- -
- 100%
- +
– Иди к нам, обеденный час давно настал, – усмехался задира, видя, с каким упорством новый ученик перерисовывает мотив фрески к себе в альбом. – Пока ты забавляешься пером, все вино окажется в наших желудках и тебе достанется только вода. Поторопись же! Ветхий Бертольдо все равно не заметит старыми глазами разницы между нашими рисунками. Можешь не стараться!
Микеланджело снизу вверх посматривал на стройного красивого Торриджано и только крепче сжимал губы: отвечать на обидные тирады он не собирался. Талантливый подросток пришел сюда учиться и не хотел отвлекаться на посторонние разговоры или насмешки.
– Ну что ты всех задираешь? – вступился за друга Франческо Граначчи и обратился к Микеланджело: – Микеле, правда, заканчивай работу и присоединяйся к нам. Сегодня оливки с хлебом особенно вкусные.
Остальные ученики охотно слушали поддевки Торриджано и тихонько комментировали их колкими фразами. Они охотно расслабились без надзора учителя за вкусной едой и вином, сильно разбавленным водой.
За общей суетой никто не заметил, что в трапезную давно вошел учитель Бертольдо и встал в сторонке, прислушиваясь к разговорам. Он молча улыбался в белую бороду и радовался беззлобному развлечению подопечных. Послушав достаточно, старый учитель стал разворачиваться, чтобы так же незаметно уйти, как пришел. Его движение оказалось неловким и широкая накидка, которую он не снимал даже летом, задела стоящий на полу кувшин. Глиняная корявая посудина упала на бок, издав при падении громкий звук, и откатилась в сторону. Головы присутствующих как по команде повернулись к двери. В помещении наступила тишина, а затем раздался голос мастера.
– Что ж, дети, все вы наделены талантом и знаете об этом, – сказал Бертольдо, не считая нужным прятаться или оправдываться перед юнцами. Он решил использовать возможность немного поучить молодежь. Не зря Лоренцо Великолепный именно ему поручил стать учителем: герцог ценил опыт, знания и мудрость старого скульптора. – Некоторые из вас бегут побыстрее, чтобы насытить желудки, другие бегут, чтобы побыстрее взяться за уголь и бумагу. В моих силах дать каждому из вас задание и заставить выполнить его, заставить работать.
Но не в моих силах заставить вас учиться наполняться мудростью.
Вы пришли сюда добровольно, чтобы получить мои и великие знания моего учителя, скульптора Донателло. Вы сделали свой выбор. И если он кому-то разонравится, я буду не вправе разубеждать его в обратном.
Помните: если вы хотите что-то понять в этом мире, вам нужно его изучать и подстраивать свое понимание под новые, получаемые здесь, знания.
Только понимая окружающий мир, вы будете одновременно меняться вместе с ним и меняться сами.
Вы сможете намного улучшить свое мастерство.
Сможете лучше понять не только мир, но и свою душу, самих себя.
Я здесь для того, чтобы помочь вам постичь эту истину.
И еще запомните, дети мои, простой закон жизни. Обучению не поддаются только самые глупые из людей, или самые умные и мудрые из них. Из кожи первых вы все давно выросли, а до вторых пока не доросли. Поэтому заканчивайте трапезу и отправляетесь все в церковь Санта Мария дель Кармине. Там я буду ждать вас. Настала пора вам всем немного подрасти, чтобы к зрелым годам занять соответствующее настоящему мужчине положение. С сегодняшнего дня и все следующие недели мы будем с вами изучать и копировать знаменитые фрески Мазаччо. И кто из вас, упрямые головы, толком не знает этого великого мастера, получит наконец-то капельку мудрости.
Старый скульптор развернулся и медленно пошел прочь, опираясь на высокую деревянную палку, отполированную временем.
Глава 3 Франкфурт на Майне, Германия
С совместного посещения кафе между Глебовым и Кантор завязались дружеские отношения. Их можно было назвать больше, чем соседские. Саша Глебов, успешный российский бизнесмен, подолгу оставался в Германии. Страна ему нравилась прибранностью, чистотой и порядком. Его родственники и друзья жили в России, и особо сближаться с кем-либо за границей, кроме деловых партнеров и сотрудников, он пока не спешил. С другой стороны, незнакомая страна представляла некоторую опасность, а опасностей Глебов интуитивно старался избегать.
