Тьма испытывает лишь тех, кто готов бороться.
И когда кажется, что света больше нет
– именно тогда он ближе всего к тебе.
Глава 1. Барахолка
За пределами Купола смерть.
Ядовитый воздух. Мертвая земля. Тусклое солнце, цвет которого никто не видел вживую.
С самого рождения нас учили бояться времени, когда Купол померкнет и обнажит небо. Сегодня он бледно мерцал где-то высоко над головой. Сквозь мутную пелену можно было разглядеть отпечаток ускользающей луны. Но больше чем исчезновение Купола, меня страшила тишина.
Тишина в Реликте всегда звучала как предвестник беды, особенно когда вдалеке показывались черные фигуры. В детстве я верила, что под масками законников нет людей – лишь холодная пустота.
Они ждали добычу, как голодные звери. Сегодня я могла стать одной из них.
Законники носили черную форму и маски с темными стеклами, закрывающими лицо. Через них невозможно было разглядеть даже намека на человеческие черты. Бездушные создания, чья цель – охранять и держать нас в страхе. Автоматы наперевес, как продолжение рук, придавали устрашающий вид. Я повзрослела, а ощущение не ушло. Каждый раз, сталкиваясь с ними, по спине пробегал холодок. Единственным желанием было поскорее убраться с пути, минуя молчаливую власть, исходящую от масок. Одно появление этих людей заставляло жителей Основного сектора опускать головы и ускорять шаг, в надежде избежать внимания.
Улицы нашего сектора казались мне особенно мрачными. Серые здания с облупившейся штукатуркой выглядели как старые, израненные гиганты, что с годами потеряли былую силу. На некоторых домах виднелись следы неумелого ремонта – заплатки из нового кирпича или куски свежей краски, будто кто-то пытался бороться с разрушениями. Но это было бессмысленно. Время брало свое, медленно съедая остатки прежней красоты.
Пыль, скопившаяся на узких улицах, поднималась от моих шагов, напоминая, что здесь время в Реликте застыло, а люди и здания утомились бороться за существование.
Опустив голову, я шла по краю дороги среди рабочих, которые спешили на посевные поля.
Несколько капель пота скатились между лопаток. Сегодня стоял неожиданно жаркий день для начала весны. Солнце безжалостно припекало, но я не могла скинуть капюшон старой пуховки. Законники стояли в паре метров от поворота, на котором я собиралась юркнуть через щель в заборе.
На секунду я подняла глаза от дороги, и показалось, что один из них смотрит на меня. Засунув руки в карманы, я ускорила шаг и пристроилась за спинами мужчин, медленно плетущихся с лопатами наперевес.
О чем я думала, когда решила пойти на Барахолку за день до Посвящения? Знала ведь, что это любимый сезон законников со времен первого мятежа. Они только и ждали момента, чтобы заработать очередную нашивку на форму за помощь в предотвращении краха Реликта. Вот уже четыре года не ходило слухов о возможных потасовках. Люди боялись и не решались противостоять Магистериуму. Еще свежи были в памяти публичные приговоры для мятежников. Я не знала точно, что произошло тогда. В школе сказали о бунте рабочих, а вот Барахолка несколько месяцев шепталась о жестокости Магистров и кровавом исходе события.
Барахолка была единственным местом, где можно почувствовать себя свободной, или, по крайней мере, поверить в это. Там не существовало строгих правил и вечного контроля Магистериума, будто этот кусок земли выпал из их цепких рук. Люди собирались, чтобы обмениваться вещами, разговаривать и, кажется, забыть хоть ненадолго о правилах, которые сковывали нас повсюду. Магистериум закрывал глаза на это место. А мы верили в иллюзию независимости. На Барахолке следовало быть осторожной, не болтать лишнего и избегать конфликтов. Но мне все равно нравилось это ощущение свободы, пусть и не настоящее.
