Самый никчёмный агент

Самый никчёмный агент

*

На плацу, насквозь продуваемом сырым, декабрьским ветром, было голо и холодно. Простывшими голосами каркали на скукоженных березах ворОны. Изрядно подмерзли даже установленные по периметру плаца фанерные портреты ветеранов училища, под которые курсанты по выходным загоняли снег широченными лопатами. Сейчас картонная гвардия не без некоторого ехидства наблюдала за взводом раздетых по пояс курсантов в количестве двадцати двух человек в компании матерящегося прапорщика. Невысокий командующий метался вдоль строя, снова и снова пересчитывая личный состав. Судя по всему в строю кого то не хватало. Вконец охрипнув, прапорщик Саенко развернулся и решительно направился в роту, упрямо наклонив голову и очевидно сформулировав фразу, которая затмит собой всё, что было сказано на плацу. Хлопнула дверь казармы. Под окоченевшими бойцами скрипел прессуемый ботинками снег. Пар от дыхания стоял над подразделением столбом. Через четыре минуты дверь в роту с треском распахнулась и на плац выскочил высокий первокурсник в круглых очках, направляемый вперед точными ударами ботинка в заднее место. Раздетая толпа угрожающе загудела. А ещё через минуту она рысцой бежала по плацу, ведомая тем самым долговязым очкариком, получившим помимо всего наряд вне очереди. То и дело из рассерженной толпы кто то догонял провинившегося и курсант получал по спине молодым, злым кулаком. Очкарик оглядывался, пытаясь что то сказать в своё оправдание, но зарабатывал ещё и по затылку.

Прапорщик Саенко, восстановив численный состав, стоял в центре плаца, как дрессировщик, выкрикивая молодцеватые команды, как то – Поддай газу, бойцы! Или – Веселей, веселей бежим! Высоко закидывая руку, он посматривал на огромные наручные часы, носимые на правом запястье, на циферблате которых был изображён несущийся по волнам фрегат и вилась размашистая надпись – Васе от любящей жены Нади.

Наконец, красиво выражаясь, розовый от мороза отряд перешёл на шаг и влился в казарму через дважды битую дверь. Последним, дрожа, в роту заскочил тот самый долговязый – курсант Алексей Калинкин. Справа от входной двери, на кирпичной стене здания висела красная табличка с трещиной, на которой было написано – Блинское училище младшего офицерского состава. Совершенно Секретное Управление ВС. Казарма N1 г. Блинск.

*

– Чего ты вообще пошел в эту секретку? Отмаршировал бы год в армии и домой к папе, маме… – Васьков дружески ткнул Калинкина кулаком в бок.

Долговязый курсант поправил очки и отодвинулся.

– Зачморили что ли, колись – Васьков снова наподдал Алексею.

Тот отодвинул в сторону стенгазету, которую рисовал по приказу секрет.лейтенанта Глухова из агитотдела и пересел на дальний край стола.

– Васьков, ты мне сейчас гуашь на газету прольешь, будешь сам рисовать.

– Гуааашь…. – Васьков взял в углу треснутую гитару и бренча толстыми пальцами по струнам, напел приятным баритоном – По тундре, по железной дороге, где мчится поезд…

– Красиво поешь – поправляя очки, курсант выписывал название стенгазеты Первого отряда – «Вперёд, секретчики!»

–Поёеешь… – Васьков презрительно поставил инструмент в угол – я если знаешь, с десяти лет на баяне любого Шостаковича на слух сыграю. Понял? Я в своей музыкалке номером один был.

Калинкин посмотрел на него сквозь очки с искренним непониманием.

– Как же ты сюда попал, у тебя же талант.

– Талант…. – Васьков, хмыкнув, встал и прохаживаясь по худ.уголку стал насвистывать вульгарные мотивчики – Дал в табло одному, да не тому кому следовало, понял? Вот и свалил в армию, а оттуда за особую музыкальность сюда, на барабане стучать. Музыканты везде требуются, правильно?

– Верно – Алексей поморщился, потирая ушибленную спину и макнул кистью в краску.

Васьков снова сел на стул и заговорщицки наклонился над будущей газетой.

– Леха, вот ты умный, подскажи, как к Венерке в библиотеку попасть. Очень я хочу с ней познакомиться. Кинь идею. Выгорит, должен буду – взъерошив свои русые вихры, он почесал плечо, на котором была наколота голова тощего волка, с языка которого капала слюна, очевидно, он был голоден.