Соседка Глебова, шестидесятитрехлетняя Андреа Кантор, охотно согласилась рассказать ему о немецком менталитете, традициях, писаных и неписаных законах страны. Молодой мужчина сразу проникся доверием к неординарной и интересной женщине. И даже внешне она ему напоминала мать Ларису, по которой он очень скучал. Но только после неожиданно сделанного признания Кантор он понял, что их связывает нечто большее, чем просто соседство.
Эта связь оказалось началом большой загадки.
– Если бы мой сын остался жив, он бы выглядел примерно, как ты…
В один из сумрачных вечеров Глебов и Кантор сидели на небольшой зеленой террасе, укрыв ноги пледами. На столе перед ними стояли бокалы с красным вином.
– Не знал, что у вас был сын.
– Откуда же? Я редко кому говорю об этом. Со дня его смерти прошло много лет… – Хозяйка квартиры протянула руку к бокалу, подержала в руке, отпила глоток и продолжила: – Мой муж Карл был отличным инженером. Он закончил технический университет и открыл во Франкфурте фирму по производству каких-то деталей к гражданским самолетам. Я в его дела никогда не вмешивалась, потому что в технике не разбиралась. Наш сын Матео пошел по стопам отца. Он, как и Карл, получил техническое образование и стал работать в семейном бизнесе. С приходом в фирму молодого, полного идей и сил специалиста, она приобрела второе дыхание. Матео, как и ты, Саша, наладил связи с зарубежными заказчиками, что увеличило потенциал фирмы во много раз. Мы с мужем очень гордились нашим талантливым мальчиком…
Однажды мы с Матео возвращались от родственников. Моя двоюродная сестра пригласила нас на церемонию официальной помолвки дочери. Муж в то время приболел и остался дома, но совсем отказаться от визита мы не могли… До сих пор не понимаю, что подействовало на самоубийцу, выехавшему на встречную полосу – то ли дождливая погода, то ли личная драма. У сына, сидевшего за рулем, выбора не оказалось: ни свернуть, ни остановиться он не мог. Мчавшаяся на огромной скорости навстречу машина срезала часть нашего мерседеса вместе с водителем.
Авария на автобане мгновенно оборвала жизнь Матео. Я, к счастью, осталась жива, но сильно поранена. Впрочем, что значат даже самые тяжелые раны матери, если потерян единственный ребенок… – Женщина замолчала и стала внимательно всматриваться в даль.
– Госпожа Кантор, если вы не можете или не хотите вспоминать о несчастье, – непонятно почему Глебов почувствовал себя виновником тяжелых воспоминаний. Она же, слыша извиняющиеся интонации в голосе собеседника, легонько сжала его руку и покачала головой.
– Воспоминания о прошлом не бывают веселыми, особенно если они связаны с потерями. Но если тебе не хочется…
– Что вы, конечно хочется! Продолжайте, мне интересно.
– Саша, мы в прошлый раз договаривались, что оставим госпожу Кантор в покое и будем называть друг друга по именам и на ты. Не хочу выглядеть старее, чем я есть на самом деле. Даже в мои годы жизнь продолжается и умирать я пока не собираюсь.
– Хорошо, Андреа, будем по именам. Но на ты мне переходить сложно. Я ведь русский, а у нас не принято тыкать малознакомому человеку, особенно если он старше тебя. Постараюсь привыкнуть к немецкому менталитету. Дайте мне время.
– Договорились. В свою очередь, мне тоже придется уважать менталитет твоей страны. Будем учиться друг у друга, – Кантор мягко улыбнулась, но ее глаза при этом остались печальными. – Так вот. Особенно тяжело после злосчастной аварии оказалось то, что мне по состоянию здоровья не удалось приехать на похороны сына. На церемонию прощания я не попала. Меня в это время врачи склеили по кусочкам и надолго уложили в ортопедическую кровать. Понятно, что на кладбище в карете скорой помощи приехать я не могла. После месяца больницы потянулись недели реабилитации… Впрочем, это совсем не интересно.
Смерть сына сильно подломила Карла. Мужчины совсем по-другому реагируют на экстремальные ситуации в семье. Тем более, если это смерть единственного сына и наследника. Карл стал обвинять в случившемся меня, хотя я сидела рядом с водителем, а не за рулем. Собственно, наш Матео тоже не был виноват.
