- -
- 100%
- +
Глава 1
День еще только начался, а я, судя по ощущениям, уже почти закончилась. Пока не вся, а лишь отчасти. Но терпение уже точно оставалось на донышке. Хотя и проснулась чуть меньше полутора часов назад, и даже, несмотря на грядущий рабочий день, в благодушном настроении.
Солнце, обещавшее послеполуденный зной, уже успело вскипятить мозг, пока я ехала в общественном экипаже в свою любимую до зубовного скрежета мастерскую.
Лошади, что везли вагончик, набитый людьми, негодующе пофыркивали, стуча копытами по лужам. Ночью прошел ливень, оставив после себя мокрые мостовые с кляксами грязной жижи на них. Сейчас все это испарялось, добавляя духоты.
Народ в салоне, забитом до отказа, толкался локтями, а под низким потолком, который можно было достать, лишь вытянув руку, витал запах недавно выпитого кофе, пота и нервозности, что так характерно для буднего утра.
Наконец скрипнули рессоры, вагончик остановился, и я, протиснувшись сквозь толпу, спрыгнула на брусчатку. Уф! Выбралась. Причем даже целая и почти невредимая. Скособочившаяся шляпка, а также помятые платье и чувство собственного достоинства не в счет.
Едва оказалась на улице, как налетел порыв ветра. Юбка взметнулась колоколом, так что пришлось прижать ее руками.
Кто только придумал, что девушки должны, нет, просто обязаны для сохранения репутации носить длинные юбки? А еще быть кротки, благочестивы, в меру умны. Очаровательными разрешалось быть без меры. Ведь ничто так не услаждает мужской взор, как милая прелестница. Обо всем этом весьма доходчиво и витиевато повествовал «Полный свод учтивости». Издание дополненное и переработанное. Его-то на мой день рождения год назад подарила мне тетушка Кларисса. Книга оказалась отличной! Она просто превосходно заменила, благодаря своей внушительной толщине, обломившуюся ножку у этажерки с моими инструментами.
К слову, в этом же своде упоминалось, что незамужним девушкам, желавшим обрести счастье в браке, рекомендовалось восторгаться холостыми джентльменами.
Увы, я не питала безусловного пиетета к любому, кто носит штаны. С кротостью и благочестием тоже были проблемы. Да и, к сожалению (для тетушки), я оказалась не столь мудра, чтобы прятать свой ум под личиной глупости. Мало того, поступила в академию на факультет артефакторики и окончила его с черным дипломом! Одним словом, сделала почти все, чтобы испортить репутацию. Так что образ благовоспитанной девушки держался почти на одной юбке: реши я надеть штаны – и все. Моя репутация в глазах соседей была бы похоронена окончательно, на горе моему деду Ирпуру Ирсену и на радость всем кумушкам ближайших кварталов.
Благо на той неделе на одну сплетницу стало меньше: чета Томпсонов, с которыми мы делили забор, переехала и выставила дом на продажу.
Это не могло не радовать. Все же остальное сегодня утром огорчало. Особенно когда спешишь на работу в имперскую мастерскую. Опоздать туда было равносильно смерти, а может, даже и посерьезнее. Так что, поправив на плече сумку, едва не переходя на бег, направилась по тротуару к перекрестку. Движение было оживленным, экипажи сновали по проспекту, сверкая лакированными боками. Поспорить с ними в блеске могли разве что лужи.
Одна из таких как раз раскинулась точно филиал океана аккурат перед перекрестком, рядом с которым я остановилась. Посмотрела наверх, где между угловыми домами были четыре растяжки. На них висели магические фонари. Загораясь разными цветами, они регулировали движение экипажей. Я ждала, когда вспыхнет красный, заставляя кареты и всадников с двух сторон перекрестка остановиться, чтобы пешеходы смогли перейти улицу.
Наконец долгожданный свет вспыхнул, и толпа, как всегда, разделилась на две группы. Тех, кто думает, как пройти, не испачкавшись, и тех, кто озабочен лишь тем, как дойти, невзирая на глубину и грязь. Увы, длинная юбка поневоле относила меня к первой категории.
Уже прикинула, как обогнуть лужу, когда кто-то толкнул меня в спину. Пытаясь удержать равновесие, я замешкалась, взмахнула рукой, пытаясь обрести устойчивость, и… мне это удалось! Я замерла на краю бордюра, лишь чудом не ухнув в грязь.
Вот только время потеряла, основной поток людей уже перешел на другую сторону. Правда, мой свет еще горел, так что решила: еще успею, и, обойдя коричневую жижу, ступила на мостовую. Ео едва сделала несколько шагов, как сначала услышала топот, а затем увидела… Во весь опор, наплевав на знаки регулирующего артефакта, прямо на меня мчались двое всадников.
