Принцесса Восточного Созвездия
- -
- 100%
- +
– Шейна?
– М-м-м?
– О чём ты думаешь?
– Ни о чём.
– Врёшь.
Я вздрогнула и посмотрела на Силис. Понятия не имею, как она догадалась, но следующей её фразой было:
– Тебе понравился этот иномирец, Йанн Робер, да?
Я сглотнула. Неужели она догадалась, где я была накануне вечером? Хотя если бы догадалась, то уже бы громко и строго отчитывала меня…
– Я не понимаю, о чём ты говоришь. С чего такие выводы?
Силис шумно вздохнула, поправила свою вуалеску и села в кресло, знаком показывая, чтобы я заняла диван напротив.
– Я вынуждена признать, что составила о нём неправильное первое впечатление. Он не только силён и ловок, как несколько паладинов, но ещё красив и богат…
– Откуда ты знаешь, что он красив? – вырвалось непроизвольно.
Мы рассматривали его издалека, а когда цварг прибыл во дворец, Силис должна была работать на кухне.
В ответ подруга посмотрела с укоризной:
– Так и знала, что всё дело в нём. Я сегодня уже была у Идриса, показывала ему посылку Гафура. Мой супруг завтракал вместе с цваргом, так что довелась возможность внимательно его рассмотреть.
О как…
– Пойми, Шейна, у него действительно экзотическая внешность, эти длинные блестящие волосы, гладкое лицо без бороды, чёрные рога, хвост с шипом и тёмные глаза… И в нём чувствуется настоящая мощь. Про богатство я и вовсе молчу. Идрис сам обращается к нашему гостю как к равному и выделил на сегодня в качестве проводника Ихмера.
– Старшего сына?!
Проявление немыслимого почтения к иномирцу.
– Да. – Силис некоторое время помолчала. – Я признаю, таким мужчиной легко увлечься, он слишком сильно не похож на наших, но в этом и вся беда, Шейна! Почему ты думаешь, что он просто тобой не воспользуется? Что останется содержать и защищать тебя здесь, в Аль-Мадинате, а не улетит на своей железной птице на далёкую родину? Что ты не умрёшь с голоду или, что ещё хуже, закончишь свои дни как продажная девка?! Шейна, очнись! Ты же ведь его даже не знаешь!
Я качала головой, внутренне понимая, что Силис ведь права. Есть Гафур – нормальный мужчина, понятный мне паладин с чёткими запросами, которые я тоже осознаю в полной мере. Может, от него не очень приятно пахнет и он слишком много употребляет вина, но ведь у него уже есть две жены, и обе хорошо себя чувствуют. Следы воспитания, по крайней мере, пропадают быстро, он считается совсем не жестоким паладином.
А есть Янн…
Совершенно чуждый, не знающий наших правил, с лёгкостью нарушающий абсолютно все запреты: взял меня на руки, усадил на постель, расстегнул тунику и… ничего не сделал. Хотя опозорил, узнай об этом кто-то из домашних. А если он точно так же играючи случайно растопчет мою жизнь? Он ведь чётко сказал, что второй женой брать меня не намерен, а по законам Цварга у них вообще может быть только одна супруга.
– Прояви уважение к эмиру, – тихо продолжала увещевать Силис. – Он взял тебя с улицы, удочерил, воспитал, подарил всё это золото. – Она обвела рукой многочисленные жемчужные нити и заколки в моих волосах. – Ты встала на одну ступень со всеми его дочерьми, когда могла бы умереть на улице от голода! Ты – принцесса, и у тебя есть обязанности перед эмиром. Гафур – отличная партия. Отплати эмиру добром за добро.
– Но наручи – это ведь больно, – прошептала я.
От одной мысли, что придётся их надеть, холодели стопы и ладони.
– И что? – Она нарочито закатала рукава, показывая бугристую кожу предплечий. – На всё воля Владыки. Испытания даются, чтобы проверить крепость нашего духа. Твоя мать провалила испытание, не надев на тебя наручи, но у тебя есть шанс это исправить. Я искренне желаю лишь здоровья тебе и твоим рукам.
Я судорожно вздохнула.
– А если я не хочу терпеть боль? Если вдруг это неправильно и не все должны носить наручи?
Лицо Силис неуловимо изменилось.
– Надеюсь, ты никому больше не высказывала таких крамольных мыслей? Это попрание «Саги Первых Дней». У тебя недостаточно богобоязненности, Шейна. Тебе повезло, что это слышу я, но если ты выскажешься так при старшей жене эмира, то плети не миновать. Все рано или поздно надевают наручи, а те, кто сопротивляется, – умирают в пещерах. Владыка так завещал.