Дорога до Барахолки всегда вызывала во мне азарт. Сначала нужно незаметно выбраться из школы. Пересечь самую оживленную и утыканную камерами видеонаблюдения площадь. Пройти десяток кварталов, сливаясь с толпой. Скрыться в темном переулке и пролезть в щель. Благо я всегда отличалась худым телосложением и могла без проблем проскользнуть на другую сторону.
Посильнее накинув капюшон, я дождалась момента, когда законники отвлекутся, и исчезла в темноте.
Барахолка стала для меня особенной. Кто-то бы сказал, что хуже места не придумаешь, а я хотела проводить там все свободное время. Несколько сотен прилавков со всем, что душе угодно, тянулись неровными рядами. Гул от бесконечных споров барахольщиков, грохот торговых тележек с невиданными артефактами, запах жареной картошки и подгорелого масла, чавкающая грязь под ботинками – все это было моим ощущением свободы.
Я вдохнула зловоние рынка и направилась вглубь, проделывая привычный путь.
Прилавок Бордара находился в центре. Одноухий старик был моим любимым барахольщиком. Мы познакомились девять лет назад, когда я хотела украсть у него два огромных яблока.
Бордар натужно тащил по площади тележку, а из нее раздавался аппетитный аромат. Нам тогда все время хотелось есть, в школьной столовой кормили два раза в день, и нашим растущим организмам этого не хватало. К тому же яблок не давали уже два месяца.
Кейси первая озвучила идею проследить за одноухим и «одолжить» у него пару фруктов. Эта авантюра меня пугала, но голод пересилил.
Мы долго тащились за Бордаром, предполагая, что неплохо маскируемся. Добрели до темного переулка, где одноухий испарился. Облазив все углы, подумали, что это были просто грезы. Нам привиделось. Потом я случайно зацепилась пуховкой за отогнутый край забора. Створка приоткрылась, и меня затянула внутрь сильная загорелая рука.
Мне было семь и, возможно, Бордар ожидал, что я начну визжать от страха. Вместо этого, я уставилась на маленькое отверстие, где когда-то было ухо, и спросила: «Тебе было больно?». Изуродованная кожа не вызвала во мне отвращения или брезгливости.
Как сказал Бордар, это и покорило его. Он приподнял уголки губ и не успел ответить. С криками к нам завалилась Кейси. Но увидев, что одноухий поставил меня на землю, тут же замолчала.
Бордар оказался добрым, хотя сам себя таким не считал. Он не отдал нам яблоки. Первое правило торговцев гласило: любая вещица на барахолке пригодится. Кейси пришлось расстаться с новеньким шарфом. Бордар часто шутил, что в тот день ему следовало свернуть нам шеи, ведь мы стали для него занозой в заднице.
Сегодня я искала Бордара с особым предвкушением. Он обещал раздобыть нечто интересное. То, чего я еще никогда не видела и, скорее всего, не увижу в Реликте.
Я кралась на цыпочках и старалась не издавать чавкающих звуков грязными ботинками.
Старик, сгорбившись, сидел спиной ко мне:
– Так ты никогда меня не поймаешь, маленькая воровка. Топаешь как рота курсантов на плацу. – Бордар повернул голову здоровым ухом в мою сторону, и я заметила его кривую, но уже такую привычную улыбку.
– Даю сто яблок, что ты притворяешься глухим, а на самом деле твое невидимое ухо все-таки слышит. – Я похлопала его по плечу и приземлилась на соседний стул, наконец-то скинув капюшон и почувствовав прохладный ветерок на вспотевшей шее.
– Ты никогда не рассказывал, как потерял ухо.
Я смотрела на Бордара, и он едва заметно кивнул, продолжая разбирать коробку с разноцветными бусинами.
– Было это лет двадцать назад, когда я с группой барахольщиков налет на консервный завод устроил, – начал он, словно рассказывая байку о ком-то другом. – Присмотрели тогда пару ящиков, а то на Барахолке еды было негусто. Решили взять, чтобы продать. Но кто же знал, что законники нас засекут. Наказания за воровство в Реликте суровые, сама знаешь. У них ведь полномочия безграничные. Сами решают, как наказывать таких, как мы.
– И за это тебе ухо?
