Прошлогоднее Рождество. Следствие ведёт Рязанцева

Между любовью и любовью распят

Мой миг, мой час, мой день, мой век.

М. Цветаева

Глава первая

За окном пурга. Весь вчерашний вечер она потратила на беседу с архангелом Гавриилом об истине и о любви… При этом чистила спаржу, бросала её на сковородку и томила, томила на медленном огне.

Спаржа для Пети. Петя худеет. Перешёл на ПП. Правильное питание. Какая-то особая диета, разработанная личным диетологом Кирой Алексеевной Сатури. Кира очень умная и… не от мира сего. Петя говорит – она эзотерик. Звучит интригующе и немножко страшно.

Вчера за окном раздавался недовольный стук капель по подоконнику. Ночью подморозило, и стекающие с крыши струйки воды вытянулись угрожающими копьями. К утру замело.

Лана посмотрела на так и не съеденную спаржу. Петя пришёл поздно, сразу отправился спать. Было заметно, что расстроен. А она думала, что будет по-другому. Пока чистила спаржу, взгляд притягивала сочная красная клубника в форме сердечка. Ммм, это её десерт. Да что ж такое! Не пища, а сплошная сублимация! Мысли бесстыжие накрывают, волнуют, будоражат. Особенно от формы спаржи. Не зря её запрещали есть монахам. И за Зигмундом не ходи, и так всё ясно.

Может, и лучше, что её надежды не оправдались. Зато выспалась. Ведь Сочельник. Гости. А на ней весь стол.

– Есть иллюзия парения ангельского, – мужчина с лицом Кевина Костнера дочистил картофелину и плюхнул её в таз с водой.

– Скорее падения. – Кира Алексеевна Сатури скользнула критичным взглядом по скошенному силуэту ангела, выведенному Стеллой Кёрхельберг на окне белой гуашью.

– Я пробую скатиться в миниатюру, а рука-то привыкла к размашистым мазкам. – Попытка оправдаться получилась неуверенной. Стелла бросила кисть в банку с водой и принялась оттирать испачканные пальцы бумажным полотенцем.

– Тебе пора изучить боевую раскраску индейцев, – подмигнул «Костнер».

– Вы, Саша, типичный подкаблучник, – Кира скривила в усмешке рот. – Я лишь высказала своё мнение. Имею право. Воевать со мной не надо.

– А вы критикесса.

– В театре жизни только Богу и ангелам позволено быть зрителями.

– А мне нравится! – Лана протянула Стелле влажную тряпку.

– Вы что-то понимаете в живописи? – холодно отреагировала Кира.

– А вы? – парировала хозяйка.

За дверью послышался весёлый шум, и в кухню ввалился пухлый очкарик с бумажным пакетом в руках. Следом в дверях появились симпатичная молодая женщина лет 30 и невысокий мужчина в чёрных очках.

– Приветики! – Девушка стащила с головы шапочку с кошачьими ушками, поправила укладку и, обойдя таз с картошкой, чмокнула Лану в щёку. – А где Петро?

– В лес ушёл, на лыжах пробежаться.

– Давно? – Юлия Пономарёва, получившая ещё в институте за взбалмошный характер кличку «Крези», скользнула взглядом по нависшему над тазом с картошкой мужчине в тельняшке. – Вдруг волки нападут?

– Не говори ерунду. – Лана бросила обеспокоенный взгляд за окно. – Он не один. Серёга с ним.

– Что-то Серёга последнее время от него не отходит. Держи. – Пухлый очкарик протянул Лане пакет.

– Что это?

– Рулька. Копчённая. По дороге на рынок заехал. – Очкарик снял запотевшие очки и поглядел близорукими глазами на таз с картошкой. – На пюре?

– Даже не знаю. – Лана пожала плечами. – Может, лучше запечь?

– Конечно, запечь, – поддержала Стелла. – И празднично, и полезно.

– Запечь, запечь, – захлопала в ладоши Крези, отчего креативно выкрашенные пряди заполыхали огнём.

– Интересный колор. – В благодарность за поддержку отвесила холодный комплимент Стелла.

– Колор… – усмехнулась Кира.

– Вам не нравится? – Юля приподняла красные пряди, и все увидели, что у корней волосы жёлтые. – Моя парикмахер – лауреат конкурса «Стилист года».

