Перевернутое сознание

НЕ НУЖНО ПОВТОРИТЬ ПОДОБНУЮ ОШИБКУ ПО ОТНОШЕНИЮ К МОЕЙ НАТАЛИ, ХОТЬ ЭТА ОШИБКА ВРЕМЕНАМИ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ УЖ ТАКОЙ ОШИБКОЙ (ОБМАНКА)

Может, чувство вины ощущаю лишь я? А Серый совершенно из другого теста? Плевать мне из чего этот кабан-совокупитель сделан. Может, он и не чувствует вины и его устраивает эти их животные отношения с Юлькой, которые я бы охарактеризовал как: загорелось-перегорело-пошла-ты-в жопу. Что бы там ни было, а я не хочу все обосрать, не хочу потерять друга.

Мы с пацанами хрякнули по рюмахе коньяка или чего-то в этом роде, пока девчонки готовили, что похавать. Серый врубил такой нормальный музончик, чтоб создать подходящую атмосферу. За день до того, как собраться у Серого мы сложились на жрачку (я отдал последнюю наличку и остался с голым задом) Нужно запастись наличкой. Уверен, что у парней с ней напряг тоже. ВЗЯТЬ НА ЗАМЕТКУ.

Мы поставили небольшой столик в середине комнаты. Серый отрыл какую-то скатерть и покрыл его. Вскоре появилась тарелка с нарезанными кусочками сыра и копченой колбасы. Рик издал довольный вой и чмокнул Светку, на которой был повязан фартук. Рик, выпивший еще две рюмахи (мы с Серым только по одной), закосел на глазах. Он прижался к Светлане, положив ей пятерню на бедро, и брякнул, что она довольна аппетитна в этом фартучке, настоящая домохозяйка из сериала. Светка вильнула задом, чтоб сбросить пятерню Рика, и скрылась из комнаты.

«Куда ты-ы-ы мармела-а-а-дка-а?!» – Проорал Рик.

Мы с Серым заржали. Я не мог сказать, почему я хахалился, вероятно, потому, что так хотелось, и настроение у меня быстро менялось с холодного минуса до теплого кайфового позитива. Все рисовалось таким сладким, в голове шикарно гуляло, в башке словно поработал отряд уборщиков специального назначения, и там было пусто, как в том горшочке из-под меда у пузатого Вини, которого еще кличут Пухом.

«Что старый перечник, что ль?! – Гаркнул Рик, тряся тыквой. – Включи что-нибудь позабо-о-й-ней!».

Рик вырубил музон, который поставил Серый, и вставил кассету Брайна Адамса.

«Вот, что надо действительно слушать, парню-юги! Это реальная вещь, а то поставил нам какую-то тоску!».

«Наслаждайся!» – Сказал Серый, подливая мне.

Возникла Юлька с двумя тарелками яичницы, которая подгорела и лежала горой. Ее, как определил мой мозг, наполняющийся парами алкоголя, штормило. Должно быть, они на кухне, заготавливая хавчик, прикладываются к волшебной бутылочке, из которой вылетает джин-чудесник и долбает их по черепушкам.

«Где, Нэт?» – Спросил я у Юльки, которая, поставив тарелки, выкручивала тазом рядом с отрывающимся и наглухо забуревшим Риком.

Серый хлопнул новую рюмашку. Заел кусочком сыра с колбасой, крикнул и, вскочив, стал выплясывать под заводную песню Брайна Адамса. Я тоже решил попозднее потрясти своим задом. Музыка как бы толкала к этому. Юлька, которая увивалась около Серого, так мне и не ответила, поэтому я отправился на кухню сам, первое время держась то за стены, то за ручки дверей, но потом в башке у меня что-то утряслось, и я смог идти без помощи контакта с какими-либо предметами. На кухне Нэт и Светка о чем-то говорили, но о чем я не уловил, хоть и показалось на пару сек, что понял, о чем они воркуют. На полу у батареи стоял рядок волшебных бутылочек, из одной из которых уже выпустили джина-чудесника. На столе лежали пакетики чипсов, пластиковые баночки с салатами.

