью, которая поглотила Мишу? – вернула я Сакатова к нашему насущному.
– Оля, да это всё подходит к исчезновению Миши. И в первую очередь – наличие мистического начала у масти пик, которое связывает его с владыками подземного мира. А что касается исчезновения в тени, так ещё наши далекие предки считали, что тень человека – это его двойник, второе его «я». Они даже думали, что при неблагоприятном раскладе тень может отделиться от человека и нанести ему большой вред, или даже вызвать смерть. А ведуны и колдуны предупреждали людей – если враг наступит на тень человека и произнесёт проклятия в его адрес, он сможет навредить человеку. Поэтому в суевериях многих народов запрещено наступать на тень другого человека. В некоторых старинных книгах по колдовству есть рецепты, как победить колдуна – надо нанести увечье его тени, например, вбить в неё осиновый кол. А уж сколько существует историй о зловещих тенях, так я вам до Нового года могу их рассказывать. Скажу одно – в истории человечества есть неоднократные упоминания о тенях, поглотивших не только какого-то конкретного человека, но даже целые поселения.
– То есть, мы имеет здесь двойное зло – и карты, и тень, – констатировала я.
– Получается, что да, – кивнул Сакатов. – Одно зло каким-то образом вошло в тандем с другим злом.
– То есть, у несчастных карт напрочь отсутствуют положительные отзывы? – спросил Илья.
– Ну, как на это посмотреть! В шестнадцатом веке в Италии жил учёный Джероламо Кардано, который оставил значительный след в науке своими исследованиями в медицине, философии, математике и также в астрономии. В медицине он, к примеру, первым сделал клиническое описание брюшного тифа. Так вот, его страсть к карточным играм привела к открытию одного из основополагающих законов теории вероятности, а это, на минуточку, произошло за триста лет до знаменитой теории Эйнштейна! Кардано, это вам не легкомысленный картёжник, с ним консультировался по геометрии даже такой его знаменитый соотечественник, как Леонардо да Винчи. Не могу удержаться, чтобы ни рассказать об этом чудаковатом учёном историю, которая в полной мере характеризует его неординарность. Он предсказал свою смерть с точностью до часа. И когда это время пришло, а он к тому времени прекрасно себя чувствовал, он взял и покончил жизнь самоубийством, чтобы доказать своё предсказание. Вот такой вот был оригинал. Возвращаясь к картам, повторю, именно благодаря им, он сделал своё величайшее открытие. Да, ещё можно добавить к положительному отношению к картам то, что на Западе карточные игры, такие как преферанс, винт, вист, которые тренируют логическое мышление, были включены даже в школьную программу.
– Всё-то у них, не как у людей! – вздохнул Илья.
– Я бы тоже не отказался от такого предмета, как игра в карты, если бы его вместо какой-нибудь химии или физики преподавали! – вставил Дениска.
– Итак, подведем итог, – Сакатов прошёлся вокруг стола. – То, что случилось с Мишей, связано с магическими свойствами карт, поэтому – это наше дело, и мы возьмёмся за него, хоть на данный момент у нас нет никаких предположений. Но я думаю, что на месте мы сможем разобраться с этим таинственным исчезновением, поэтому – в путь!
На следующее утро мы в полном составе уже ехали в Костоусово. Выехали рано, буквально с первыми лучами солнца, но подремать в машине, как я надеялась, мне пришлось.
