Нецелованная

Пролог

Ждать, когда он останется один, пришлось долго.

– Глеб Сергеевич, – сказала я, подойдя. – Можно с вами поговорить?

– Ася… – он осмотрел меня. Будто вскользь, но я уже не была уверена в этом. – О чём?

– Мне… Я кое-что хочу сказать вам.

Он напрягся, и я ощутила это.

– Может быть, вы и знаете, но…

Я вдохнула поглубже. Это оказалось труднее, чем я думала. Стук сердца мешал говорить, слова кололись. Но больше молчать я не могла.

Он показал в темноту, на угол школы. Мы отошли туда, и он встал ко мне лицом. Во рту совсем пересохло.

– Что ты хотела? – с другими он говорил с улыбкой, а теперь его голос звучал ровно, даже жёстко. Но я пересилила страх.

– Я люблю вас, – сказала, не отводя глаз. – Может быть, вы и сами это уже поняли. Это получилось как-то… само собой. Я думала, пройдёт, но нет. Я люблю вас, Глеб Сергеевич… Глеб.

Я взяла его за руку.

– Послушай, Ась, – он вытянул ладонь. – Ты хорошая девушка. Очень хорошая, но это неуместно.

– Что неуместно? Любить вас?

– Да. Я – твой учитель.

– Уже нет! – голос зазвучал громче. – Школа закончилась. Всё, вот это вот, – махнула на сцену, – это точка. При чём здесь то, что вы были моим учителем?!

– Я всегда буду твоим учителем.

– Вы всегда будете мужчиной! А я – женщиной! Вот кем мы будем! Я люблю вас, слышите?!

В отчаянии я сделала к нему шаг. Посмотрела в его глаза. Из приоткрытых губ вырвалось дрожащее дыхание, и я, поднявшись на носочки, коснулась его губ своими. Он стоял, не шевелясь, словно каменный, и отчаяние охватывало всё сильнее. Его губы не шевелились, он не отвечал мне.

Я отступила от него. В его взгляде было лишь сожаление.

– Извини, Ася, я не могу ответить на твои чувства. Давай забудем об этом разговоре.

– Можете забыть, – глухо ответила я, и услышала слёзы в собственном голосе. – А я не забуду. Никогда не забуду.

– Право твоё. Только пройдёт несколько месяцев, и ты сама поймёшь, что это была глупость, а не любовь. Я – твой учитель, Ася, не более того.

Он пошёл обратно – к свету, к сцене, к музыке, к Юльке и Маринке. Слёз не было, только влажная пелена перед глазами. Вечер облизывал мои плечи, а изнутри поднималась горечь. Я сделала шаг от школьного двора, а потом ещё и ещё, пока не вышла за ворота. Что плачу, поняла только когда слезинка упала на грудь, но я всё шла и шла, пока не оказалась в пустом дворике с перекошенной горкой и упавшей на один бок детской каруселью. Нужно было встать, но я не могла – сидела, пока небо не стало светлеть. Вот он – первый рассвет моей взрослой жизни.

Глава 1

– Вот чёрт! – Марина со злостью, досадой и растерянностью пыталась оттереть от школьной юбки лак, который только что на себя опрокинула. – Блин! Ну почему именно сейчас?! – она посмотрела на дверь класса. – Ась, посмотри, он идёт? Бли-и-ин… – В её вздохе только что слёз не было.

Я было пошла к двери, но тут прозвенел звонок. Одноклассница застонала в голос – Глеб не опаздывал никогда. И верно, в следующую секунду он зашёл в класс и, окинув всех взглядом, сдержанно кивнул.

Сердце подпрыгнуло к горлу, колени стали слабыми, как всегда. Все встали и сели с очередным кивком Глеба.

– Он меня сегодня вызовет, – шепнула Марина. – Я специально…

– Завьялова, – строгий голос Глеба Сергеевича разнёсся по классу. – Ты готова чем-то с нами поделиться? Тогда, – он сделал приглашающий жест, – прошу к доске. Начнём с домашнего задания.

