Тьма испытывает лишь тех, кто готов бороться.
И когда кажется, что света больше нет – именно тогда он ближе всего к тебе.
Глава 1.
За пределами Купола смерть.
Ядовитый воздух. Мертвая земля. Тусклое солнце, цвет которого никто не видел вживую.
С самого рождения нас учили бояться времени, когда Купол померкнет и обнажит небо. Сегодня он бледно мерцал где-то высоко над головой и сквозь мутную пелену можно было разглядеть отпечаток ускользающей луны. Но больше чем исчезновение Купола, меня страшила тишина.
Тишина в Реликте всегда звучала как предвестник беды, особенно когда вдалеке показывались черные фигуры. В детстве я верила, что под темными масками законников нет людей – лишь холодная пустота. Они ждали добычу, как голодные звери. Сегодня я могла стать одной из них.
Законники носили черную форму и маски с темными стеклами, закрывающими лицо. Через них невозможно было разглядеть даже намека на человеческие черты. Бездушные создания, чья цель охранять и держать нас в страхе. Автоматы наперевес, как продолжение рук, придавали устрашающий вид. Теперь, повзрослев, это ощущение не ушло. Каждый раз, видя их, по спине пробегал холодок. Единственным желанием было поскорее скрыться с пути, минуя молчаливую власть, исходящую от масок. Одно появление темных фигур заставляло жителей Основного сектора опускать головы и ускорять шаг, словно этот жест мог уберечь от внимания.
Улицы нашего сектора всегда казались мне особенно мрачными. Серые здания с облупившейся штукатуркой выглядели как старые, израненные гиганты, что с годами потеряли былую силу. На некоторых домах виднелись следы неумелого ремонта – заплатки из нового кирпича или куски свежей краски, будто кто-то пытался бороться с разрушениями. Но это было бессмысленно. Время брало свое, медленно съедая остатки прежней красоты.
Пыль, скопившаяся на узких улицах, поднималась от моих шагов, напоминая, что здесь все застыло, словно люди и здания утомились бороться за свое существование.
Опустив голову ниже, я шла по краю дороги среди рабочих, что спешили на посевные поля.
Несколько капель пота скатились между лопаток. Сегодня стоял неожиданно жаркий день для начала весны. Солнце безжалостно припекало, но я не могла скинуть капюшон старой пуховки, чтобы не привлекать внимание законников. Они стояли в паре метров от поворота, на котором я собиралась юркнуть в щель в заборе.
На секунду я подняла глаза от дороги, и мне показалось, что один из них сквозь черную маску смотрит на меня. Засунув руки в карманы, я ускорила шаг и пристроилась за спинами мужчин, медленно плетущихся с лопатами наперевес.
О чем я думала, когда решила пойти на Барахолку за день до Посвящения? Знала ведь, что это любимый день законников со времен первого мятежа. Они только и ждали момента, чтобы заработать очередную нашивку на форму за помощь в предотвращении краха Реликта. Вот уже четыре года не было слухов о возможных потасовках. Люди больше не решались противостоять Магистериуму. Еще свежи были в памяти кадры публичных приговоров для мятежников. Я не знала точно, что произошло тогда. В школе нам сказали лишь о бунте рабочих, а вот Барахолка несколько месяцев шепталась о жестокости Магистров и кровавом исходе мятежа.
Барахолка была единственным местом, где можно почувствовать себя свободной, или, по крайней мере, поверить в это. Там не было строгих правил и вечного контроля Магистериума, будто этот кусок земли выпал из их цепких рук. Люди собирались, чтобы обмениваться вещами, разговаривать и, кажется, забыть хоть ненадолго о правилах, которые сковывали нас повсюду. Магистериум закрывал глаза на это место. А мы верили в иллюзию независимости. На Барахолке следовало быть осторожной, не привлекать внимания, не болтать лишнего и избегать конфликтов. Но мне все равно нравилось это ощущение свободы, пусть и не настоящее.
Путь до Барахолки всегда вызывал во мне азарт. Сначала нужно незаметно выбраться из школы. Пересечь самую оживленную и утыканную камерами видеонаблюдения площадь. Пройти десяток кварталов, сливаясь с толпой. Скрыться в темном переулке и пролезть в щель. Благо я всегда отличалась худым телосложением и могла без проблем проскользнуть на другую сторону.
Посильнее накинув капюшон, я дождалась момента, когда законники отвлекутся на проходящих рабочих, и исчезла в темноте.