«Яичница стала бы королевой бала среди яичниц-уродок». – С трудом сказал я, обняв Натали и нюхая ее волосы (но я ничего не унюхал, мою носопырку, точно загородили железной перегородкой).

Светка засмеялась. Нэт убрала шипящую сковородку, прихватив прихваткой, на другую конфорку, а на ту, на которой до этого стояла сковорода поставила пузатый красный чайник, который еще начинает вопить, когда водичка в нем достигает отметки сто градусов (Вырубай живо, парень! Я спарился! Тебе говорю).

«Щас все будет готово, Дим». – Нэт поцеловала меня в щеку. Она не отнимала губ от моей щеки довольно-таки долго (но меня это не особо волновало, потому что мне казалось, что щека под заморозкой – гадкое ощущение). Потом Нэт укусила меня в щеку. Я вскрикнул, потирая укушенное место. Это было больно, но с другой стороны и приятно.

«Ты чё?» – Только и нашелся, что брякнуть я.

«Я тя щас съем, Димусь – вот чё». – Нэт по-дурацки хохотнула.

Светка пока обратилась к услугам джина-чудесника, выливая остатки пива в стакан. Она выпила его, наверно, еще до того, как дошла до комнаты, где отрывались Серый, Рик и Юлька. Настоящий баклан.

«Э, ну ты полегче, – говорю. – Тя повело чуток».

«Да все нормалек». – Натали прижала меня крепко к себе, положив руки на задницу. Внизу у меня что-то зашевелилось и начало расти – это был плохо. Я убрал руки Нат с моей задницы (хоть и одна часть меня прямо-таки вопила: Ты что делаешь дурень?! Отдайся встречному ветру и не сопротивляйся!).

«В чем дело, Димусь?» – Нэт состроила недовольную гримаску.

«Все нормально, давай помогу донести остальную еду в комнату».

Рука Нэт потянулась к бугорку на моих штанах, который пока перестал расти, но я перехватил ее руку и отвел в сторону. На ощупь ее рука была словно резиновая или каменная. В башке, заполненной спиртным, я ощущал как бы дуновение ветра. От того, чтобы совершить дерьмовый поступок, о котором я стал бы впоследствии незнамо как жалеть, меня отделяла хрупкая грань, на которую я встал и уже ходил по ней. А то, что возобладает – здравый рассудок (замутненный спиртным) или желание – зависело от меня. И я рад, что я все-таки вернулся назад за границу, а не стал окончательно переступать ее и падать в темную морскую пучину.

Я снял крышку со сковородки. Там были пельмени. Я выложил их на тарелку. Как раз заорал чайник, я его тут же вырубил. И пока я занимался всем этим, Нэт откупорила бутылку с сидором, налила себе стакан и выпила. Когда я засек это, она уже почти его допила.

«Что ты, черт, творишь?»

«А чё?» – Она отрыгнула (было неприятно). Я почему-то сразу вспомнил мою мать, которая, вероятно, сейчас опять дрыхнет в спальне.

«Ни че! Ты и так уж хороша. Довольно». – Башка у меня начала прочищаться. Я сказал себе, что больше не стану пить. Я вспомнил мать, отца, развод родителей Нэт, Анну Харпову и мне стало страшно, только не в том смысле страшно, что я испугался, задрожал или еще что-то типа этого, словно глядел суперклевый ужастик, – НЕТ, эти мысли словно отрезвили меня, охладили все эти животные желания, который мой больной мозг рисовал в таком обалденно ярком свете. Я увидел, что там за гранью ничего интересного – там лишь чернота. Я, словно осознал окончательно, к чему все это ведет. Как если ты знаешь, что за преступление, ты можешь попасть в тюрьму и провести какое-то время в тесной сраной камере, где двадцать человек чуть ли не сидят друг на друге и испражняются в один вонючий сортир, а что еще хуже (и СТРАШНЕЕ) некоторые из них могут сделать из тебя тряпку, «местную девочку». Когда думаешь об этом, то понимаешь, что лучше не преступать закон, как бы трудно ни было. Что схожее я ощутил тогда к тем намекам Нэт на секс. Я проиграл ситуацию наперед, увидел всю панораму.