Вид у Маринки был такой, будто она идёт на эшафот. Но она всегда умела себя преподносить, сейчас тоже расправила плечи. Глеб Сергеевич присел за учительский стол и повернулся к ней, а я рассматривала его. Маринка что-то отвечала, а я всё думала, как быть? Скоро выпускной, и что тогда? Наши дороги разойдутся, у него будут новые ученики и… ученицы. Сколько раз за два года я повторяла себе, что не должна любить его?! Когда он пришёл преподавать в нашу школу, девчонки с ума посходили. И я вместе с ними.

Нет, я, пожалуй, сильнее всех.

– Березовская, – он посмотрел на меня. – Продолжишь?

У меня вспыхнули щёки. Я даже не слышала, на чём закончила Маринка. Она шла между партами, как модель по подиуму, и стук её каблуков звучал подобно метроному. Взгляд зацепился за пятно на её юбке, щёки покраснели сильнее, и я встала.

В момент, когда я подошла к доске, мобильный Глеба завибрировал. Он кинул взгляд на дисплей и нахмурился.

– Прошу прощения, – бросил он и, взяв телефон, вышел из класса. Я уловила запах его одеколона. Голова закружилась, и я готова была, будто заворожённая, идти за ним. Куда? Да хоть куда! Внимание привлекла Маринка. Она махала рукой, словно пыталась вывести меня из ступора.

– У тебя вид, как будто ты в лужу села, – громко шепнула она. – Я закончила на экологии Европы. Пути их решения… – она перевернула страницу учебника и начала быстро перечислять нужные ответы.

Я всё знала и без неё. И растерянность моя не имела никакого отношения к географии. Мои личные проблемы были, конечно, не так глобальны, и всё же конкретно для меня они представлялись необъятными.

Из-за двери звучал голос Глеба. Густой и твёрдый. Разговор закончился быстро, и он вернулся в класс. Снова извинился.

– Продолжим.

– Задержись, Березовская, – остановил меня Глеб Сергеевич, когда я, собравшись, уже хотела выйти.

Маринка бросила, что ждёт меня в коридоре. Но напоследок глянула на Бернева и улыбнулась. Он и не подал вида, что заметил это. Я нервно потеребила брелок, подвешенный к лямке сумки, и подошла к учительскому столу. Взгляд Глеба был пристальным и изучающим.

– Зачем ты решила сдавать географию? – спросил он вдруг. – Тебе не нравится этот предмет.

– Почему?

– Потому что не нравится.

Он опёрся о стол. Слегка прищурился. Волосы у него были чёрные, глаза – тёмно-зелёные. Я снова уловила запах одеколона и, не в силах смотреть прямо, уставилась на первую парту, за которой сидела красавица и отличница Машка Макарова. Ей-то он такие вопросы не задавал, понятное дело!

– Ладно, – так и не дождавшись от меня ответа, сказал он. – Можешь идти.

– Я хорошо знаю географию, – будто в оправдание, промямлила я. – Уж получше многих.

– Да.

Он как всегда был отстранённым и немногословным. Я ждала, что он скажет ещё что-нибудь: по поводу дополнительных занятий, подготовки к экзаменам или что-то такое, но он только рассматривал меня. Каждый нерв натянулся, казалось, что он видит меня насквозь. И как сердце у меня стучит рядом с ним, слышит.

Маринки видно не было, оно и к лучшему. Я спустилась в раздевалку и, наскоро одевшись, вылетела из школы. Весна была странная: солнечная и ветренная. Холод пробрался под тонкую куртку, купленный на отложенные деньги шарф не спасал. Рано я сняла зимнее пальто, но… Глеб жил неподалёку от меня, и я часто встречала его по дороге в школу. Несколько раз мы даже шли вместе, поэтому куртка была оправдана. Другое дело, что плевать он хотел! Не интересна мне география! Можно подумать, она другим интересна!

