Сага белых ворон 1. Родное гнездо

- -
- 100%
- +

Книга посвящается памяти моего друга, Сергея Афанасьева,
который сделал мою жизнь значительно ярче и громче
Желай – не желай, не прокрутишь назад
Отснятой судьбой киноленты…
Илья Резник, «Когда я уйду»
Пролог
…я начал вспоминать все с самого начала, перебирая слова и события так и эдак, выкладывая один за одним кирпичики своей жизни. И вот ведь какая штука: лишних не было! Каждый кирпичик был зачем-то нужен, без него общая картинка казалась неполной.
История моя получилась долгой и извилистой, совсем как дорога в песне «Битлз». Интересно, хватит ли у кого-нибудь сил и терпения пройти по ней вместе со мной?
А началось все с самого детства, с кирпичиков…
Глава 1. Торик
Март 1971 года, Город, ул. Перелетная, 5 лет
Анатолий Михайлович Васильев, пяти лет от роду, сидел на полу и играл в свои любимые кирпичики – одинаковые по размерам, но разных цветов: желтые, оранжевые и бледно-голубые. Иногда он обращал внимание на цвета и выстраивал из них пестрые ряды. Но чаще его интересовали формы. Ему нравилось, что из одинаковых и очень простых штучек можно сложить столько всего разного. Кирпичики притворялись то человечками, то машинками, то домами. А могли честно оставаться кирпичами, из которых можно сделать стену, воротца, домик, стол на ножках, да мало ли еще что.
Из приоткрытой форточки слегка тянуло прохладой, но очень не хотелось куда-то пересаживаться, пока шла такая интересная игра. Родители изо всех сил старались устроить все так, чтобы он всегда чем-то занимался сам, а не дергал их каждую минуту. И это у них получалось отлично.
У него были мама, папа и три бабушки – так уж вышло. Зато деда – ни одного. Правда, были два пожилых мужчины. Одного все называли дядей Мишей, хотя вообще-то он был братом бабушки. А с другим – совсем непонятно: его никак не звали! Хотя бабушки между собой говорили о нем странное и смешное слово – Жинтель.
Что Толе совсем не нравилось, так это его имя! Какую форму ни возьми, и все получается плохо и некрасиво: Анато-о-олий (будто сказочный персонаж), Толька (похоже на слово «только», ничего хорошего). Даже когда просто позовут «Толь!» и то звучит так, словно говорят о крышах – толь, шифер… Мама рассказывала, что могла бы назвать его Виктором или Романом. И главное, даже повод был! Он же родился точно в День Победы, когда вся страна устраивает парады. Виктор – это было бы здорово, а то какой-то «То-оля», тьфу! Но что поделаешь – имя есть имя, придется его носить.
Буквально в трех шагах сидел папа и монотонно повторял в большой серый микрофон одни и те же странные слова:
– Ульяна Анна три, Сергей Анна Павел! Прием?
Затем ненадолго замирал, слушая, что ему ответит «эфир». Папа сидел в наушниках, но Толя все равно слышал негромкие звуки: обычно папе отвечало шипение, и лишь изредка в нем, как рыбы из глубин, всплывали чьи-то искаженные голоса. Иногда папа оживлялся и начинал быстро говорить совсем другие слова. Но чаще всего просто медленно крутил ручку, осторожно обшаривая весь диапазон.
Радиостанцию папа себе сделал сам. Хотя слово «сделал» тут не подходит, поскольку процесс «делания» никогда не заканчивался. Папа все время что-то дорабатывал, менял одни блоки на другие, читал журнал «Радио» и черпал оттуда новые идеи. Особым предметом гордости папы служили две длинные антенны, развернутые по всей крыше дома.
В комнате уютно гудел мощный трансформатор, приятно пахло разогретыми радиолампами и ароматным сосновым дымком канифоли от горячего паяльника.
Мама готовила ужин. Своей кухни у них не было. За дверью начинался длиннющий коридор, где стояли пять газовых плит, на каждой по две конфорки. Вроде логично: как раз на десять комнат этого дома. Но часто получалось, что какая-то из женщин затевала стирку и занимала ведрами и тазиками сразу четыре конфорки. А все остальные – как повезет.
Бывало, что ретивых хозяек оказывалось сразу две. Тогда коридор наполнялся душным паром, едким от хозяйственного мыла, а оставшиеся женщины принимались громко кричать и ругаться. В такие моменты Толику казалось, что он живет в джунглях, а вокруг ходят дикие звери.
