"Я долго шёл к этой книге – через страницы Кинга, где страх становится реальностью, через мрачные тоннели «Метро», где выживание важнее надежды, через Зону «Сталкера», где наука и мистика сливаются воедино. Я мечтал создать свой мир – не просто постапокалипсис, а зеркало, в котором отражаются наши страхи и упрямая вера в то, что даже в Пустошах можно найти свет. И вот он перед вами. Дверь открыта. Решитесь ли вы заглянуть внутрь?"
Последняя запись доктора Элиаса Вейра
15.09.2043, 04:02
Они сказали, что Проект Мост откроет дверь в будущее. Никто не предупредил, что на той стороне двери нас будут ждать.
Я видел, как треснуло небо – не трещинами, а формулами, расходящимися как паутина. Видел свою тень, шепчущую числами Фибоначчи. Видел, как Ли Цзэ застыл в позе молящегося, а его глаза… о Боже, его глаза отражали что-то, что не помещалось в зрачках.
Теперь я понимаю: три круга на логотипе – это не символ синхронизации. Это предупреждение. Они уже здесь.
Если найдёте эту запись – разбейте все зеркала. Не смотрите на тени дольше трёх секунд. И если услышите…
[ЗАПИСЬ ОБОРВАНА]
Пролог.
14.09.2043, 15:47
Лаборатория Мост, сектор B-7
Стеклянный пол звенел под ботинками Вейра, как тонкий лед над пропастью. Каждый шаг отдавался эхом в пустом коридоре, смешиваясь с гудением спящей машины где-то в глубине комплекса. Синие огни индикаторов на потолке мерцали, будто далекие звезды в этом искусственном подземном мире.
Он шел, не глядя под ноги – знал каждый сантиметр этого места. Каждую трещинку в идеально отполированном стекле, каждый шов в титановых панелях. Три года жизни, вложенные в эти стены. Три года ожидания сегодняшнего дня.
Мост.
Технически – квантовый ускоритель нового поколения. Практически – ключ к бесконечной энергии.
За прозрачной стеной коридора, в главном зале, спала махина коллайдера. Бронзовые кольца, охлажденные сверкали в искусственном свете, как древние артефакты в гробнице фараона. Тысячи датчиков, словно нервные окончания, готовые зафиксировать то, что должно было случиться:
Пробой – мгновенный разрыв пространства-времени, крошечная ранка на теле реальности.
Связь – туннель в соседний пласт бытия, где материя танцевала под другие физические законы, переливаясь чистой энергией.
Откачка – несколько наносекунд этого безумия, которых хватило бы, чтобы питать целые города годами.
Теория. Прекрасная, как все гениальное. И пугающая, как все неизведанное.
Вейр остановился у бронированного окна. За стеклом коллайдер спал, свернувшись бронзовым змеем. Его кольца блестели неестественно – будто покрытые не конденсатом, а чьей-то слюной.
– Доктор?
Голос Ли прозвучал прямо за спиной. Вейр не обернулся – вместо этого прижал дрожащую ладонь к стеклу. Поверхность была теплее, чем должна быть.
– Ты опять не спал, – сказал он, наконец, поворачиваясь.
Ли стоял, прислонившись к дверному косяку.
Его левый глаз дёргался – последствия 38 часов без сна.
– Опять героически игнорируешь протокол отдыха? – Вейр замер в дверях, в руках две банки дешевого энергетика.
Ли поймал брошенную ему банку, но не открыл. Вместо этого ткнул пальцем в экран, где пульсировал график:
– Видишь этот всплеск? 0,3%. Каждый третий прогон.
– В пределах нормы.
– Для бухгалтерии – да. – Ли повернулся к коллайдеру. За стеклом махина размером с собор тихо гудела. На её корпусе чётко виднелись три круга логотипа – и царапины, которых там не было вчера.
Где-то в вентиляции заскрежетал металл.
– Совет утвердил запуск, – Вейр щёлкнул кольцом банки. – Завтра в 03:14.
Ли резко обернулся. Его часы – старые механические, подарок погибшей жены – внезапно остановились.
– Они видели мой отчёт про инцидент в секторе C?