Я всматривалась в морщинистое лицо.
Бордар усмехнулся, а в его глазах мелькнула зловещая тень. Понизив голос, он продолжил:
– Отрезали, да. Даже суда не было, две минуты допроса – и нож. Им все равно, кто ты, виноват или нет. Главное, пойман. Законники здесь, как звери голодные. Их слово решающее. Не шутят они с такими, как мы, и ты уж знай, что в этой жизни тебе ничего просто так не дадут.
Я замолчала, раздумывая над его словами. Законники были обычной частью нашей жизни. Мы старались обходить их стороной. Каждый знал, что они жестоки и редко спускают с рук нарушения правил. Власти мало думали о жизнях простых людей. В этот момент предстоящее Посвящение ощущалось, как большой капкан, в который я сама вложила руку.
– Волнуешься? – тихо спросил Бордар.
– Ты же знаешь. Мне все равно. Я иду туда ради Кейси. Так бы давно ушла с тобой за Купол.
Хотя на самом деле огонь отчаяния обжигал где-то между ребер. Я всей душой не хотела того, что должно произойти, и придумала план, как мы с Кейси станем самыми успешными барахольщиками Реликта. Но чуда не произошло. В двенадцать лет на меня обрушилась неизбежность уготованного Реликтом будущего.
– Все будет хорошо, Тали, – прошептал Бордар.
Я насторожилась. Он называл меня по имени, когда был не в духе или хотел поскорее избавиться от моего присутствия. Меня передернуло, но я не успела ничего ответить. Бордар резко выдернул руку из коробки и произнес:
– Попалась, вторая! Так и знал, что сохранил обе.
Маленькая розовая бусина переливалась перламутром.
Он смотрел на нее, и почти беззубым ртом широко улыбался, будто нашел сокровище, ну, или съел огромную порцию гуляша, что было даже лучше в условиях поянного дефицита мяса в Реликте.
Я молча таращилась на старика, не понимая восторга от обычной бусины. Он повертел ее в сморщенных пальцах, а потом тихо произнес:
– Конк – очень редкая жемчужина. Мои предки были ныряльщиками. И однажды нашли это. – Он протянул бусину, и я ощутила ее прохладу на ладони, – Приглядись внимательнее. Что видишь?
Я поднесла кронк к глазам и рассмотрела внутри россыпь искрящихся трещин. Они переливались разными оттенками розового, фиолетового, голубого.
– Было трудно ее раздобыть. Такие попадаются крайне редко. Одна на двадцать тысяч. Мы могли разбогатеть, если бы продали конк, но решили сделать жемчужину символом удачи и передавали от отца к сыну. – Старик тяжело выдохнул. – На мне, как ты понимаешь, традиция закончилась.
Я знала, что у Бордара нет семьи. Это был его выбор, так он всегда говорил. Одноухий часто спорил с Кейси на эту тему. Та убеждала, что на семейных ценностях держится Реликт, цитировала учебник семейной жизни, что наша задача – продолжить наследие человечества. Бордар громко хохотал и говорил, что хотел бы увидеть Кейси лет через двадцать, замужем за офицером, с тремя орущими спиногрызами. Вот тогда бы он обсудил с ней эту тему вновь.
Я же была полностью на его стороне и считала, что лучше стать свободным барахольщиком, чем какая–то туманная жизнь с незнакомым человеком. Я понимала Бордара и не понимала Кейси. Она выросла в полной семье, а я видела только школу и не помнила своих родителей. Но вслух в таких спорах никогда ни чью сторону не занимала.
Потом одноухий протянул вторую жемчужину. Она походила на первую, но форма напоминала каплю дождя, свисающую с подоконника и готовую вот–вот соскользнуть на землю. Она казалась такой неправильной, в сравнении с идеально круглой, которая уже лежала в моей ладони.
– Она прекрасна, Бордар.
Я завороженно разглядывала жемчужину.
– И я так думаю, маленькая воровка.
Бордар накрыл мою ладонь своей и сжал пальцы в кулак. Он пристально посмотрел мне в глаза, буквально пару секунд, и встал со стула, собираясь заняться другими делами.