– Ась, стой.

Я остановилась у школьных ворот и подождала Ерёмина. Он был выше меня на голову и старше на год – самый старший в нашем классе. Слегка сутулый, вечно взъерошенный, с висящим на плечах пустым рюкзаком. Из тех, кто ничего не знает, но как-то выезжает раз за разом.

– Что? – с нетерпеливостью спросила я. – Если ты по поводу проекта…

– Не по поводу. Ты чего делаешь сейчас?

– Ну… В каком смысле?

– В прямом. Пойдём прогуляемся?

Я так и приоткрыла рот.

– Я… Зачем?

– Просто так.

– Ты меня на свидание зовёшь, что ли?

Он поджал губы. На его скулах появились желваки. Мне стало неловко, я посмотрела в сторону и увидела Глеба Сергеевича. Мишка ждал. Глеб поравнялся с нами.

– До свидания, Глеб Сергеевич, – выдохнула я.

– Пока, Березовская, – ответил он, едва посмотрев на меня.

– Миш, я…

– Понял, – с раздражением сказал Ерёмин. – Навязываться не стану, не волнуйся.

– Да я…

Он меня слушать не стал – вышел за ворота вслед за Глебом. Я медленно побрела дальше, безотчётно ища взглядом фигуру учителя. Увидела его, садящегося в подъехавшую иномарку, и встала. Надо что-то сделать! Может, помаду купить, чтобы он наконец меня заметил?! Машина мигнула фарами и, проехав немного, остановилась рядом. Дверца открылась. На водительском сиденье была женщина. Я не могла разглядеть её, только лежащую на руле руку – тонкую, с длинными пальцами.

Глеб протянул мне листок.

– Это список сайтов для подготовки. Будет полезно на них заглянуть.

Я не успела даже спасибо сказать – дверь захлопнулась, машина поехала дальше. Внутри всё переворачивалось, грудь ныла, а я будто видела женскую руку.

– Ты что застыла? – спросила меня непонятно откуда взявшаяся Маринка. – Ого, тачка какая. Кого в наш колхоз занесло?

Я промолчала. Ветер поднял пыль и мусор, солнце резко скрылось, и всё стало серым.

– Марин, я домой. Мама… В общем, пойду я, – сказала быстро и пошла в сторону дома. На душе было тревожно, в горле стоял горький ком. И что мне сделать, чтобы он понял – я уже большая девочка, и разница у нас всего восемь лет. Пройдёт несколько месяцев, и я перестану быть его ученицей, и да, не нужна мне его география – мне он нужен, я люблю его.

Глава 2

– Ну а что? В первую очередь он – мужик.

– А он такой холодный… – донеслось до меня распевчатое. – Думаешь, стоит попробовать? Глебушка у нас скала.

– Вода камень точит, – парировала Марина.

Я поняла, что это она, не сразу, только когда увидела её короткое пальто. Яркое, оно выделялось на фоне грязного снега. Вместе с ней стояла Юлька Кучера – длинноногая фифа из параллельного. Увидев меня, она выбросила что-то в мусорку. Подойдя, я уловила запах сигарет. Ну понятно, как будто я стучать на неё стану. Ресницы её были густо накрашены, высокие сапоги на каблуках подчёркивали длинные ноги.

– О чём говорили? – спросила я, подойдя.

– Да так…

– Юлька решила нашего Глебушку взять напором.

Юля состроила недовольную гримасу. Взгляд её так и говорил: «Что ты при ней?». Марина вытащила из сумки звонящий телефон и убрала обратно.

– Мама, – пояснила она. – У меня репетитор через пятнадцать минут. Решила, видимо, напомнить.

В руках у неё был пакет из продуктового. Из магазина, возле которого мы стояли, вышла пожилая женщина и, строго глянув, пошла дальше. Я пребывала в замешательстве.

– Я думала, ты с Пашей встречаешься.