– Оно и видно, – Кира высокомерно отвернулась от вертлявой гостьи. – А картошку лучше запечь, это эстетичней смотрится.

– А я пюре люблю, простенько и со вкусом, – подал голос спутник Юлии, который, пожав руку мужчине в тельняшке и сняв потёртую дублёнку, присел на подоконник.

– Может, вам макарон наварить? – тут же переключилась на небритого мужчину Кира.

– А что? Я вот очень даже макароны по-флотски уважаю, – поддержал друга «Костнер».

– Я не удивлена.

– А вас, Кира, вообще очень трудно чем-нибудь удивить. – Стелла подошла к Лане и заглянула в пакет.

– Вам уж точно.

Аромат подкопчённого мяса быстро заполнил кухню.

– Ой, как кушать хочется. Давайте быстрей картошку варить, – засуетилась Крези.

– Так варить или запечь?

– К рульке лучше запечь.

– А вот и нет. Пюре больше подойдёт.

– Петя пюре любит.

– И я.

– И я.

– А я нет.

– Большинство за пюре.

– Какое большинство? Нас здесь меньше половины. Ядвига с Адольфом точно запечённую выберут… и Ирэна.

– Зачем вы спорите, можно ведь сделать и так, и так. Я ещё начищу.

– Правильно, – поддержала идею Лана. – А Андрей и Алик тебе помогут.

– Ну нет, я пас, – скрестил руки очкарик. – Я вообще не понимаю, почему нельзя было всё в ресторане заказать.

– Всё бы тебе в ресторане… – Алик соскочил с подоконника, взял со стола нож, попробовал на остроту пальцем лезвие, придвинул к тазу табурет и сел рядом с другом. – Деньги некуда девать?

– А ты чего жадничаешь, вроде как в средствах не нуждаешься?

– Потому и не нуждаюсь, что умею экономить.

– Не надо вуалировать свою жадность умением разумно распределять средства, – не преминула вставить шпильку Кира.

– Почему вы так плохо обо мне думаете?

– Не льстите себе, я о вас не думаю, просто констатирую факт. – Кира многозначительно перевела взгляд на старую дублёнку, которую Алик аккуратно свернул подкладкой наружу и уложил на сиденье мягкого уголка.

– Констатирую… Вечно вы слова подбираете, будто мы на симпозиуме…

– Мне специально ничего подбирать не нужно, мой вокабуляр гораздо богаче вашего.

– Вока… Чего?

– Словарный запас, недоучка.

– Нормальный у меня словарь, – обиделся Алик.

– Примитивный.

– Не будь вы, Кира, экстрасенсом, проще говоря, ведьмой, я бы вам ответил, как подобает…

– Боитесь?

– Опасаюсь. Вы ведь и проклясть можете.

– Ты потому очки не снимаешь? Боишься, что Кира тебя сглазит? – хохотнула Крези.

– Даже напрягаться не буду, – презрительно фыркнула экстрасенс, – просто подсыплю яд в картошку, и дело с концом.

– Тьфу на вас! – Алик снял чёрные очки и посмотрел на Киру маленькими поросячьими глазками. – У меня больше шансов вас отравить. Вот, – погрозил Кире картофелиной. – Хорошо, что подсказали. Теперь я вас не боюсь.

– Мне всё равно. Пожалуй, оставлю вас. Хочется тишины. Пойду в гостиную, займусь сервировкой.

Так величественно, словно воспарив, подниматься из глубокого мягкого кресла умела только Кира.

«Не будь она столь ядовитой, можно было бы побеспокоиться за сердца наших мужчин», – ревниво подумала Стелла и покосилась на своего телохранителя. Минутный беспокой был напрасным. Александр Матроскин увлечённо чистил картошку с совершенно бесстрастным выражением лица.

– Вот противная баба. Зачем только её в нашу компанию привели? – проворчал Альберт, как только за Кирой закрылась дверь. Почесал мокрой рукой нос и громко чихнул. – Вот. Правда.

– Петя настоял. – Лана вывернула ручку духовки на 200 градусов, подумала и докрутила до 300. – Она ему помогает в работе и просто по жизни.