– Видели. – Вейр потёр переносицу, где выступала капелька пота. – Но Роуэн вложил 140 миллиардов. Ему нужен зрелищный прыжок акций.
За стеклом коллайдер издал серию тихих щелчков – штатная проверка систем. По трубам пробежали привычные синие искры статики.
Вейр потёр переносицу:
– Послушай, если бы были реальные риски…
– Реальные? – Ли коротко усмехнулся. – Вчера в секторе C отключилось электричество. На три минуты. Когда свет вернулся, все камеры в коридоре 7B показывали помехи.
– И?
– И техник Соколов утверждает, что видел в темноте… – Ли замолчал, его взгляд скользнул по углам лаборатории.
Вейр поднял бровь:
– Что именно он видел?
– Тени. Неправильные. – Ли сделал глоток из банки и поморщился. – Будто кто-то стоял в конце коридора, но… не совсем человек.
Тишина.
Где-то в системе вентиляции заскрипел фильтр.
– Переработал, – твёрдо сказал Вейр. – У всех уже галлюцинации от недосыпа.
Ли не ответил. Его взгляд был прикован к монитору, где среди строк кода мелькнуло аномальное значение – 3.14%, исправилось само, через секунду.
– Завтра в три утра, – пробормотал он. – Да поможет нам Бог.
Вейр хотел что-то сказать, но в этот момент на экране замигал статус-бар:
[СИСТЕМА]: Калибровка модуля Q-387 завершена
Он взглянул на свою банку – логотип Моста на боку вдруг показался ему слишком выпуклым, будто кто-то провёл по нему пальцем с обратной стороны.
– Ладно, – Вейр встал, резко прерывая момент. – Идём проверять стабилизаторы. В последний раз.
Ли кивнул, но прежде чем последовать за коллегой, его рука непроизвольно потянулась к экрану, стирая пыль с логотипа проекта – тех самых трёх кругов, которые теперь казались чужими.
14.09.2043, 16:15
Офис Квант-Динамик, 127 этаж
За панорамным стеклом, на фоне закатного неба, медленно плыли дроны-рекламоносители. Их неоновые огни отражались в полированном столе длиной в десять метров.
– Господин Хейг, я вынуждена Вас предупредить, команда Ли настаивала на переносе.
Младший аналитик Камила дрожащими руками положила на стол планшет. Хейг – бывший нейрохирург, сменивший скальпель на кресло CEO – даже не взглянул.
– Основания?
– Аномалии в…
– Основания для инвесторов? – перебил рыжеволосый Роуэн. Его перстень с сапфиром стучал по столу в ритм Болеро Равеля – нервный тик после гибели дочери.
Камила показала график.
– – 97,3% готовности. Отклонения в пределах нормы. – Аналитик перевела дыхание. – Но команда Ли Цзэ настаивает на дополнительных тестах, есть риск…
– Риск? – Роуэн засмеялся. Его отражение в окне на миг стало старше на 20 лет. – Знаете, что рискованно? Если завтра Китай объявит о своём аналоге Моста.
Хейг молча смотрел на проекцию коллайдера. Три круга логотипа мерцали, как глаза совы в темноте.
– Запуск по расписанию.
Аналитик хотела что-то сказать, но в этот момент все их планшеты одновременно завибрировали:
[УВЕДОМЛЕНИЕ]: Финансовый комитет утвердил пресс-релиз. Трансляция эксперимента начнётся в 02:30.
Роуэн улыбнулся:
– Вот и прекрасно. А теперь, если позволите, у меня ужин с министром науки.
Когда дверь за ним закрылась, младший аналитик нерешительно прошептала:
– Господин Хейг… а если они правы?
Директор посмотрел на закат, где дроны теперь складывались в рекламный слоган: Будущее – сегодня!
– Неважно, – тихо ответил он. – Слишком многое поставлено на карту.
Когда Камила вышла, её планшет сам включился. На экране: фото пропавшего брата Вейра. Время съёмки – завтра, 03:15.