Просто несчастный случай. Злая судьба. – Кантор замолчала, подняла бокал, выпила остатки вина и также молча протянула Глебову, чтобы он вновь его наполнил. Она подержала наполненный бокал в руке и поставила на стол, не притронувшись к вину. Подтянув плед с колен до плеч, женщина зябко дернула ими и продолжила: – Через полгода после аварии я случайно узнала, что муж встречается с другой женщиной. Дела в фирме он забросил, со многими коллегами рассорился, кто-то ушел сам, заказы стали постепенно сокращаться. Дальше – больше. За одной женщиной пришла другая и однажды Карл сказал, что уходит от меня.
Честно скажу, что большой неожиданностью его уход для меня не стал. Я давно поняла, что мужу не справиться с потерей сына, ведь он любил его намного больше, чем меня.
Он любил в нем себя.
Свое продолжение.
Ты знаешь, Саша, все таки странное существо человек. Он огорчается, когда теряет деньги или разбивает машину.
Но он не обращает внимание, как быстро теряет месяцы и годы жизни.
Когда муж уходил из нашего большого дома, где мы прожили больше двадцати лет вместе, к обвинениям в смерти сына он добавил обвинения в потере зарубежных заказчиков. В этом он тоже увидел мою вину. Было понятно, что в обвинениях нет ни грамма здравого смысла, но Карл прятался за них, чтобы облегчить собственную боль. Каким он был тогда несчастным и ранимым…
Кантор теперь замолчала надолго. Ее внимательный слушатель тихо сидел, улавливая еле слышный стрекот сверчка. Наконец она вынырнула из воспоминаний, повернулась к гостю и продолжила более оптимистичным тоном:
– К моему огромному счастью, у Карла хватило благоразумия не подать на развод после тридцати лет совместной жизни. После меня у него было много женщин, но ни одна не задерживалась более трех-четырех месяцев. Умер муж вскоре после гибели Матео от сердечной недостаточности.
Один в большой квартире.
Без любви.
Без семьи.
Печальная история жизни, сломленная незнакомым самоубийцей… У меня остались только воспоминания о семье и хорошее финансовое обеспечение от мужа. Надеюсь, не испортила тебе вечер горькой исповедью?
– Ну что вы, Андреа. Мне интересно узнать о вашей жизни. Все так сложно, печально и неоднозначно…
– Ах, Саша, это только ее маленький кусочек. Чтобы рассказать всю мою жизнь, потребуется не один вечер. Но я рада, что в твоем лице я нашла внимательного слушателя и заинтересованного собеседника. У нас говорят так: супруга дарят небеса, талант мы находим сами, а соседей посылает судьба. Не знаю, на каком крутом повороте судьба решила устроить нашу с тобой встречу, но, думаю, что произошла она не случайно. А теперь давай прощаться. Завтра у тебя трудный день. Позвони, когда вернешься из своей России, я встречу тебя в аэропорту. Если, конечно, захочешь.
– Спасибо за щедрое предложение, но вынужден отказаться. Меня встретит мой сотрудник. Со своей стороны обещаю, что обязательно позвоню, когда приеду. Думаю, пробуду на родине не более шести-семи недель. Спокойной ночи и до встречи!
Они попрощались, еще не зная о том, что следующая их встреча состоится в больничной палате.
Глава 4 Палермо, Италия
Данте Алессандро Масси сидел на огромной террасе и смотрел вдаль, на расстилающуюся внизу панораму родного Палермо. Руки его лежали на подлокотниках старинного кресла, голова покоилась на высокой, чуть изогнутой назад спинке. Он размышлял о том, каким образом на последних аукционных торгах бронзовая скульптура Альберто Джиакометти могла буквально уплыть у него из-под носа. Могущественный дон успел наказать маклера за то, что тот своей нерасторопностью доставил ему несколько неприятных минут. Теперь этот мужчина вряд ли найдет новое место работы, разве что сменит профессию. Впрочем, даже суровое наказание дела не меняло: место, приготовленное для скульптуры, оставалось пустым.
Дон Масси принадлежал к одной из могущественных семей Сицилии. С самого детства он знал, что его и желания любого мужчины его семьи должны быть исполнены. Сколько себя помнил, недоразумений у богатого и влиятельного дона случалось немного. И эта недостающая в его громадном собрании скульптура больно ударила коллекционера по самолюбию. Сам он охотно помогал друзьям и всем, кто обращался к нему за помощью. Теперь же помощь требовалась ему самому.
