Колдун

Пройдя несколько метров, он опять присел на первое попавшееся поваленное дерево. Одолевала слабость, хотелось лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Он прилег на дерево, наблюдая, как солнечные лучи, проникая в самую гущу леса, золотили стволы деревьев, бликами играли в еще зеленой листве. Воздух немного прогрелся, проступившая утренняя роса еще местами держалась на высокой траве, густо заполонившей низины и небольшие овраги. Местами виднелись заросли колокольчиков, склонивших свои нежно-голубые и розовато-лиловые головки, заросли кашки – так Сережка называл тысячелистник – устилали белым ажурным ковром небольшую полянку, раскинувшуюся недалеко от него. У самой кромки этого белого поля расположились кустики зверобоя с медово-желтыми цветочками, под его стеблями устроились листики подорожника и травы-муравы. Где-то высоко в кронах деревьев раздался стрекот какой-то птицы. Умиротворенная картина леса убаюкала Сережку, ему даже стало легче на душе, как-то незаметно веки сомкнулись сами собой, и он уснул, обхватив дерево руками…

Наверное, проспал он несколько часов – Солнце, проникающее сквозь кроны деревьев, переместилось уже на другую сторону леса.

«Ничего себе! – Сережка удивился. – Ведь было еще недавно только раннее утро!» Он сполз с дерева, нетвердо держась на ослабевших ногах, и тут же снова на него сел – голова была как в тумане, заложило горло – было трудно глотать. Даже чувство голода куда-то ушло. Но надо было идти, только куда?

Сейчас он подумал о матери – интересно, спохватилась ли она, где он, ее сын? Что она сейчас делает? Может, даже не заметила его отсутствия?

У Сережки навернулись слезы на глаза: «Зачем я ей, ее Вован ей дороже!»

Его душили горечь и обида – любила ли его мать вообще когда-нибудь?..

Так за невеселыми мыслями он еще просидел на дереве какое-то время, пока не заметил, как Солнце склоняется все ниже и ниже к горизонту. «Скоро будет темнеть». Вытерев слезы, Сережка все же решил встать и пойти дальше. Впереди лес сгустился, вставая плотной стеной на его пути. Через силу он продирался сквозь колючие заросли кустарника, оставляющие на его руках царапины. Никаких троп и дорог Сережке не попадалось, как будто и люди здесь вовсе не ходили! Под ногами уже не было хрустящего ковра из опавших листьев, а попадались непроходимые заросли папоротника, плотно устилающего своими зелеными огромными разлапистыми листьями землю. Местами выглядывали стебельки с красными ягодами. Сережка не знал, что это за ягоды – может быть, брусника, а может быть, ядовитые какие-то. Он шел, поднимая ноги сквозь папоротник, ощущая влажную почву под кедами, – листья не давали здесь полностью прогреться земле. Сережка огляделся по сторонам – заросли папоротника, казалось, были повсюду, куда ни кинь взгляд. Но что было делать? Все равно надо было идти, выбираться из этого зеленого плена!

Изрядно устав, он сейчас пожалел, что пошел в этом направлении, может, было лучше остаться у поваленных деревьев с белой полянкой?..

Солнце испускало уже свои последние лучи. Надвигались сумерки. Сережка время от времени прислонялся то к одному дереву, то к другому, немного переводя дух.

«Из этих джунглей никогда не выбраться!» – подумал он в отчаянии.

Потемневший лес сейчас был уже не таким приветливым, как утром, он казался теперь враждебным и опасным.

«Может, здесь и волки водятся!» С этими мыслями Сережка ускорил шаг насколько мог, изо всех сил передвигая ноги, превозмогая усталость. В полубессознательном состоянии он шел, почти не глядя себе под ноги, то и дело спотыкаясь о скрытые под листьями кочки и коряги. Местами попадались холмы и небольшие овраги, также сплошь заросшие высокой травой и кустарником. Все чаще стали попадаться небольшие деревца с перекрученными стволами, как будто какой-нибудь волшебник-великан закрутил их в могучем вихре.