Когда мы заходили в комнату, Натали опять положила свою руку мне на задницу и погладила. Как я ее ненавидел в этот момент. Если бы у меня не были заняты руки этими треклятыми тарелками, я бы хорошенько толкнул ее или чего хуже. Играла одна из медленных песен Брайна Адамса (довольно приятная, нужно будет купить кассету или попросить у Серого). Рик сидел, запрокинув голову на спинку дивана, и, кажется, уже спал. Светка доедала яичницу, но я бы скорее использовал по отношению к ней глагол: дожирала. Серый и Юлька танцевали медленный танец, лапая друг друга с закрытыми глазами. У Юльки задралась юбка, а ей, видно, это было по фигу.

Я поставил тарелку с пельменями, салаты, а Нэт громыхнула в центр стола бутылку сидра, которого она успела отведать, и пива.

«Налега-а-ай!» – Прокричала она. Извиваясь под музыку.

До этого я никогда не видел, чтобы она вела себя так отвязно. Она всегда устанавливала определенную границу, которую не нужно переступать – и это меня в ней и привлекало – а сегодня, вероятно, она послала все куда подальше.

ПОРОЙ, КОГДА МЫ ИЗМОТАНЫ И НАМ НЕ ВИДНО СВЕТА СРЕДИ НОЧНОЙ ТЬМЫ, ВСЕМ НАМ ХОЧЕТСЯ БРОСИТЬ ВСЕ, НАПЛЕВАТЬ НА ВСЕ И ОТДАТЬСЯ ВЛАСТИ ТЕЧЕНИЮ

Серый открыл глаза и по-идиотски залыбился (вероятно, увидев новых джинов-чудесников, которые и вырубят его, как Рика). Он вырубил музон и плюхнулся на диван рядом с Риком. Потормошил его, тот что-то пробурчал, и его голова упала набок. Серый заржал. Ущипнул Светку, на которой до сих пор был фартук, за бок. Та вскрикнула (или, точнее сказать, взвизгнула, точно свинья) и обозвала Серого уродом. Тот, тупо лыбясь, налил себе пиво в стакан. Пена бурным потоком полилась на стол. Серый наклонился и стал слизывать ее со стола. Юлька схватила его за шею и вжала мордой в стол, точно нашкодившего котенка. Когда Серый выпрямился, то вся рожа была мокрой и по ней стекала пена. Он загоготал. Юлька присоединилась к нему (хочется заметить, что она ржала, как настоящий мужлан). Светка тоже залыбилась (на левой щеке у нее висел кусок яичницы).

«Еще раз так сделаешь, сволочь, – прибью!» – Серый пнул Юльку ногой. Она грохнулась на пол, ржа. Серый влил себя стакан с пивом (наполовину заполненный), вытер тыльной стороной ладони рот и издал что-то вроде орания-рычания.

Куда я угодил? Это квартира душевнобольных? Семейка каннибалов, про одного из которых мы рассказывали страшилку в детстве? Я один? Тогда мне казалось, что я брошен и никто не спасет меня, даже мой единственный друг, потому что он стал такой же машиной, как Рик и Серый.

ВСЕМ КОГДА-НИБУДЬ ХОТЕЛОСЬ ОЧУТИТЬСЯ В ТИХОМ МЕСТЕ (У КАЖДОГО ОНО СВОЕ), ГДЕ СПОКОЙНО, КРАСИВО – ТАМ МОЖНО БЫТЬ САМИМ СОБОЙ И НЕ БОРОТЬСЯ С ОДИНОЧЕСТВОМ И ПЕЧАЛЬЮ, КОТОРЫХ ТАМ НЕТУ

Я наполнил стакан сидром (руки у меня подрагивали) и жадными глотками выпил. Лапа Натали обвилась вокруг моей талии (даже чуть ниже. Меня это взбесило; у нее крышу на черепушке снесло, пронеслось в башке). Если бы я не выпил этот стакан, который остудил меня (как те мысли, когда я чуть, было, не скользнул через грань), то я бы, наверно, заревел. Порой на меня просто наваливается, так что аж хочется зарыдать. Я словно улетаю куда-то высоко во мглу, где незнамо как морозно, тихо, и где обитают Фрэссеры, от которых там нет спасения, там они настигнут меня и разорвут на кусочки. Представляете, что бы подумали мои друганы (вернее, один друган – второй был в алкогольном отрубе), их подружки и Натали: Да у него с тыквой не лады. Больной. Чокнутый шизофреник. Психопат.