Юля фыркнула. За прошедшие две недели стало только холоднее – начавшаяся было весна свернула в сторону, опять выпал снег, а солнце перестало показываться от слова «совсем». Юля спрятала ладони в карманах короткой куртки.

– При чём тут Паша? Паша к Глебу отношения не имеет.

Моё замешательство стало сильнее.

– Но…

Она фыркнула.

– Я пойду, Рин, – бросила она. – Потом созвонимся. Или, хочешь, приходи вечером. Моя на сутках, а Пашка… В общем, приходи.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла к домам. Её юбка едва прикрывала пятую точку, а платиновые волосы казались почти белыми.

– Смешная ты, – улыбнулась Марина. – Ты что, правда думаешь, что у Юльки с Пашкой любовь до гроба? Да нафига он ей? А такой мужик, как Глеб… – она закатила глаза. – Слушай, тебе бы тоже кого-нибудь найти. Что у тебя с Мишкой?

– А что у меня с Мишкой? Что у меня с ним должно быть?

– Ну он подкатывал как-то ко мне, спрашивал про тебя – есть у тебя кто или нет. Так поняла, он решил взять тебя в оборот. Давай, Ась, – она толкнула меня локтём. – Или так и будешь ходить нецелованная?

Ответить я не успела – у неё опять зазвонил телефон.

– Да, мам, я иду… Очередь была… Да знаю я…

Одноклассница состроила выражение лица «достала». Стряхнула снег с каблуков и одними губами сказав «пока», ушла в ту же сторону, что и Юлька. Я осталась возле магазина. В кармане лежал список продуктов, оставленный мамой на столе утром. На работу она уходила рано и часто, особенно в последнее время, брала дополнительные часы в выходные. В нашем городке устроиться было задачей той ещё, приходилось держаться за место изо всех сил. Я знала, что ей отчётливо дали понять – не устраивает что-то – ищи другое место.

Вывеска магазина выцвела уже давно, но менять её никто не собирался, как и сбитые ступени.

– Пока голову кто-нибудь не разобьёт, не сделают ничего, – проворчала старушка, спускаясь с пакетом. Я подорвалась к ней, вмиг забыв и о нашем с мамой положении, и о Юльке.

– Давайте я помогу.

Я придержала её и помогла спуститься, а после сама зашла внутрь.

– Две тысячи девятьсот восемьдесят девять, – объявила уставшая кассирша с кругами под глазами.

От неё так и веяло безнадёжностью, и мне вдруг стало страшно. А что, если я лет через двадцать стану такой же? Измученной и уже ничего не ждущей от жизни? Погрязну в бесперспективности и проблемах? Проживу жизнь с каким-нибудь «Мишей», потому что это будет лучшим из вариантов или потому, что других у меня не будет? Маринкино «нецелованная» засело в голове. Я нарисовала себя рядом с Глебом – уверенным и наверняка целующимся, как бог. Или дьявол. А я…

– Добрый день, Ася.

Я так и вздрогнула. Карточка выпала из рук под взглядом Глеба Сергеевича.

Я наклонилась, чтобы поднять её, и ударилась локтём о стол. Очень неудачно – боль отдалась во всей руке.

– Тише, – он присел и, подняв, протянул мне карту. – Впереди экзамен. Будет хорошо, если ты доживёшь до него.

– Да уж, неплохо. Здравствуйте, Глеб Сергеевич. Я тут… – показала на продукты. – Субботний поход.

Было неловко. Ещё и оделась я, как самая настоящая чмошница – старые джинсы, кроссовки, которые пора было выкинуть ещё в прошлом году. И опять я покраснела. Глеб Сергеевич молчал, зацепившись большими пальцами за карманы куртки. Снова посмотрел на мои пакеты и взял все три в одну руку.

– Пойдём, – сказал он. – Помогу тебе. Всё равно в одну сторону.

– Да не надо… – я напоролась на его строгий взгляд. – Неудобно, Глеб Сергеевич. Я бы сама.