Но сегодня все было тихо. Конфорок хватало, мама дожаривала мясо, а разомлевшая картошка, укутанная в большое полотенце, пряталась под подушкой, чтоб не остыть.
Мама работала зубным врачом, и это было очень удобно. Во-первых, всего шесть часов в день, а остальное время – свободна. Во-вторых, ей нравилось общаться и помогать людям, а в медицине за это еще и платили.
На минутку заглянув в комнату, мама жестом попросила папу снять наушники.
– Что такое?
– Все уже, закругляйся со своим эфиром. Сейчас ужинать будем.
– Но я еще…
– Нет-нет, все. Вынеси ведро, заодно воды принесешь из колонки, там осталось всего на две чашки.
Папа вздохнул, смирился с неизбежным, положил наушники на стол и стал собираться. Эфир манил неясными звуками далеких стран.
* * *
В тот год, когда родители с маленьким Толиком приехали в Город, работу по профилю сразу найти не удалось. Папа устроился на завод, а мама – в скорую, ездила медсестрой на вызовы. Первое время снимали комнату у какой-то бабульки. Но семье хотелось иметь свой дом.
И тут на заводе возникла оказия. Совсем рядом располагалась целая улица многосемейных домов. Обитатели окрестили их «бараками», хотя они даже на настоящие бараки не тянули: электричество, отопление и газ в них были, а вот воду и канализацию подводить не стали. Жили там в основном семьи рабочих.
В одном из таких вот «бараков» был магазин. Но в управлении завода решили, что он больше не нужен. Освободилась одна комната, ее-то и предложили папе. Поначалу место ему не понравилось, но он все-таки сходил все посмотреть сам. И обнаружил сокровище!
Да, комната одна и маленькая. Зато под ней располагался не скромный погребок на два мешка картошки, как у всех, а огромный подвал размером чуть ли не больше самой комнаты! И это решило дело. Папа согласился временно пожить среди рабочих и даже гордился, что смог раздобыть жилье для своей семьи. Тем более что перспектива в ближайшие годы получить новую квартиру выглядела вполне реальной.
* * *
Когда папа с ведрами вернулся, мама уже почти накрыла на стол. Теперь можно и поужинать. В дверь осторожно постучали.
– Миша, вы дома? – послышался знакомый женский голос.
Папа открыл дверь, за которой обнаружилась его сестра, Азалия. Пестрое платье, округлая прическа, растрепанная ветром, и беззащитный взгляд сквозь очки с невероятным минусом.
– Здравствуйте. Решила посмотреть, как вы тут, на новом месте.
– Заходи, Лиечка! – мама всегда радовалась гостям. – Мой руки, мы как раз ужинать собираемся. Картошки с мясом положить тебе?
– Ой, мяса-то не надо. А вот если картошечки или, еще лучше, капХуски, будет отлично!
Азалия преподавала в университете английский и свободно разговаривала на нем. Иностранные языки порой сказывались у нее даже на русских словах. Свою любимую «капустку» она произносила с характерным британским придыханием, так получалась «капХуска».
– Капусты не обещаю, но огурчиков к картошке положу.
Тетя Аза привычно протерла очки платочком и огляделась:
– А вы тут неплохо устроились!
– Эти два шкафа и тумбочку Миша сам сделал! – похвалилась мама.
– Молодец какой, прямо как фабричные!
– Садитесь, все готово, – мама выкладывала на блюдце пупырчатые, остро пахнущие огурчики.
– А мне мяса положи, – задумчиво произнес папа и нажал клавишу.
Телерадиола «Лира» неспешно прогрелась, минут через пять мягко зазвучала музыка. Некоторое время слышались только стук вилок о тарелки и песня, что-то о смелых комсомольцах и великих перспективах. Папа поморщился:
– Опять бодряческое поют.
– А ты как живешь, Толя? – спросила тетя.
– Дык ему-то что. Даже в школу пока не ходит, – припечатал папа.
– Мам, ну почему меня так назвали? – грустно спросил Толик.
– Тебе разве не нравится? – удивилась тетя. – Имя как имя. Вот мне всегда непросто новому человеку объяснить, почему я Азалия.
– И почему?
– Ну как же! Бабушка твоя – цветовод. И дочерей назвала цветочными именами – Азалия и Резеда. Красиво, необычно, но нам теперь всю жизнь объясняй. Люди изумляются, спрашивают…
– А тетя Таня?
