Мой страшный, страшный опекун

Об этом известно любому босяку. Только леди Блаунт ничего не знает.

Может, их там, в монастыре, совсем отгородили от мира? Но в притоне-то могла послушать, что говорят о героях войны. И про пожар в столице она слышала. И про королеву Энн ей известно. А вот он про королеву не знал…

– Нет, не родственники, – ответил Чезаре сдержанно, стараясь не показать, как уязвлён. – Дом мне подарил его императорское величество после войны. Прежний владелец погиб, наследников не оставил.

– Какая тут красота! – она запрокинула голову, разглядывая потолок. – Какая лепнина! Какие колонны! И фрески!.. Смотрите, столько лет прошло, а краски не поблекли! Мне же можно всё тут осмотреть? А то ваш противный кучер никуда не пускает…

– Осматривай, – проворчал Чезаре. – А противного кучера зовут Джеком. Для тебя – мистер Кингстон.

– А тут есть мраморный бассейн? – спросила она, пропустив, похоже, мимо ушей насчёт «мистера Кингстона». – Он, правда, мраморный? Весь белый-белый, как снег? И вода там проточная?

Ответить он не успел, потому что тут дверь соседней комнаты распахнулась и появилась госпожа Дастанвиль. Чопорная, сухая и кислая, до оскомины.

– Вы здесь? – она окинула Чезаре недовольным взглядом.

– Как ни странно, – ответил он. – Живу тут, если позабыли.

– О таком не забудешь, – произнесла нянька ещё кислее. – Обращаю ваше внимание на то, что время обеденное. А в вашей кухне я не нашла ни достойных припасов, ни следов какой-либо прислуги. Кто у вас готовит? Юной леди надо питаться правильно и по часам.

– Готовит у нас Кингстон, – не сдержался Чезаре от сарказма. – Сегодня у нас разгрузочный день, кстати. В меню – ром и сигары.

– Ещё и курите, – поджала губы госпожа Дастанвиль. – Если вы не в силах обеспечить свою подопечную домашним обедом, то сделайте заказ в ресторацию «Дербертайль». Там хорошо кормят и организуют выездные обеды. Надеюсь, за полчаса управитесь. Идёмте, – она взяла хихикающую овечку за руку и повела в комнату, – вам не надо разговаривать с мужчиной наедине.

– Не говорите бред, – сухо сказал Чезаре, но его попросту проигнорировали.

Дверь закрылась перед самым его носом.

Очкастая ведьма надеется, что он управится за полчаса.

Ресторация «Дербертайль».

Вот так начинаешь чувствовать себя гостем в собственном доме.

Если бы ведьма не вылезла из своей норы, то можно было бы показать овечке королевскую купальню. Там, действительно, мрамор, и там в бассейне вполне можно искупаться вдвоём.

Тут Чезаре потёр висок и помотал головой.

Какая ерунда лезет в башку, когда позавтракал холодным чаем и ломтём хлеба толщиной в палец.

Хорошо, пусть будет ресторация «Дербертайль». Но только потому, что у него самого волчий аппетит. Такой, что сожрал бы овечку со шкуркой и копытцами.

Ресторация прислала не только блюда, но и официанта. Стол был накрыт в считанные минуты, официант получил чаевые и отбыл вон.

Обед был более чем приличный, из пяти блюд. На первое был весенний суп из зелени, с яйцами-пашот и крохотными клёцками, потом шла варёная рыба под белым соусом с лимоном и маслинами, потом – запеченный заяц с картофелем и цветной капустой под сырной корочкой, а на десерт приготовили сладкий пудинг с изюмом и орехами.

Так что Чезаре приступил к обеду даже не без удовольствия.

Кингстон, правда, обедать за общим столом отказался, а компания не слишком располагала к дружескому застолью. Очкастая змея и овечка сели справа и слева, одинаково взяли и развернули салфетки, одинаково положили их себе на колени. Но если смотреть в свою тарелку, а не по сторонам, то всё было вполне сносно.