– Элементарно, Вася – Алексей нанес уверенный штрих – Поди и запишись.

Ошарашенный Васьков почесал за ухом.

– Да лаааадно… Эй! Библиотека то офицерская, ты что мне паришь!

Калинкин отложил кисть.

– А ты в политинформаторы запишись, доклады читать – он подул на мокрый заголовок – В них ветеранов цитировать надо. А такая литература только у Венерки есть. Пацаны из второго и третьего отряда давно к ней бегают.

– Да ё моё… – Васьков искренне расстроился – опять мимо кассы.

Он спрыгнул со стула и раздражённо зашагал из угла в угол, обрабатывая фанерные стены красным кулачищем, гитара в углу жалобно тренькала.

– Разгоню мошкару… – с досады он схватил со стенда старый, помятый тромбон, который иногда использовали на парадах и дунул в него что есть силы – из тромбона вылетела мятая пачка Мальборо.

– Не бойся, не опоздаешь… – задумчиво протянул Алексей, подчёркивая буквы заголовка длинной линией.

– Не бооойся… – Васьков вразвалку подошёл в Калинкину – Кто кого боится!.. Благодарю за совет.

За дверью возник решительный стук каблуков, которому вторил хриплый кашель – это мог быть только секрет.прапорщик Саенко.

– Курсант Калинкин! – заорал он, громя кулаком дверь – почему не в наряде? Игнорируешь приказ? Марш на кухню!

Калинкин замер по стойке смирно, поправляя сползшие с носа очки.

– Товарищ секрет.прапорщик, товарищ секрет.лейтенант Глухов приказали выпустить к утру стенгазету к юбилею нашего училища!

– Я тебе сейчас такого Глухова выпишу… Марш на кухню! – испуганная гитара жалобно резонировала нервными струнами.

Он развернулся к курсанту Васькову, чтобы заняться ещё и им, но того уже не было.

Калинкин оставил стенгазету сохнуть на столе, оделся и сутулясь, направился под конвоем Саенко в столовую, которая находилась за сутулым памятником Главному стратегу в белом, двухэтажном здании с большими окнами. Из гулкой вытяжки, торчащей в стене столовой всегда вкусно пахло.

Начальником столовой был секрет.капитан Ваххабия И. А., грузный мужчина кавказской внешности с подведенными природой глазами. Под его началом было десять гражданских поварих и наряд курсантов, которые доставляли со склада продукты, чистили картошку, если не работала картофелечистка – а она не работала никогда и мыли полы, разливая воду по флотски – вёдрами.

Алексей был прикомандирован к гигантской кастрюле, которую надо было заполнить картошкой к 16 : 00. Мешок с картошкой, мелкой, как горох, подпирал сломанную картофелечистку. Калинкин сел на стул, взял двумя пальцами мокрый нож и осмотрел место будущего трудового подвига. По его мнению, миссия была трудно выполнима. Он принялся шкурить картофель, трансформируя его из гороха в изюм. Спустя пятнадцать минут он начистил полкастрюльки черной, мелкой картошки, которой едва хватило бы, чтобы накормить того же Васькова. Алексей поправил очки грязными пальцами, отодвинул мешок от картофелечистки и вскрыл ножом её внутренности. Машина импортного изготовления была исправна, просто кто то аккуратно перерезал внутри один из проводов синего цвета, очевидно надеясь, что при включении картофелечистка сама собой взорвется. Калинкин соединил провод и высыпал ведро картошки в её железную пасть. Времени оставалось немного, он выбрал максимально интенсивный режим работы, подсоединил шланг для воды к штуцеру и нажал на красную кнопку. Машина, припоминая свои рабочие навыки, задрожала, загудела и выдала первый залп грязной воды – работа пошла. Калинкин подставил кастрюлю, полюбовался на дело своих рук и пошел в соседний цех, откуда тянуло теплом и сладостью – за выпечкой.

По дороге в горячий цех нужно было быть очень осторожным, потому что сюда часто захаживали старшие, средние и младшие офицеры, свободные от преподавания. За обширными столами, припорошенными мукой, работали краснощекие поварихи с могучими руками в возрасте от девятнадцати до пятидесяти лет, все как одна незамужние. Кто их них пустил в свет легенду о поварихе Машке Разуваевой, которая родила от прежнего начальника училища и благополучно его на себе женила – неясно. Но это было почти правдой, хотя и начальник тот был седым старичком и было это лет двадцать пять назад и ребенок родился не похожим на него и гораздо раньше, но не суть. Поварихи приходили на работу, мечтая о замужестве и оставались.