– Спасибо за поддержку. Ты права, – ответила я, чувствуя при этом, как сердце обливается кровью. – Мне надо идти на работу, а то Файона будет ворчать, что все дела лишь на ней.
– Конечно, иди. – Младшая жена Идриса поднялась с кресла и направилась к выходу. Уже на пороге она обернулась и добавила:
– Шейна, Гафур обещал приехать свататься уже завтра. Постарайся не наделать глупостей до этого момента.
Глава 12. Суд
Янн Робер
Честно говоря, не думал, что во Вселенной найдётся хоть один гуманоид, который способен меня раздражать так же сильно, как Эсмеральда, но у Ихмера это получалось делать виртуозно. Я мысленно поразился, как у столь адекватного, уравновешенного (по меркам людей) и имеющего деловую хватку эмира может быть настолько неприятный старший сынок.
В суд нас сопровождала четвёрка Деорсы, и, кажется, даже они вздохнули с облегчением, когда Ихмер приказал ждать у дверей. Но если я думал, что на суде будет передышка, то глубоко ошибался.
– Не понимаю, зачем отец спустил столько денег на это убогое заведение! Решали же проблемы как-то раньше сами, – отпустил он комментарий во время первого дела, которое мы застали.
Двое мужчин обратились в суд. Кузнец подковал купцу клячу, но в неожиданный момент подкова слетела, животное оступилось и сломало ногу. Теперь купец требовал с кузнеца не только стоимость подковы, но и всей лошади, потому что скотину пришлось убить. Судья, или «кверант», как здесь к нему обращались, решил дело в пользу купца. У меня мелькнула мысль, что неподкованные лошади просто так ноги не ломают, но, очевидно, до проведения следствия и тщательной экспертизы на Террасоре пока ещё не додумались. Что ж, всё ещё впереди.
– Ваш отец поступил мудро, что отстроил это здание, – спокойно ответил я. – В конце концов, Аль-Мадинат растёт, население увеличивается, у всех возникают конфликты. Люди должны знать, куда приходить, чтобы их решить.
– Пф-ф-ф, ну допустим, ладно, построить стены и крышу – это хоть и большие, но разовые траты. – Ихмер пригладил только-только начинающую отрастать бороду. По эмоциональному фону чувствовалось, что молодой человек крайне доволен собой. – Но зачем разрешать другим вот так свободно заходить и смотреть на судебный процесс? Это же рассадник инакомыслия! А вдруг кто-то решит воспользоваться системой для собственного обогащения?
– Предполагается, что судьи всегда решают конфликты честно и незаконное обогащение невозможно.
– М-да?
Такая концепция явно была Ихмеру в новинку. Он покрутил её и так, и сяк, и когда я уже подумал «ещё одно дело, и можно будет уйти», старший сынок эмира выдал:
– И всё-таки я не понимаю, почему отец разрешил женщинам заходить в суд. Зачем им это? Я уже молчу о том, что женщинам-секретарям можно было бы и вовсе не платить.
– За вход?
– За работу. – Ихмер поправил претенциозно-малиновый тюрбан на голове и небрежно кивнул на террасорку, которая старательно записывала слова судьи. – Всем известно, что достижение женщины – это заслуга её мужа.
Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы переварить слова собеседника, настолько сильно они шокировали.
– А сейчас, – я кивнул на замотанную по ноздри брюнетку, которая старательно обмакивала перо в чернильницу и записывала слова судьи, – сколько она получает?
– Одну треть от ставки, будь на её месте мужчина, – недовольно ответил собеседник. – Вы представляете?!
Одну треть! Это, выходит, террасорка должна втрое больше вкалывать, чтобы заработать ту же сумму.
– Не представляю… – ошеломлённо пробормотал я.
Наш тихий разговор прервал пожилой судья с глубокими морщинами на лбу и уставшим взглядом. Он поднял жестяной колокольчик и несколько раз позвонил.
– Следующее дело!
Сразу после объявления в зал вошла террасорка. За неполные сутки на этой планете я уже начал привыкать к скромным взглядам в пол, длинным тёмным одеждам и бесшумно-шелестящим движениям женщин, а потому был поражён той, что показалась на людях с высоко поднятой головой. По ментальному фону от неё исходили страх и волнение, но ещё я почувствовал привкус чего-то пряного… чего-то острого. Бета-колебания разумных гуманоидов иногда настолько необычные, что их сложно переложить на конкретную эмоцию, но я готов был поклясться, что женщина чувствовала себя правой в той ситуации, которая с ней случилась.
