Внутри ее все кипело: еще утром мать жаловалась на безденежье, мол, до конца месяца двенадцать дней, а осталось впритык на еду, а чем за квартиру платить, непонятно. Дочь порылась в старых гимназических тетрадях и вытащила на свет заначку – три рубля: она собирала деньги на рождественские подарки. Для нее это была приличная сумма, заработанная репетиторством, поэтому неудивительно, что Зою охватило чувство потери.

Жалко, конечно, но братья растут – им нужны ботинки и шарфики на зиму.

– Гимназисты, – то ли гордилась, то ли сетовала мать. – В валенках на уроки не пойдешь.

– Не пойдешь, – подтвердила дочь. – Купи им, мама, все необходимое, а я еще заработаю.

Мать прикинула, что и за квартиру можно внести за неделю, а Зоя, хотя и повздыхала, но ощутила умиротворение, словно после сделанного доброго дела у нее выросли крылья.

И что же выясняется? Дочь отдает последнее, а маменька любезничает с каким-то типом и пропускает уроки. Пропустит один раз, другой, а потом все ученицы разбегутся. Зоя тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, с каким трудом удалось матери набрать достаточное количество желающих заниматься музыкой девочек.

– Мама вернулась веселая и сказала, что скоро мы никогда и ни в чем не будем нуждаться, – добавил Гаврюша.

– Ничего не понимаю, – развела руками Зоя.

– А ты сходи и посмотри, что там, – посоветовал братец. – Может, она нашла новые уроки?

– Я так и сделаю.

Она постучала в дверь столовой и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. За большим столом, заставленным яствами из ближайшего трактира, сидели двое – мама и какой-то тип в полосатом пиджаке. Мама нарядилась в лучшее платье, приколола к воротнику единственное непроданное украшение – круглую гранатовую брошку. Она счастливо улыбалась и, бросая лукавые взгляды на своего визави, внимала шуткам последнего. На столе перед ней стояла полная рюмка наливки.

– Мама! – потрясенно воскликнула Зоя.

Мать растерянно посмотрела на дочь, словно впервые ее увидала. Казалось, она витает в облаках, а происходящее на земле интересует ее постольку – поскольку. Зоя отметила, что давненько мама не выглядела такой счастливой.

Она перевела взор на маминого гостя – невысокий, тощий, а глаза наглые, масляные. И на Зою уставился, так что ей стало неловко.

– Вот и Зоюшка пришла, – произнесла мать, обращаясь к гостю. – Доченька моя, самая старшая.

Очевидно, наливка сделала свое дело: голос Павлы Семеновны звенел и переливался, словно колокольчик

– Здравствуйте, барышня, – высоким певучим голосом отозвался незнакомец. -Не сердитесь на меня за то, что я на сегодняшний вечер завладел вниманием уважаемой Павлы Семеновны. Мы тут одно важное дельце обсуждаем за наливочкой, так сказать. Но Вы не волнуйтесь, чисто символически.

И он показал на пальцах, что, по его мнению, есть это «чисто символически».

– Я вижу, – холодно произнесла девушка. – Только, может быть, Вы представитесь?

– Да, конечно, – заюлил незнакомец, – Позвольте отрекомендоваться, Викентий Петрович. Может быть, Вы сядете за стол, милая Зоя?

Он вскочил и придвинул к ней стул: Зоя нехотя уселась, оказавшись так близко от нового знакомого, что до нее доносился сладковатый запах одеколона, которым тот побрызгался от души. Она с возмущением отвергла наливку и положила на свою тарелку кусочек студня.

Викентий Петрович переключил свое внимание с матери на дочь, предлагая разные закуски. А она отгородилась от назойливого гостя миской с тушеной капустой и глубоко вздыхала, ничего не отвечая. Голос Викентия Петровича уже не казался певучим, а напротив – поражал занудством. Маменька тоже нервировала – она преувеличенно громко нахваливала Зою, и у девушки закралось подозрение, а не сватовство ли это?

Она покосилась на Викентия Петровича: от одного только нелепого подозрения ей стало тошно. В самом деле, что это она? Возможно, маменька соизволит объясниться?

И маменька соизволила. Оказывается, это не сватовство, а помолвка. Викентий Петрович сделал предложение уважаемой Павле Семеновне, и с Божьей помощью на Красную Горку состоится венчание.