Дон Масси размышлял о превратностях судьбы до тех пор, пока на террасу не впорхнула его дочь Джулиана. Это единственное бесценное сокровище оставила ему жена Дамиана, умершая с рождением последнего сына.
Данте Алессандро счастливо прожил с Дамианой почти пятнадцать лет. За это время она родила мужу дочку и пятерых сыновей, ни один из которых не выжил. Женщина корила себя, что не может подарить мужу наследника: мальчики рождались мертвыми, умирали вскоре после родов, или не доживали до года. Несчастный отец не разубеждал жену в ее мыслях.
«Святая Розалия, – шептал он еле слышно, стоя на коленях в соборе Санта-Мария-Ассунта перед чудодейственными мощами покровительницы Палермо, – исцели мою жену, как когда-то исцелила и спасла наш город от проклятой чумы. Помоги, дай хоть одного наследника. Ты же знаешь, в моих делах мне нужны мужчины. Мы с женой терзаемся от того, что все наши сыновья умирают. Убери с жены порчу, вылечи, заступница! Святая Розалия, богиня, проси, чего хочешь, я исполню любую твою просьбу. Любую! Услышь мои молитвы, подари мне хотя бы одного сына. Хотя бы одного!»
То ли молитвы могущественного дона оказались не столь усердны, то ли он не получил индульгенцию от высших сил за многочисленные грехи, но Святая Розалия не просто не захотела излечить Дамиану, но и забрала к себе вместе с последним мертворожденным сыном.
После смерти жены Данте Алессандро Масси на два года заперся в своем поместье. Он ограничил все деловые встречи, потеряв на этом немало денег. Потеря денег, впрочем, не тревожила дона. Он знал, что заработает еще больше, если захочет, теперь его волновало совсем другое. Два года несчастный вдовец искал себя, спрашивал, как жить дальше и чего он вообще хочет от жизни.
Вопросы разрывали его сердце.
Неопределенность кружила голову.
Душа болела и не находила ответов.
За это время он даже не приближался к женской половине дома. На ней после смерти жены проживала дочь Джулиана, о которой заботились бездетная сестра дона, Перлита Масси и старая няня, дальняя родственница семьи.
– Алессандро, неужели ты не хочешь хоть взглянуть на дочь? – часто спрашивала Перлита. – Девочка постоянно спрашивает о тебе. Не лишай ее и отца, ведь мать она уже потеряла.
– Сестра, я благодарен тебе за усердие заменить Джулиане умершую мать. Но не заставляй меня сейчас видеться с дочерью. Со смертью Дамианы я потерял не только жену, но и упование получить наследника. Что может быть хуже и безжалостней, чем потеря надежды на продолжение рода?
– Но девочка…
– Молчи, Перлита. Мне нужно вначале прийти в себя.
Ты еще не знаешь всего, что меня печалит.
Когда я решу, как мне жить дальше, сообщу тебе. Джулиана знает, что у нее есть отец, который ее любит и никогда не бросит. Этого достаточно. Когда-нибудь я смогу все объяснить и она меня обязательно поймет. А сейчас оставь меня в покое и больше не говори о дочери. Ты будешь первой, кому я сообщу свое решение.
Только через долгих два с лишним года дон Масси принял окончательное решение о жизни семьи. Слово, данное сестре, он сдержал. Однажды вечером он пригласил ее в рабочую комнату для разговора.
– Перлита, ты знаешь мою жизнь так же хорошо, как и я, а теперь узнаешь еще лучше. Мне тяжело об этом говорить, но ты – моя сестра, поэтому достойна доверия. Тебе известно, с каким нетерпением я ожидал появления наследника и продолжателя семейного дела. После смерти второго сына я исповедовался у падре и просил его благословения. Он хорошо понимал мою проблему и сказал, что прижить сына от чужой женщины не грех, если жена не может родить.
– Алессандро, если уж ты хочешь рассказать все, то скажи, в обмен на какое пожертвование ты получил такое благословение? – На дона уставились осуждающие глаза сестры.
– Мое пожертвование на церковь не имеет ничего общего с благословением. Слушай и не перебивай!
Голос главы семейства зазвучал сердито. Он встал с места, подошел к высокому окну и остался стоять спиной к сидящей сестре. Неловкость за неприятный разговор он спрятал за нарочитую позу. Ему необходимо было высказать все, что он носил в себе многие годы. Лучшего слушателя, чем Перлита, он не желал.