Он меня проигнорировал. На его руке выступили вены, запястье напряглось.

– Глеб Сергеевич, давайте я всё-таки сама?

Он открыл дверь и вышел на улицу. Я шла рядом, не находя себе места от неловкости.

– Твой дом там? – показал он на жмущиеся друг к другу хрущёвки. – Ты же, вроде, недалеко от меня живёшь?

– Ну да. Вон в том.

Я столько раз представляла себе, что мы идём рядом, но в воображении всё было совсем не так. В моих фантазиях мы непринуждённо говорили о музыке и кино, а потом… Мимо проехала машина, и мне пришлось прижаться к бордюру. Я случайно задела руку Глеба, и меня как током ударило. Стало жарко, а по спине мурашки побежали.

– Как твоя подготовка? – спросил он.

У меня в голове шумело, язык к нёбу прилип.

– Я… Да хорошо всё.

– Ну хорошо, раз так. Если будут вопросы, можешь спрашивать. Какой подъезд?

Я показала на дверь серо-коричневого цвета и, опомнившись, бросилась к домофону.

– Спасибо большое, Глеб Сергеевич.

– Открывай, я донесу до квартиры. Какой этаж?

Этаж у нас был пятый, без лифта. Я проклинала всё на свете. Неловкость зашкаливала, но вырывать пакеты из рук Бернева было бы совсем глупо. Открывая ключом дверь, я лихорадочно вспоминала, не валяется ли ничего такого в коридоре. Глеб Сергеевич ждал, а я боялась, что он заметит, что у меня подрагивают пальцы.

Войдя, он поставил пакеты в коридоре.

– Спасибо, – промямлила я в очередной раз и набралась смелости. – Может быть, выпьете чаю? С печеньем. Я сама пекла.

– Нет, Ася. Это лишнее.

– Да, конечно, простите, – я нервно заправила волосы за ухо, хотя они были убраны в хвост. – Я просто… Холодно же на улице, да и чай вкусный. Я только перед уходом заварила – чёрный с мятой и малиной.

Его взгляд оставался беспристрастным, а лицо отчуждённым. Но он вдруг расстегнул куртку.

– Хорошо. Раз с малиной.

Я обмерла, состояние было предобморочным. Мысленно я повторяла себе – это просто чай, ничего такого. Но… Мы были вдвоём. Только он и я, и я явственно услышала голос Маринки, как она говорила Юле «он в первую очередь мужчина».

Оставив Глеба на кухне, я метнулась в комнату. Распахнула шкаф, не имея представления, что надеть. Что-то похожее на домашнее и в то же время, чтобы он увидел меня другой. Я стянула неприметный серый свитер и поспешно разорвала пакетик с новенькой футболкой, которую берегла на лето.

– Переоделась? – спросил Глеб, когда я вернулась.

Отложил телефон, но на меня толком не взглянул. Чайник выключился, и я разлила по чашкам кипяток.

– Вы с сахаром пьёте? У меня мёд есть, если что. Ещё кажется, варенье…

– Ты обещала домашнее печенье, – его голос прозвучал немного мягче. Я подняла голову и натолкнулась на взгляд со скрытыми смешинками.

Губы стали сухими, чайник дрогнул в руках, и я отставила его.

– Точно.

– У тебя уютно. С кем ты живёшь?

– С мамой.

Я поставила вазочку. Одна часть меня боялась сгореть в его близости, другая жаждала этого. Я присела на диван. Изнутри меня обдавало жаром, а руки были холодные.

– С кем ты живёшь?

– С мамой, – ответила я, гоняя ложечкой чаинки, чтобы скрыть волнение.

Соберись, Ася! Опять подумала о Юльке. Она бы уже давно ему глазки состроила, а не мялась.

– Они с папой давно развелись. Я ещё совсем маленькая была, не помню его. Только фотографии видела.