Беда только в том, что не коситься на овечку не было никакой возможности. И Чезаре нет-нет, да поглядывал на неё.

Почему-то ему представлялось, что мамзель Зизи должна есть, как девчонка из борделя – жадно, облизывая пальцы, хватая со всех блюд и требуя выпивки, и он был удивлён, когда оказалось, что его подопечная ест с изяществом и достоинством королевы.

Табита опасалась, что дебютантку надо будет учить манерам, танцам, ещё чему-нибудь, но кажется, учить никого не потребуется.

– Обращаю ваше внимание, – произнесла госпожа Дастанвиль, разливая чай, – что подобный обед должен быть исключением, а не правилом. Нам нужен повар или, если вы хотите сэкономить, кухарка. Юная леди должна питаться домашней, полноценной пища, а не едой из ресторации. Когда начнётся сезон, юной леди лучше совсем ничего не есть блюда, приготовленные вне дома. Особенно не рекомендую есть в гостях, – тут госпожа Дастанвиль многозначительно взглянула на овечку, поверх очков.

– А что случится, если юная леди поест в гостях? – переспросил Чезаре с плохо сдерживаемым раздражением.

Поучения от ведьмы в меню не входили – это раз. Намёк на скупость неуместен – это два. И три – дамочка в пенсне ему не нравилась ни под каким соусом. Видел он таких притворщиц, которые с виду – сущие мадонны, а по сути… мамзели Зизи.

Он не удержался и опять посмотрел на леди Блаунт. Та как раз надкусила кусочек пудинга, смазанного тонким слоем сливочного масла и политого ложечкой крыжовенного джема.

Янтарная сладкая капелька соскользнула по нижней губе, и проворный язычок быстро её слизнул.

Вот с языком – это было лишнее.

Сразу представилось, как можно было самому слизнуть эту каплю.

Чезаре уставился на нежный розовый рот и чуть не вздрогнул, когда госпожа Дастанвиль снова заскрипела, как несмазанная дверь.

– Что случится? – переспросила «дверь».

Да не просто переспросила – даже не с издевкой, а с издевочкой.

– Многое может случиться, – продолжала она. – Дебют в свете – слишком важное мероприятие, чтобы испортить его в случае… пищевого отравления. А такое случается, когда девушка слишком богата или слишком… красива. Всегда легче вывести соперницу из строя, чем соперничать с её достоинствами.

– Какое коварство! – овечка неодобрительно покачала головой.

– Какой бред, – проворчал Чезаре, с усилием отводя глаза, но как назло натыкаясь взглядом на вазочку с вареньем.

– Почему же – бред? – возразила нянька. – Такое случается каждый год. Женщины способны на многое, если озабочены поиском мужа. Они бывают… очень настойчивы. Но вам-то, разумеется, откуда знать, ваша светлость?

Овечка фыркнула так, что чай, который она пригубила, полетел в разные стороны. Несколько капель попало на белую рубашку Чезаре.

В любой другой момент он на это внимания бы не обратил, но то, что девчонка так и давилась от смеха, простить было невозможно.

– Не знаешь, что не прилично ржать за столом? – процедил он сквозь зубы, прекрасно понимая, почему она так развеселилась.

Вспомнила письма, которые прочитала.

Хотя за такой поступок ей полагалось бы хоть немного устыдиться.

– Прекратите говорить грубые слова! – тут же сделала замечание госпожа Дастанвиль.

– Мне нянька не требуется, – оборвал её Чезаре. – Следите лучше за этой юной особой, которая леди – по недоразумению.

– По рождению! – выпалила овечка почти бесстрашно, но Чезаре так на неё глянул, что она сразу потупилась и смирно сложила руки на коленях.

– Джентльмен не должен замечать конфузов, которые допускает леди, – усмирить очкастую змею оказалось труднее.

И то понятно. Змея – не овечка.

– Джентльмен не должен слушать вашу ересь, – огрызнулся Чезаре. – Благодарю, обед был замечательно испорчен.