– Все, как положено, барышня, – заверил мамин избранник. – Сыграем свадебку, потом переедете ко мне, я живу в Песках. И возле Николаевского вокзала квартирка имеется. Своих детей у меня нет, Господь не дал, так и Вы, милая Зоя, и братья Ваши будете мне заместо родных.

Зоя внимательно посмотрела на него, потом на маменьку: та не сводила с будущего мужа телячьих глаз, а улыбка умиления застыла на ее губах.

– Мам, ты серьезно? – спросила Зоя.

Павла Семеновна кивнула.

– Понятно, – протянула ошарашенная девушка. – Но я хотела бы узнать у Вас, любезный Викентий Петрович, на что Вы рассчитываете? Я имею в виду деньги. Надеюсь, Ваша нареченная, – и она покосилась на мать, -поставила Вас в известность относительно нашего материального состояния? У нас ничего нет: и квартира эта съемная, и зарабатываем мы уроками, и квартирной хозяйке мы должны. Правда, весной я закончу курсы и смогу зарабатывать…

Последнюю фразу она произнесла уверенно, чтобы не запугать жениха окончательно и не услышать в дальнейшем упреков от матери на то, что дочь поломала ее судьбу.

Но по всему было видно, что Викентий Петрович не из пуганых: на Зоины предостережения он лишь махнул рукой и заявил, что у него средств предостаточно.

– Да чем же Вы занимаетесь? – воскликнула Зоя в крайнем изумлении: в их окружении не было богатых знакомых, все постоянно жаловались на нехватку средств.

– У меня ссудная касса, – солидно объявил гость.

Зоя почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ростовщик, в ее понимании, был самым презренным существом, наживающимся на людском горе. И это мамин избранник?

– Но ведь Вам не нужно мое благословение? – выдавила она из себя. – Я буду счастлива, если у Вас все будет хорошо. Для меня главное – чтобы маменька была счастлива.

Она вскочила и убежала в свою комнату. Мать сделала недоуменную гримасу, а Викентий Петрович внимательно посмотрел ей вслед.

–

Глава 14

Матюша поселился в комнате Петра: они решили разделить расходы на двоих. С трудом втиснули вторую кровать и застелили ее одеялом, выделенным Марфой Петровной из своих запасов. Письменный стол остался в распоряжении студента Силина, а Матюша занялся поисками заработка, и стол ему пока не был нужен.

Неожиданно помог Степан – извозчик, с которым Петр познакомился по прибытии в столицу. Он замолвил словечко за Матюшу в вагоноремонтном депо, где у него были знакомые. Парня взяли на испытательный срок, пообещав в дальнейшем платить приличное жалованье. Матюша уходил рано, возвращался поздно и почти не сталкивался ни с Петром, ни с остальными обитателями квартиры. Вероятно, он уже приступил к воплощению своего плана завоевания столицы.

Ничего особенного не происходило, если не считать того, что по вечерам у них стала появляться Зоя Новикова. Николай встречал ее у двери и провожал в комнату. Через минуту из-за закрытой двери начинали доноситься фразочки с прононсом на два голоса. Николай под строгим взглядом Зои мгновенно превращался в нерадивого гимназиста: он говорил неуверенно, мысленно вытаскивая из глубин памяти каждое французское слово. Иногда его речь прерывалась Зоиными замечаниями, после которых его светлости хотелось провалиться сквозь землю, стыдясь тупости и нерадивости.

– Не верю, – осадила его строгая учительница, когда он соизволил заявить о неспособности к языкам. – Придуриваться может каждый, а взяться за дело – только сильный характером.

Она укоризненно посмотрела на ученика. Николай потупился. Может быть, попросить у Зои о снисхождении: пусть снизит требования, иначе он не успевает выучить заданное, однако замечание Зои о сильном характере охладило его пыл и заставило взять себя в руки.

В дверь комнаты постучали. Николай, обрадовавшись тому, что он прервется ненадолго и отдохнет от экзекуции, устроенной юной наставницей, бросился открывать.

На пороге стояла Фиона. Она, вероятно, недавно вернулась с работы, но уже переоделась в домашнее. Фиона курила тонкую папироску, пуская ароматные клубы дыма кольцами. Она заглянула через плечо Николая и остановила свой взор на Зое.

– Добрый вечер, мадемуазель. А я-то думаю, по кому это сохнут Колька с Петькой, – проговорила она певуче. – Коленька зубрит взаперти, а Петенька Вас у входа караулит.