Барахолка была моим любимым местом в Реликте. Кто-то бы сказал, что хуже места не придумаешь, а я любила все, что там было. Несколько сотен прилавков со всем, что твоей душе угодно. Гул от вечных споров барахольщиков, грохот торговых тележек с новыми невиданными артефактами, запах жареной картошки и подгорелого масла, чавкающая грязь под ботинками. Все это было моим ощущением свободы.
Я вдохнула зловоние Барахолки и направилась в глубь рядов, проделывая этот путь не первый раз.
Прилавок старого Бордара находился почти в центре. Одноухий старик был моим любимым барахольщиком. Мы познакомились девять лет назад, когда я хотела украсть у него два огромных яблока.
Бордар натужно тащил по площади тележку, из которой раздавался аппетитный аромат. Нам тогда все время хотелось есть, в школьной столовой кормили два раза в день, и нашим растущим организмам этого явно не хватало. К тому же яблок не давали уже пару месяцев.
Кейси первая озвучила идею проследить за одноухим и «одолжить» у него пару фруктов. Эта авантюра меня пугала, но голод пересилил.
Мы долго тащились за Бордаром, предполагая, что неплохо маскируемся. Добрели до темного переулка, где одноухий просто испарился. Облазив все углы, подумали, что это были просто грезы. Нам все привиделось. Потом я случайно зацепилась пуховкой за отогнутый край забора. Створка приоткрылась, и меня затянула внутрь сильная загорелая рука.
Мне было семь и, возможно, Бордар ожидал, что я начну визжать от страха. Уставившись на маленькое отверстие вместо уха, я спросила: «Тебе было очень больно?». Изуродованная кожа не вызвала во мне ужаса.
Как сказал Бордар, это покорило его навсегда. Он приподнял уголки губ и не успел ответить, как с криками к нам завалилась Кейси. Но увидев, что одноухий поставил меня на землю, тут же замолчала.
Бордар оказался добрым малым, хотя сам себя таким не считал. Он не отдал нам яблоки просто так. Первое правило торговцев гласило: любая вещица на барахолке пригодится. И Кейси пришлось расстаться со своим новеньким шарфом. Бордар часто шутил, что в тот день ему следовало свернуть нам шеи, ведь мы стали для него изрядной занозой в заднице.
Сегодня я искала Бордара с особым волнением и предвкушением. Он обещал раздобыть нечто особенное. То, чего я еще никогда не видела и, скорее всего, никогда не увижу в Реликте.
Я кралась на цыпочках, стараясь не издавать чавкающий звук грязными ботинками.
Старик, сгорбившись, сидел спиной ко мне:
– Так ты никогда меня не поймаешь, маленькая воровка. Топаешь как рота курсантов на плацу. – Бордар повернул голову здоровым ухом в мою сторону, и я заметила его кривую, но уже такую привычную улыбку.
– Даю сто яблок, что ты притворяешься глухим, а на самом деле твое невидимое ухо все-таки слышит. – Я похлопала его по плечу и приземлилась на соседний стул, наконец-то скинув капюшон и почувствовав прохладный ветерок на вспотевшей шее.
– Ты никогда не рассказывал, как потерял ухо.
Я смотрела на Бордара, ища в его глазах знакомую тень мрачной решимости. Он едва заметно кивнул, продолжая разбирать коробку с разноцветными бусинами.
– Было это лет двадцать назад, когда я еще с группой барахольщиков налет на консервный завод устроил, – начал он, словно рассказывая байку о ком-то другом. – Присмотрели тогда пару ящиков, а то на Барахолке еды было негусто. Решили взять, чтобы продать. Но кто ж знал, что законники нас засекут. Наказания за воровство в Реликте суровы, сама знаешь. У них ведь полномочия почти безграничные. Сами решают, как наказывать таких, как мы.
– И за это тебе ухо?
Я всматривалась в его лицо, понимая, что за грубостью кроется что-то большее.
Бордар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто зловещее.
– Отрезали, да. Даже суда не было, только пара минут допроса – и нож. Им все равно, кто ты, что ты, виноват или нет. Главное, пойман. Законники здесь как звери голодные. Их слово решающее. Не шутят они с такими, как мы, и ты уж знай, что в этой жизни тебе ничего просто так не дадут.