– Татьяна у нас – старшая. Видимо, тогда еще мама не осмеливалась назвать ее непривычно.
– Папу тоже не стали цветком называть!
– Хм… Интересно, а бывают мужские цветочные имена? – хихикнула тетя. – Его назвали в честь дяди Миши, ты ведь уже видел его в Кедринске, когда был у нас?
Толик кивнул, вспомнив согбенную фигуру с большим горбом, а тетя посмотрела на папу.
– Дядя Миша у нас – легендарная личность, да, Миш?
– Ну, еще бы! – поддержала мама. – Спину сломать в детстве – это ведь очень тяжелая травма, сынок, он вообще умереть мог! Но все пережил и каких больших успехов потом добился – стал инженером, преподавал в московском вузе. И даже женился на актрисе театра.
– Дело не в этом, – папа доел мясо и теперь был готов к обсуждениям. – Дядя Миша во многом был первопроходцем. Первым в Кедринске завел фотоаппарат, научился отлично фотографировать. Первым освоил радиосвязь и цветные диапозитивы.
– И тебя приобщил, – добавила мама.
– Чем же тебе имя твое не угодило, бедный Йорик, бедный Торик? – вернулась тетя к истокам беседы.
– То-орик? – Толя даже печеньем поперхнулся, до того пронзило его это новое обращение. Мысль мигом переросла в действие: – Ма-ам!
– Даже не мечтай! – нахмурилась мама. – Какую-то собачью кличку выдумали! У тебя нормальное человеческое имя. Как у Анатоля Франса!
– А мне противно быть Толей! Мне так не нравится. Пап, можно я буду Торик? Хотя бы дома, а?
– Лия, ну смотри, что ты наделала, – упрекнула мама. – Теперь у нас собачье имя… Шарик-Бобик какой-то!
– Ну ма-ам, ну пожалуйста!
– Да пусть, может, поиграется? – предложил папа. – Через недельку надоест, и мы со спокойной душой вернемся к нормальной жизни. А ты, Аза, иногда все-таки думай, что говоришь!
– Да я же пошутила!
– Пап, мам, можно я пока побуду Ториком?
– Миша, я против!
– Вер, да ладно тебе. Хорошо, побудь Ториком. Наиграешься – все равно забудешь.
Он не забыл. Этот придуманный вариант имени понравился ему гораздо больше настоящего. Мама с папой постепенно привыкнут. А там – кто знает – может, привыкнут и другие?
Они еще немного поговорили, и тетя засобиралась домой.
– Ладно, пойду я. Спасибо за угощение. Торик! До свидания!
– Ох… – тяжко вздохнула мама.
– Пойду почитаю, – сказал… теперь уже Торик, вылезая из-за стола.
Мама нагрела тазик воды и возилась с посудой. Папа радостно надел наушники, вновь ускользая в свой призрачно-эфирный мир. А Торик забрался с ногами на диванчик у стены с теплым красным ковром, раскрыл рыжую книгу и погрузился в приключения Винни-Пуха. Оказывается, этот жизнерадостный медведь по ночам страдал от кошмаров, где ему являлись то страшный слонопотам, то неведомый топослонам. Но Пух все-таки победил…
– О, пять-аш, Танзания! – вдруг воскликнул папа. – Надо же! Какой-то радиолюбитель даже там есть! Ни разу такие не попадались!
– Это где-то в Азии? – неуверенно уточнила мама.
– Нет, Восточная Африка, там рядом Занзибар.
– «…Занзибара и Сахары»! – радостно подхватил Торик, услышав знакомое слово. – Так написано в книжке про Айболита!
– Да-да, тот самый. Только Занзибар – это остров, вернее, архипелаг, а Сахара – большая пустыня.
Географию папа знал отлично. Запросто мог по памяти нарисовать от руки любой уголок любого континента. Папа всегда мечтал о путешествиях, но пока странствовал только по «эфиру». Зато уж этому хобби отдавал себя без остатка. Эфир давал ему возможность пусть не увидеть, но почувствовать мимолетную связь с людьми, находящимися в тысячах километров.
Папа торжественно достал карандаш и поставил новую яркую точку на карте мира, что висела на задней стороне его шкафа.
Уже засыпая, Торик уловил первые признаки, что ухо опять разболится. За пять лет уши у него болели раз тридцать. С этим ничего не поделать, только собрать волю и ждать, пока пройдет.