Так, пройдя еще несколько метров, Сережка со всего маху рухнул в скрытую травой низину, ударившись обо что-то и уткнувшись носом во влажную землю. Распластавшись, он какое-то время лежал, плохо осознавая, что произошло. Попытавшись встать, он вновь растянулся, сморщившись от боли – похоже, он повредил ногу. Сережка увидел рядом лежащий камень. Он попытался снова встать, но стоило ступить на раненую ногу, нестерпимая боль обожгла его и повалила на землю. Еще несколько попыток не увенчались успехом. Сережка с тоской озирался по сторонам; сумерки, как бархатное покрывало, опускались на лес, окутывали стволы деревьев и травы, накрывали его руки, все его тело. Он на ощупь снял кед на поврежденной ноге, завернул штанину, исследуя руками лодыжку, и, вскрикнув от боли, повалился на спину.

«А если это перелом?» – с досадой подумал он. Ничего не оставалось делать, как провести ночь прямо здесь. Сережка лежал, распластавшись среди огромных листьев папоротника, и всматривался в небо, где уже проступили точки- звездочки. Сбоку из-за деревьев показалась Луна, оживившая лесную чащу своим призрачным светом. Сережка облизывал пересохшие губы и глотал подступающие слезы, думая о том, что, может быть, он умрет здесь, в этой глуши, в одиночестве, больной и раненый, и никому до него нет никакого дела! Матери он не нужен. Если только друг Лешка будет о нем беспокоиться…

Его невеселые мысли прервал какой-то треск. Сережка приподнялся насколько мог, оглядывая лесные заросли, – может, ночной хищник крадется? Поодаль, сквозь деревья, он заметил мелькающие огоньки, которые приближались в его сторону. Вглядываясь в темноту, он постепенно стал различать темные силуэты людей с фонарями в руках. Они шли молча, не произнося ни звука, только сухие ветки потрескивали под их ногами. Вскоре они остановились; перед ними была небольшая поляна, окруженная со всех сторон высоченными деревьями. Люди зашли на эту поляну, по ходу собирая сухие сломанные ветки.

«Наверное, сейчас костер разожгут». Сережка, опустив голову и укрывшись листьями папоротника, наблюдал, как люди, набравшие достаточное количество хвороста, приблизились к центру поляны и, склонившись, стали что-то делать. Сережка удивился – разве не проще было бы свалить весь хворост в кучу и поджечь? Спустя какое-то время он увидел, как люди, наконец, выпрямились и отступили к краю поляны. В середине поляны показался огонь – вроде костер, но какой-то необычный, простирающийся по всему центру поляны. Огонь разгорался все сильнее, озаряя пространство вокруг себя. Теперь стали четче видны силуэты людей. Они были одеты в темные балахоны, лица у всех скрыты под капюшонами. Люди окружили огонь со всех сторон. До Сережки донеслись звуки – это были мужские голоса – люди в балахонах произносили нараспев какие-то слова, сначала тихо, потом все громче и громче. Он не мог разобрать ни слова, – казалось, они пели как будто на непонятном языке. Потом люди стали что-то кидать в огонь, не переставая произносить нараспев слова. От огня вверх полетели искры, вздымаясь к самым верхушкам деревьев.

Сережка забыл про боль и слабость, во все глаза наблюдая за всем этим странным действом. Он подумал, – может, все это ему снится? Кто эти люди? Что они делают в лесу в такой поздний час?.. Наверное, он бредит! И как он не заметил поляну раньше, которая находилась в нескольких метрах от него?..

Спустя какое-то время огонь на поляне стал постепенно угасать, лишь слабое свечение еще колебалось у ног этих людей. Потом вдруг все пространство заволокло дымом или туманом. Сережка уже ничего не мог разглядеть, сколько ни вглядывался. Неизвестно, сколько он еще ждал чего-то, но вскоре усталость взяла свое и он не заметил, как провалился в глубокий сон. Всю ночь ему снились люди в темных капюшонах, окружившие его со всех сторон и протягивающие к нему свои руки, в ладонях которых горел огонь!..

Сережка проснулся, размахивая руками, как будто отбиваясь от кого-то. Сердце в груди бешено колотилось, в голове был туман, его знобило. В лесу уже было совсем светло, но пасмурно. Серовато-белесая пелена покрывала все небо. Сережка зябко поежился – ночная прохлада еще не отступила. Трава, листья папоротника, – все были в утренней росе. Его одежда пропиталась влагой. Он сел, осматривая раненую ногу – лодыжка распухла и, казалось, была какого-то синеватого цвета. Сережка попытался пошевелить ногой, но тут же согнулся от боли. Страшно хотелось пить. Перевернувшись на живот, он припал к листьям папоротника, слизывая образовавшиеся капельки росы. Глотать было трудно, першило горло, но Сережка через силу припадал то к одному кустику, то к другому, пытаясь хоть как-то утолить жажду и погасить жар, который, казалось, охватил все его тело. Он вспомнил о своем сне – «Надо же такому присниться!» Сережка невольно посмотрел в ту сторону, где как будто располагалась поляна с темными людьми в капюшонах. Стволы деревьев были все в густом утреннем тумане, сквозь них ничего нельзя было рассмотреть.