«Кайфово, хватнул, Диман», – сказал Юлька, поднимаясь и усаживаясь на колени к Серому, как ни в чем ни бывало. Она на ощупь нашла его пятерню, которая была у него за спиной, чмокнула, а затем засунула себе под юбку. Нэт тоже это заметила, и, видать, не желала отставать от Юльки в развязности и развращенности (я какой раз убедился, что в голове Нэт прошел сильнейший шторм и снес все там к чертовой матери), потому что подкатила ко мне, пошатываясь, и крепко поцеловала в рот, прижав к себе. Сладкая Смерть – ко мне это подходило на все сто. Сладкий, дурманящий, кружащий голову аромат, за которым кроется гниль-гнилющая с личинками, червями и всякой иной гадостью. Пока я выходил из чар этого сладкого аромата, Нэт утащила меня из комнаты и повела куда-то (как я позднее просек – спальня родителей Серого). Серый прогорланил мне что-то, что я не расслышал.

Натали повалила меня на кровать. Начала целовать. Честно скажу, она не была никогда такой страстной. Положила мои руки себе на задницу. Потом начала расстегивать ремень (О-О!!! Красный свет).

Иди до конца, парень. Вперед. И не думай о последствиях.

СЛАДКАЯ СМЕРТЬ.

Что ты делаешь, придурок? Прекращай это, пока еще есть силы, и тебе не сорвало крышу полностью. ВСПОМНИ Харпову, родителей. Держи мысли на этом, постарайся сосредоточиться на этом и больше ни о чем. Огороди себя невидимым кругом. Тебе хочется все разрушить?

Не слушай его, этого дурака. Тебе хорошо, разве нет? А будет еще лучше, так что смелее.

Примерно такой диалог зародился у меня в башке, которую снова чуток повело после стакана сидра. У меня, словно на одном плече сидел бес, а на другом ангел, как это иногда показывается в фильмах. Мне безумно хотелось послушать беса: он говорил так сладко (СЛАДКАЯ СМЕРТЬ) и убеждающе, что мысленно я уже нарисовал себе картину, как снимаю с Нэт брюки, а потом все остальное.

Я дернулся. Сбросил Нэт с себя, которая уже почти стянула с меня штаны.

«Ты чё? Не хочешь? Давай же. Я хочу».

«Нет! Не буду».

«Почму?!» – Я ощутил злость в голосе Нэт.

Я ничего не ответил и выскочил из спальни родителей Серого.

«Козё-ё-ол!» – Донеслось до меня. Голос Нэт дрожал, словно она сейчас расплачется.

Я только забежал в туалет, как почувствовал, что это произошло (все-таки она меня распалила). Я ощутил какую-то странную минутную форму вины, наслаждение, а затем опустошенность. Завоняло потом и еще каким-то дерьмом. Я спустил боксеры, на которых было пятно спермы, и уселся на унитаз. Чувствовал себя, как малыш, который долго просился в туалет, но чересчур занятые родители не слышали его, и обделался в итоге. Вонючее чувство. Чувствуешь себя настоящим говном, отбросом, мусором и тому подобное. По-научному то поганое происшествие, которое приключилось со мной, называется поллюцией, хотя я назвал бы его: мокрая проблемка, после которой, мягко говоря, не очень-то приятно себя ощущаешь. Но несмотря на все те тяжелые и разъедающие меня чувства, благодаря которым я представлялся себе отвратительным смердящим червяком, я был рад, потому что не разрушил наши настоящие дружеские отношения с Натали.

Я НЕ СОВЕРШИЛ НЕПОПРАВИМУЮ ОШИБКУ

Как бы я себя чувствовал, если б переступил черту и бросился в объятия манящей бездны, в которой много разноцветных переливающихся огней, и кажется, что лучше, чем там, быть не может? Реальный вопросик для размышления.