– Пока едем, хочу вам историю одну занятную рассказать, связанную с предметом нашего разговора, – повернулся к нам Сакатов. – На неё наткнулся мой друг Петя Гаврилов, когда работал с архивом выдающегося русского ученого Александра Михайловича Ляпунова, академика Петербургской Академии Наук. Сия необычная история совершенно выбивается из специфики официальных работ этого прославленного ученого, и когда вы услышите её, то поймёте почему. Так вот, случай этот произошел ещё в конце девятнадцатого века. В зажиточной купеческой семье Никанора Ефимовича Бусыгина родилась четвёртая дочь. Событие не такое уж и редкое, но счастливым родителям в ту пору перевалило далеко за пятьдесят, и это стало для них, как гром среди ясного неба. Троих-то старших дочерей Никанор Ефимович к тому времени уже замуж выдал, и пятеро славных внучат весело стучали пятками по огромному его дому. И тут вдруг ещё одна дочка! Назвали её Татьяной, в честь благодетельницы семейства, княгини Татьяны Афанасьевны Горчаковой. Девочка, вопреки всем опасениям, росла здоровой и смышлёной, освоила грамоту уже к пяти годам, а к восьми прочитала больше половины книг в домашней библиотеке. К пятнадцати годам знала восемь языков, прекрасно играла на фортепиано, и сама княгиня Горчакова любила с ней музицировать. И вообще, она была любимицей всех домочадцев, и родители каждый день благодарили бога за радость, которую он им принёс на склоне лет. В то время обычай такой был – в доме привечать странных людей, их называли иерусалимцами, давать им кров, одежду, кормить их, и считалось это богоугодным делом. Ходоки такие по всей России-матушке путешествовали, разносили новости из города в город, из деревни в деревню, были мастаками рассказывать истории занимательные, порой невероятные, порой грустные, и народ любил слушать их. Так вот, однажды вечером в дом Бусыгиных постучала старушка, вся в чёрном, с небольшим узелком в руках. Её, по обычаю, усадили за стол, накормили и оставили ночевать. Старушка оказалась такой хорошей рассказчицей, столько повидала за свою долгую жизнь, что каждый вечер вокруг неё собирался народ – и сами хозяева, и их работники, а потом и работники из других почтенных домов. Старушку звали Паня, сколько лет ей было, она не знала, но помнила, что когда девчонкой была, её отдали в услужение на кухню к графу Григорию Ивановичу Орлову, а его, ко времени описываемых событий, не было уже в живых, почитай, лет сто тридцать. Получалось, что Пане – никак не меньше ста лет было. Телосложения она была щупленького, ростом маленькая, волосы белые, как снег, а глаза – чёрные, молодые и задорные. Как-то так получилось, что прижилась она надолго в доме у Бусыгиных. А Татьяна, так та просто души в ней не чаяла, до позднего вечера сидела и слушала её, открыв рот, пока матушка не утащит её за руку в кровать. А потом у Пани ещё один полезный талант открылся, могла она совет дельный дать, ненавязчиво, вроде как мимоходом. Например, собирается старшая кухарка Феклиста на базар, а Паня ей говорит: «Ты бы, Феклистушка, сегодня дома осталась, лучше завтра сходи, а сегодня пошли Маньку вместо себя». Понятно, кухарка первый раз не обратила на слова Пани никакого внимания, отмахнулась от неё и пошла на базар, а там у неё монетки из кармана вытащили. Вот! Понятное дело, к советам Пани стали прислушиваться, даже специально к ней подходили, чтобы узнать, удачным ли какое затеянное дело будет. Паня отвечала охотно, старалась всем помочь. Казалось, она знала всё – кто и когда заболеет, кто пару себе найдёт, у кого пополнение в семействе намечается, а у кого – наоборот, даже про дальних родственников и совсем чужих людей могла сказать. На вопросы, откуда она это знает, она отвечала коротко: «Ведаю». И вот случилось в семье Бусыгиных горе – заболела матушка, да так тяжело, что уж и с кровати не вставала. Доктор каждое утро заезжал к ним, брал её руку в свою, считал пульс, слушал дыхание. Он качал горестно головой, и на вопросительные взгляды домочадцев коротко