Зоя ничего не ответила, а Николай рассердился.

– Пардон, мадемуазель примадонна, Вы прерываете наши занятия только для того, чтобы сообщить нам, кто по кому сохнет? Полагаю, «мадемуазель ла профессер» это не интересует.

В ответ на его замечание, сделанное великосветским тоном, она всплеснула руками по-простонародному и ойкнула.

– Ай да Николаша! – воскликнула обрадованно Фиона. – Во дает, чешет, как настоящий француз! Можешь ведь, когда захочешь. – И сразу же поинтересовалась. – Скоро вы закончите? Сегодня Петькина очередь готовить ужин, так он приглашает вас двоих.

– Да, Зоя, составьте нам компанию за ужином, – попросил Николай. – А потом я Вас провожу домой.

– У нас еще пятнадцать минут урока, – напомнила Зоя и вопросительно посмотрела на Фиону. – А ужин прямо сейчас? Или мы закончим?

– Заканчивайте, – милостиво разрешила Фиона. – Гришка тоже дописывает статью. Но чтоб через четверть часа как штык…

Большая уютная кухня в этой квартире-коммуне служила также и в качестве столовой, особенно по вечерам и праздникам, когда все собирались вместе, и простые посиделки затягивались порой допоздна. С приездом Петра, а затем Матюши, придумали готовить ужин на всех по очереди – это выходило дешевле, чем питаться по забегаловкам, да и вкуснее. Противился один Гриша Ионов: имея свободный график работы, он не всегда успевал вовремя, но медички придумали оставлять его порцию в холодильном шкафу под подоконником.

Сегодня стол был накрыт парадной скатертью – вероятно, расстаралась та же Марфа Петровна – Правда, расставленные тарелки принадлежали к разным наборам, но кто обращает внимание на такие мелочи, если аромат грибных щей приятно щекотал нос, а тушеная капуста со шкварками дразнила аппетит.

Вокруг стола уже сидели медички и Гриша Ионов, а Петр хлопотал у плиты. Он едва поздоровался, покосившись на Николая и Зою, и ей показалось, что он недоволен ее появлением.

– «Сам же пригласил, а теперь игнорирует.» – растерянно подумала она.

Встретившись с ней глазами, Петр отвернулся, но Зоя успела заметить его хмурое лицо. А рядом несносный Николай красиво ухаживал за ней – картинно, как будто напоказ, и от этого Петр хмурился сильнее. Его настроение походило на небо в ноябрьский день -холодное и непроницаемое. Но ведь и на осеннем небе над плотным покровом туч светит солнце, так и сердце юноши пылало от восторга при виде Зои.

А еще он стеснялся напяленного поверх костюма цветного фартука, не зная, как к подобному одеянию отнесется Зоя.

Петр, сам того не предполагая, своей мнимой холодностью вогнал ее в тоску.

– «Ну и ладно, – решила Зоя. – не больно и хотелось. Может, уйти?»

Но медичка Таня уже передала ей тарелку ароматного грибного супа, а Маня, сидевшая рядом, сдобрила его сметаной. Оторваться стало невозможно.

Некоторое время все молчали, только ложки стучали о тарелки, но покончив с супом, все заговорили одновременно. Таня собирала использованную посуду, а неулыбчивый Петр помогал ей. И несмотря на то, что похвал в свой адрес он получил предостаточно, это не улучшило его настроения.

Да и как оно могло улучшиться, если Николай полностью овладел вниманием Зои. Всего лишь однажды она соизволила хотя бы взглянуть в сторону, но в ее глазах была пустота, и Петр опустил взор, чтобы скрыть разочарование. А барон, видимо, времени зря не терял: сначала поддерживал ее под локоток, потом незаметно коснулся талии. А теперь что-то шепчет ей в самое ухо.

Ладно, пусть шепчет: язык у него подвешен, это каждый знает, и рассказать что-нибудь занимательное для него не составит труда. Если его светлость пребывает в хорошем настроении, то может рассмешить всю компанию. Пусть он порой склоняется к глупости и пошлости, но ведь смешно!

В представлении Петра не было ничего зазорного в плоских шутках, тем более все вокруг смеялись: либо тихонько хихикали, пряча лицо в ладонь, как медички; либо громыхали от души, как поэт Гриша. Петя и сам смеялся, но Зоя… Зоя была другой, выше этого мира с пустыми разговорами и пустым смехом. И как она могла улыбаться шуткам барона?