– Нет, Бордар. Я не могу их принять. Они важны для твоей семьи, – я резко осеклась, понимая, что сморозила глупость. Ведь знала, что нет и не будет у него семьи, – То есть, я хотела сказать…
Старик откашлялся и произнес тоном, не терпящим возражений:
– Бери, я сказал. А то больше не видать тебе Барахолки. Мне оно ни к чему, а вам, может, еще пригодится. Охотники за артефактами многое бы дали за настоящий конк. А рыжей передай, когда она нарожает свои маленькие копии и решит сбежать от офицера, эта бусинка может спасти ей жизнь.
Резкость высказываний Бордара меня давно не удивляла, а сейчас в его словах было что–то еще, помимо привычной грубости любого барахольщика. Он старательно избегал смотреть мне в глаза.
Я засунула жемчужины во внутренний карман пуховки и продолжила наблюдать за медленными движениями старика. Я не знала, какими бывают родители, но глядя на Бордара, думала, что именно такого отца хотела бы.
– Тебе пора, – сухо произнес одноухий. – В Реликте для девчонки пристрастие к этому месту нездорово.
Бордар был прав. Скоро все изменится. После Посвящения мне придется покинуть Основной сектор и перейти жизнь, о которой я ничего не знала. Кейси называла это началом новой главы, но для меня оно ощущалось как конец.
Когда я была младше, то мечтала сбежать. Пройти через те самые туннели, которые открывали путь за пределы Купола. Но повзрослев, я поняла, что это невозможно. Магистериум окружил нас не только стенами, но и страхом. И все же, желание исчезнуть, сбежать отсюда, с каждым днем становилось сильнее.
– Не хочу сегодня спорить, – тихо произнесла я.
Пререкаться снова бессмысленно. Мне давно пора принять реальность, в которой жили все.
Рука потянулась к волосам, собранным в тугой пучок.
Больше десяти лет с одной прической, в серой школьной форме, с одинаковым расписанием каждый день, каждый месяц, каждый год. Только здесь, сидя на шатающемся стуле, возле лавки Бордара, разглядывая морщинки на загорелом лице старика, пачкая ботинки в грязи немощеных дорожек, вдыхая запахи сгоревшей еды, пота барахольщиков, толкающих тяжелые тележки, я чувствовала себя дома. Глупо было сбегать утром из школы. Я знала, что Кейси разозлится, когда обнаружит пустую кровать. Но я не могла уйти, не попрощавшись. Теперь Бордар увидит меня через два года с экрана на главной площади. А я не встречусь с ним никогда.
Мне хотелось растянуть момент, но время предательски ускользало. Нужно вернуться до завтрака, чтобы никто не заподозрил мое отсутствие.
Застегнув пуховку, я подошла к Бордару, который делал вид, что занят чем-то важным.
– Буду скучать по тебе, одноухий зануда, – как можно мягче произнесла я, и едва коснулась руки старика, которой он опирался на стол.
– Я буду скучать сильнее, маленькая воровка, – шепотом произнес Бордар.
Я быстро развернулась, накинула капюшон и, чувствуя, как слезы предательски скапливаются в уголках глаз, пошла прочь.
Глава 2. Кейси
Кейси ждала этот день с момента, как нам исполнилось по восемь. Она заставляла меня играть в дурацкий Бал. Обматывалась белым тюлем, который научилась снимать с окна в комнате, мне рисовала черным карандашом подобие усов и прикалывала булавкой бумажные ордена к груди. А потом настойчиво учила вальсировать вокруг шкафа по нашей маленькой комнате.
Кейси мечтательно рассказывала, как родители познакомились на Балу, и потом появились они с Каем. Только это не сказка со счастливым концом. Родители оставили их на воспитание общественной гувернантке, когда Кейси исполнилось два, а брату семь. Но подругу было не остановить, и она продолжала грезить днем Посвящения. Я поддерживала ее идеи только потому, что ближе Кейси у меня никого нет.