БУДЬ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ

ОСТОРОЖНЕЕ

ДЕРЬМО

Выйдя из туалета, я направился в комнату. Рик так и храпел, свесив тыквы. Светку спала у него на коленях. Наша мини-вечеринка у Серого быстро подошла к своему заключению. Серый и Юлька (ее белая блузка была задрата до самого красного лифчика) храпели на кресле. Хорошо, что еще в комнате было два кресла, а то мне даже не было бы куда опустить свой зад. Бутылки сидра и пива были прикончены. Я наведался на кухню к оставшимся волшебным бутылочкам. Я кстати уже замечаю не первый раз, что когда все вырубаются, остается еще много спиртного. Пустой была бутылка коньяка, которую мы распили с пацанами и которая, можно сказать, и сшибла Рика, который очень быстро забухает; две большие пластиковые бутылки сидра и пива, а также вроде была пустая бутылка пива на кухне (Нэт ведь не воздуха надышалась, что ее так повело). И еще осталась целая бутылка пива объемом 0,5 литров и с джином-чудесником внутри, который, когда выскакивал со своим молотом, дубасил с силой 7,60; маленькая бутылочка водки со вкусом лимона и литровый замес какой-то бурды на типа сидра розового цвета – как же мы жадны.

Взял оставшиеся бутыли и отнес в комнату. Аккуратно расставил: водку и пиво на столе около тарелки с пельменями, на которой отдыхали всего четыре пельмеша, а бутылку розовой бурды поставил на пол. Снова накатило серое кровавое чувство вины. Я пустой ненужный урод. Скоро за мной придут Фрэссеры, они попрятались в квартире Серого, пока наблюдают за мной, наблюдают, какой же все-таки я жалкий тип. Направился в туалет и долбанул три раза кулаком по стене. На одной костяшке выступила кровь, кулак заломило. Но зато теперь мои мысли переключились с мрачных мыслей на эту боль. Умылся. Смыл кровь на костяшке. Не утерпел и заглянул в спальню родителей Серого, откуда Нэт так и не выходила. Она спала, уткнувшись лицом в покрывало и прижав к себе ноги. Как мне хватило сил не разрушить такое хрупкое и нежное? Холодок пробегает от мысли, что все могло бы быть гораздо хуже. Я прикрыл дверь и направился в комнату. Пока плохие мысли не атаковали вновь, я отвинтил крышку на бутылке водки и налил в стакан из-под пива. Влил в себя. Закусил пельмешкой. Налил розовой бурды (так-то я думал выпит пива, но забыл открывашку, да и не знал толком, где она лежала на кухне). Выпил. Отрыгнул. Меня повело. Перед глазами все вначале потускнело, а затем вернулось в нормальный ракурс. Захотелось проблеваться, но это желание длилось всего секунд пять. В башке карусель закружилась в полную силу.

ПАРЮ. ПОТОКИ ТЕПЛОГО ВОЗДУХА ПОДХВАТИЛИ МЕНЯ И ЗАКРУЖИЛИ. МЫСЛИ О ФРЭССЕРАХ ПОКИНУЛИ МЕНЯ. МНЕ СТАЛО ВСЕ ДО ЛАМПОЧКИ. ВСЕ ПОТЕРЯЛО ЯРКОСТЬ

Я включил кассету с песнями Брайна Адамса и тут же плюхнулся обратно на кресло. Под музыку (а особенно такую классную) хорошо напиваться и, возможно, жалеть себя и где-то оправдывать. Запрокинул новый стакан розовой бурды (пыжился прочитать ее название на этикетке, но буквы выплясывали рок-н-ролл), а затем выпил водки. Защемило сердце. Стало тяжело на желудке. Из уголка глаза выкатилась слеза, но, вполне вероятно, что мне это и показалось. К горлу подвалил ком, и захотелось проблеваться снова. Когда стало полегче, я насильно влил в себя новую порцию джина-чудесника, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, наслаждаясь приятной песней Брайна Адамса, которая все удалялась и удалялась. Если бы меня вырвало, когда я отключился – я бы мог захлебнуться собственной блевотиной и мог скопытиться, но тогда меня это совершенно не пугало.