Нет, определенно вечер не удался, и поразить Зою кулинарными способностями тоже не удалось: вот она возит ложкой по тарелке и ест почти без аппетита. Петр обиженно поджал губу – хоть бы похвалила!

И Зоя похвалила его, но позже, когда уже все насытились и лениво договаривались насчет завтрашнего «дежурства по кухне». Фиона наотрез отказывалась уступить свою очередь Матюше, а тот слезно просил «войти в положение» и обещал «златые горы» в обмен. Медички разливали чай, а Петр подошел к окну. На фоне рассеянного света уличных фонарей его фигура темнела и казалась такой одинокой, что Зое стало нестерпимо жалко паренька, приготовившего ужин для всей компании и не удостоившегося простой благодарности.

Зоя подошла к нему, взяла его крепкую ладонь в свою и посмотрела прямо в глаза. От ее прикосновения Петр ощутил легкое головокружение, так бывает после долгого катания на карусели.

Как же она была хороша в эту минуту! Легкая улыбка, глаза прищурены, а румянец, словно бочок у райского яблока.

– Петя, благодарю тебя за вечер, так приятно закончившийся, – сказала она, немного церемонно, но руку не убирала. – Все было вкусно и…

– А …разве вечер уже закончился? – спросил Петр, понизив тон.

Наконец-то лучи солнца прорвались сквозь пелену туч, и в его прищуренных глазах засверкали смешинки, а улыбка застряла в уголках губ. Зое показалось, что Петр задумал что-то, и она неопределенно пожала плечами.

– Мне пора домой. Урок закончен, и барон пообещал проводить меня. – сказала она с сожалением.

– Он пообещал? – усмехнулся Петр и посмотрел на компанию за столом.

Таня разливала чай из самовара, Фиона курила у открытой форточки. Рядом с ней, спиной к остальным, стоял Николай и что-то с жаром доказывал. Он так увлекся, что едва не расплескал содержимое чашки, поданной Татьяной.

Петя схватил Зою за руку и вытащил в коридор.

– Скорее! – воскликнул он, подавая ей пальто.

Зоя растерянно посмотрела на него.

– Сбежим, пока его светлость любезничает с Фионой, – добавил юноша и протянул ей шляпку и шарф.

В глазах девушки загорелись огоньки озорства, словно это не она час назад пребывала в роли строгой учительницы.

– Давай! – она нахлобучила головной убор, мельком взглянув на себя в зеркало.

Отражение подсказало ей, что для декабрьских сумерек она выглядит прилично. Переглянувшись, юные авантюристы выскользнули в парадную. В голове Зои промелькнула мысль о том, что с Николаем получилось не очень хорошо, и надо будет объясниться.

А, может быть, и не надо: присутствие Петра вызывало в ней приятное томление и тихую радость. Она шла за ним по улице и мечтала только о том, чтобы их прогулка никогда не заканчивалась, чтобы Кузнечный переулок продолжился до окраины, а то и до самой Москвы – так ей было хорошо и надежно рядом с Петром Силиным.

А Петр ломал голову, как бы задержать любимую девушку – да, да, к чему хитрить с самим собой? Надо признаться, он с первого взгляда втрескался в «принцессу на горошине» -так он мысленно называл Зою, просто голову потерял. Сколько раз, засыпая, он думал о ней, ревновал к Николаше и завидовал последнему: тот имел возможность каждые три дня разговаривать с «принцессой», выслушивать ее выговоры. Петр поймал себя на том, что он согласился бы занять место нерадивого ученика и даже краснеть, если «мадемуазель ла профессер» сделает замечание.

А сейчас они шли, иногда задевая друг друга рукавами, заливались краской после неловкого касания и смущенно улыбались.

Глава 15

Зоя вернулась домой расстроенная. Она прошмыгнула к себе, не обратив внимания ни на братьев, ни на мать, и там, не зажигая огня, устало опустилась на диван. Очевидно, мать встревожилась из-за ее вида: она постучала к дочери и спросила, все ли в порядке. Зое не хотелось отвечать, но больше всего не хотелось, чтобы кто-нибудь приставал с расспросами, и она крикнула через дверь:

– Не волнуйся, мама. Я просто хочу отдохнуть.

– Может, чаю или поужинаешь с нами? – не отставала мать.