Почувствовал это и Ихмер, потому что вдруг резко и часто задышал через нос. Он цепко высматривал в террасорке что-то, но что именно, я так и не понял. Женщина в угольно-сером платье села на длинную, выкрашенную свежей краской деревянную скамью напротив судьи. С противоположной стороны зала зашёл тучный бородатый мужчина в пёстрых лимонно-салатовых одеждах и головном уборе, украшенном пером павлина.
Я поймал себя на мысли, что террасорцы напоминают небесных трубадуров – рыбок с планеты Миттария, чьи самцы обладают яркими и длинными плавниками, а также издают мелодию под водой, в то время как самки имеют невзрачный серый окрас и всегда молчаливы. В ментальном фоне от вошедшего пованивало тухлятиной. Он опустился на точно такую же скамью напротив женщины.
– Итак, Инна Фархас обращается в суд с заявлением, что её супруг, уважаемый Бартл Фархас, поднял на неё руку, – зачитал судья строки с листочка, услужливо протянутого секретарём.
По залу прошли осуждающие шепотки, а тот самый Бартл, что удивительно, даже не смутился. Наоборот, гаденько улыбнулся и закинул ногу на ногу. Ихмер показательно фыркнул.
– Вот потому я и говорил, что суд – это пустая трата денег из нашей казны.
Судья вновь позвенел в колокольчик, призывая всех к спокойствию:
– Уважаемая Фархас, вы читали священное писание «Сага Первых Дней»? – обратился пожилой мужчина к террасорке.
Та с готовностью кивнула.
– Разумеется, уважаемый кверант. Я обучена грамоте и знаю заповеди Владыки наизусть.
– Что ж, если вы знаете текст наизусть… – Судья кашлянул. – Прочтите, пожалуйста, главу шестую, параграф третий.
– Жена должна во всем слушаться своего Мужа, ибо он её глава и покровитель. Жена должна быть покорной и смиренной, ибо это лучшая добродетель, не перечить Мужу и не роптать на него, ибо это греховно. Если Жена не будет послушна Мужу и будет роптать на него, то муж имеет право наказать её.
«Что за Средневековье, Фабрис, куда ты меня послал?!»
До этих строк я «Сагу Первых Дней», очевидно, не долистал, или мой мозг вычеркнул эту информацию из памяти как абсолютно ненужную и фанатичную.
– И что же, Инна Фархас, вы считаете, что обратились в правильное место? – чуть строже продолжил судья. – Вы понимаете, что совершили грех, придя сюда?!
– Уважаемый кверант, – голос женщины впервые дрогнул, – но ведь в этой главе есть четвёртый параграф. «Наказание может быть словесным или физическим, но оно не должно быть жестоким. Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием, а не со злобой и ненавистью».
Взгляд судьи помрачнел, он посмотрел на её супруга:
– Санджар Бартл Фархас, что вы скажете в своё оправдание? Вы наказывали свою жену жестоко?
– Нет, уважаемый кверант, – охотно отозвался тучный террасорец. – Я ударил её всего лишь ладонью.
Ладонью?
Всего лишь ладонью?!
Бартл выглядел крупнее жены раза в два, если не в три, и у меня закипела кровь от ярости, когда я представил, сколько силы он физически может вложить в удар. На Цварге женщины – драгоценность нации. Девочек рождается исчезающе мало, и чтобы просто прикоснуться к цваргине, принято спрашивать разрешение. Сделать больно цваргине – немыслимо! Невообразимо!
Здесь же…
Я прикрыл веки, пытаясь взять чувства под контроль.
«Муж должен наказывать Жену с любовью и милосердием».
Какая же всё-таки омерзительная религия…
«Спокойствие, Янн. Фабрис предупреждал, что ты не должен вмешиваться», – напомнил самому себе.
– Уважаемый кверант! Ладонью или нет, но это было жестоко! – Внезапно Инна встала со скамьи, расстегнула несколько верхних пуговиц горловины, перекинула толстую косу вбок и продемонстрировала вначале судье, а потом и нам сломанный хрящ ушной раковины и фиолетовое – почти как кожа цваргов – пятно, которое растекалось по шее, линии челюсти и уходило под почти глухую маску. Увы, для людей этот цвет означает серьёзнейшую гематому.