Он задержался на мне взглядом. Глаза казались темнее, чем раньше, я впервые смотрела на него с такого маленького расстояния. Воздуха перестало хватать. Когда-то он уже смотрел на меня так – в прошлом году, когда я сделала вид, что потеряла серёжку и вернулась в класс. Тогда он проверял контрольные. Я ползала под партой и держала в кулаке серёжку, которую на деле не теряла, а когда распрямилась, поймала его взгляд…

– А вы? Почему вы решили преподавать географию? Неужели так любите её? – мой голос звучал ровно, и я даже улыбнулась уголками губ.

Руки начинали согреваться. Первая неловкость прошла, мне стало уютно и спокойно, хоть я всё ещё не могла расслабиться.

– Кто-то же должен преподавать географию.

Я засмеялась.

– И вы решили, что это будете вы? Пойти в педагогический… Ну не знаю… Это же просто так не делается.

– Да. – Его ладонь вдруг легла на мою.

Лёгкость прошла, а мурашки побежали опять. Рука его исчезла так же без предупреждений, и он поднялся.

– Мне пора, Ася.

– А чай? – Его чашка так и осталась нетронутой.

– В следующий раз.

Он прошёл в нашу узкую прихожую и оделся в молчании. Прижавшись плечом к стене, я смотрела на него. Что я не так сделала?

– Вы… Когда у нас подготовка к экзаменам начнётся? Будут же какие-нибудь дополнительные.

– Будут. Я скажу на одном из следующих занятий. – Он сам открыл дверь. – Запрись. Нечего сидеть с открытой дверью.

Бернев вышел, даже не попрощавшись. Как на автомате, я повернула замок и вернулась на кухню. Нетронутый чай стоял на столе, в кухне пахло мятой и едва уловимо – запахом его одеколона. Я дотронулась до чашки и выдохнула. Потёрла лицо ладонями. Он сказал – в следующий раз. Значит, надо сделать так, чтобы следующий раз случился, и тогда…

– Он в первую очередь мужчина, – напомнила я себе, только слова повисли в воздухе, а в горле встал ком.

Глава 3

– Ты что грустная такая?

Я мотнула головой.

– Да ничего. Так…

– Влюбилась, что ли? – с мягкой улыбкой спросила мама и открыла косметичку.

В ней лежали пилочка, маникюрные ножницы, светлая помада, пудра и тушь. Я знала этот набор, кажется, с раннего детства. Каждое утро она готовила завтрак, одновременно собираясь на работу. Как бы ни было тяжело, она всегда приводила себя в порядок, хотя в последнее время под глазами у неё появились тёмные круги. Мне вдруг захотелось всё ей рассказать: про Глеба, про Юльку, которая вот уже несколько недель крутила перед ним задницей, про Маринку с её снисходительным «нецелованная». Но я прикусила язык.

– Просто устала, мам. Скорее бы уже экзамены кончились.

– Кончатся, куда они денутся? – мама отложила тушь. – Ты что-то совсем похудела. Смотри, футболка на тебе висит.

– Неправда, не висит она. Да и вообще… всё это – ерунда. Тебе бы самой отдохнуть. Когда у тебя отпуск?

Она отмахнулась.

– Мам, ну правда. Ты когда в отпуск ходила в последний раз?

– Ну что ты пристала? – Мама обхватила ладонями маленькую фарфоровую чашку. – Вот выучишься, встанешь на ноги, тогда буду отдыхать. Не переживай, Ась. Сейчас лето будет, солнце: съездим с тобой на озеро.

***

Апрель кончился, наступил май, и тепло всё-таки пришло. Но меня изнутри иней покрывал. С Глебом наедине мы больше не оставались, вёл он себя подчёркнуто сдержанно. Вечером я была настроена решительно, но за ночь настрой пропадал, и я опять смотрела на всё со стороны: на Юльку, приходящую на дополнительные в коротких юбках. Она наматывала на карандаш локон волос и закидывала ногу на ногу, а когда спрашивала Глеба Сергеевича, в голосе её слышались грудные нотки. Маринка всё чаще общалась с ней, и всё реже – со мной. Я чувствовала себя преданной.