Не быдучи образцовым курсантом, Алексей попадал в наряд на кухню регулярно и поварихи его знали. По доброте душевной они пытались его откормить, но всё зря – он ел за троих, но упорно не поправлялся.

– Жених идёт! – донеслось до Алексея. Калинкин покраснел.

– Майорчик бы какой заблудился, мы бы его живо в гарманже зафаршировали – бабы прыснули.

Алексей заблудился в ароматном, горячем тумане, среди скрежета открываемых и закрываемых дверок, за толстыми стеклами которых торчали золотистые затылки ржаных буханок.

– Здрасьте!

– Здрасьте и вам. Булки давно готовы, забирай – бабы захохотали.

Радуясь, что в чаду не видно его красных ушей, Калинкин сложил сдобу в пакет.

– Вон ещё один обжора идёт. Этого можно не кормить, у него кроме усов ничего не выросло.

Черт, Саенко!.. Это было какое то наваждение. Алексей стремглав кинулся в свою сырую конуру, чтобы проверить насколько сильно наполнилась кастрюля. Юркнув внутрь и спрятав пакет, он обернулся и остолбенел от ужаса. Картофелечистка, рыча на немецком, жадно поглощала третьесортный материал, наполняя кастрюлю мельчайшей стружкой, похожей на древесные опилки. Калинкин бросился к машине и обессточил её ударом кулака. Очень вероятно, что капитан Ваххабия, увидев странное содержимое кастрюли, может попытаться таким же образом обессточить и его, мелькнула в его голове паническая мысль. Картинка возможного инцидента встала перед глазами.

… В цех, вминая брюхо в дверной косяк, входит Ваххабия. Смотрит в кастрюлю, смотрит на курсанта. Постепенно раснеет и приближаясь к нему с тем самым ножом, которым тот чистил картошку, говорит ему змеиным голосом.

– Я щас тибя самаво Калинкин-Малинкин в ету машинку засуну и ты потом всю жизьнь будешь петь в хоре тоооненьким голасам. Я из тибя халадэц сделаю на юбилейный абет нашего славнава сикретнава училища!

Калинкин в отчаянии схватился за голову. И вовремя. Дверь под ударом тяжёлого ботинка прапорщика Саенко чуть не слетела с петель.

– Калинкин! – усы Саенко топорщились – почему кругом такая грязища, где результаты?

Стоя навытяжку, курсант глазами указал прапорщику на кастрюлю с сырым картофельным пюре. Голос покинул его.

Саенко, сняв фуражку, наклонился над кастрюлей.

– Что это… – захватив пальцами бледную субстанцию, он осторожно поднес её к носу.

– Какого… Какого черта, Калинкин! Это что такое?

Картошка ссыпалась из его пальцев, как манная крупа.

Алексей скорбно закрыл глаза. Саенко стоял над кастрюлей, широко расставив ноги, как Зевс. Затем он решительным круговым движением ввинтил фуражку на уши и попробовал сдвинуть кастрюлю с места.

– Картофельная…опа.. стружка…опа!.. в масле с укропом… – он поднял красное лицо и рявкнул – Что стоим, Калинкин! Берем эту емкость и тащим на кухню, быстрррра!

Едва не растянувшись на мокром полу, Калинкин рванул ручку и они поволокли картофельную требуху в цех.

– Внимание, дамы! – провозгласил Саенко с хода – Отставить нашу лапшу, меняем приоритеты!

Прапорщик сорвал с себя китель, закатал рукава и они с Калинкиным, надув щеки, водрузили кастрюлю на плиту. Алексей не понимал, почему он до сих пор жив и помалкивал. Саенко, вытирая руки о китель, громогласно объявил, что сейчас они будут готовить правильную картофельную стружку – кубанский деликатес с последующим добавлением масла и укропа – под его Саенко, руководством.

Стремительно шныряя по кухне, как домушник, он лично рассортировал кастрюли, раскидал туда сюда сковороды, настроил разноцветные тумблеры плит и послал кого надо, за чем надо. Калинкин растерянно метался за ним, мешаясь под ногами, пока его не послали за чем то на склад. Не доверяя в полной мере женщинам, Саенко остался на кухне, чтобы руководить процессом самолично, а Калинкин отошел в резерв на территорию кондитерской.