Сережка облокотился о ствол рядом стоящего дуба, пытаясь подняться. Ступив на раненую ногу, он зажмурился от боли, но все же попытался сделать шаг-другой, – ему захотелось проверить, есть ли на самом деле эта поляна? Опираясь о деревья и цепляясь за ветки, ковыляя, он прошел несколько метров, время от времени останавливаясь и переводя дух. Неизвестно, сколько понадобилось времени, чтобы преодолеть расстояние до заветной поляны, Сережке это показалось целой вечностью. Измученный, он, наконец, дошел до того места, где должна была быть поляна. Туман стал постепенно рассеиваться, и сквозь деревья и заросли кустарника стали проглядывать очертания небольшой поляны. Сережка раздвинул ветки и, прихрамывая, шагнул вперед.

Сквозь висевшую в воздухе дымку он разглядел следы от костра, только, как ему показалось, какого-то странного костра; выжженная черная трава была только местами – может, зажигали несколько костров? Приглядевшись, Сережка заметил, что выжженные места принимают очертания каких-то линий. Он приблизился к центру поляны, обошел с одной стороны, потом с другой, пытаясь понять, зачем нужно было разводить такой странный костер или костры? Кое-где еще сохранились обгоревшие остатки хвороста. Приглядевшись, он увидел очертания рисунка – вроде пятиконечная звезда, но какая-то неправильная, что ли?

Морщась и прихрамывая, он все же решил обойти поляну с другой стороны. Дойдя до противоположной стороны, увидел: здесь звезда была обычная, такая, какую он когда-то рисовал в тетрадке в младших классах и видел на картинках. Зачем понадобилось разводить такой странный костер?.. Пока он так стоял, раздумывая, в какой-то миг до него дошло – почему вокруг так тихо? Ни единого шороха, ни дуновения ветерка, ни шелеста листьев на деревьях, ни щебетания птиц? Вообще ничего. Было такое ощущение, как будто заложило уши. Может, и правда заложило?..

Сережка с трудом воспринимал происходящее. Он увидел белый камень, стоящий у края поляны. Кое-как доковыляв до него, он оперся о прохладную влажную поверхность, чувствую слабость во всем теле. Под ладонями, упирающимися в камень, прощупывались какие-то выбоины. Убрав ладони и повернувшись лицом к камню, юноша увидел, что камень был весь испещрен непонятными знаками; знаки были разные: одни как бы выдолбленные или вырезанные, другие выпуклые, некоторые были окрашены в красновато – бурый цвет.

«Что за странное место? Поляна со звездой, люди в балахонах, камень тоже»… Мысли доносились как будто издалека. Юноша сполз к основанию камня и потерял сознание.

…Сережка очнулся от прикосновения чьей-то руки к его лбу. Он с трудом разлепил глаза, как в тумане едва различая очертания человека, склонившегося над ним. Человек осторожно провел чуть шероховатой ладонью по Сережкиному лицу.

– Очнулся наконец, сынок… Вот и молодец!

Мужской приятный голос был добрый и заботливый.

Юноша, широко распахнув глаза и проморгавшись, увидел рядом с собой мужчину лет пятидесяти пяти – шестидесяти, с широким приятным лицом, с небольшой бородой, с добрыми зелеными глазами. У него были русые волосы до плеч, у висков слегка тронутые сединой. Мужчина, улыбаясь, протянул Сережке глиняную кружку:

– На-ко, сынок, это надо выпить, – с этими словами он приподнял Сережкину голову.

Сережка с удивлением озирался по сторонам:

– Где я? – прочти шепотом произнес он, оглядывая незнакомую обстановку; он заметил, что лежит на кровати, укутанный теплым одеялом.

– Как я сюда попал? – Сережка с трудом вспоминал, что же произошло.

– Ты у меня дома, сынок. Тебе сейчас не надо много разговаривать. – с этими словами мужчина поднес кружку к Сережкиным губам. – Это тебе придаст сил, выпей.

Сережка осторожно глотнул из кружки теплый напиток, немного горьковатый, пахнущий травой.