Утром я проснулся самый первый. В квартире была такая тишина, словно в городе-призраке, как, например, в Припяти – в этом радиационном очаге. Первым делом я рванул в туалет и проблевался. Внутренности бешено жгло, в затылке давило, а перед глазами творилась невообразимая пляска. Я подставил голову под струю холодной воды и начал быстро тереть лицо. Относительно пришел в себя. В животе все ныло. «Лучше бы я и не просыпался», подумал я тогда. В холодильнике я нашел немного виноградного (лучше бы, конечно, апельсинового) сока. Выхлебал прямо из коробки. После перепоек всегда ощущаешь жуткий сушняк, а внутри все словно сморщилось, скукожилось, подобно растению, которое оставили на растерзание знойному солнцу, перед этим еще поморив сухой смертью – не поливали. Выпил стакан воды, потом следующий и еще один (уже с напрягом). Теперь в животе у меня было небольшое жжение, что-то вроде изжоги, а в основном – порядок. Процесс иссыхания изнутри перешел на медленный темп. Живот у меня был заполнен, и в нем булькала вода. Примерно через полчаса нужно будет попить снова что-нибудь. Начало калить башку, будто у меня была температура. Перед тем как свалить домой и завалиться спать (скорее всего до самого вечера), я умыл свою рожу на кухне. Если бы я это не сделал, то точно упал бы в обморок где-нибудь на улице. В голове гудело, кажется, я даже различал бой барабанов. Я мысленно сказал себе, что больше не буду пить вообще. Но, естественно, что я не сдержал обещания. Сейчас (после долгого сна), когда я записываю все, что было со мной вчера и последствия вчерашнего в этот день, в это поганое 27 марта, я попиваю маленькими глоточками легенькое пивко. Я пытался совладать с собой, но мне это не удалось. Да к тому же я нашел в ящике с кучей всякой всячины и разного мусора (я понимаю, что большинство того, что хранится в этом ящике, надо выбросить, но мне лень это сделать, и с другой стороны, набитый разным дерьмом ящик придает мне некое больное чувство довольства – типа: Смотрите, сколько у меня разного хлама, не то, что у вас всего четыре вещички, уложенные с аккуратностью стооднопроцентного педанта, во всем ящике) две мятые десятки. Вам, должно быть, интересно, с чего это пацан, который заколол школу, проспал до пяти часов вечера и который страдает чудовищным похмельем, стал рыться в ящике, набитом под завязку. Просто так? Естественно, нет. Все было намеренно. Я знал, что могу найти там малость деньжат, потому что имею обыкновение кидать в него деньги – и мне повезло.

Я ЛЕНТЯЙ И ЛГУН

ЧЕЛОВЕК БЫСТРО ЗАБЫВАЕТ ПЛОХОЕ

Поэтому я и купил эту бутылку. Хотя если вспомнить меня, когда я только раскрыл свои бельма, и, кряхтя и держась за живот, кинулся в сортир, чтобы хорошенько проблеваться, то мне ни капли спиртного и в помине не нужно было. А взгляните на меня, Дмитрия Версова, после того, как я выдрыхся, после того, как тыква перестала раскалываться, а в горле и животе исчезла эта сухость (против которой неплохо помогает йогурт или апельсиновый сок с добавленным в него яйцом) – я снова бы непрочь вернуться к тому, от чего меня буквально воротило. Я действительно врун: говорю одно, а через определенное время будто забываю о том, чего хотел – больше не буду пить вообще (но на само деле не забываю, конечно; просто то, что я хотел, словно теряет прежнюю силу, и я думаю: зачем ты вообще это говорил себе? Не следовало). И как результат, хоть мне немного и неудобно перед самим собой, но я превозмогаю это чувство и покупаю пивко, вначале легенькое, потому что я еще помню то чудовищное состояние, которое у меня было после попойки, но вскоре, через день другой, я покупаю что-то покрепче, а потом мне хочется надраться. Я себе позволяю это в очередной раз, потому что думаю где-то подсознательно, что в этот раз все будет по-другому: похмелья не будет, блевать не потянет, а с тыквой все будет нормалек – я просто отключусь, выпив достаточно спиртного, и полетаю. А на следующее утро проснусь как ни в чем ни бывало, и буду петь.