Я замолчала, раздумывая над его словами. Законники были обычной частью нашей жизни. Мы старались обходить их стороной. Каждый знал, что они имеют полную власть над судьбами людей, и это всегда пугало. В этот момент мое предстоящее Посвящение казалось еще большим капканом.
– Волнуешься? – тихо спросил Бордар.
– Ты же знаешь, что мне все равно. Я иду туда ради Кейси. Так бы давно ушла с тобой за купол, – холодно ответила я.
Хотя на самом деле огонь давно пожирал меня где-то между ребер. Я всей душой не хотела того, что должно произойти в ближайший день, и уже придумала план, как мы с Кейси станем самыми успешными барахольщиками Реликта. Но чуда не произошло. В двенадцать лет на меня обрушилась неизбежность уготованного мне Реликтом будущего.
– Все будет хорошо, Тали, – прошептал Бордар.
Я замерла от слов старика. Он называл меня по имени, когда был не в духе или когда хотел от меня поскорее избавиться. Мне стало не по себе, но я не успела ничего ответить, как Бордар резко выдернул руку из коробки и произнес:
– Попалась, вторая! Так и знал, что сохранил обе. – В руках Бордара была маленькая розовая бусина с перламутровым отливом.
Он смотрел на нее, и почти беззубым ртом широко улыбался, будто нашел самое долгожданное сокровище, ну, или съел огромную порцию мясного гуляша, что было даже лучше.
Я молча таращилась на старика, не понимая восторга от обычной бусины. Он повертел ее в сморщенных пальцах, а потом тихо произнес:
– Это конк – очень редкая жемчужина. Мои предки были ныряльщиками. И однажды нашли это. – Он протянул мне бусину, и я ощутила ее прохладу на ладони, – Приглядись внимательнее. Что видишь?
Я поднесла ее к глазам и увидела внутри россыпь искрящихся трещин. Они переливались разными оттенками розового, фиолетового, голубого.
– Было трудно ее раздобыть. Такие попадаются крайне редко, одна на двадцать тысяч. И мои предки могли бы разбогатеть, продав конк, но решили сделать эту бусину символом удачи и передавали от отца к сыну. – Старик тяжело выдохнул. – На мне, как ты понимаешь, эта традиция и закончилась.
Я знала, что у него нет семьи. Это был его выбор, так он всегда говорил. Одноухий часто спорил с Кейси о необходимости семьи. Та убеждала, что на семейных ценностях держится наш Реликт, цитировала учебник семейной жизни, что наша задача – продолжить наследие человечества. Бордар всегда лишь громко хохотал и говорил, что хотел бы увидеть Кейси лет через двадцать, замужем за офицером и с тремя орущими спиногрызами. Вот тогда бы он поговорил с ней на тему семьи.
Я же была полностью на стороне старика и считала, что лучше быть свободным барахольщиком, чем какая–то туманная жизнь с незнакомым человеком. Я понимала Бордара и не понимала Кейси. Она выросла в полной семье, а я видела только школу и совсем не помню своих родителей. Но вслух в таких спорах никогда ни чью сторону не занимала.
Потом одноухий протянул мне вторую жемчужину. Она была похожа на первую, но форма напоминала каплю дождя, свисающую с подоконника и готовую вот–вот приземлиться на землю. Она была такая… неправильная, в сравнении с той, идеально круглой, что уже лежала в моей ладони.
– Она прекрасна, Бордар, – это все, что мне удалось сказать.
Я завороженно разглядывала неправильную жемчужину.
– И я так думаю, маленькая воровка.
Бордар накрыл мою ладонь своей и сжал пальцы в кулак. Он пристально посмотрел мне в глаза, буквально пару секунд, и встал со стула, собираясь заняться другими делами.
– Нет, Бордар. Я не могу это принять. Это же важно для твоей семьи, – я резко осеклась, понимая, что сморозила глупость. Ведь знала, что нет и не будет у него семьи, – то есть, я хотела сказать…
Я не успела закончить, и старик, откашлявшись, произнес:
– Бери, я сказал. А то больше не видать тебе Барахолки, – он говорил раздраженно, как всегда бывало, когда я или Кейси начинали с ним спорить, – мне оно ни к чему, а вам может еще пригодится. Охотники за артефактами многое бы дали за настоящий конк. А рыжей передай, когда она нарожает свои маленькие копии и решит сбежать от офицера, эта маленькая бусинка может спасти ей жизнь.