«Один космос знает, как у неё выглядит остальное тело и лицо, но показать она его не может, так как это будет оскорблением судьи…»
По ментальному фону от Инны до меня дошло столько боли и отчаяния, что если бы в мой живот кто-то воткнул кинжал, и то дышалось бы легче.
Я с силой потёр виски, стараясь унять собственную боль. Высокая чувствительность резонаторов для цварга – и дар, и проклятие. Дар – потому что мы сильнейшие среди сородичей… проклятие – потому что порой выдержать пытку чужими эмоциями могут не все. Я слышал о смертях цваргов на заданиях на других планетах, но не из-за природных условий, травм или пыток, а именно от переизбытка рваных бета-колебаний.
По залу вновь пробежались шепотки, а судья перевёл взгляд на Бартла Фархаса.
– Вы жестоко наказали жену. Вы совершили грех, санджар, который придется отмаливать.
– Она тоже совершила грех! – Бартл Фархас поднялся и эффектным жестом развязал цветастый балахон.
Перед всеми предстало дряблое волосатое пузо, грудь столь полная, что напоминала женскую – явная гинекомастия на фоне ожирения, – и пухлые ляжки, обтянутые кричаще-алыми лосинами. Но всё это меркло на фоне огромного багряного шрама, тянущегося от левого мужского соска к паху.
– Эта дрянь порезала меня! И она покусилась на то, чем наделил меня сам Владыка! – не то прокричал, не то взвизгнул Бартл.
А дальше всё замелькало перед глазами. Судья зазвенел в колокольчик, в зал вошли несколько стражей и схватили за руки плачущую Инну. Она успела лишь сказать:
– Но я же чистая! Чистая! Вот, смотрите! – Её рукава задрались, и показалась уродливо-бугристая кожа предплечий. – Кверант, умоляю, смотрите, он меня первым ударил!
Поднялся гул и крики.
– В пещеры её! В пещеры! Грязь! – закричали сидящие мужчины в зале, а те несколько женщин, что были, лишь ниже склонили головы.
– Да как она смела!
– Пещеры до конца жизни! Пускай каменные розы собирает!
– Преступница! Покусилась на жизнь, которую даровал сам Владыка!
– Грешница!
Судья тщетно звенел вновь и вновь, призывая к тишине, а женщина попыталась вырваться из захвата стражей, но от этого её руки сжали лишь крепче. Из глаз осуждённой брызнули слёзы.
Голова раскалывалась от взрыва царящих эмоций. Столько ненависти я не слышал и не видел давно. Меня тошнило. Люди как будто взбеленились и всей толпой возненавидели несчастную. Внутри разворачивался ад, я схватился за виски, пытаясь продышаться, и в этот момент мы встретились взглядами с Инной. Это был взгляд испуганного затравленного зверька, попавшего в капкан. Весь её вид кричал: «Помогите!» Она сопротивлялась и явно не хотела того, к чему её приговорила толпа.
Время превратилось в клейкую вязкую жижу.
Я могу встать и остановить это всё. У меня даже хватило бы способностей выжечь всем мозги…
«И кем ты станешь, Янн? Убийцей? Может, тогда стоит выжечь мозги сразу всем на планете?» – проговорила совесть голосом старшего брата. И сразу за ней напомнила:
«Я уверен, что ты не станешь злоупотреблять служебным положением и особенностью нашей расы. Что бы ни случилось, ты должен оставаться максимально беспристрастным, не вмешиваться, держать себя в руках и оказать наименьшее влияние на население».
– Я не должен злоупотреблять служебным положением и особенностью нашей расы, – повторил машинально, чувствуя, как внутренности сводит от боли.
Инна Фархас что-то выкрикнула в последний раз, и её уволокли за толстые дубовые двери, гогот в зале суда поутих, а Ихмер неожиданно поднялся с места и размашисто хлопнул меня по плечу:
– Ну что, санджар Робер, пойдёмте в чайхану? Отец сказал, что хочет показать добычу каменных роз лично, так что, думаю, выпить сейчас – самое оно.
– Да, выпить сейчас – самое оно, – повторил слово в слово, чувствуя глубочайшее опустошение и едкую слизь внутри лёгких.
Шварх с ними, с пещерами. Завтра посмотрю.
Глава 13. Чайхана «Мираж Султана»
Янн Робер
В голове шумело.