Вечером, когда в офицерском зале начался торжественный ужин, посвященный сорок девятой годовщине учебного заведения, все кулинарные лавры достались прапорщику Саенко, который стал звездой банкета. Рецепт стружки ходил по рукам. Вкусно и патриотично… После того, как опасность миновала Алексей ночью пробрался в цех и вскрыл брюхо немецкого агрегата. Он снова аккуратно разъединил синий проводок, лишив машину жизни – на всякий случай.

*

Тем временем в Красном зале офицерского собрания было многолюдно, шумно и жарко. Секрет.офицеры обмахивались фуражками, собирались кучками, которые порой накаляясь от горячих шуток, взрывались молодецким хохотом. Все ждали выступления зам. потылу подполковника Брандера. Тема собрания была неизвестна, но перед Новым Годом все жидал приятных сюрпризов. Горячие головы даже полагали, что в связи с накаленной международной обстановкой офицерам начнут выплаты боевых, а прапорщиков направят на лечение в кисловодские здравницы – не позднее Дня Великого стояния нашего Воинства на реке Ноздре. Версия же единовременной материальной помощи считалась всеми безусловной. Наконец в проходе проплыл лоснящийся загривок зам.потылу. Раздались жидкие хлопки, подполковник махнул рукой. Он тяжко взошел на трибуну, окружённый почтительным молчанием и постучав по микрофону, начал глухим басом.

– Товарищи офицеры, я пригласил вас для того, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…

Он сделал понятную паузу, стало тихо, но никто не засмеялся, «Ревизора» в училище не преподавали.

– … на нашем продовольственном складе исчезли восемь тонн муки…

Зал ахнул.

– …Сегодня ночью.

Зал загудел.

– Розыск по горячим следам в моем лице результатов не дал. И это не предпраздничная шутка, товарищи офицеры.

Зал всколыхнулся.

– Поэтому формально предлагаю тому, кто это совершил, вернуть украденное на склад и тогда мы сделаем вид, что ничего не произошло. Мы можем даже не требовать его завершить жизнь применением табельного оружия, как подобает секрет.офицеру.

Зал вышел из берегов, грёзы о боевых выплатах и кисловодских ваннах улетучивались, как дым.

– Это неслыханно! Прямо перед Новым Годом! Позор! – крикнул кто то сзади.

– Если кто то хочет высказаться, прошу к трибуне – подполковник тяжело вытер шею платком.

На трибуну взбежал секрет. капитан Слива, преподаватель физподготовки и боевых искусств.

– Товарищи, коллеги! До Нового Года всего полторы недели, премии не видно, неужели придется ещё и скидываться!?

Зал сошел с ума.

– Тише, тише! – зам. по тылу попытался успокоить возмущенное собрание – читаю, запиской поступило предложение подать заявление во внутренние органы.

– Чтобы полиция на секретный то объект? Павел Иваныч, не смешите! Какие органы? Только в военную прокуратуру!

Тут началось такое, что со стороны можно было подумать, что в Блинске началось восстание.

– Никаких прокурорских! Не позволим! Нас и так едва в прошлом году не закрыли! Где Болдырев? Где Башка? – неслось с мест.

Болдырев был начальником училища и был настолько засекречен, что лишь немногие из присутствующих видели и знали его лично, да и то не могли бы в этом побожиться. По слухам он был откомандирован в одну из дружественных стран Африки поднимать там военное дело. Подполковник Башка числился нач. штаба, но сейчас был под следствием по небольшому делу и вот уже полгода отвечал на вопросы компетентных органов в столице.

– Болдырев в отъезде, товарищи офицеры, Башка ещё дальше, так что решать вопрос придется нам с вами – зам.по тылу надел очки – есть предложение и опять запиской проголосовать за проведение расследование своими силами. Кто за?

Последовал лес рук.

– Отлично, жду предложений по кандидатурам.

Неожиданно для самого Павла Иваныча его единогласно и бесконкурентно избрали главой следственной комиссии, заместителем был выбран энергичный капитан Кандейкин, ответственный за боевые учения.

– Надеюсь, не надо напоминать, что это происшествие должно сохраниться в тайне, иначе полетят головы – подполковник ещё раз постучал по мембране – мой кабинет известен всем, если кому то что то станет известно, милости просим.

Сходя с трибуны, он отобрал троих самых здравомыслящих офицеров и удалился вместе с ними на совещание в банкетный зал Собрания. Остальные офицеры, дав подписку о полном неразглашении, были отпущены по домам. Воинство, встревоженно гудя, сливалось через двойные двери.