– Завтра мы едем к модистке, – сказала госпожа Дастанвиль без тени сожаления. – Нам нужна карета в одиннадцать часов, а потом – в семь часов вечера.

– Куда же это вы собрались? – Чезаре скрестил руки на груди.

– Завтра вечером – закрытие театрального сезона, – невозмутимо ответила нянька. – Дают «Маски из Мурсии».

– Нет, – сказал Чезаре. – Никаких опер завтра вечером.

Овечка гневно встрепенулась, сверкнула глазами и тряхнула головой, так что кудри всколыхнулись блестящей золотистой волной.

В оперу ей, видите ли, захотелось. На выпас.

– Это будет первый выход в свет леди Блаунт, – сухо произнесла госпожа Дастанвиль. – Это очень важно. Нельзя упускать такую возможность. Завтра в опере будут все, кто ещё не уехал на летний отдых. Следующее представление только в октябре.

– Вот в октябре и пойдёте, – отрезал Чезаре.

– Но я… – попыталась проблеять овечка.

– Но ты – сидишь и помалкиваешь, – приказал ей Чезаре. – Твоего мнения никто не спрашивает.

– Это возмутительно, – сказала госпожа Дастанвиль, убрала салфетку с колен и встала.

Овечка помедлила всего пару секунд и точно так же вскочила, положив салфетку на стул.

Чезаре ничего не оставалось, как тоже встать, чтобы не сидеть в присутствии дам. Хотя, дама-то всего одна…

– Вы не имеете права так разговаривать с леди Блаунт, – отчеканила госпожа Дастанвиль, – вы обязаны обращаться к ней на «вы» и проявлять уважение. Иначе это создаст ложное впечатление у настоящих джентльменов. Или вы не хотите устроить её брак?

Пропустив мимо ушей «настоящих джентльменов», Чезаре не сдержался и дал волю голосу:

– Как я разговариваю со своей подопечной – не ваше дело! Завтра вечером вы в оперу не поедете, потому что у меня дела вечером, а без сопровождения я вас даже в церковь не отпущу. Поэтому завтра едете к модистке, а потом – домой. И вечером, в семь, вы отбываете по спальням и сладко спите до рассвета. Всё ясно?

– Пойдёмте, леди Блаунт, – госпожа Дастанвиль грозно блеснула стёклами пенсне и взяла овечку под руку.

Они вышли из столовой, и Чезаре с проклятием швырнул в тарелку салфетку.

Завтра вечером ему надо быть у Хадингтонов. И это важнее, чем опера для овечки. Только почему-то на душе было противно и даже гадко.

Он сел обратно на стул, и что-то уже знакомо хрупнуло.

Теперь Чезаре выругался совсем не по-джентльменски.

На стуле снова лежало яйцо. На этот раз сырое.

И не было сомнений, что это – проделки леди Блаунт. Когда только она успела его подсунуть?!.

Поскорее сняв штаны, пока не промокло до подштанников, Чезаре припоминал разговор за столом.

Вот он запретил им театр…

Вот очкастая ведьма поднимается из-за стола… Читает ему нотации, как следует обращаться с подопечной… «У настоящих джентльменов может возникнуть ложное впечатление»…

Тьфу! Даже говорит занудно, как актриса из уличного балагана, когда играет строгую мамашу!..

Да, тогда он отвлёкся на зануду, и в это время невинная овечка Рэйчел преспокойно подложила ему на стул яйцо.

Ещё и сырое! Ведь притащила с собой – на столе сырых яиц не было. Значит, заранее умышляла…

Швырнув штаны на пол, Чезаре твёрдым шагом направился в дамские комнаты. Кое-кому следовало надрать уши за подобные проделки или отлупить розгами по мягкому месту. Приспустив панталоны, естественно! А ещё лучше – ладонью! Чтобы прижаривало!..