Зоя с трудом разомкнула губы, чтобы ненароком не вырвались наружу рыдания, и спокойно ответила:

– Я сыта. Поужинала у Марфы Петровны.

Мать некоторое время постояла у двери, а потом отвлеклась на новые каверзы мальчишек, и Зоя, оставшись в одиночестве, почувствовала долгожданный покой.

Как же так получилось, что она своими руками, вернее, своим болтливым языком оттолкнула от себя Петра? Вот и кусай теперь локти на продавленном диване в компании трех вышитых крестиком подушек и одной кружевной думки!

За окном тускло горел во тьме газовый фонарь, со стороны Владимирской церкви доносился колокольный звон, а со стороны Кузнечного рынка – крики торговцев, конское ржание и скрип телег. Для того, чтобы забыться сном, было слишком рано, и Зоя, растравливая себя, снова и снова припоминала подробности злополучной прогулки.

Итак, они почти уже добрались до Зоиного дома – осталось только распрощаться и войти в парадное -как вдруг Петр предложил пойти в синематограф.

– Здесь же, недалеко, на Невском, – уточнил он. – Пойдем в «Мулен Руж» или «Паризиану»?

– Может, лучше в «Пикадилли»? Там новая фильма с Мозжухиным, – робко предложила Зоя.

Петр пожал плечами: ему было все равно.

Они попали в «Пикадилли», выстояв длинную очередь за билетами.

– Как же давно я не ходила в синематограф, – вымолвила Зоя, когда они с Петром вошли внутрь фойе. – Утром занятия, потом работа и уроки. Да и маме нужно помочь по хозяйству: братья иногда не слушаются, шалят.

– А твой отец? – спросил Петр.

– Он давно умер. Поэтому нам так тяжело.

– Извини, Зоя, -смутился юноша, – Я же ничего не знал. Ты ничего не рассказывала о себе.

– Да зачем рассказывать? Все равно никто не поможет, а из нужды надо выбираться самим. Этот барон мне прямо подарок с неба: платит аккуратно, так что я к Рождеству накоплю на подарки.

Она не стала уточнять, что деньги были, и она их отдала матери. Впрочем, Петр поспешил перевести разговор на другое.

Он по-прежнему выглядел смущенным, но в его серо-зеленых глазах мелькнули странные искорки. Под пристальным взглядом спутницы он стал что-то искать в карманах и вскоре изобразил растерянность.

– Что-нибудь случилось? – насторожилась Зоя.

– Да, – отозвался он, не скрывая тревогу. – Зоя, ты знаешь, что случилось? Наши билеты пропали.

– Как пропали?

– Не знаю. Вероятно, я положил их мимо кармана, – Петр взглянул в ее испуганное лицо и продолжил. – Не волнуйся, мы уже внутри, а в зале займем чьи-нибудь места. Просто войдем и сядем на первые попавшиеся.

– Да как же это возможно, Петя? Лучше оповестить служительницу, и она нам поможет. Или подождать, пока все рассядутся, и тогда…

Петр продолжал хмурить брови и укоризненно качать головой, чем приводил спутницу в смятение.

Наконец, прозвенел звонок: зрители двинулись в зал, увлекая за собой наших героев. Петр уверенно пробирался вдоль прохода к шестому ряду, а затем кивнул на два крайних места и сказал пребывающей в растерянности девушке:

– Пожалуй, эти нам подойдут.

Он занял место так уверенно, что Зоя последовала его примеру.

Никто из зрителей не покушался на эти места: толпа обтекала примолкнувшую пару слева и справа, сновали туда-сюда служительницы, готовые помочь тому, кто заплутал в кинозале, словно в темной чаще, а Зое все равно было не по себе.

Петр осторожно взял ее руку в свою – пальчики девушки подрагивали.

Неожиданно ему надоел розыгрыш, и он виновато прошептал ей прямо в ухо:

– Зоя, прости меня, я глупо пошутил, и билеты никуда не пропадали. Вот они.

Он вытащил два синих кусочка бумаги и протянул ей. Она повертела их и взглянула на Петра:

– И мы сидим на своих местах?

– Да.

Некоторое время оба молчали. Наконец, Зоя поинтересовалась:

– Петя, а зачем ты это сделал?

Действительно, зачем? Взбрело в голову, хотелось покрасоваться, продемонстрировать чувство юмора… Молодой человек мог выбрать любую причину, однако он твердо заявил:

– Потому, что ты мне очень нравишься, Зоя, и я хотел произвести на тебя впечатление.