Втайне я надеялась, что этот день не наступит. Но мечты Кейси сбылись, а мои нет.
Одним осенним утром, нам было тогда по двенадцать, Кейси проснулась слишком рано и прыгнула ко мне в кровать с криками:
– Тали, это случилось! Вставай, Тали, вставай!
Она верещала так громко, что я подумала, нашему миру пришел конец.
Открыв глаза, я увидела голую Кейси. Она стояла с растрепанными волосами и размахивала ночной рубашкой. След от подушки отпечатался на щеке с коричневыми веснушками.
– Кейси, ты сошла с ума? Опять приснилось, что встретила принца на Балу? – Я хотела перевернуться на другой бок и доспать полчаса до будильника, но рыжая не дала.
– Нет, Тали! Это случилось! Я готова к проверке, – она ткнула мне в лицо маленьким красным пятнышком на ночной рубашке. Ее глаза искрились счастьем.
– Побегу к Марте и скажу, что мне срочно нужно в медцентр сдать анализы. Ты ведь сходишь со мной? Это будет лучший день в моей жизни, – И Кейси шмыгнула в ванную, напевая радостную мелодию.
Марта сводила Кейси в медцентр, и врачи подтвердили, что она готова к Посвящению. В тот день рыжая вела себя невыносимо. Постоянно болтала про ощущения, удивлялась, что ничего не болит и ей даже нравится. Поставила прокладки на тумбочку и пялилась на них с любовью, как на кусок яблочного пирога в день рождения.
– Тали, я верю, что ты скоро ко мне присоединишься. Помнишь, на уроке Марта рассказывала про синхронизацию женских особей? Мы с тобой столько времени вместе. Ты скоро меня догонишь.
Я улыбалась в ответ и хотела, чтобы этого не произошло. Тогда я не знала, как изменится жизнь. Неизвестность пугала больше всего.
Все произошло, как мечтала Кейси. Через четыре недели я сидела в медцентре с Мартой, где мне выдали пачку прокладок и таблетки от боли. В отличие от Кейси, я не порхала как бабочка, а корчилась на кровати от спазмов в животе. Так, я возненавидела Посвящение окончательно.
***
Прошло четыре года со дня получения желанного многими статуса – посвященная. Кейси радовалась, рассказывая о предстоящей церемонии. Меня пугала сама мысль, что Магистериум может решать, кем я должна быть. Напряжение внутри росло с каждым днем.
– Не верю, что ты все еще держишься за эту архаичную мечту. Бал был актуален, может, лет триста назад. Мы давно не живем как в сказке, оглянись вокруг, Кейси. В Основном секторе люди пытаются выжить. А мы здесь учим хорошие манеры и думаем, как бы понравиться какому-нибудь офицеру. – Я скрестила руки на груди, наблюдая за Кейси, которая крутилась перед зеркалом.
– Ну ты и зануда, Тали. – Кейси вздохнула. – Любовь – вот что может помочь Реликту.
Я знала, что рыжая верит в эту идею больше всего на свете, и только сильнее раздражалась.
– Когда посвященная идет на Бал – это формальное признание зрелости, – продолжала она, поправляя воротник серой блузки.
– Чушь собачья! – резко ответила я.
– Фу, как невоспитанно, Тали. – Кейси скривилась. – С такими манерами ты всех кандидатов отпугнешь. Тебе разве не хочется надеть красивое платье и увидеть все это по-настоящему? – спросила она и мечтательно закатила глаза.
– Нам и здесь неплохо, разве нет?
Я откинулась спиной на подушку и стала разглядывать длинную трещину на потолке.
– Ну, знаешь ли, за десять лет серая форма изрядно надоела, так же как и липкая каша на завтрак.
– Но ведь бывают и хорошие дни.
Спорить с Кейси было бесполезно. Мы провели сотни ночей, обсуждая значимость Бала для жизни Реликта, но так и не сошлись во мнении.
– Я думаю, нам с тобой пойдет зеленый, – Кейси взглянула на меня через зеркало и лукаво прищурилась, – Твоя грудь заслуживает красивого обрамления.