Зам.потылу расхаживал по набриолиненному паркету банкетного зала, бросая в рот виноградины и запивая их кислым вином.

– Это надо же, сто шестьдесят мешков муки! Совершенно бесшумно! Это, товарищи офицеры талант, просто талант! И ворота ведь были закрыты! Пришел утром прапорщик Макаркин, открывает склад, а там – пусто! И всё остальное при этом на месте – и масло и яйца и тушёнка, ёшкин гололёд, а муки нет! Что за зловещая избирательность…

– Пал Иваныч – капитан Кандейкин бойко вскочил с дивана – кто же будет эту муку искать, мы что ли с вами?

Зам по тылу замахал руками.

– Поручим это прапорщикам, Саенко или Макаркину или Холмогорову – они ребята ушлые – найдут.

– Под Новый Год может проверка приехать, надо действовать быстрее! Виновного выбрать надо, а то его без нас сверху назначат – майор Варварин, сухарь семидесяти лет был излишне прямолинеен.

– Если не найдем, зав. складом и ответит – Брандер хлебнул вино из горлышка.

Энергичный капитан Кандейкин тут же послал за зав.складом Макаркиным, его привезли из дома слегка выпившим и поставили ему задачу – во что бы то ни стало найти и вернуть муку на склад училища в течение десяти дней. Макаркин, мало что соображая, взял под козырек и уехал домой досыпать. Разошлось и командование. Подполковник, придя домой, взял калькулятор и начал прикидывать стоимость ущерба и размер взносов на офицера, при условии, что эти восемь тонн придется покупать повторно по тем несусветным ценам, по которым они пришли в училище. В одиннадцать вечера он полез за валидолом.

Блинск тем временем жил обычной мирной жизнью, готовился к Новому Году и знать не знал о происходящих в училище грозных событиях.

*

Курсант Калинкин, поправляя сползающие с носа очки, чистил плац, заваливая снегом жёлтые следы, которые ночью кто то регулярно оставлял под портретами Ветеранов. Хлопнула дверь казармы, дневальный в тапках на босу ногу бежал к Калинкину, маша на бегу рукой. Алексей воткнул лопату в сугроб и стал дожидаться гонца.

– Калинкин, Макаркин тебя вызывает, давай бегом на прод.склад!

Дневальный не без труда развернулся на скользком плацу и припустил назад, теребя по пути замёрзшие уши.

Алексей не торопясь обстучал лопату, дошел до казармы и сдал её каптёрщику. Потом посидел минут пять в сушилке, слушая как глухо гудят трубы и грея замёрзшие ноги у батареи. Набрав за пазуху тепла, он поплелся к складу. Если столовая училища смотрела Главному Стратегу в бронзовую спину, то продовольственный склад смотрел в спину столовой, опутанной сложной системой жестяных труб. Прапорщик Макаркин, суетливый и бестолковый по мнению всего училища военный, шнырял по помещению склада, высматривая что то на бетонном полу. Алексей козырнул и вместо положенного доклада осведомился

– Десять рублей потеряли, товарищ прапорщик? – простодушный Макаркин шуток не понимал.

– Калинкин, чего пришел? Ах ты, черт, точно, ты же мне нужен. Постой…

Он убежал куда то, пробежал с папкой, полной бумаг, выронил их на пол и чертыхаясь, принялся совать грязные документы за пазуху. Он снова ушел в каптерку, не было его минут пять и Калинкин хотел было уйти, чтобы не создавать прапорщику лишних хлопот, но тут у ворот раздался гнусавый гудок клаксона, на склад привезли свинину и Макаркин, обнаружив курсанта, заставил его таскать в морозильник свиные туши. Таскали вдвоем, Калинкин брал за ноги, Макаркин за рыло, туши тащили на деревянный настил в морозилку и сваливали кучей. Макаркин подписал накладную и занялся мясом, совершенно забыв про Калинкина. Погревшись в каптерке и заполнив сканворд, Алексей подошёл к прапорщику, который пытался стабилизировать разъезжающийся Эверест свинины, укрепляя его по периметру ящиками с маслом.

– Ну что, я пошел?

– Да иди, Калинкин, иди… Эй, эй! Стой, я же тебя не за этим вызывал.

Он бросил инженерные работы и отряхивая руки, повел курсанта в подсобку. Там он поставил чайник и бегая по каптерке в поисках сахара, изложил суть проблемы.