Резкость высказываний Бордара меня давно не удивляла, а сейчас в его словах было еще что–то другое, помимо привычной грубости любого барахольщика. Он старательно избегал смотреть мне в глаза.
Я засунула жемчужины во внутренний карман пуховки и продолжила наблюдать за медленными движениями старика. Я не знаю, что такое семья и какими должны быть родители, но глядя на Бордара, всегда думала, что именно такого отца хотела бы.
– Тебе пора, – сухо произнес одноухий. – В Реликте для молодой девушки пристрастие к этому месту не здорово.
Бордар был прав. Скоро все изменится. После Посвящения мне придется покинуть Основной сектор и перейти в ту неизвестную жизнь, которую я всегда представляла, но никогда не хотела. Кейси называла это началом новой главы, но для меня это больше похоже на конец.
Когда я была младше, то мечтала сбежать. Пройти через те самые туннели, что открывают путь за пределы Купола. Но теперь, повзрослев, понимала, что это невозможно. Магистериум окружил нас не только стенами, но и страхом. И все же, желание исчезнуть, сбежать отсюда, с каждым днем становилось сильнее.
– Не хочу сегодня спорить, – тихо произнесла я.
Я правда не готова снова пререкаться. Мне давно пора принять реальность, в которой все живут. Я всегда чувствовала себя лишней в той жизни, которую вела за забором, отделяющим Барахолку от Основного сектора.
Я потянулась рукой к волосам, собранным в тугой пучок.
Больше десяти лет с одной прической и серой школьной форме, с одинаковым расписанием каждый день, каждый месяц, каждый год. Только здесь, сидя на шатающемся стуле, возле лавки Бордара, пачкая ботинки в грязи немощеных дорожек между торговыми рядами, вдыхая запахи сгоревшей еды, пота торговцев, толкающих тяжелые тележки, разглядывая каждую морщинку на загорелом лице старика, именно здесь я чувствовала себя дома. Глупо было подвергать себя опасности, сбегая утром из школы. Я знала, что Кейси будет злится, когда обнаружит мою пустую кровать. Но я не могла уйти не попрощавшись. Теперь Бордар увидит меня через два года с экрана на главной площади. А я больше не встречусь с ним никогда.
Мне хотелось растянуть этот момент как можно дольше, но время предательски ускользало. Нужно вернуться до завтрака, чтобы никто не заподозрил мое отсутствие.
Застегнув пуховку, я подошла к Бордару, который по–прежнему делал вид, что занят чем–то важным.
– Я буду скучать по тебе, одноухий зануда, – как можно мягче произнесла я, и едва коснулась руки старика, опирающейся на стол.
– Я буду скучать сильнее, маленькая воровка, – почти шепотом произнес Бордар.
Я быстро развернулась, накинула капюшон и, чтобы не разреветься, двинулась прочь.
Глава 2.
Кейси ждала этот день с момента, как нам исполнилось по восемь. Она всегда заставляла меня играть с ней в дурацкий Бал. Обматывала себя белым тюлем, который научилась снимать с нашего окна в комнате, мне рисовала черным карандашом подобие усов и прикалывала булавкой бумажные ордена к груди. А потом настойчиво учила вальсировать вокруг шкафа по нашей маленькой комнатушке.
Она всегда мечтательно рассказывала, как ее родители познакомились на Балу, и потом появились они с Каем. Только это была не сказка со счастливым концом. Родители оставили ее с братом на воспитание общественной гувернантке, когда Кейси исполнилось два, а брату семь. Но мою подругу было не остановить, и она продолжала грезить днем Посвящения. Я же поддерживала идеи Кейси только потому, что ближе этой рыжей девчонки у меня никого нет.
В тайне я надеялась, что для нас этот день никогда не наступит. Но мечтам Кейси было суждено сбыться, а моим нет.
Одним осенним утром, нам было тогда по двенадцать, Кейси проснулась слишком рано и прыгнула ко мне в кровать с криками:
– Тали, это случилось! Вставай, Тали, вставай!
Она кричала так громко, что я подумала, будто нашему миру пришел конец.
Открыв глаза, я увидела голую Кейси. Она стояла с растрепанными рыжими волосами и держала в руках ночную рубашку. След от подушки отпечатался на ее щеке с коричневыми веснушками. Я спросонья не поняла, что случилось.
– Кейси, ты сошла с ума? Опять приснилось, что ты встретила своего принца на Балу? – Я хотела перевернуться на другой бок и доспать свои полчаса до будильника, но рыжая мне не дала.