Я даже никак не стал комментировать очередное заявление Ихмера:
– Настоящий мужчина может усмирить любую женщину и кобылу. Этот Фархас всё-таки выставил себя на посмешище, слабак!
Мне было противно от того, что произошло в суде, как будто я сам искупался в дифрене[1] и приговорил Инну к чему-то плохому. Страшно мутило.
В душе было так же грязно, как и снаружи: куча воняющих в физическом и ментальном плане террасорцев, засаленная, рассохшаяся от времени столешница, басовитый гогот мужиков, смесь запахов немытых тел, конского навоза, чадящих масляных ламп и местных благовоний, от которых хотелось чихать и кашлять. А ещё отвратительная духота. Несмотря на резные деревянные ставни на окнах и отсутствие стёкол, воздух в помещении не двигался. Мелькнула мысль, что если так выглядит чайхана «Мираж Султана», то в остальные лучше и вовсе не заходить.
Я не запомнил дороги до заведения, просто рухнул на тахту и попросил кувшин самого крепкого пойла. Ихмер одобрительно закивал, заказал ещё пресловутых голубых лепёшек с разнообразными начинками и отпустил Деорсу с паладинами. Я к этому моменту уже взялся за алкоголь, пытаясь поскорее забыть то, что только что видел в суде.
У цваргов отличная регенерация, мы в состоянии переварить множество ядов и при этом не почувствовать даже несварения и практически не пьянеем. Ключевое слово – «практически». Фабрис как-то отметил, что всё дело в количестве выпитого. Ему попадались случаи, когда цварг упивался вусмерть, но при этом поглощал не менее семи литров крепкого спиртного. Я обхватил двумя ладонями очередной кувшин, пропуская мимо ушей трёп Ихмера.
Интересно, в этой посудине полтора литра или два? Что ж, посмотрим, на сколько хватит моего организма…
Еду в зале разносили девушки в однотипных невзрачных одеяниях с широкими рукавами, а из-под длинных подолов иногда выглядывали остроносые носки мягких серых туфель. Подавальщицы смотрели исключительно перед собой, и лиц не было видно из-за кожаных масок и мудрёных причесок. Отличить одну от другой можно было разве что по цвету волос.
– Русые, блондинки, шатенки, рыжие… – пробормотал я, вспоминая, что у цваргинь волосы либо тёмно-каштановые, либо чёрные. Всё-таки люди по внешности разнообразнее.
– О, этих нельзя трогать. – Ихмер поморщился. – Вон тех – можно!
Я машинально проследил за рукой собеседника.
Три террасорки в полупрозрачных одеждах застыли при входе, их локоны свободно лежали на плечах. По большому счёту – прилично одетые. Эсмеральда летом носит и шифоновые сарафаны, и классические шорты из костюмной ткани, а уж распущенные волосы на Цварге и вовсе считаются нормой, однако подсознание отметило, что здесь эти женщины – падшие.
Мужчины кидали в их сторону показательно брезгливые взгляды, но на эмоциональном уровне от них разило зубодробительной похотью. Больше половины напыщенных индюков в чайхане хотели этих женщин, но, очевидно, боялись, что об этом желании узнают другие, а потому демонстративно обливали террасорок презрением. Пожалуй, впервые сыночек градоправителя удивил в хорошем смысле, не став скрывать своей натуры и честно озвучив:
– Позвать?
Я сделал неопределённый знак. Можно звать, можно нет – мне всё равно.
– Ты посмотри, как они жадно на нас смотрят, бесстыдницы! – продолжил сын градоправителя, откидываясь на спинку стула и прищуриваясь. – Прямо глазами пожирают!
Мне оглядываться не требовалось, чтобы сказать, что террасорки смотрят не на мужчин, а на еду – такие сильные бета-колебания голода от них исходили, а «жадный взгляд» – воспалённая фантазия озабоченных.
– Зови.
Второго разрешения Ихмеру не требовалось. Он сделал пасс рукой – и через несколько секунд красотки робко подошли, усевшись втроём прямо на холодную керамическую плитку около моих ног.
– Ты, – Ихмер ткнул пальцем в полноватую девушку, – иди сюда. – И он похлопал по бедру. И пока террасорка крайне медленно и неохотно перебиралась к нему, многозначительно добавил, поигрывая бровями: – Лучше качаться на волнах, чем биться о скалы.
Девушка залилась густым румянцем, а я отвернулся. Как же противно… оценивать женщину словно кусок мяса.
«Выпить, надо просто ещё немного выпить…»
– Санджар, вы что-то хотите?