– Выпей все, до конца!

Сережка послушно допил из рук незнакомца и опустился на подушки. Слабость еще не покинула его, и он почувствовал, как проваливается в сон.

– Спи-спи, потом будешь как огурчик!

Мужчина провел рукой по Сережкиным растрепанным волосам, вглядываясь в его лицо; худенький парнишка лет пятнадцати с темными кудрями вызывал у него жалость и какое-то щемящее чувство.

Сережке снилась та поляна с выжженной звездой: он обходит поляну по кругу, подходит к белому камню с непонятными знаками и кладет на него руки. Почему-то в голове рождается мысль попросить камень исполнить его желание. Он просит камень:

– Помоги мне! Я хочу, чтобы мама любила меня, чтобы стала такой, как раньше. Чтобы больше не пила. Чтобы Вована не было.

Он залился слезами. Слезы капали на камень, в ложбинки выбитых знаков. Камень впитывал его слезы…

Сережка проснулся от рыданий. Он был весь мокрый, в испарине, по лицу сочились слезы. Он еще продолжал всхлипывать какое-то время, хотя и осознал, что сон закончился. Немного успокоившись, он почувствовал легкость в голове, и как будто сил прибавилось. Сережка поднялся и сел на кровати, оглядывая комнату: бревенчатые стены, простая скромная обстановка, железная кровать, на которой он лежал, деревянный прямоугольный стол у окна с белыми занавесками, деревянные стулья, шкаф, диван, покрытый шерстяным клетчатым пледом. На одной стене висело овальное зеркало в резной деревянной раме, под ним находился небольшой деревянный столик, на котором стояли два старинных медных подсвечника и лежала связка свечей. «Совсем, как у бабушки!»

В памяти всплыли все события прошедших дней. Но как он здесь оказался, в чужом доме, у незнакомца? Сережка встал с кровати и с удивлением обнаружил, что может нормально ходить, – больная нога была в порядке! Он повернул ногу в одну сторону, в другую, потопал по полу, рассмотрел ее со всех сторон – нога была как новенькая! Он оглядел себя – на нем не было той одежды, в которой сбежал из дома, а была белая рубаха, доходящая ему до колен. Сережка прошелся по комнате, дошел до двери и, открыв ее, попал в помещение, которое, по-видимому, было кухней: он увидел печку, полки с кухонной утварью, деревянный стол со скамейками. Все стены были увешаны сухими пучками разных трав, дурманящий, горьковатый аромат которых заполнял все помещение. В углу он заметил небольшую скамейку с двумя ведрами воды и металлическим ковшиком. Сережка зачерпнул воды и с жадностью утолил жажду. И тут же осознал, как подступило острое чувство голода, – ведь он не ел уже неизвестно сколько времени. Он увидел на столе краюху хлеба, прикрытую льняным полотенцем, и, недолго думая, отломил себе большой кусок. Такого вкусного хлеба он никогда еще не ел в своей жизни!

Сережка уплетал хлеб, оглядывая комнату в надежде найти еще что-нибудь съестное. Хозяина-незнакомца не было дома, и ему было неловко от того, что приходится заниматься поиском еды в чужом доме. Но тут открылась входная дверь и в комнату вошел хозяин. Увидя Сережку, он широко заулыбался, весело глядя своими зелеными глазами на подростка, который смущенно смотрел на него, держа кусок хлеба в руках.

– Поднялся? Молодец, сынок! Сейчас будем обедать, а то ведь ты умираешь с голоду!

С этими словами он стал выгружать на стол из широкой полотняной сумки разную снедь.

– А ты пока переоденься, – мужчина прошел к шкафу и достал его же, Сережкины, чистые вещи.

– Спасибо… – Сережка смущенно потупился, беря протянутую ему одежду.

– Да ты не стесняйся, – мужчина вновь стал хлопотать у стола, время от времени поглядывая на юношу, – у меня все по-простому. Ты хоть скажи, как тебя звать-величать-то?

– Меня Сергеем зовут, – ответил Сережка, застегивая пуговицы на рубашке.

– Хорошее имя!

– А вас как зовут?

– А меня зовут Велеслав.

– А как по отчеству?

– Зови просто, Велеслав. Ко мне все так обращаются.

– Какое редкое у вас имя… красивое!

– Исконно славянское имя.

Через несколько минут все уже было готово; Велеслав быстро нарезал свежие огурцы с помидорами и хлеб, ловко разложил на тарелке картошку и мясо. На столе дымилась кастрюля.