– Чем она, интересно, может ему помочь? Я бы, Ланка, на твоём месте насторожилась, она ведь баба красивая…

– И умная, – добавил очкарик Андрей.

– К тому же экстрасенс. Стелла права – может приворожить.

– Да ну вас, – отмахнулась Лана. – Она ему помогает с конкурентами разобраться и по здоровью тоже. Вот диету ему специальную разработала.

– Диету? – Альбер приподнял лохматую бровь. – Меня отравить грозится.

– Да шутит она, успокойся.

– А по-моему, у неё с чувством юмора проблемы.

– Зато с ней интересно, она много знает такого, о чём я даже представления не имела. А то, что она ядовита, так это просто она льстить не умеет и притворяться. Говорит правду. Такую, как есть. Не боится говорить…

– Правду? По-твоему, значит, я жадный? – возмутился Альберт.

– Я этого не говорила. Просто это её правда.

– Нет, ты скажи, ты тоже так считаешь?

– Я так не считаю, но ты же действительно прижимист. Сколько лет твоей дублёнке? Ей давно место… – Лана замялась, – сам знаешь, где.

– Но она же тёплая и ещё до конца не сносилась.

– Ну кто сейчас такие носит? – поддакнула Стелла.

– А ну вас! – Алик обижено швырнул очищенную картошку в таз.

Глава вторая

В Рождество и без того немноголюдный загородный посёлок погружается в тишину. Это на Новый год здесь гуляют на всю катушку, с шашлычным, тянущимся прозрачной лентой через все дворы дымком, с грохотом петард и разноцветьем фейерверков, с шумом, гамом, смехом, пьяными криками взрослых и визгами детей. На то он и Новый год. Тут кто громче, ярче отстрелялся, тот круче.

Другое дело – Рождество. Мирно потрескивают дрова в камине, на журнальном столике в фарфоровых чашках искрится янтарём недопитый кем-то чай. Пахнет лимоном и хвоей. Всё тихо, по-семейному, в кругу тех же самых, что и неделю назад, друзей и близких. Тех же, но чуточку уставших от празднеств, от суеты и сутолоки. Выпивка, лёгкая закуска, беседы обо всём и ни о чём – о том, что случилось за день, о том, что может случиться, если… Тихо льётся из динамика «Лэст Кристмас». Огромные снежинки мелькают в украшенном пластиковой хвоей окне. Золотистые шары на пушистой, пахнущей смолой ели соперничают по красоте с красными.

Крэзи бабочкой выпархивает из-за стола, хватает за руку «Костнера», но тот под пристальным взглядом Стеллы отдёргивает руку, и бабочка, прикусив губу, кружит одна в центре комнаты. Её движения плавны, но хаотичны, отчего кажутся комичными.

Белокурая, похожая на белку женщина отодвигает стул и, покачивая широкими бёдрами, выплывает из-за стола, ведя за собой высокого мужчину в джинсовом костюме. Он неуклюже обхватывает партнёршу, и они начинают двигаться в такт музыке.

– Как же я люблю Джорджа Майкла. – Некрасивая дама с мишурой на залакированной причёске мило улыбнулась всем и никому. В её глазах сквозит желание, которое так и останется для всех, кроме Киры, незамеченным. – А вы, Саша, почему не танцуете?

– Он только «Яблочко» может. – Конопатая толстушка Ксюня стреляет в Александра Матроскина искристым взглядом. В этом взгляде и вызов, и симпатия.

– Я тоже «Яблочко» могу, – Альберт Вийкан неуклюже тычет вилкой в солёный огурец. Огурец скользит, уворачивается. Наконец наколов огурчик, Алик подливает в рюмку водочки. – Что-то народ приуныл. Не пора ли выпить?

– Только и делаем, что пьём. – Крэзи остановилась и оглядела присутствующих. – Приуныли? А у меня для вас сюрприз. – Юля развернулась к гостям, взмахнула рукой, хитро прищурившись, захватила пальцами вырез платья и медленно спустила ткань с плеча. Обнажилась часть огромной груди и не очень изящного предплечья. В том месте, где обычно у женщин ложбинка, красовалась птичка. Чёрное оперенье и красный животик снегиря подчёркивали зимнюю бледность кожи. Сюрприз сопровождал смачный выкрик: – Йесс!