Больше всего это походило на какое-то помешательство. Краем сознания Чезаре понимал, что лупить по голому заду взрослую, как кобыла, девицу – это не совсем правильно. Тем более она по какому-то недоразумению уродилась леди. Но вторая выходка за день – это уже перебор. Даже дети понимают, что за шалости полагается наказание. А когда тебе двадцать лет – это надо уяснить лучше, чем «Отче наш». Наверное, этой особе никогда за шалости не прилетало. А надо – прямо по задику!.. Перегнуть через колено, юбки задрать – и…

Одна только мысль о том, чтобы задрать юбку на Горячей Зизи, подействовала, как стакан рома пополам с сахарным сиропом. И вкусно, и кружит голову, и готов на подвиги.

Вот Чезаре и был уже готов. В буквальном смысле слова. На любые подвиги.

«Или вы не хотите устроить её брак?», – так сказала ведьма.

Как в воду глядела.

Потому что сейчас Чезаре хотелось устроить овечке самый настоящий брак со всеми вытекающими последствиями. Сначала выпороть, а потом выдрать. Чтобы запомнила, как не следует вести себя с настоящими мужчинами. Джентльменов можете оставить на потом, дорогие дамы!

Распахнув дверь в первую комнату, Чезаре никого там не обнаружил. А ведь овечка выходила именно отсюда.

Тогда он распахнул дверь соседней комнаты, и из ушей чуть пар не пошёл.

Леди Блаунт была тут.

Сидела на кровати, стоявшей посредине комнаты. Печально понурилась, а очкастая змея её, вроде как, утешала.

При его появлении обе вскинули головы.

– Вы в каком виде?!. – произнесла нянька с возмущением, и даже стёкла её очков возмущённо блеснули.

Вместо ответа Чезаре медленно пошёл по направлению к овечке, не сводя с неё взгляда.

До неё, похоже, дошло, что выходка с яйцами перешла границы.

Глаза её распахнулись широко-широко, так что ресницы почти достали до бровей. Мамзель Зизи медленно поднялась с кровати, а потом мелкими шажками отступила за спину своей няньки.

Как будто нянька могла её защитить!..

– Что вы себе позволяете… – завела госпожа Дастанвиль уже привычную песню.

Но Чезаре её не услышал.

– Боишься? Правильно делаешь, – процедил он сквозь зубы, видя только огромные светлые глаза своей подопечной.

Светлые, широко распахнутые, в чёрных ресницах.

В глазах был явный страх. И это ещё больше бесило.

Раньше надо было бояться.

– Что с вами?.. – пискнула она, боязливо выглядывая из-за плеча няньки.

– Вы с ума сошли? – вторила ей госпожа Дастанвиль.

– За яйца – ответишь! – пообещал Чезаре.

– За какие яйца?! – повысила голос нянька.

– Он сумасшедший! Спасите меня! – лицемерно захныкала овечка.

– Не волнуйтесь, леди Блаунт, он ничего вам не сделает, – заверила её госпожа Дастанвиль с такой уверенностью, что на этот раз Чезаре её услышал.

– Не сделаю? – переспросил он, сбрасывая камзол и закатывая рукава. – Чёрта с два не сделаю. Выдеру, как козу! Не посмотрю, что овечка!

– Как вы выражаетесь! – воскликнули дамы почти хором.

– Как хочу, так и выражаюсь.

Чезаре попытался ухватить мамзель Зизи, но она взвизгнула и спряталась за спину няньки, а та распахнула руки, как наседка крылья и закудахтала точно так же.

– Вы не смеете!.. Вы что себе позволяете!.. Извольте одеться!..

– С дороги! – рявкнул Чезаре, пытаясь обойти её с другой стороны.

Но крик на няньку не подействовал. Наоборот, она воинственно вскинула голову и заблажила что-то насчёт жалобы в королевский департамент нравственности.

– Уволена!.. – загремел Чезаре. – Прямо сейчас! Вон пошла!

– Вы не смеете! Меня выбрала леди Хадингтон! Она будет недовольна!..