– Ты знаешь, курсант, что в ночь, когда мы с тобой стояли в наряде по кухне, какая то мразь уперла со склада муку? Восемь тонн муки, представляешь?

– А я то думаю, товарищ секрет.прапорщик, что это склад такой пустой, как будто сюда танк решили на ремонт загнать – Алексей смотрел в пустоту за дверью.

Макаркин, хлопая белыми ресницами, уставился на Калинкина.

– Ааа, шутишь значит, шутишь… А вот мне не смешно, Калинкин. По столовой мы с тобой дежурили? Мы, я на складе, ты в столовой… Где же сахар то, черт! – он переворачивал папки с накладными, заглянул под стол и под топчан.

– За спиной, товарищ прапорщик, на полке, справа, возле фотографии голой женщины.

– Ага, ага, точно. Какой же стервец мне эту фотку подсунул…

Он снял фотографию, сунул ее в Устав внутренней и караульной службы и насыпал сахар в чай.

– Так вот слушай, нам поручено с тобой найти эту сволоч… сворованную муку, а иначе – трибунал! Получается ведь – мы с тобой прошляпили. Давай думать, что делать. Я человек занятой, а ты человек умный, надо искать. Через час мы с тобой идём к зам по тылу с нашим планом розыска.

Алексей растерянно вытер руки о чей то полушубок, висящий на крючке.

– Товарищ секрет.прапорщик, налейте и мне чая, я посижу тут, подумаю.

Макаркин нашел черную от заварки кружку.

– Думай, а я пока делами займусь – он взял Устав и вытащил из него фотографию – Вот стервецы, кто же мне бабу то подсунул? А если бы товарищ подполковник увидел..

Через час они отправились на доклад. Макаркин надеялся на светлую голову Калинкина, а Калинкин на возможное участие правоохранительных органов или по крайней мере розыскной собаки.

Зам по тылу и капитан Кандейкин встретили прибывших в кабинете подполковника. Просторное помещение украшал портрет Генералиссимуса и громадный, как холодильник чугунный сейф, на фоне которого все остальное выглядело мелким.

– Разрешите, товарищ секрет.подполковник? По вашему приказанию прибыли! – Макаркин как мог ужал доклад, чтобы не запутаться.

Зам.по тылу приглашающе махнул рукой.

Капитан Кандейкин скрипя ботинками, поднялся и подошёл к курсанту, осматривая его со всех сторон.

– Что, вот этот? – спросил он Макаркина вполголоса – тот энергично закивал головой в фуражке, так что она съехала ему на нос – Этот, товарищ секрет.капитан.

Брандер также поднялся из за стола и сделав круг вокруг гостей, утвердился напротив курсанта.

– Что же вы такой худой, товарищ курсант, а? – он отечески улыбнулся Калинкину – плохо кормят?

– Никак нет! – ответил осмелевший курсант – кормят отлично.

– Ишь ты, отлично… – зам по тылу улыбаясь, обернулся к капитану и Кандейкин счёл уместным повторить улыбку старшего по звания товарища.

– Как учитесь, курсант? – он заложил руки за спину.

– Нормально, товарищ секрет.подполковник – Алексей скромно опустил глаза в пол.

– Чем же занимались до того, как попали к нам? О чем так сказать, мечтали? – зам по тылу отошёл к окну и стал наблюдать за тем, как на плацу устанавливают высокую новогоднюю ёлку, спиленную в лесу недалеко от Блинска.

– Учился в художественном училище! – ответил курсант.

– Да ну? Неужели в художественном?.. – Брандер был искренне удивлен – И что там, в этом училище…

– Учился, товарищ зам.по тылу! Мечтал рисовать мультфильмы, проще анимацию!

Макаркин хрюкнул, капитан Кандейкин соскочил со стола, и вновь подошёл к курсанту, пристально изучая его, словно тот был сделан не из плоти и крови, а из папье маше.

– Ты посмотри, Пал Иваныч, какие кадры у нас учатся..

Подполковник сел за стол и посматривая на прибывших, стал сух и доверительно требователен.

– Знаете ли вы, курсант ээээ….

– Калинкин!

– ….Калинкин… что питаться вы и другие курсанты училища будут теперь хуже? В ваше с прапорщиком Макаркиным дежурство враг похитил с вверенного вам склада восемь тонн муки. Сто шестьдесят мешков по пятьдесят килограмм!