– Ну, поздравляю – мечта исполнилась! – первой откликнулась Стелла и ревниво посмотрела на своего соседа, который пялился отнюдь не на симпатичную татушку, а на огромную мясистую грудь Крэзи.

– Спасибо. Я кайфую. Оно жужжало страшней, чем было больно. Мастер – лапочка… Без обезболивания терпимо… Минут через 20 даже кажется, что в кайф. Довольна… Отлично получилось, – чувствуя на себе взгляд «Костнера», тараторила Крэзи, всё больше обнажая плечо, а вместе с ним и грудь. – Следующим тату будет кош-ш-шка!

– Красиво получилось. – Лана вышла из-за стола и подошла поближе. – Я смотрю, и у меня всё сжимается. Кажется, что это так больно! По моим представлениям, ты теперь герой.

– У всех разный болевой порог. Раз приятно было, значит, точно еще раз пойдешь, – Стелла попыталась загородить головой заинтересованный взгляд Матроскина.

– Сначала подумаю, конечно. Облепливать себя татухами не буду. Но эта мне действительно понравилась… и под моё черно-бордовое платье подходит. – Крэзи сделала шаг в сторону, чтобы вновь попасть под любопытный взгляд «Костнера», и ещё немного приспустила ткань.

– У тебя такая хорошая кожа. И покраснения вокруг практически нет. Получилось действительно символично. Мне нравится, – медово улыбаясь, проговорила дама с мишурой на голове. – Хорошо легла птичка… призывно… эротично.

– Пасибки, Ирэна! Мне было бы скучно без этой птички, если бы она была в другом месте. – Крэзи игриво глянула на Александра. – А так я могу с ней поговорить.

– Пока заживает, придется без лифона с лямками ходить. – Белокурая дама оттолкнула руку партнёра, который с момента демонстрации тату, кажется, совсем забыл про свою спутницу, и вернулась за стол.

– Совсем и нет… как на собаке. Уже без повязки… и не чувствую ничего. Лёгкая рука у мастера! А вам как, Кира?

– Хорошо. Правда, на мой взгляд, черные крылья выглядят слегка устрашающе и немного геометрически нарушают баланс, особенно нижняя часть. Синие крылья сняли бы трэшовость, но это же стиль. Вспомнилась мне по этому поводу секта «Невросум» во главе с Витом Ланье. Он клеймил рабынь своими инициалами, хотя сама организация предлагала услуги под видом тренингов по самосовершенствованию. Его осудили на 120 лет.

– А мне вспомнился некий граф Толстой по прозвищу Американец. Вот у него татухи, привезённые с континентов, отражали буйство нрава. Думаю, именно он в Россию эту моду завел. – Пётр Арбузов подмигнул Кире, чем вызвал у неё лёгкую улыбку, увидеть которую присутствующим удавалось нечасто. – Кстати, когда его высадили на остров за попытку переворота и дебоши, аборигены возвели его до уровня местного царька, в том числе и благодаря тату.

– Это смоется или навсегда? – Лана слегка коснулась птички подушечкой указательного пальца.

– Мне этого не понять. На фига? Ведь лет через 10 надоест, а не стереть, – подала голос пухляшка Ксюня.

– Если это продумано и соответствует внутреннему образу, то не надоест. Это как современное искусство и, кстати, стимулирует держать своё тело в отличной форме. – Сергей Хамов, личный тренер Ланы и Петра, равнодушно взирал на тату. Куда больше ему нравилась почти неприкрытая безразмерная грудь.

– Внутренний образ… Хм, и чё, надо разрисовывать своё тело? А мысли? Стремления, поступки для реализации своего образа, не? – вступился за любовницу Геннадий Пивокуров, считающий себя знатоком во всех вопросах и немного философом. – Что такое тело? Это тара для души, так мне как-то объяснили. И оно ведь верно.

– И то и другое надо держать в чистоте, – добавила Ксюня, накладывая себе в тарелку очередную порцию обильно залитого майонезом салата.

– В чистоте и в тренажёрном зале, – добавил Хамов, выразительно измерив бесформенность девушки. – Как-то так.

– Тренажерные залы не всем доступны.