– Плевать! – Чезаре надоело бегать вокруг дамочки, и он попросту схватил её за плечо и в два счёта вытолкал из комнаты, заперев дверь.

Потом оглянулся на мамзель Зизи, застывшую в ужасе, и очень нехорошо улыбнулся, не обращая внимания на стук с той стороны и требования немедленно открыть.

– Ну, вот мы и вдвоём, – сказал он и закатал рукава ещё повыше. – Сопротивление бесполезно.

– Какое сопротивление? – произнесла овечка дрогнувшим голосом и отступила на шаг, другой, третий. – Вы что задумали? Вы по какому праву?.. Вы что за человек такой?!.

– Я – твой страшный, страшный опекун, – объяснил Чезаре с удовольствием. – И тебе надо меня бояться. Приложу все усилия, чтобы ты это окончательно уяснила.

Он бросился на неё, чувствуя себя настоящим волком, который набрёл в девственном лесу на заблудшую овечку.

Он так разозлился, что принялся ловить её руками, позабыв, что легче подтащить водяной петлёй.

Подумаешь – поймать соплячку! Там три кости и два яблока за пазухой! Одной левой можно скрутить!

Овечка, впрочем, не стала ждать, когда волк её поймает, и дунула стрелой за кровать.

Чезаре чуть-чуть не сцапал подол синего платья, но – не сцапал. Схватил только воздух всей пятернёй. И это разозлило и распалило ещё сильнее.

– Куда рванула? – спросил он сквозь зубы, вытирая рот ладонью.

Хотя рот должен был быть чистым. С чего бы его вытирать?

– От меня не убежишь, – Чезаре, почти крадучись, пошёл вокруг кровати, и впрямь чувствуя себя серым волком.

– А-а-а… – тихонько заскулила овечка, прячась за полог, и вдруг оглушительно завопила: – Помогите!!. Убивают!..

В дверь застучали с новой силой, и послышался отчаянные крики няньки. Она тоже звала на помощь и тоже орала про убийство.

Похоже, бабьё решило устроить переполох на всю улицу, если не на весь город.

Девчонка выглянула одним глазом из-за полога, и Чезаре не стал больше носиться вокруг кровати – не мальчик, чтобы кругами бегать.

Он кувыркнулся через кровать и схватил за руку леди Блаунт, которая явно не жидала от него такой прыти.

– Иди сюда!.. Сейчас получишь… за яйца!..

– Какие яйца?! Пустите!

Она забилась, пытаясь освободиться, укусила его за руку, но в пылу боя Чезаре даже боли не почувствовал.

Вот только разложить мамзель поперёк колена он не успел, потому что очень некстати упал с кровати полог. Да не один, а с перекладиной.

Перекладина ещё более некстати саданула Чезаре по лбу, отчего он опрокинулся на спину и, конечно, девчонку упустил.

Его накрыло плотным бархатом, как саваном.

Тьфу ты… про саван не надо… Рано саван…

Но в голове позванивало и покачивалось. Надо было сразу убрать эту дурацкую тряпку над кроватью… Для чего она? Сморкаться, когда платка под рукой нет?

Прочухавшись, Чезаре хотел сбросить полог, запутался и только успел приподняться, как получил здоровенный удар по спине.

Теперь его бросило вперёд, но лицом в пол он не упал, удержался, зато заорал громче няньки и девчонки, поминая кишки кальмара и дерьмо морских ежей.

В ту же секунду бархатный полог с него стащили, и Чезаре увидел изумлённую физиономию Кингстона.

– Это вы? – спросил он, будто тут мог находиться кто-то другой.

– Есть сомнения? – зло ответил Чезаре, морщась и поводя лопатками.

К боли в затылке добавились боль в укушенной руке, а ещё во лбу и в спине. А рядом, между прочим, валялся дубовый стул, у которого вылетела ножка.

– Ты меня стулом?! – вскипел Чезаре, сопоставив отломанную ножку и силу удара.