Вот так Торик и жил. Но это «внутри», дома. А было еще и «снаружи».
Глава 2. Друзья
Октябрь 1972 года, Город, ул. Перелетная, 7 лет
Торик понемногу привыкал к школе. Ему казалось непривычным, что так много ребят собрали в одной комнате, где надо сидеть и не только слушать, но и отвечать на внезапные вопросы учительницы.
Но сегодня воскресенье, в школу идти не нужно. На улице еще тепло, можно погулять. За дверью вяло переругивались, потом закричали и хлопнули дверью. Вчера к кому-то из соседей приехали родственники из деревни, потом еще пришли друзья, всю ночь играли в карты под водочку, выкрикивая нестрашные проклятья и припоминая старые обиды. Потом то ли били кого-то, то ли гнали, Торик не понял, он уже крепко спал.
* * *
Здесь иллюзорный Торик, вспоминающий свое детство, мысленно усмехнулся. Забавно: дети любую реальность воспринимают как норму. Для них это не странно, не прекрасно и не жутко, а «как всегда». Им не с чем сравнивать, поэтому они считают, что вот так все и должно быть. Зато при этом каждую минуту готовы встретить чудо. А вот взрослые теряют оба этих качества. Они забывают даже свои собственные ощущения из детства. Хотя не все: сам Торик почему-то не забыл. Ладно, что там было дальше?
* * *
Папа сидел за радиостанцией, сосредоточенно вслушиваясь в россыпи морзянки.
– Пойду гулять, – на всякий случай сказал Торик.
Папа лишь отрицательно мотнул головой: не мешай!
Торик наконец вышел из душного коридора на улицу и огляделся. Его дом располагался в самом центре улицы из точно таких же «бараков» цвета бледной охры, и центром всего этого была площадь, одна на всю улицу Перелетную.
Слева был сквер, а справа – клуб, где показывали кино. А вот если обогнуть клуб, там будет неприметная дверка. И пусть взрослые называли ее призаводской библиотекой, Торик знал: это место просто ломится от сокровищ. Библиотекарша поначалу отнеслась к нему настороженно: дети редко заходили сюда, в основном брали книжки с картинками. Но постепенно Торик заслужил ее доверие и теперь мог брать любые книги, какие захочет. Вот это было интересно! А бегать шумной ватагой, скакать через заборы или мериться силами на кулаках – ну уж нет. И почему только все ребята считают как раз наоборот?
Хотя прямо сейчас ему не хотелось читать. Он бы с удовольствием поиграл с кем-нибудь, но друзей было мало. Знакомиться Торик не научился, поэтому привычно бродил один. Заглянул в сквер, где на ярко-голубой деревянной эстраде девчонки показывали друг другу «сценки». Две девочки неумело пели:
Подружка моя, как тебе не стыдно?
Дома маме не поможешь, думаешь, не видно?
Торик поморщился. Ну кто так поет? Что за песня? Что за голоса? Музыка на пластинках звучала совсем не так. Мама или бабушка Саша тоже пели чисто, уверенно и красиво. Их было приятно слушать. А эти… Он не понимал, что девчонкам просто хотелось попробовать себя, преодолеть застенчивость. Сам бы он, например, ни за что не вышел на сцену, хотя дома, с мамой, они пели часто.
Торик уныло прошелся по краю маленького стадиона, где ребята постарше гоняли консервную банку, изображающую футбольный мяч. Зачем?!
Послышался радостный лай, и черно-белый мохнатый вихрь закружился вокруг Торика, попутно умудрившись подпрыгнуть и лизнуть его прямо в нос.
– Пират! Ты куда? – донеслось сзади.
– Пашка! – обрадовался Торик. – Тебя отпустили гулять?
– Мамка опять лежит, – смачно сплюнул под ноги Паша Бычков. – Сказала, чтоб я до ужина не возвращался, а то к нам вчера дядя Валера пришел, так они с тех пор и…
– У вас же дядя Игорь… вроде? – смутился Торик.
– Да фиг поймешь их, взрослых, – сердито процедил Пашка. – Мало ли кто приходит, а потом… «…Вот она была – и нету…» – внезапно запел он.
Пел Паша здорово, еще в первом классе его взяли в детский хор.