Про диабет, которым страдала Ксения Бабич, знали все и старались лишний раз на тему избыточного веса девушке не намекать. Все, кроме Сергея Хамова, который был уверен, что кивки на болезнь только уловка и оправдание собственной лени.

– Так вот это и есть стимул для занятий. Причём стимул безошибочный. Чуть расслабишься, и твоя татушка поплыла. – Последняя фраза была адресована Крэзи.

– Забавная картинка из категории «трэшевых». Если не ошибаюсь, называется «Стреляный воробей». – Адольф Кторов, брошенный в центре зала белокурой подругой, внимательно следил за происходящим. Желание продемонстрировать свою осведомлённость в любом вопросе не могло оставить его в стороне от обсуждения.

– Не ошибаетесь, – хихикнула Крэзи. – Названий я не видела. По запросу «снегирь» вылетела такая птичка. Решила познакомиться с этим стилем. Называется трэш-полька. Преобладание красного, чёрного, смешивание стилей. Мне понравилось… Думаю, что продолжу… Аккуратно, чтобы не навредить.

– Да куда уж дальше продолжать. И так всё понятно. – Чувствуя себя обделённой вниманием, Ядвига Петроградская становилась циничной и желчной.

– Ну, чтобы было… А то какая-то незавершённость…

– Интересной книге иллюстрации не нужны, – скривилась в усмешке Ядвига, отчего стала сильнее заметна раздвоенность кончика носа. Этот досадный недостаток сводил на нет личную убеждённость в собственной неотразимости.

– Это коды для расшифровки… – миролюбиво ответила Крэзи и подтянула ткань, пряча от чужих глаз несчастную птичку.

– Если только для слепых. – Целью последней шпильки было желание поставить наконец жирную точку на теме тату. – Не пора ли горячее подавать?

– Правильно. – Тонкие каблучки туфелек застучали по ламинату.

– Я помогу, – подхватился Андрей и отправился вслед за Ланой.

– Дорогая, наверно, картинка тату? – Алик захрустел огурцом. – Много с тебя взяли?

– Пять тысяч, хотя цена в других салонах на такой размер могла быть до десяти.

– Я бы тоже себе за пятёрку сделал какую-нибудь наколку. Например, якорь на руке с цепью и сердце, пронзённое стрелой. Или симпатичную женскую головку с приятной надписью на память… о первой любви.

– А ты романтик! Я с уважением к мужским тату отношусь.

– Может, хватит уже про тату, – буркнула Ядвига. – Мужчины не этим уважение зарабатывают.

– Стильный мужчина пахнет одеколоном, сексом и потом после фитнеса. – Сергей посмотрел на последний кусочек дорогого сыра с трюфелем на блюде, но взять его не решился.

– Или бензином и мокрой шкурой мамонта, – добавил Кторов, вальяжно развалившийся в мягком кресле. Старое, местами потёртое кресло считалось семейной реликвией Арбузовых. Кторов облюбовал его давно, полагал личным седалищем и всегда передвигал туда, где собирался расположиться. Отсидев для приличия на стуле церемониальную часть вечеринки, улучив момент, он передвинул кресло от камина к столу.

– Не знаю запаха мокрой шкуры мамонта, а где её можно понюхать? – с серьёзным видом спросил Алик.

– В Якутии, – хохотнула Крэзи, – где минус 50. Экзотика!

– Отвратно воняют, но почему-то у женщин от этого раздуваются ноздри. – Пошутил Пивокуров.

– Жаль, что мамонты вымерли, их можно было разводить на мясо. У меня был знакомый… У него была фамилия Мамонтов.

– Мясо! Так хочется мяса! Что они там застряли?

– Может, нужна помощь? Пойду на подмогу. – Прогрохотав стулом, Ирэна Гросс тяжелой походкой вышла из гостиной и направилась в сторону кухни.

– А я три дня провела в Питере. – Воспользовавшись паузой, Ядвига решила завладеть всеобщим вниманием. – Мой романтический город… Мы излазили все музеи и окрестности. Эрмитаж, Петергоф. Картины Рериха. Летний сад. Павловское. Такие воспоминания! Может, написать о них? Моими глазами.

– А я бываю только там, где бесплатный вход, – оборвал скучный рассказ Алик, ковыряя вилкой в зубах.