Одна из девушек осмелилась дотронуться до моей штанины. Я мотнул головой и, помня, что им нельзя есть с мужчинами за одним столом, нарочито громко попросил ещё алкоголя и закусок. Вторая, явно более сообразительная террасорка спрятала в широкий рукав платья булку, и я сделал вид, что не заметил.
– Расскажите что-нибудь, – бросил небрежно, чтобы девушки думали, что я занят, а сам взялся за пузатый бок глиняного кувшина.
***
Шейна
Я смотрела на продажных девушек, которые отирались вокруг Янна, и еле-еле сдерживала рвущийся наружу крик. Вот зачем он сюда пришёл? Зачем был таким галантным вчера вечером? Зачем трогал меня, поднимал на руки, мыл пол, снимал тунику… Зачем-зачем-зачем?!
Если вчера он подарил мне крылья, то сегодня он их сломал. К тяжести мыслей о том, что придётся надеть рукавицы и выйти замуж за Гафура, добавилась ещё и жгучая неуправляемая зависть к двум конкретным террасоркам.
«Шейна, как же ты низко пала, если завидуешь таким!» – с укором произнёс внутренний голос. Однако эти девушки могли себе позволить то, чего не могла я: сесть у ног Янна, дышать одним с ним воздухом, чувствовать тепло его тела…
– Файона. – Я отнесла заказ и вернулась на кухню, стараясь не выдавать волнения. – Подскажи, а с каких пор в «Мираже Султана» разрешено появляться… хм-м-м… блудницам?
– Шейна! – Повариха упёрла руки в бока и развернулась ко мне всем корпусом. – Не всем везёт как тебе, не всех удочеряет сам эмир, а этих несчастных девочек мужья выгнали на улицу. Как могут, так и работают! Чем они тебе не угодили? – Файона даже вышла в дверной проём и бросила взгляд в большой зал. – Сидят себе тихо-смирно на полу. Может, им повезет, их чем-нибудь накормят после оказания услуг.
«После оказания услуг».
То есть Янн, очевидно, уединится с ними, и они смогут ласкать его везде…
Я закусила губу и пристыженно замолчала. Душу рвало в клочья. Часть меня ужасно хотела оказаться на месте продажных девиц… Какой же позор! Вторая голосом Силис напоминала, что вообще-то я принцесса и уже завтра ко мне приедет жених и заберёт из отчего дома. Мне должно быть стыдно даже смотреть на других мужчин! Третья… ненавидела буквально всё. А сейчас, при виде Янна, да ещё и в компании других женщин, внутри что-то лопнуло с оглушительным хлопком.
– Ну хочешь, другой зал обслуживать поставлю? Давай, вон, в малый…
Повариха взяла очередной поднос и принялась ставить на него глубокие миски с овощной похлёбкой. Оттуда, где я стояла, был виден стол, занятый Ихмером. Янн сидел ко мне спиной, зато обе девушки повернулись в сторону кухни. Одна из них прямо на глазах потянулась к цваргу и погладила его ногу сквозь штанину, а он наклонился и что-то сказал ей на ухо.
В горле запершило, пальцы затряслись, я спрятала ладони в широкие рукава платья. Кажется, они как раз договариваются об услуге.
– Шейна, ты что-то побледнела. Хорошо ли себя чувствуешь? – Файона повернулась и внимательно всмотрелась в моё лицо, а я замерла под хмурым взглядом.
Внезапная крамольная мысль пришла в голову: «А если у меня всё-таки получится соблазнить цварга? Если у меня получится лишиться девственности, то Гафур ведь замуж не возьмёт, верно?»
Видимо, священные писания правы: женщина не должна заглядывать в глаза мужчине до брака.
Я посмотрела – и что теперь? Сердце пропало. Уже сейчас я отдавала себе отчёт, что не хочу ни замуж за Гафура, ни этих дрянных рукавиц. На заднем плане за плечом Файоны одна из продажных девиц выгнула поясницу, вульгарно подставив Янну шею и ключицы на обозрение, а меня бросило сначала в жар, затем в холод. Чем я хуже этих девушек? Почему Янн вчера отказал мне?!
Грусть, тоска, боль, зависть, непонимание – всё смешалось в жгучий ураган эмоций. Определенно, сегодня же вечером я соблазню цварга! Попользованная, Гафуру я буду больше не нужна, и в наручах отпадёт надобность, а дальше… хоть в пещеры, хоть в дом утех. Мне всё равно.