15.09.2043,03:10:30
Лаборатория Мост, контрольный зал
Доктор Элиас Вейр провел пальцем по шраму на тыльной стороне ладони – автограф от брата после той глупой детской аварии с самодельным реактивом. Именно Майкл научил его главному правилу: Если что-то выглядит как мистика, значит, ты просто не нашёл уравнение. Теперь, глядя на аномальные показания датчиков, он сжал кулак. Никаких призраков. Лишь неизученные квантовые эффекты. И если где-то в этих аномалиях застряли обломки сознания брата – он вытащит их научным методом, даже если придётся разобрать реальность на частицы.
Все было уже готово, доктор впился пальцами в край консоли, когда голос системы отсчёта вдруг стал слишком громким, слишком человеческим. Десять секунд, – произнёс он, но это уже не звучало как предупреждение. Это было похоже на молитву.
За его спиной Ли Цзэ резко поднял голову. Его тень на стене не успела за движением – задержалась на полсекунды, будто нехотя отрываясь от поверхности. Вейр заметил это краем глаза, но не стал комментировать. Последние три дня они все видели подобные мелочи: часы, идущие назад в секторе C, капли воды, поднимающиеся по стенкам стаканов, собственные отражения, моргающие с опозданием.
– Стабилизаторы? – крикнул Ли через гул пробуждающегося коллайдера.
Техник Петров, обычно невозмутимый, теперь лихорадочно тыкал пальцами в голограмму:
– Зелёные! Все! Но… – Его голос сорвался, когда один из индикаторов вдруг стал цветом старой крови, затем снова зелёным. – Глюк. Должен быть глюк.
Марьяна из квантового отдела стояла неподвижно, уставившись на главный экран. Её губы шевелились, повторяя одно и то же:
– Ноль целых три десятых… ноль целых три десятых…
Этот проклятый процент. Допустимая погрешность. Та самая, из-за которой Ли трижды откладывал запуск.
Пять секунд.
Вейр почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Не страх – предвкушение. Так хирург чувствует момент перед первым разрезом, зная, что под кожей может быть что угодно.
Коллайдер проснулся.
Не так, как на тестах – плавно, послушно. Нет. Он вздрогнул всем корпусом, будто животное, почуявшее опасность. Бронзовые пластины затрещали, выпуская синие искры – не привычные статические разряды, а что-то другое. Они извивались в воздухе, как змейки ртути, прежде чем исчезнуть, оставляя после себя запах озона и… мяты? Странно. Очень странно.
– Что это? – Ли рванулся к окну, его тень наконец догнала, но теперь их было две – одна обычная, вторая… тоньше. Прозрачнее. Слишком длинными пальцами.
Вейр не ответил. Его внимание привлекли цифры на мониторах. Они не просто изменились – танцевали, перетекали друг в друга, иногда складываясь в знакомые формулы, иногда – в нечто, что заставляло глаза слезиться.
Три секунды.
– Прекращайте! – закричала Марьяна, но её голос потонул в нарастающем гуле. – Это не сингулярность! Это что-то…
Громкость её голоса внезапно упала до нуля. Вейр обернулся – её рот продолжал двигаться, но звука не было. Как будто кто-то выключил звук в реальности.
Потом мир перевернулся.
Сначала стекло. Оно не треснуло – стало мягким, податливым, как вода. Вейр видел, как его отражение медленно подняло руку и помахало ему. Улыбка отражения была слишком широкой. Слишком… радостной.
Затем тени. Они замерли, затем разом повернулись к людям в комнате. Тень Ли наклонилась и шепнула что-то на ухо настоящему Ли, отчего тот вдруг застыл с выражением чистого ужаса.
– Вы видите? – закричал Петров, но его слова распались на отдельные буквы, зависшие в воздухе. Буквы сложились в слово ПИ, затем рассыпались.
Вейр почувствовал, как его собственное тело перестаёт слушаться. Не паралич – скорее ощущение, что кто-то другой теперь управляет пальцами, веками, сердцебиением. В голове вспыхнули воспоминания, которых никогда не было: детство на Марсе (он же никогда не был на Марсе?), смерть брата (но брат пропал без вести, они не находили тела), поцелуй женщины с глазами как у кошки (кто это?).
Коллайдер застонал. Не механически – по-иному, как раненый зверь. Его корпус изогнулся, выпуская струи голубого пламени, которое не жгло, а… лизало оборудование, оставляя после себя идеально чистые поверхности.