– Бесплатный сыр только в мышеловке, – высокомерно бросила Петроградская.

– Надо знать способы и приёмы, как есть не только бесплатный сыр, но и осетрину с красной икрой.

– У вас это отлично получается за чужой счёт.

– У вас, Кира, тоже, – вступилась Стелла.

– Нашли время колкостями обмениваться. Рождество как-никак. Что с вами? – Подал голос хозяин дома. – Давайте лучше выпьем. Кира, скажи какой-нибудь интеллектуальный тост.

– Зачем? Мы всё равно ничего не поймём, что она скажет. Давай лучше я. – Альберт спешно плеснул в рюмку водки, но перестарался. Мокрое пятно расползлось по белоснежной скатерти.

– Сиди уже, – добродушно кинул в его сторону Петр. – Давай, Кира.

– Ну что ж, если позволите, вставать я не буду. – Женщина подняла лицо и посмотрела вокруг. Красиво очерченные губы тронула улыбка, но взгляд остался холодным. – Итак, милые люди, желаю вам, чтобы северный ветер приносил только хорошие вести, солнце согревало ваши сердца любовью, а небеса оберегали ваши души. Петя, пусть главным подарком тебе будет счастье! В этот водопад можно упасть только душою и выплыть обновлённым в радости и покое.

– А чё, счастье только Петьке? – прогундосил Альберт. – Мы в нём больше нуждаемся. Я вот, например, хочу, чтоб молодая, симпатичная, влюблённая в меня женщина ползала на коленях, целовала мне руки и просила взять её в жёны.

– О-о-о, Алик, тебе хватит, – рассмеялся Пётр. – Спасибо, Кира, за добрые пожелания.

– Я старалась… чтобы всем было понятно.

– Кто же о счастье не мечтает? Я вот тоже хочу в водопад упасть… Нет… Я, знаете, чего хочу?

– Я знаю, – Кира пригубила шампанское, оставив на бокале красный след от помады, и, наколов вилкой последнюю полоску сыра с трюфелем, переложила её себе на пустую тарелку.

– Да? Откуда? Ах да, вы же экстрасенс! Вы умеете читать чужие мысли?

– Умею. У того, кто отпускает свои мысли погулять, как вы.

– Ну и?.. – стряхнула с лифа невидимую соринку Крэзи, косясь на отражение в стеклянной дверце шкафчика.

– Вы мечтаете ничего не делать.

– Это я-то! – вспыхнула Юля. – Да я тружусь, как пчёлка. Вы знаете, что такое ухаживать за старыми психически неуравновешенными людьми?

– Знаю. Вижу по той деформации, которая с вами происходит.

– А что со мной происходит?

– Как бы так сказать попроще, чтоб вы поняли: с кем поведёшься, того и наберёшься.

– На что вы намекаете? – Крэзи смяла салфетку и нервно бросила её в тарелку с надкушенным пирогом.

– Не злитесь, вам не идёт, вы выглядите психически неуравновешенной. – Кира надкусила сыр, секунду посмаковала и примирительно продолжила: – А так вы вполне милая девушка, мечтающая уехать в какую-нибудь страну, где новые запахи, чужие приправы, экзотические фрукты, незнакомые голоса, а главное, другие деньги… не такие, как дома.

– Куда же это вы её отправляете? В мусульманию? – Кторов перевалился с правого на левый подлокотник кресла. – Это жестоко.

– В самый раз. – Повернув потрясающе красивую лебяжью шею в сторону Кторова, Кира пригладила его насмешливым взглядом.

Скрип половиц и быстрый стук каблучков известил о возвращении пропавшей троицы. Первой в гостиную с белой фарфоровой супницей в руках вошла хозяйка. За ней с жестяным подносом шествовал Андрей. Замыкала процессию Ирэна. Она несла необъятных размеров поднос, на котором дымились уложенные друг на друга рульки. Поставив блюдо с мясом на свободный край стола, Ирэна вернулась к своему стулу и неуклюже опустилась на краешек, пряча под сиденье толстые лодыжки.

– Вот и гарнир. – Лана поставила на стол перед мужем супницу, из которой жёлтой вершиной торчала горка картофельного пюре, и стала перекладывать содержимое на его тарелку, пока ложка не ударила о пустое дно.