Торик знал Пашку с детского сада. К тому же Бычковы жили в соседнем доме. Хозяйственная тетя Галя, Пашина мама, раскопала в палисаднике пару грядок, посадила картошку, завела даже небольшую собачью будку, куда вскоре приспособили жить дворняжку по кличке Пират. Но вот незадача: нрав у Пирата оказался дружелюбный, поэтому сторожить собственность он так и не научился. Зато охотно носился с Пашкой, куда бы тот ни направился.
– Пошли на завод! – весело предложил Пашка.
– А пошли, – радостно согласился Торик.
На заводе всегда найдется что-нибудь интересное. То техника движется, то маневровый тепловозик тащит вагоны. Ребята постарше знали, где на заводе можно раздобыть карбид, ловко утаскивали его и устраивали шумные взрывы. Но друзьям такое развлечение казалось слишком опасным.
Пират деловито описывал большие круги, успевая обнюхать все встреченные столбики и деревца. Друзья прошли мимо длинного ряда сараев и оказались на горке. Точнее, это зимой здесь устраивали горку и катались с нее на чем придется. А сейчас «горка» превратилась в то, чем она и была на самом деле – пологой крышей закопанного в землю бомбоубежища.
С Пашкой было легко и понятно – у них находилось множество общих занятий и интересов. Хотя сам Паша предпочитал бегать, а не сидеть. Ну… должны же у человека быть недостатки!
* * *
Вот с Семеном все вышло иначе – сложнее и проще.
Поначалу Торик на этого Семена и вовсе внимания не обратил. В классе учились почти два десятка новых мальчишек и почти столько же девчонок – поди упомни всех. Но школа располагалась довольно далеко, и домой Торик шел пешком минут сорок.
Как-то раз по пути он услышал голос:
– Погодь, а ты тоже на Перелетной живешь? Че-то я тебя ни разу там не видел.
– И я тебя. Ты в каком бараке живешь?
– В каком еще бараке? Я в доме живу, в двухэтажном!
Внезапно Торик понял. Да, на Перелетной стояли не только бараки. Около магазина была еще пара кварталов желтых домов. Обитателям бараков они казались чуть ли не элитными: там целых два этажа, и даже туалет прямо в доме – немыслимая роскошь, никуда ходить не надо. Рассказывали, что некоторые еще и душ себе сделали. Бывает же! Самого Торика мыться водили к бабушке или в душевые завода.
– Ты ведь Семен? Ну, пойдем вместе, – сказал Торик, будто дорога была его собственной, куда можно пускать или не пускать других.
И они пошли. В этот раз, да еще много-много раз… У них обнаружилось много общего. Дядя Сережа, папа Семена, тоже любил паять схемы, хотя и не был радиолюбителем. Он был скорее радиопрофессионалом – работал на Радиозаводе, а дома собирал всякие интересные штуки, от автоматики открывания штор до обновлений для старенького магнитофона.
Тетя Зина, мама Семена, работала бетонщицей на заводе. На этой должности люди хорошо зарабатывают, но долго не выдерживают: работа трудная и вредная – со временем начинают трястись руки, а то и все тело. Но пока она была молода, задорна, полна решимости и не боялась никаких трудностей.
Семен, как и Торик, оказался рассудительным. Но если Торик любил порассуждать абстрактно, попробовать идею на вкус, обсудить ее тонкости и мысленно положить на нужную полочку, то Семен мог поговорить, узнать новое, а дальше ему хотелось сделать что-то конкретное руками. Иначе зачем было говорить? Он был практиком. А еще с ним было интересно.
Но потом все внезапно закончилось.
* * *
Пришла зима. Дети радовались каникулам, взрослые залили каток, кто мог – катался на коньках, кто не мог – просто носился по улице. Бомбоубежище снова превратилось в отличную горку. Даже Торик, такой далекий от спорта, пару раз тоже покатался с горки на картонке. Но вообще… суета, толкотня, визги – нет, это не для него.
Каникулы закончились, дети снова потянулись в школу. Но Семен так и не пришел. Однажды Торик увидел в школе тетю Зину. Очень грустную, щеки ввалились. Когда она увидела Торика, глаза ее недобро сверкнули, а потом она отвернулась, будто не узнала его. Странно!
На втором уроке учительница объявила, что Семен пока не будет ходить в школу, он сейчас в больнице. Позже его можно будет навестить. Вот тебе раз… Только найдешь себе друга – и нет его!
Но это оказалось лишь верхушкой айсберга.