– Нет, Тали! Это случилось! Я готова к проверке, – и с этими словами она ткнула мне в лицо маленьким красным пятнышком на своей ночной рубашке. Ее глаза искрились таким счастьем, которого я еще не никогда видела на лице своей подруги.
– Я побегу к Марте и скажу, что утром мне немедленно нужно в медцентр сдать анализы. Ты ведь сходишь со мной, Тали? Это будет самый лучший день в моей жизни, – И Кейси шмыгнула в ванную, напевая какую-то радостную мелодию.
На утро Марта сводила Кейси в медцентр и там подтвердили, что она готова к Посвящению. В этот день рыжая была невыносима. Все время болтала про свои ощущения, удивлялась, что ничего не болит и ей даже нравится. Поставила прокладки на свою тумбочку и пялилась на них с такой любовью, как на кусок яблочного пирога в день рождения.
– Тали, я верю, что ты скоро ко мне присоединишься. Ты ведь помнишь, что на уроке Марта рассказывала про синхронизацию женских особей? Мы с тобой столько времени вместе. Ты скоро меня догонишь.
Я же улыбалась в ответ и очень хотела, чтобы этого не случалось со мной как можно дольше. Тогда я не знала, как изменится наша жизнь. Неизвестность пугала больше всего.
Все произошло так, как мечтала Кейси. Через четыре недели я сидела в медцентре с Мартой, где мне выдали пачку прокладок и таблетки от боли. В отличие от Кейси, я не порхала как бабочка, а корчилась на кровати от спазмов в животе. Так я стала ненавидеть день Посвящения еще больше.
***
Прошло четыре мучительных года с момента получения желанного многими статуса – посвященная. Кейси светилась от счастья, рассказывая о предстоящей церемонии. Меня же пугала сама мысль о том, что моя жизнь и выбор зависят от чужой воли. Как Магистериум может решать, кем я должна быть? Напряжение внутри росло с каждым днем.
– Не верю, что ты все еще держишься за эту архаичную мечту. Бал был актуален, может, лет триста назад. Мы давно не живем как в сказке, оглянись вокруг, Кейси. В Основном секторе люди пытаются выжить. А мы здесь учим хорошие манеры и думаем, как бы понравиться какому-нибудь офицеру. – Я скрестила руки на груди, глядя как Кейси крутится перед зеркалом.
– Ну ты и зануда, Тали. – Кейси вздохнула. – Любовь – вот что может помочь Реликту.
Я всегда знала, что рыжая верит в эту идею больше всего на свете, и только сильнее раздражалась.
– Когда посвященная идет на Бал – это формальное признание ее зрелости, – продолжала она, поправляя воротник серой блузки.
– Чушь собачья! – резко ответила я.
– Фу, как невоспитанно, Тали. – Кейси скривилась, как будто я оскорбила ее. – С такими манерами ты всех кандидатов отпугнешь. Тебе разве не хочется надеть красивое платье и увидеть все это своими глазами? – спросила она, мечтательно закатив глаза.
– Нам и здесь неплохо, разве нет?
Я откинулась спиной на подушку и стала разглядывать длинную трещину на потолке.
– Ну знаешь ли, за десять лет серая форма изрядно надоела, так же как и эта липкая каша на завтрак.
– Но ведь бывают и хорошие дни. – Я знала, что спорить с Кейси бесполезно. Мы провели сотни ночей, обсуждая значимость Бала для жизни Реликта, и ни разу не сошлись в едином мнении.
– Я думаю, нам с тобой пойдет зеленый, – лукаво прищурившись, Кейси взглянула на меня через зеркало, – Твоя грудь заслуживает красивого обрамления.
Я засмеялась в ответ и запустила в рыжую подушкой, от которой она умело увернулась.
Каждая посвященная, прежде чем попасть на Церемонию, проходит годы тренировок и обучения в специальных школах. Мы учимся говорить, двигаться, улыбаться – превращаемся в идеальные маски, которые должны скрывать все, что происходит внутри.
***
Мы узнали о списке тех, кто пройдет Посвящение, за месяц до события. На уроке Марта объявила девушек из нашего класса и, помимо меня и Кейси, в список попали еще трое.
Ронда Сандерлин сидела прямо передо мной с первого дня в школе. За все время обучения я с ней почти не разговаривала, кроме пары слов во время подготовки групповых проектов. Она и сама была не из болтливых.