Вейр осел на колени, ладони уткнулись в пол, который странно подался под пальцами – не как холодный металл, а как тёплая кожа после долгого сна. Когда он поднял голову, лаборатория дышала. Не метафорически. Стены ритмично расширялись, будто гигантские лёгкие, а воздух струился густыми волнами, искажая свет.
Ли Цзэ стоял у панели управления, но что-то было не так с его силуэтом. Не то чтобы он изменился – скорее пространство вокруг него слегка смялось, как мокрая бумага. Его спина неестественно выгнулась, но выражение лица оставалось спокойным, почти задумчивым.
– Ли? – позвал Вейр, но его голос прозвучал на три тона выше, будто кто-то случайно крутанул регулятор радио.
Ли медленно повернул голову. Не всё тело – только голову. На 180 градусов. Но самое странное – Вейр не удивился. Это казалось… логичным. Как будто всегда было возможно.
– Ты слышишь? – спросил Ли, и его слова растеклись по воздуху видимыми буквами, прежде чем испариться.
Петров в углу комнаты что-то бормотал, размахивая руками перед лицом, будто отгонял невидимых мошек. Его контуры стали размытыми, как фотография при долгой выдержке. Когда он закричал, звук вышел замедленным, растянутым в жалобный вой сирены.
Марьяна сидела, скрестив ноги, будто медитировала. Её глаза были не просто тёмными – они поглощали свет, как крошечные чёрные дыры, и Вейр вдруг осознал, что не помнит, были ли они такими всегда.
– Мы думали, что создаём мост, – сказала она, и её голос звучал одновременно везде – из динамиков, из вентиляции, даже из собственных костей Вейра. – Но мосты работают в обе стороны.
Вейр почувствовал, как сознание начинает уплывать. Последнее, что он осознал перед тем, как тьма накрыла его – ощущение, будто кто-то аккуратно стирает его воспоминания, одно за другим, реальность вокруг него начала терять четкость, как изображение на старом телевизоре с плохой антенной. В последние мгновения сознания ему показалось, что кто-то коснулся его плеча. Не рукой – скорее, самой идеей прикосновения.
Темнота наступала мягкими волнами, и в ее глубине что-то зашевелилось. Не голос, а лишь его тень, едва уловимая вибрация в пространстве между мыслями. Последнее, что он успел понять – что тьма не наступает. Она всегда была здесь. Просто они, наконец, разглядели её.
Личный дневник старшего спасателя Энтони Парка
(найден среди обгоревших документов в Старом Городе, предположительно 2043г)
Пишу это с одной целью, не забыть, что произошло в тот день. В группе нас было шесть человек, как сейчас помню, да и на стене висит групповое фото – нас шестеро. Но я помню только троих. Кто эти люди в кадре? Их лица… размыты, будто стёрты ластиком, я сам чувствую, что скоро к ним присоединюсь, потому что не помню, даже как их зовут. Роза и Райан тоже не могут их вспомнить, но клянутся, что нас было больше чем трое.
Только подъехали к этой чёртовой лаборатории – и сразу кошмар начался. Машины как будто кто-то душит – движки захлёбываются, фары мигают сами по себе. По рации… Боже, по рации кто-то дышит. Не наши – там вообще никого не должно быть! Райан, наш электрик, аж побелел: Это же закрытая частота, Энтони, какого хрена?!
Вылезли – и сразу в горле пересохло. Воздух густой, как в парилке, только пахнет… знаете, как в больнице, когда зубы сверлят. Озоном, что ли. А под ногами – будто кто-то рассыпал ртутные шарики, только они не катятся, а прилипают к ботинкам.
Лаборатория стоит, но… Господи, она неправильная. Северная стена – будто великан кулаком ударил, только без трещин. Стекла все матовые, и если приглядеться – там шевелится. Не тени, нет. Как… ну, как когда в кино плёнку порвали, а картинка дергается. Райан вдруг говорит: Слышишь? А я слышу – будто здание дышит. Тихо-тихо, но ритмично. Роза, наш врач, трогает стену – а у неё рука дрожит: Пульс… У стены пульс, 40 ударов.