– В духе барона Николаши? – спросила она с иронией.

– Что-то вроде, – потупился он.

Он хотел добавить, что над шуточками барона она охотно смеется, так в чем же дело? Но в этот момент послышался новый звонок, свет погас, а экран загорелся во тьме.

После сеанса они болтали, о чем угодно, не касаясь розыгрыша. Толпа зрителей из синематографа вывалилась на сияющий огнями Невский проспект. Зоя и Петр свернули на Владимирский.

– Ты не торопишься? Может быть, еще погуляем? – предложил Петр.

И они пошли в сторону Пяти Углов.

– Где-то здесь находится поэтический салон, который посещает наш Гриша, – похвастался Петр и, запрокинув вверх голову, посмотрел на освещенные окна. На самом деле он понятия не имел, куда ходит поэт.

– В этом доме? – Зоя тоже запрокинула голову, но все окна были одинаковы – поди, разберись!

– Кажется, в этом.

– Может быть, там, за розовыми занавесками?

Она застыла на месте, держа Петра за руку, а он, улучив момент, поцеловал ее.

Сердце Зои провалилось – как приятно было целоваться с Петром! И все же чей-то смешок издалека подпортил ей настроение. Да и он тоже хорош – целоваться на улице неприлично!

Она и высказалась ему в таком духе.

Петр, будучи смущен не меньше Зои, потупился. Она же ощутила себя хозяйкой положения, поэтому долго и нудно выговаривала юноше о неправильности его поступка, а в конце блистательной речи заметила:

– Да и целоваться ты не умеешь. Поучился бы.

– Поучился? – насторожился он. – Я не ослышался?

Зоя смутилась.

– Ну да, – пролепетала она.

– Идем, я провожу тебя до дома, – резко сказал Петр.

Они вышли на Кузнечный переулок, не говоря ни слова. Зоя пыталась угадать, что чувствует в данный момент ее спутник, но выражение лица Петра было непроницаемым, словно застегнутое на все пуговицы пальто. Возле ворот ее дома он торопливо откланялся и ушел, не оборачиваясь, оставив Зою в растрепанных чувствах.

Глава 16

– …ну и нашел же ты зазнобу – тонкая, прозрачная. Не то, что наши деревенские девчата, кровь с молоком, да и в работе злые. А твоя Зоя тяжелее карандаша ничего не поднимала. Да и отцу твоему не глянется, – рассуждал Матюша после того, как взволнованный Петр рассказал ему о неудачном свидании.

Часы показывали половину двенадцатого ночи. В квартире было темно: все уже давно спали. И только Петр и Матюша перешептывались, лежа в кроватях.

– Напрасно я с тобой поделился, – посетовал Петр, услышав ответ земляка, – Ты ничего не понял. Я же не кухарку нанимаю, к твоему сведению. И при чем здесь отец? Кстати, не вздумай передать кому-нибудь из деревенских, а то пойдут разговоры…

Матюша пошевелился в своей старенькой кровати, и она жалобно заскрипела, как будто пожаловалась.

– Да не бойся, не разболтаю. И кому я могу рассказать? Николаю? Он, кстати, расспрашивал о вас, когда вы так неожиданно удрали. Сдается мне, что он тоже глаз положил на твою Зою. Так что ты учти…

– Что я должен учитывать? – Петр приподнялся на локтях, чтобы посмотреть Матюше в лицо. – Она сама должна выбрать, он или я.

– Как же, будет она выбирать после того, как ты ее обидел.

– Да чем же я ее обидел? – воскликнул Петр. – Всего лишь поцеловал. Это преступление?

– Не преступление. И вообще, она много о себе воображает, твоя Недотрога.

– Мне не нравится, что ты так отзываешься о Зое, – возмутился юный влюбленный. – Ты-то почему беспокоишься? Первый блин всегда комом. Она придет на урок, и я поговорю с ней. Объясню, что я ничего плохого не хотел.

– Ага, значит, унижаться будешь? – зевнул Матюша.

– Почему унижаться? – не понял Петр. – Она все поймет.

Очевидно, сосед придерживался другого мнения.

– Не поймет. Девчата, как вобьют что в голову, так никакими силами не выбить. И твоя такая же. Ты лучше, Петя, не разговоры разговаривай, а дай ей понять, что она – не одна единственная на свете. Пусть задумается, какого парня теряет.

<123456...8>