– Да я думал, это грабитель! – загремел Кингстон ещё громче.

– Ты ещё и думать умеешь?

– А что это вы на меня орёте? Что тут произошло? – сбить с толку Просоленного Джека было посложнее, чем поймать за заднее копытце овечку. – Почему вы тут голышом разгуливаете? Где опять штаны позабыли? И почему на кровати?..

– Заткни пасть, ради всего святого, – проворчал Чезаре, и пошёл вон из комнаты.

Ни госпожи Дастанвиль, кстати, ни мамзели овечки не было видно. И дверь в соседнюю комнату была плотно прикрыта.

Чезаре не сомневался, что ещё и заперта изнутри.

Наверное, и баррикаду там устроят, чёртовы бабы…

– Что значит – заткни пасть? – разобиделся Кингстон, спеша следом за ним. – Я слышу – кричат. Слышу – зовут на помощь. Прибегаю – девчонка в истерике, нянька в истерике, а на кровати кто-то копошится. Ну и что делать прикажете? Взял стул – и вдарил!

– Счастье, что только вдарил, а не убил! – в сердцах сказал Чезаре, пытаясь почесать между лопаток.

– Мог бы, – согласился Кингстон, с готовностью почесав ему спину. – Рука у меня тяжёлая, сами знаете. А под тряпкой не видно, кто сидит – вы или разбойник из Уайтчепела. В нашем деле, кто первый вдарил, тот и выиграл…

– Просто помолчи, – сказал Чезаре, потирая лоб и сдвигая повязку.

– Лоб-то рассекли, – соизволил заметить Кингстон. – Надо ромом сбрызнуть, чтобы заразу не занести.

– Надо и снаружи сбрызнуть, и изнутри.

– Тоже верно, – согласился Просоленный Джек. – А я как раз бутылочку старого рома откупорил. На кофе настоянный. Как огонь!

– Тащи, – велел Чезаре.

Но если ром приглушил боль, то ярость и злость закипели с новой силой. Чезаре прикончил полный стакан и сейчас сидел мрачный, уставившись на два аккуратных полумесяца на руке. Следы овечьих зубов. Хотя больше похоже на волчьи. Рядом с этой овечкой он получил ранений больше, чем во время войны. За пару дней три раны! Не считая двух яиц…

– Так там вор был? – всё допытывался Кингстон, от рома подобревший и ставший разговорчивым, как попугай капитана Флинта. – Вы вора ловили? А куда он убежал? В окно выпрыгнул? Я говорил, надо собаку завести. С собакой к нам никто не залезет.

– Собаки нам не помогут, – угрюмо сказал Чезаре.

– Почему? – очень искренне удивился Просоленный Джек.

– Потому что теперь у нас в доме парочка крокодилов. А когда в доме крокодилы, собаки сбегают в ужасе.

– Какие крокодилы? – не понял Кингстон. – Вам ром так быстро в голову ударил? Э-э, да вы стареете, капитан.

Почему-то это больно задело. Ещё больнее, чем шишки «привет от овечки».

– Зато ты у нас молодеешь, – огрызнулся Чезаре. – Вон как бодро бросился на помощь – чуть хозяина не прибил. Хватит пить. Иди выброси стул и эту дурацкую палку с тряпкой. А лучше сожги. И лучше во всех комнатах эти тряпки поснимай. Только пыль от них.

– Не только пыль, – хохотнул Кингстон, взглянув на него. – У вас сейчас на лбу такое украшение, что только единорогов в бродячем балаганчике играть.

– Ты и шутить научился? Ха-ха, – произнёс Чезаре ледяным тоном, со стуком поставил стакан на стол и пошёл к себе, поводя плечами, потому что позвоночник, казалось, был разбит на сто маленьких косточек, и адски ныл.

– Что-то вы нервный какой-то, – недовольно проворчал Кингстон, а потом подумал и добавил: – Наверное, ром слишком крепкий. Приберу-ка я его от греха подальше.