Двери распахнуты, хотя должны были заблокироваться. Внутри – тишина. Не просто тихо, а… как в вакууме. Даже шагов не слышно. Запах – сладковатый, как миндаль, но от него першит в горле. Роза сразу насторожилась: Это цианидный след, так трупы пахнут. Только вот трупов нет.
Холл:
Пол – как будто песок сплавили в стекло
Часы на стене – стрелки пляшут, как пьяные
Потолок – все решётки забиты чем-то похожим на паутину, только она… блестит
Контрольный зал. Тут… Тут всё хуже всего. Экраны – все до одного показывают чёрный круг. Он пульсирует. Как сердце на УЗИ. И цифры по краям: 3… 1… 4…
Люди. Вернее, их нет. Только:
Четверо в углу – живые, но не дышат (Роза говорит, кома, но пульс ровный)
У всех на запястьях ожоги – будто кто-то проволокой обмотал и поджёг
Одна девушка (Марьяна, как потом выяснилось) шепчет одно слово: Порог…
А ещё… на полу отпечатки. 13 штук. Как будто люди стояли – и испарились. Края чёткие, а внутри – идеально гладко. Трогаешь – ледяное.
Коридор №7. Тут… Тут я чуть с ума не сошёл.
Лампы горят. Но электричества НЕТ! Райан проверял – провода холодные, щиток отключён.
И вдруг – все фонари гаснут. На секунду. В темноте я его вижу…
В конце коридора кто-то стоит. Не человек. Не тень. Просто… дыра в форме человека. Высокий, худой. И движется… как в старом кино, рывками.
Свет вернулся – его нет. Но на полу… мокрые следы. Они испаряются на глазах.
Роза плачет. Райан весь чешется – у него на груди сыпь, как от радиации.
В столовой – холодильник. Всё свежее. Но…
Надписи на банках – будто арабская вязь с цифрами
Молоко в бутылке – мутное, и там что-то шевелится
Когда перечитываю эти записи, не верю, что это писал я. Рука дрожала не только от страха – лаборатория меняла нас физически. Роза теперь боится теней, а Райан… он больше не спит с выключенным светом
Вывод:
Ребята, это не авария. Здесь что-то проснулось. Или пролезло. И оно ещё внутри. Или уже везде.
(Страница оборвана. Далее – пятна крови и неразборчивые каракули)
Записка рейдера Кирпича
Даже не знаю, с чего начать. Вчера наткнулись на такую дичь, что до сих пор трясёт. Стоим у старой заправки, вдруг – слышим голоса. Чёткие, будто рядом, но вокруг – ни души. Два мужика переругиваются про какие-то моторы, про АЭС… Один бубнит что-то про реактор сам остановился и не запустить, второй про то, что машины не заводятся. Хрен знает, о чем это, машины уж и так, сколько лет не завести. Мы как раз в сторону той чёртовой станции хотели идти, думали, может, сможем чего ценного найти.
Тут Марк орет: Смотрите на тени! А они… Чёрт, они двигаются не от нашего факела. Как будто светит ещё что-то, чего мы не видим. Дождь перестал идти – капли повисли в воздухе, да не просто так, а кругами, как на воде. Я к Джексу обернулся – а у него лицо белее мела. Часы встали, – шепчет. А у меня в рюкзаке все железки куда-то делись. Вообще, нафиг испарились.
Потом этот голос – не их, другой какой-то – говорит: Они учатся заново. И у Джекса сразу глаза стеклянные становятся. Бросил ствол, тыкает в него пальцем, как малой, и орёт: Как это перезаряжать?! Совсем шиндарахнулся. Мы его вырубили, закинули на плечо и свалили оттуда побыстрее.
Теперь этот голос в голове сидит. То ли мне кажется, то ли он действительно что-то шепчет, когда тихо. А у Джекса… Утром проснулся и лупит на нас глазами огромными, молчит, слюни пускает, говорить не может, а ведь не из-за того, что мы ему по башке дали, он всегда был парнем крепким. Вот и прошлись за хабаром без проводника, это ж надо так, на ровном месте в аномалию угодили…
Короче, если найдёте эту записку – на 12-е шоссе не ходите. Там какая-то херня творится, и она, кажется, запоминает тех, кто рядом был. Мы, наверное, уже и не мы…
P.S. Голос говорит, что мы скоро увидимся. Все. Со всеми.