– Вы в печке готовите? – Сережка с интересом наблюдал за Велеславом.

– И в печке тоже. Из печки ведь самая вкусная еда! Но чаще, – он кивнул на видавшую виды закопченную старую керосинку, стоящую на отдельном столике, – на ней. Ты, наверное, такую в своей жизни и не видел!..

С этими словами Велеслав жестом пригласил Сережку за стол. Быстро разложив приборы и расставив тарелки, он налил из кастрюли, источающей аппетитный аромат, суп.

– Давай, набирайся сил!

Сережка не стал себя уговаривать, с жадностью накинулся на еду, время от времени поглядывая на хозяина дома. Через некоторое время Велеслав принес поднос с большим пирогом, разлил по глиняным кружкам душистый травяной чай. Пирог оказался с лесной земляникой. Сережка с наслаждением уплетал пирог, запивая чаем, жмурясь от удовольствия; никогда он не ел ничего вкуснее! Простая еда сейчас казалась вкуснее обычного! Велеслав добродушно посматривал на Сережку загадочно улыбаясь:

– Как же ты попал сюда?

Сережка замялся на какое-то время.

– Как ты нашел поляну с камнем? – Велеслав внимательно смотрел на растерянное лицо юноши.

– Я нашел тебя в обнимку с камнем, без сознания… Нога уже не болит? – Велеслав наклонился и похлопал по Сережкиной лодыжке.

– А как же так… получилось… что вдруг нога стала здоровой? – заикаясь, промолвил юноша, с удивлением глядя на хозяина дома.

Тот улыбнулся:

– Пока ты лежал без сознания у меня, я и выправил тебе ногу; был сильный ушиб и вывих только, слава Богу, не перелом!

– Я ничего не помню… Спасибо вам! – Сережка с благодарностью посмотрел на Велеслава. – Я, по-моему, еще и простудился…

– Ты был весь как цыпленок мокрый, у тебя был жар. Сколько же ты бродил по лесу?.. Впрочем, – Велеслав вздохнул, – можешь мне и не рассказывать, я и так все знаю.

Он опять загадочно посмотрел на Сережку.

– Знаете?.. Откуда?..

– Тебе сейчас пока еще не надо много разговаривать.

– А вы доктор?

Велеслав улыбнулся:

– В некотором роде… Пойдем во двор, – продолжал он, – тебе сейчас нужен свежий воздух.

Сережка послушно последовал за Велеславом. Пройдя через темные прохладные сени, также все увешанные пучками ароматных трав, они вышли на крыльцо. На крыльце на перилах Сережка увидел спящего большого серого кота. Кот, разбуженный скрипом двери, привстал, широко распахнув свои зелено-желтые глаза.

– Вот, познакомься, – Велеслав провел рукой по спинке кота, – это у нас кот Паня!

Кот зажмурился, довольно урча под рукой хозяина и выгнув спинку. Сережка тоже протянул руку, чтобы погладить животное. Кот, устроившись поудобнее, помахивая хвостом, продолжал громко урчать.

Сережка огляделся; он думал, что дом Велеслава находится в поселке, а оказалось, что он стоит посреди леса, у края поляны, со всех сторон окруженной деревьями. Рядом с домом располагались еще деревянные постройки и колодец. По двору бегали кудахтающие куры и петух, время от времени копошась когтистыми лапами и клювом в траве. Из-за дома выбежала собака. Это была большая овчарка. Увидев хозяина, она вприпрыжку кинулась к нему и, подбежав, уткнулась темным носом в колени, преданно глядя ему в глаза. Увидев Сережку, который с опаской спускался с крыльца, овчарка гавкнула, но тут же успокоилась под рукой Велеслава.

– Это Сережа, наш гость, прошу любить и жаловать! А это, – Велеслав обратился к юноше, – Найда. Не бойся ее, она добрая.

Сережка осторожно подошел поближе к собаке:

– Ну здравствуй! Будем дружить?

Найда подошла к Сережке, обнюхивая его со всех сторон, и, удовлетворенная, издала как будто утвердительный звук. Велеслав улыбался.

– Ну вот, видишь, моим питомцам ты понравился!

Сережке как-то сразу на душе стало легко и весело, как будто он уже давно знал и Велеслава, и овчарку Найду с котом Паней. Было такое ощущение, что он вернулся в родной, давно покинутый дом, где его любят и ждут, дом, как будто бы из другой, забытой жизни.