отвечал: «Посмотрим». А чего там смотреть! Матушка таяла, словно свечка, и на свет божий смотрела уже из-под полузакрытых век. В одно из посещений, доктор шепнул убитому горем батюшке, что недолго уж ей осталось мучиться. Татьяна в это время была подле батюшки и услышала слова доктора. Ей в ту пору только шестнадцать исполнилось. После страшных слов доктора, побежала Татьяна в свою светелку, и прорыдала там всю ночь. А утром, ни свет, ни заря, пришла к Пане, пала к её ногам и сказала, плача: «Паня, милая, ты всё знаешь, скажи, как помочь матушке?» А Паня гладит её по светлой головушке и говорит печально: « Крепись, девонька, у каждого свои годочки в копилочке, сколько матушке твоей отмерили, столько и проживёт она». А Татьяна ей: « И у меня, значит, в копилочке насыпаны года? А можно из неё матушке пересыпать? У меня же их много!» Паня отвечает: «Да где это слыхано, чтобы свои года другому человеку отдавать! Тебе ещё жить да жить, дай бог, детишками обзаведешься, поднимать их надо будет! Нет, Танюшка, грех это!» Татьяна не отступала: « Тогда скажи, даже если я соглашусь с тобой, и не отсыплю матушке своих годов, такое вообще возможно?» Паня опустила голову и тихо говорит: « Возможно. Что только на свете не бывает! Есть такие помощники, только никто просто так милость свою не раздаёт, за всё платить надо». Татьяна опять давай допытываться у неё, что да как, целый день по пятам за ней ходила. Паня и говорит ей: «Танюшка, тот кто просит, в три раза больше платит – за того, за кого просит, за того, кто эту просьбу выполняет, и за того, чьей силой это делается». Татьяна в слёзы: «Хочу, чтобы выздоровела матушка, не постою за ценой». Паня опять её увещевает: « А ещё, после такого обмена ни у кого не будет счастья никогда, только одни страдания принесут эти чужие годы!» Да только Татьяна уже ничего и слышать не хотела, упёрлась, и одно твердит, что готова отдать матушке хоть ещё пяток лет. Паня усмехнулась: « Да кто же тебя спросит, сколько лет передать! Эх, бедная ты моя, не знаешь, чего просишь. Да ладно, будь по твоему, твою просьбу уже услышали, и никак мне уже это не изменить». И сказала, чтобы пришла Татьяна в её коморку в полночь. Как только часы в столовой пробили полночь, Татьяна встала с постели, накинула на плечи шаль и спустилась в подвал, где находилась крохотная коморка Пани. В подвале было холодно, топили только господскую часть дома, и она зябко куталась в шаль, стараясь бесшумно ступать по скрипучим ступенькам. Татьяна толкнула низенькую дверь и очутилась в крохотной комнатушке Пани, ровно на одну маленькую, почти детскую кровать и табуретку, на которой стоял стакан с водой, и тускло горел свечной огарочек. Она переступила порог, Паня взглянула на неё своими чёрными, как ночь глазами, и в них вспыхнул то ли отсвет от свечи, то ли отсвет от другого огня, от которого надо бежать любому православному человеку. Татьяна присела не пол перед Паней, и та достала из потаённого кармашка колоду старых потрёпанных карт, зажала их между своими ладошками и закрыла глаза. Холодное дыхание неведомой опасности зашевелило волосы на голове Татьяны. Паня отняла одну ладошку и подула на колоду. «Сама ли ты, девонька, пришла ко мне за помощью?» – спросила Паня, и голоса её Татьяна не узнала. «Да» – еле слышно ответила она. «Положи руку на карты». Татьяна положила руку свою на карты и увидела, как старые растрепанные рубашки карт стали наливаться зелёным светом, начали блестеть, как будто только что вышли из типографии. «Достань одну карту, да только слушай себя, не ошибись, второго раза у тебя не будет». Татьяна подняла взгляд на Паню и спросила: «А если я вытащу плохую карту?» Паня засмеялась: «Нет плохих карт. Одна из них уже выбрала тебя». Рука Татьяны сама потянулась к карте, и Татьяна ничего не могла сделать, будто и не хозяйка была она своей руке. Только она вытянула из колоды карту, Паня схватила её за эту руку и прижала карту к своему сердцу. «Тьма наступай, ночь покрывай, к земле пригни, полночью