ЯВНЫЙ САМООБМАН, НО, ОЧЕВИДНО, НЕ ЯВНЫЙ, ЕСЛИ Я ПОПАДАЮСЬ НА НЕГО

28 марта

В школе сидел, точно андройд. Никого из моих друганов не было – что и следовало ожидать. У всех у них обалденное похмелье после нашей супервечеринки, и никому из них не охота с больной башкой пытаться вникать в математическое бормотание Цифроеда, разбираться в том: каковы положительные и отрицательные стороны коммунизма, типа последней ступени социализма, или же слушать то, как наша биологичка, Раиска Владимировна, впаривает нам про обезьян, которые были такими трудолюбивыми и любознательными, что научились базарить на различных языках, перестали ходить, выпятив жопу и поняли, что джунгли – это не их места обитания, им нужны квартиры и получше, если можно – номер люкс в пятизвездочной гостинице будет весьма кстати. Но видно мне было охота послушать про обезьян (или кого там еще?), которые росли рядом с атомной электростанцией, по-видимому, с которой произошла утечка радиоактивных веществ, которые и превратили обезьян в человеческих красавцев. Я пошел в школу-то лишь потому, что уроков-мороков было немного – пять, да и надеялся проветрить тыкву, походившую на переспелый арбуз, который нашпиговали чрезмерным количеством пестицидов так, что он милый, того гляди, и хрястнет во всю мочь, что аж ушки в трубочки свернутся у тех, кто это услышит. Все уроки я был в некой спячке, кроме биологии, где биологичка меня прямо-таки насмешила, вывев из дремы. Представляете, она заявила с такой умной рожей (даже не покраснела и не заржала как кобыла Пржевальская), что у жирафа длинные ноги и шея, как стропило, потому что он долго упражнялся в доставании вкусных листочков с верхушек деревьев, и вследствие этого его маленькие ножки (которые вначале были размером как у окапи) и шеенка удлинились (Долго же ему бедному пришлось скакать!). Биологичка сказала, что это все согласно закону Ламарка, который гласил: если орган упражняется, он развивается. Потом приплела сюда наследственную изменчивость, борьбу за существование и еще какую-то чушь, я уж даже и не помню. Я хохотнул, подумав о том, что если начну с завтрашнего дня прыгать на месте, то через год буду настоящим великаном, а если повезет, то и бумером. Биологичка не по-доброму посмотрела на меня и продолжила свой рассказ из мира фантастики. Ей бы писать фантастические рассказы, правда! Хотя их бы не стали читать: слишком уж они какие-то пустые и несвязанные. Вот если бы она сказала, что однажды маленький жираф-окапи был увезен мартышками (которые уже превратились в красавцев-культуристов, надышавшись парами радиации) в секретную лабораторию для проведения операции по удлинению ног и шеи, то это было бы намного правдоподобнее, а самое главное есть хоть какая-то связь. Еще бы добавила, что мартышки, у которых мозги увеличились, были очень внимательными и заметили, как жираф-окапи стоит все время, задрав кверху башку и высунув язык, и жаждет зеленых сочных листочков, которые, к сожалению, были на самой верхушке дерева. А потом еще бы сказала, что операцию жираф-окапи перенес благополучно и превратился в чистокровного жирафа, который был готов дать жизнь новым длинноногим жирафятам с длинной шеей. Кто-то (самый внимательный слушатель такого захватывающего фантастического рассказа), возможно, спросил бы: А как жираф мог дать жизнь жирафятам, ведь он был один. «Вполне разумный вопрос, – ответила бы биологичка, – на самом деле жираф, который перенес сложную операцию по изменению скелета, пожертвовав собой для будущих поколений жирафов, был еще к тому же и гермафродит, которому девочка не требовалась». Мне, кажется, такой бы урок все с радостью восприняли да еще бы поржали от души. Мой рассказ вышел гораздо убедительнее и интереснее, чем у биологички, не правда ли? В нем хоть есть обоснованность и логичность – не то, что у биологички: жираф с длинной шеей и ногами, потому что долго прыгал. Поняли дети? Ну-ка запишите закон Ламарка, из которого это следует, в свои тетрадочки. Тоска зеленая. Она словно перефразировала фразу Портоса: «Я дерусь, потому что я дерусь».