Среднего роста, с пухлыми щеками и опущенными вперед плечами. Черные хмурые брови на ее лице, постоянно сведенные к переносице, тонкие сжатые губы и странная любовь к истории не делали ее желанным объектом для общения.
Каждый раз приходя в класс за десять минут до начала урока, мы видели Ронду, которая кормила рыбок в аквариуме в дальнем углу. Училась она лучше всех нас, и Марта всегда приводила в пример усидчивость и пытливый ум Ронды во время презентации очередного эссе.
Когда учительница озвучила ее имя, мне показалось, что плечи Ронды слегка вздрогнули, будто это стало для нее неожиданностью, хотя мы несколько лет знали, что будем в этом списке.
Следующей была Ванесса Блейкли. Наша голубоглазая блондинка, постоянно и намеренно привлекающая к себе внимание окружающих. Она была по-настоящему красивой, с длинными волосами, собранным в аккуратный пучок; тонкими губами, идеально подходящими ее небольшому лицу в форме сердца.
Все девчонки хотели с ней дружить. Каждый год она выбирала себе свиту, которая будет участвовать во всех мероприятиях школы. Ванесса была лидером клуба дебатов, постоянно участвовала в театральных постановках, помогала учителям организовывать день открытых дверей. В общем, была в каждой бочке затычка.
Мать Ванессы, очень старалась, чтобы внешность дочери выделялась на фоне серой массы школьной униформы. У нее явно были связи с настоятельницей, потому что та при встрече с Блейкли подавала ей чашку чая и приглашала к себе в кабинет.
В первый учебный день нового сезона, мать с дочерью демонстративно шагали по школьному коридору, будто собирая в невидимую шкатулку завистливые взгляды других учеников и их родителей.
Когда Марта произнесла имя Ванессы, та высоко подняла голову, встала на стул и сказала:
– Я вас не забуду, дорогие друзья. Даже если вы никогда не попадете во Взрослый сектор, запомните вашу великолепную Ванессу такой, – она демонстративно провела рукой по своей фигуре, – потому что дальше вы будете видеть меня только через экраны своих старых телевизоров, если сможете себе их позволить.
Кейси посмотрела на меня, передразнивая Ванессу, и мы захихикали сдерживая смех кулаком.
Мне было все равно на Ванессу, но порой она становилась невыносимой стервой. Всегда высокомерная и не видящая ничего дальше своего вздернутого вверх носа.
– Статус «чистой» тебе пошел бы больше, Тали, – шепотом бросила Ванесса в мою сторону, пока спускалась со стула.
– Замолкни, – прошипела на нее Кейси, высунув язык.
Меня давно не трогали колкие комментарии Ванессы. Я научилась ее не замечать еще в третьем классе, когда после нашей стычки она виртуозно выдала настоятельнице, что я всегда делаю ей замечание на счет внешности, что было абсолютным враньем. Но мне тогда влетело, и я несколько дней в наказание оставалась после уроков с Мартой.
Третьей в списке стала Аманда Вейт. Ее перевели в наш класс осенью из другой школы. Ходили слухи, что ее старший брат пытался сбежать из Реликта с девушкой из Взрослого сектора. Но их поймали законники на границе туннеля. Его отправили в длительную экспедицию, а про девушку ничего не известно. И так как у нее не осталось родственников, готовых взять опеку, Аманда попала в нашу школу.
Слухи по Реликту распространялись быстро и, когда Аманда пришла в наш класс, все знали ее историю. Полгода с ней никто не разговаривал, только шептались за спиной. Мне же всегда хотелось ее защитить, она казалась такой хрупкой и уязвимой. Ее тонкие запястья, выглядывающие из рукавов, казались совсем детскими, будто куртка была ей не по размеру. Кейси же считала, что в этом мире нет места для слабости, и Аманда должна сама преодолеть трудности.
Аманда никак не отреагировала, когда озвучили ее имя, продолжая задумчиво смотреть в окно.
Всего пять девушек из двадцати в классе попали в список. В прошлом году в нашей школе было двенадцать учениц, отправленных на Посвящение. Количество девочек с материнским геном уменьшалось с каждым годом.
Я решила вручить Кейси жемчужину от Бордара прямо перед церемонией. Мне хотелось, чтобы вместе с бусиной мы сохранили в памяти частичку нашей привычной школьной жизни.