Сережка прошелся вокруг, осматривая территорию. Рядом с домом он заметил небольшой огород с поспевающими алыми помидорами и пупырчатыми огурцами, грядки с луком и капустой. У края огорода виднелись яблони, усыпанные плодами.

День еще был в самом разгаре, Солнце играло на стволах могучих деревьев, подступающих с одной стороны к самому дому, в изумрудной листве, еще почти не тронутой желтизной. Сережка всей грудью вдыхал свежий запах леса, подставляя свое бледное лицо нежному ветерку, трепыхавшему его непослушные вихры. Он любил лес; было время, когда он с родителями много-много ходил по лесам, они собирали грибы и орехи, лесную клубнику и землянику, ежевику и малину. Он уже мог неплохо разбираться в грибах, хотя еще не все грибы ему были известны. Сережка вспоминал – когда они возвращались из леса, в первую очередь начинали чистить грибы; у больших маслят сдирали темную шкурку, под которой скрывалась белая шляпка, рыжики и грузди оставляли замачиваться в воде. А потом, управившись с грибами, уставшие, но довольные, садились обедать, где всегда на столе после леса стояла сковородка с аппетитно пахнущей жареной картошкой и опятами…

Сережка не заметил, как подошел Велеслав.

– Ну как, огляделся маленько?

– Почему вы в лесу живете? Вы лесник? – Сережка вопросительно смотрел на открытое, располагающее к себе лицо Велеслава.

– Да, сынок, я лесник, и не только, – ответил Велеслав, опять загадочно посмотрев на Сережку своими зелеными добрыми глазами, но и в то же время как будто проникающими до самой глубины души.

– А вы возьмете меня как-нибудь с собой в лес?

– Вот окончательно поправишься, тогда и возьму.

– Я уже здоров, – неуверенно ответил Сережка.

– Нет, нет еще! Какой ты быстрый; ты по лесу блуждал, простудился, ногу подвернул, и опять в лес хочешь? – Велеслав засмеялся.

Сережка подумал, что Велеслав будет вновь его расспрашивать – откуда он приехал и зачем, но вспомнил его странные слова: «Я и так все знаю». Откуда? Что он может знать о нем, когда Сережка никогда здесь не был?.. Может, пока он лежал без сознания, Велеслав сходил на станцию и встретился с начальником станции, который сообщил в полицию о странном подростке? Может, его разыскивают?..

Велеслав заметил Сережкин встревоженный вид:

– Тебе незачем беспокоиться. Здесь ты в полной безопасности. Никто не знает, что ты у меня.

Сережка удивленно посмотрел на Велеслава:

– Вы как будто мои мысли читаете.

– Да у тебя на лице все написано! – опять засмеялся загадочный хозяин. – Но, – продолжал он, – тебя все же ищут.

– Кто ищет? – Сережка опять с тревогой посмотрел на Велеслава; воображение сразу нарисовало плачущую мать, мечущуюся в его, Сережки, поисках. Но тут же отвергло эту картину, вспомнив, что он ей не нужен, хотя в глубине души он очень хотел, чтобы она встревожилась из-за его побега.

Но даже если бы он вернулся домой, что его там ожидает? Пьяная мать с Вованом? Еще может спохватиться его друг Лешка и Лешкины родные, встревоженные тем, что он, Сережка, перестал появляться у них. А у него самого близких родственников, кроме матери, больше никого не осталось, были дальние родственники, живущие в разных городах, с которыми они редко общались.

Велеслав обнял юношу за плечи, всматриваясь своими пронзительными глазами в его испуганное лицо.

– Тебя твой друг ищет.

– Как… Откуда вы знаете?.. Ищет?..

Сережка опустил голову.

– Да не нужен я никому! – выпалил он.

– Тебе, мальчик, все же нужно будет вернуться домой, – вздохнул Велеслав, – а пока побудешь здесь. И матери ты нужен. Разное в жизни бывает. Вот так…

Их разговор прервал лай Найды.

– Кто-то пришел. Ты останешься здесь или со мной пойдешь? – обратился Велеслав к Сережке.

Сережке сейчас не хотелось оставаться одному, и он последовал за хозяином дома.

На дорожке, ведущей к крыльцу дома, стояла пожилая женщина с озабоченным лицом. В руке она держала корзину, прикрытую платком. Завидев Велеслава, она подалась ему навстречу, приветливо улыбаясь.