– Меня Миша на свидание пригласил, – выдала я. Поймала мамин взгляд и добавила: – Два раза уже.

В маминых глазах появился вопрос. Я потупилась.

– Он прикольный, но это же совсем не то. Мам, а ты папу любила?

– Ты у меня красивая.

– А это тут при чём?

– Красивые дети только по любви получаются.

– Мам, я серьёзно. Почему он ушёл, если ты его любила? Или он тебя не любил? – Я знала, что это разговор не для утра. Но заданный Глебом вопрос про отца не давал покоя.

Я всё больше думала, почему он ушёл – отец, а не Глеб. Мама вздохнула и, взяв свой чай, поднялась. Поставила чашку в раковину.

– Он хотел другую жизнь, – ответила она, стоя ко мне спиной.

– Другая жизнь – это что?

– Ась, давай мы не будем про это говорить сейчас. Ты в школу опаздываешь, мне на работу пора. – Она посмотрела с мольбой и долей раздражения. – Прошу тебя. Отложим этот разговор на другое время. – Она покачала головой. – Да что с тобой не так, Ась? Я же вижу, что это не экзамены. У тебя всё в порядке в школе? Что-то давно к нам Марина не приходила, вы не поссорились?

Я медленно мотнула головой. Мама ещё недолго смотрела на меня, потом поцеловала в висок и скрылась в коридоре. Что она прочитала между моих слов? И прочитала ли хоть что-нибудь?

Через несколько минут мама ушла, я тоже пошла одеваться. Сегодня вечером были дополнительные, и я ещё вчера решила, что надену юбку. Не унылую тёмную, как прописано в правилах дресс-кода нашей школы. Всё равно плевать всем, кто в чём ходит. В нашем городке всем было на всех плевать, по крайней мере, порой мне так казалось. Только слухи разлетались со страшной силой, ведь в отсутствие других развлечений нужно было чем-то скрашивать дни.

Выйдя из подъезда, я буквально наткнулась на Мишку.

– Привет. – Он протянул мне герберу.

– Зачем это?

– Просто так. Ты мне нравишься, Ась. Слышал тут, что Серёга Иванов к тебе подкатить собирается. Решил, что хрен он получит.

Я взяла цветок скорее от неожиданности.

– Серёга? М-м… Я прям звезда какая-то. Это у вас всех весеннее обострение?

– Может, и не весеннее. – Он посмотрел в сторону и нахмурился.

Я тоже повернула голову и увидела идущего к нам Глеба.

– Доброе утро, Глеб Сергеевич.

Он кивнул нам.

– Сегодня дополнительные, Березовская. – Шаг его замедлился. – Ты не забыла?

Я мотнула головой. Странное чувство появилось и закрутилось внутри. Солнце было почти жарким, а мне холодно стало. Мишка молчал. Глеб свернул за угол, а меня так и кололо льдинками.

– Не надо, Миш, – я хотела отдать ему герберу. – Я… Ты хороший, но…

– Но? – его глаза блеснули, как и тогда у школы.

– Просто не надо. Сейчас другое важно – надо школу закончить, поступить… Миш… – Я опять попробовала вернуть цветок.

– Себе оставь, – ответил он грубовато. – Экзамены… Увижу с Серёгой, морду ему набью, ясно?

Я театрально вздохнула. Поднесла цветок к лицу, но он почти не источал запаха. Мишка так и стоял рядом.

– Пойдём хоть до школы вместе.

– Ты настырный.

Кое-где ещё тлели грязные сугробы, рядом с ними уже пробивалась трава. Возле дома жмурился облезлый чёрный кот, и, если присмотреться, то и дело на глаза попадались выцветшие фантики, осколки бутылок и другая грязь. Я старалась не присматриваться. Каждую весну так было, и будет так же.