Я засмеялась и запустила в рыжую подушкой, от которой она ловко увернулась.
Каждая посвященная перед Церемонией, проходит годы тренировок в специальных школах. Мы учимся говорить, двигаться, улыбаться – надеваем маски идеальных будущих жен, которые должны скрывать все, что происходит внутри.
***
Мы узнали о списке тех, кто пройдет Посвящение, за месяц до события. На уроке Марта объявила девушек из класса и, помимо меня и Кейси, туда попали еще трое.
Ронда Сандерлин сидела передо мной с первого дня в школе. Среднего роста, с пухлыми щеками и опущенными вперед плечами. Черные хмурые брови на ее лице, постоянно сведенные к переносице, и странная любовь к истории не делали Ронду желанным объектом для общения.
Когда учительница озвучила имя, мне показалось, что плечи Ронды вздрогнули, словно это неожиданность, хотя мы давно знали, кто будет в списке.
Следующей озвучили Ванессу Блейкли. Голубоглазая блондинка, намеренно привлекающая к себе внимание окружающих, поднялась и высоко вскинула голову. Она была красивой, с длинными волосами, собранным в аккуратный пучок, тонкими губами, которые идеально подходили ее лицу в форме сердца.
Все девчонки хотели с ней дружить. Каждый год она выбирала свиту, которая будет участвовать во всех мероприятиях школы. Ванесса была лидером клуба дебатов, играла в театральных постановках, помогала учителям организовывать день открытых дверей.
Когда Марта произнесла ее имя, Ванесса забралась на стул и сказала:
– Я вас не забуду, дорогие друзья. Вы никогда не попадете во Взрослый сектор, поэтому запомните великолепную Ванессу такой, – она демонстративно провела рукой по телу, – потому что теперь вы увидите меня только через экраны своих старых телевизоров, если сможете себе их позволить.
Кейси посмотрела на меня и скорчила рожицу. Мы захихикали, сдерживая смех кулаком.
Мне было все равно на Ванессу, но порой она становилась невыносимой стервой. Вела себя высокомерно и ничего не видела дальше своего вздернутого носа.
– Статус «чистой» тебе пошел бы больше, Тали, – шепотом бросила Ванесса в мою сторону, пока спускалась со стула.
– Замолкни, – прошипела Кейси и высунула язык.
Меня не трогали колкие комментарии Ванессы. Я научилась игнорировать ее нападки еще в третьем классе, когда после очередной стычки она виртуозно выдала настоятельнице, что я всегда делаю ей замечание насчет внешности, а это абсолютное вранье. Разбираться никто не стал. Мне влетело, и в наказание я оставалась после уроков с Мартой.
Третьей в списке стала Аманда Вейт. Ее перевели осенью из другой школы. Ходили слухи, что ее старший брат пытался сбежать из Реликта с посвященной из Взрослого сектора. Но их поймали законники на границе туннеля. Парня отправили в длительную экспедицию, а про девушку ничего не известно. Так как у нее не осталось родственников, готовых взять опеку, Аманда попала в интернат.
Слухи по Реликту распространялись быстро, и когда Аманда пришла в наш класс, все знали ее историю. Полгода с ней никто не разговаривал, только шептались за спиной. Мне хотелось ее защитить, она казалась такой хрупкой и уязвимой. Тонкие запястья, выглядывающие из рукавов, выглядели детскими, будто куртка была ей не по размеру. Кейси считала, что в этом мире нет места для слабости, и Аманда должна сама преодолеть трудности. Поэтому мы держались от нее в стороне.
Аманда никак не отреагировала и продолжила задумчиво смотреть в окно.
Всего пять девушек из двадцати попали в список. В прошлом году в школе было двенадцать учениц, которых отправили на Посвящение. Количество девочек с материнским геном уменьшалось с каждым годом.
Я решила вручить Кейси жемчужину от Бордара прямо перед церемонией. Хотела, чтобы вместе с бусиной мы сохранили в памяти частичку привычной школьной жизни.
- Цена за общество