– За четыре года у меня сменилось три женщины, которые беременели и рожали мне детей. Сегодня у меня есть одна незаконнорожденная дочь и ни одного сына. Двое сыновей, выживших при родах, умерли во младенчестве. Точно так, как у нас с Дамианой. Дело оказалось не в ней, а во мне. Во мне, понимаешь? Непонятно за какие грехи Господь наслал на меня проклятие и никогда не даст мне сына. Все мои попытки оказались напрасны. Теперь я знаю точно.
Упоминая о проклятии, дон Масси непроизвольно засунул руки в карманы элегантных брюк, как-будто кто-то мог увидеть их, обагренные человеческой кровью. Постояв так несколько минут, он отошел от окна и сел в любимое кресло, обтянутое бордовым жаккардовым полотном с замысловатым рисунком. Красивые темные глаза сорокалетнего мужчины напоминали цветом спелые оливы, густые волосы лежали аккуратными волнами на голове. Даже в несчастье он не потерял гордой осанки и сидел, как обычно, надменно возвышаясь над большим рабочим столом. Он радовался, что высказал тайну, многие годы лежащую тяжелым грузом на сердце. Решение для себя он давно принял, но ему нужно было чье-то одобрение. Этим человеком он выбрал сестру, самого близкого по крови человека. Но даже при этом выборе ему меньше всего хотелось смотреть ей в глаза.
Выждав положенное для раздумья время, Перлита подняла глаза на брата и сумела встретиться с ним взглядом. Улыбка на ее губах давно пропала, а осталось сочувствие к сильному могущественному мужчине, который ждет поддержки.
– Прости, Алессандро, за мои слова, ведь я не знала всего, – она увидела жест брата, означающий его великодушие, и продолжила: – После нашего последнего разговора о Джулиане я долго думала и скажу одно: не знаю, как ты хочешь жить дальше, но заранее принимаю любое решение. Об одном прошу: оставь меня рядом с племянницей. У тебя хотя бы есть дочь, даже две дочери, а у меня нет никого, кроме вас и уже никогда не будет… Не только тебя, но и меня Господь наказал бесплодием…
Перлита быстро достала из кармана красивого черного платья платок и спрятала в нем лицо. В комнате повисла гнетущая тишина. Брат с сестрой никогда не были друг с другом полностью откровенны. Сестра не хотела загружать брата чисто женскими проблемами, ему же, в свою очередь, не приходило даже в голову посвящать кого-то в частную, а тем более в деловую жизнь.
Минуты текли, женщина постепенно успокоилась, спрятала платок обратно. На Данте Алессандро уставились темные глаза Перлиты, обрамленные длинными густыми ресницами. Она ждала.
– Тебе не нужно переживать за свою жизнь, сестра. Никто тебя отсюда гнать не собирается. Не понимаю, как пришла такая глупость в твою умную голову. Я всегда любил и ценил тебя. Так и останется. – Дон Масси замолчал, будто готовился к затяжному прыжку. Он не спеша открыл стоящий на столе красивый инкрустированный ящичек, достал оттуда сигару и не спеша раскурил. После этого он посмотрел на тихо сидящую в кресле сестру. – У меня нет другого выхода, Перлита. Я решил посвятить Джулиану в мои дела.
– Алессандро! Ты сошел с ума?! – В страхе от услышанного, а потом и от сказанного, женщина закрыла рот рукой и замолчала. В итальянских семьях не принято обсуждать решения мужчин и тем более обвинять их в отсутствии разума.
– О, женщина! Почему Господь не наградил тебя хоть чуточкой терпения? – Дон Масси неторопливо отложил сигару в сторону и внимательно посмотрел на сестру. – Джулиане сегодня десять лет. Пока она подрастает, я потихоньку буду отходить от дел. Денег у меня более, чем достаточно, они находятся и работают в надежных местах. У меня есть как минимум десять лет, чтобы организовать себе свободную от дел жизнь. Я не хочу ни в коем случае, чтобы Джулиана каким-то образом оказалась замешанной в прошлые дела семьи. На ее будущее не должна упасть даже легкая тень из прошлого и ты мне поможешь в этом.