закрепи» – как тяжёлые вериги сомкнулись вокруг Татьяны слова, заполнившие коморку. Свет от колоды отразился зеленым омутом в глазах Пани, и она стала изменяться. Словно змея, скидывающая свою старую кожу, скидывала она свои годы. Кожа на руках у неё стала молодой, светлой, без старческих пятен, а седой пучок на её голове превратился в корону из иссиня-чёрных длинных кос. На правой щеке колдуньи выступил чёрный знак – масть треф. Испугалась Татьяна, вырвала руку из руки Пани, и выскочила из коморки. «Остановись! Погубишь всех!» – доносился вслед ей крик Пани, но Татьяна бежала наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Как только она перешагнула порог своей комнаты, сон сморил её, и она рухнула на кровать, не в силах с ним бороться. Наутро первым делом она заспешила к матушке, а та уже на койке сидит, улыбается. Обняла Татьяна свою матушку, обе заплакали, сначала от радости, а потом, когда Татьяна рассказала матушке о ночном происшествии, заплакали уже от предчувствия скорой беды. Паню с той ночи больше никто никогда не видел. Матушка прожила ещё три года, а потом болезнь снова вернулась к ней, только на этот раз мучения её были столь невыносимы, что она со слезами молила о смерти. А Татьяна заплатила за свою просьбу страшную цену. Она стала стремительно стареть, и эта болезнь её скосила за два с половиной года. Доктора только руками разводили, никто не знал, как остановить этот ужасный процесс. Сейчас бы врачи назвали это прогерией, или синдромом преждевременного старения. Умерла Татьяна глубокой старухой в свои неполные девятнадцать лет. На её памятнике, на Введенском кладбище, под датами ей рождения и смерти написаны горькие слова: «Страшная цена – заплатить одной жизнью за другую, мы никогда не смиримся с этим».
– Выдумки всё! – заявил категорично Илья.– Она у них поздний ребенок была, вот здоровья ей и не досталось.
– А я верю! – сказал Дениска.
– Да вы с Ольгой всему верите! – отмахнулся Илья. – Ещё скажите, что в машину времени верите!
– Знаете, – вмещалась в наш разговор Лидия Афанасьевна. – Много лет назад, когда я возвращалась из Москвы, в купе поезда я разговорилась с одной женщиной, как потом оказалось, бывшей гадалкой, так она мне рассказала, что все события, которые она предсказывала по картам людям, отражались и на ней в той или иной степени. Например, нагадала она там кому-то смерть, а у неё после этого знакомая умерла, потом ещё, и ещё. Довело её это гадание до нервного истощения.
– Нисколько этому не удивляюсь! – подхватил Сакатов. – Взятые из информационного поля будущие события совсем не предназначены для человеческого слуха, поэтому искажают картинку настоящей реальности. Именно поэтому гадание так порицается духовными служителями.
– А как же разные предсказатели, о которых есть упоминание в библии, например, Навуходоносор? – спросила я его.
– Наверное, чтобы была обеспечена чистота такого эксперимента, контактёр тоже должен быть чистым, в более широком смысле этого слова. То есть, надо быть достойным такой чести.
– Да поняли мы! – Илья засмеялся. – Не ходить нам с табором, не гадать по руке!
За разговорами мы незаметно подъехали к деревне. Она предстала перед нами во всей своей простой красе, залитая осенним солнцем и окружённая со всех сторон праздничными золотыми и багряными лесами. Первый дом на краю деревни принадлежал Агриппине Николаевне, вернее, уже её внуку Михаилу. Крепкий такой дом, высокий, с большими окнами, с побеленными углами и синими ставнями. Мы остановились у ворот, и тут же к нам, из дома напротив, заспешил бодрый старичок в шляпе и высоких сапогах. Это и был Юрий Петрович, свидетель пропажи Михаила. Мы познакомились с ним, и он пригласил нас к себе в дом, на завтрак. По двору ходили рыжие курочки и молодцеватый красавец-петух, который, увидев нас, тут же принял бойцовскую стойку. В доме было жарко натоплено, пахло хлебом и милым деревенским уютом. Жена Юрия Петровича, Васса Ивановна, захлопотала возле нас, выставив на стол ароматные пирожки и плюшки.