* * *
Вечер начался как обычно. Папа перепаивал схему, чтобы радиостанция стала еще чувствительней и могла ловить передачи из самых дальних стран. Мама приготовила котлеты с макаронами и теперь заправляла маслом салат из квашеной капусты. Запах от салата шел просто восхитительный. Торик отложил книгу и предвкушал, как через пару минут они сядут за стол. Поесть он любил.
Внезапно в дверь постучали. Родители тревожно переглянулись. Сегодня они никого не ждали.
– Кто там? – мамин голос звучал напряженно.
– Васильевы здесь живут? – послышался мужской голос. – Нам нужно поговорить.
Открыли дверь, и в комнату вошел дядя Сережа, папа Семена, оглядел комнату, поздоровался и неуверенно засопел. За ним прошла и тетя Зина. Она старалась выглядеть спокойной, вот только взгляд метался, а одна рука нервно тискала другую.
Мама растерянно сказала:
– А мы как раз ужинать собрались. Чаю налить вам?
– Нет, мы на минутку.
– Семик-то наш в больнице лежит, – жалобно протянула тетя Зина и снова сверкнула глазами на Торика.
– А что с ним такое? Заболел? – в маме явно проснулся медик.
– Он упал и сильно ушибся, – сдавленно прогудел дядя Сережа. – Они на улице играли, тут, говорят, горка есть, куда все ходят.
– Да, есть горка у завода, – растерянно подтвердил Торик.
– А еще там сараи, да? – резко спросила тетя Зина. – Ребята на них залезают и прыгают с крыш в снег. Ты тоже там прыгаешь?
– Не-ет, – удивленно протянул Торик.
– Не «нет», а «да»! – сурово припечатал дядя Сережа. – Нам все рассказали.
– Да вы что! – возмутилась мама. – Толя никогда…
– Три человека! Трое! – дядя Сережа поднял вверх три пальца и почти кричал. – И все сказали, что ваш Толя залезал на крышу и прыгал.
– И Семика туда черти понесли! – тетя Зина чуть не плакала. – А Толя ваш его толкнул, и Сема упал с крыши, и не в снег, а на бревно! Весь расшибся. Доктор сказал, что удар был очень сильный, так что селезенку спасти не удалось. Ваш Толя изувечил моего ребенка!
Родители потрясенно смотрели то на Торика, то на эту странную пару. Не может быть. Кто угодно, только не он!
– Ты там был? Прыгал с крыши? – мама пыталась сохранять спокойствие, но голос ее сорвался.
– Нет, мам, ты что!
Торик испугался не на шутку.
– Тебя видели ребята, они сказали, именно ты толкнул Семена, – заявил дядя Сережа.
– Неправда! – искренне возмущался Торик. – Я туда даже не залезу!
На миг повисла напряженно звенящая пауза.
– В общем, так, – голос дяди Сережи звучал теперь уверенно, словно он принял решение. – Я понял: правды нам не найти. В милицию на вас мы заявлять не будем.
– Как? – вскинулась тетя Зина. – У нас же…
– Не бу-дем, – заключил дядя Сережа. – Не надо, Зин. Но вам скажу так. Мы больше не хотим, чтобы Толя приходил в наш дом. Семену скажем, чтобы к вам не ходил. И в школе не разговаривайте. Понял?
– Понял, – уныло буркнул Торик.
– Знаете что… – начала кипятиться мама, но тут словно проснулся папа.
– Вера, не надо. Так будет лучше.
– Миш, но они же…
– Не надо. Насильно мил не будешь. Еще что-нибудь скажете? – обратился он к родителям Семена.
– Нет, это все. Пойдем, Зин.
И дверь за ними закрылась.
– Кошмар! – не унималась мама. – Приходят, обвиняют ребенка черт-те в чем!
– Они думают, что Толя виноват, – рассудительно заметил папа. – Нас там не было, а люди наговорят всякого, сама знаешь.
Ужин прошел в молчании.
Торик ворочался на своем диване и пытался понять, как так получается: находишь друга, и вдруг его так нелепо отбирают. Первая потеря, нелепая и несправедливая, огорчала и душила слезами. Он всхлипнул. Но потом затих и задумался: интересно, такое случается само собой, нечаянно? Или… жизнью людей кто-то управляет, подталкивая их в нужную сторону? Какая странная мысль, еще успел подумать он и уснул.
Но в зыбкий момент перед самым его засыпанием где-то в коконе своих неведомых глубин легонько пошевелилась Судьба. Она-то уж точно знала, что с кем произойдет, когда и – самое главное – зачем.