Перлита дернулась, чтобы ответить на призыв брата, но вовремя спохватилась, помня о недавнем высказывании, опять откинулась на мягкую спинку кресла. Жаркие лучи полуденного солнца проникали в рабочую комнату сквозь наполовину спущенные жалюзи и один из них, особенно назойливый, лег светлым пятном на все еще красивое лицо пятидесятилетней женщины.
– Тебе известно, что в последние годы я увлекся коллекционированием произведений итальянского искусства. Пока мне трудно принять решение, на чем конкретно остановиться. Не знаю, что же мне нравится больше – картины, мебель, скульптуры, современность или классика. В любом случае искусство с годами не стареет, а приобретает все большую ценность, поэтому его коллекционирование – одно из лучших долгосрочных вложений.
В связи с этим нам нужно подумать, куда наша девочка пойдет учиться.
Родители стареют, дети взрослеют.
Мне нужно, чтобы в будущем она смогла разбираться в большой коллекции лучше меня. Моя коллекция постоянно пополняется и уже сейчас требует лучшего специалиста, чем я.
Возможно, мы отправим Джулиану в Рим или во Флоренцию изучать изящные искусства. А может быть, оставим здесь, в Палермо. Во всяком случае, у нас есть несколько лет, но уже сейчас нужно прививать Джулиане любовь к итальянскому искусству. Как ты на это смотришь?
На Перлиту уставился дружелюбный, но одновременно тяжелый взгляд. Внутренне ликуя, она, однако, не решалась высказать открыто чувства. Проведя рукой по роскошным волнистым волосам, женщина ответила:
– Восхищаюсь твоим решением, Алессандро. Лучшего будущего для Джулианы и желать нельзя. Я сделаю для этого все, что ты сочтешь нужным… Впрочем, разреши мне задать вопрос, на который ты не смог ответить два года назад, – брат кивнул и Перлита продолжила: – Намерен ли ты сейчас, после принятия решения, видеться с девочкой?
– Да. С этого дня и ей, и тебе, разрешается входить на мою половину дома. Мы также возобновим ежедневный традиционный домашний ужин и воскресный обед, как было когда-то при Дамиане. Летом мы втроем проведем замечательный отпуск на острове Иския. Благодарение Господу, что моя вилла стоит на самом берегу моря. Там девочка может купаться столько, сколько захочет. Я знаю, что она так и не полюбила наш большой бассейн здесь, в Палермо.
Да, Перлита, не забудь о самом главном. Джулиана не должна ни коим образом догадаться, что мы, вернее я, запланировал ее будущее. Мы должны подвести девочку к выбору будущей профессии очень тонко, как будто она сама выбрала ее, без нашего участия. Дети не любят, когда за них решают родители, а выросшие дети часто не могут простить вмешательства в свою жизнь.
У детей нет взрослой мудрости.
Они считают, что знают все лучше родителей, но это не так… Если у тебя возникнут вопросы или затруднения – обращайся тотчас ко мне. Мы – одна семья и любые вопросы должны решать сообща.
– Дорогой Алессандро, спасибо тебе за доверие! Ах, как я счастлива! – Перлита опять поднесла платок к глазам, но на этот раз они наполнились слезами радости. – Ты все так замечательно придумал, – я всегда знала, что ты самый умный на всей Сицилии! Да благословит тебя Святая Розалия!
– Ну ладно, хватит, сестра! – Дон Масси сделал неопределенный жест в сторону Перлиты, чтобы скрыть приятные чувства, возникшие после ее слов. – Мы все обговорили. А теперь иди на кухню и попроси Беппо приготовить ужин на троих и сервировать его на террасе, прилегающей к малой столовой. Сегодня замечательная погода, поэтому не будем грешить, ужиная дома. Да, и подготовь девочку к тому, что с сегодняшнего дня она будет видеться со мной, когда захочет. Надеюсь, она обрадуется тому, что я выздоровел. Ты ведь напоминала ей все это время, что я был болен заразной болезнью и не мог с ней общаться?
Дон с еле заметной насмешкой посмотрел на сестру и поднялся с места.
– Конечно я говорила так, как ты велел. До вечера, Алессандро, – ответила Перлита, поднимаясь вслед за братом. Она поняла, что аудиенция закончена. —Ты принял единственно верное решение. Благодарение Господу, что оно полностью совпало с моими желаниями. Уверена, что Джулиана обрадуется твоему выздоровлению.