Взгляд выхватил лицо первого из них с налитыми кровью глазами и каким-то диким оскалом. Такой сшибет – и не заметит.
Второго же я толком и не успела разглядеть… Да и не до этого было. Потому что эти психи неслись галопом, грозя затоптать насмерть любого, кто окажется на их пути. Чтобы не угодить под копыта, я, уже не заботясь о том, где эта демонова лужа, отскочила назад. Ботинки тут же наполнились водой. И ей же меня окатило с ног до головы. Спасибо первому всаднику. И тут же обдало второй волной от копыт другой лошади.
Вспыхнул зеленый свет, и по улице помчались стоявшие до этого экипажи. Так что пришлось вернуться на тротуар. Благо, чтобы сделать это, потребовалось всего два шага.
Но перед этим рука сама собой сложилась в замысловатую фигуру, создавая темную сферу, в которую я вложила забористое проклятие. Его-то я мстительно и швырнула в спину последнего из психов, решивших устроить гонки посреди столицы.
Вот удивительно, запрещенная магия удалась с первого раза. А ведь порой у меня не получались даже простые бытовые заклинания. Сейчас сложное плетение так легко соскользнуло с пальцев, будто в прабабках у меня водились исключительно черные ведьмы. Хотя ни одной такой – если, конечно, родовая книга не врет – у рода Ирсенов не имелось. Лишь один ведьмак умудрился затесаться. Да и то случайно и, похоже, по очень большой любви.
Не иначе как сейчас, в минуту гнева, проявилось его наследие: темные чары не только соткались в один миг, но еще по прямейшей траектории, которую может задать лишь сильная (или сильно злая) рука, угодили точно в прямую статную мужскую спину. Широкие плечи, обтянутые кожаной курткой, лишь на миг дрогнули. Только тот, в кого я угодила, оказался не только отборной сволочью, но и исключительно крепкой: не то что падать, даже сбавлять ход не подумал! Ну не гад ли?!
Мне лишь и осталось, что досадливо глядеть на стремительно удалявшуюся темную, точно смоль, макушку. Да и стоило ли вообще смотреть на того, кого я больше никогда в жизни не увижу?
Впрочем, это длилось от силы пару секунд. Вспыхнул зеленый, и тронувшиеся с места экипажи быстро заполонили улицу. Я же, стоя на краю тротуара, обтекала. Как морально, так и физически. Коричневая жижа стучала каплями по мостовой. Платье было безнадежно мокрым.
Со злостью провела рукой по лицу, стирая грязь, шумно выдохнула, а затем, дождавшись нового сигнала регулировочного артефакта, перешла-таки этот проклятый перекресток, уже наплевав на то, что под ногами. Потому как если в ботинках хлюпает, как-то уже мало заботит, куда именно наступаешь.
Так что до мастерской я добралась хоть и вовремя, но напоминала грозовую тучу: была столь же мокра и готова метать громы и молнии.
Миновав проходную с бдительным, словно дракон, охранявший свое золото, вахтером, приложила ладонь к пропускному артефакту. Тот считал мою ауру, пропуская в холл. А после – еще два охранных контура, и я наконец оказалась в мастерской.
Первым делом, дойдя до своего рабочего стола и поставив на него сумку, сосредоточилась и произнесла формулу заклинания очищения.
Чары прошлись по телу, словно выдавливая из ткани лишнюю воду и одновременно суша. Кожа тут же зазудела от неприятных ощущений, впрочем, терпимых. Когда же действие магии закончилось, подо мной, ровно под краем подола, образовался круг из жижи.
Этакий намек на пентаграмму, в центре которой стояла, собственно, я.
– Ирэн, выглядишь точно демон из пекла, которого только что призвали, – вместо приветствия отозвался Стэфан, с радостью отрываясь от очередного чертежа. Над ним артефактор страдал уже второй день подряд.
Я скосила недовольный взгляд на соседа: с ним наши столы стояли рядом. Невысокий, сдобный до округлости, уже немолодой, с вечно всклокоченными волосами, яркими пытливыми глазами, что сверкали поверх вечно сдвинутых на кончик носа очков, и неуемной энергией до всего, что не касалось работы, – вот такой был Стэфан Броксовски.
Хорошо хоть, в цеху мой и его верстаки были далеко друг от друга. Потому как абсолютного соседства с этим болтуном я бы просто не вынесла. Правда, умей Стэф хоть иногда в нужный момент помолчать, был бы просто золотой человек. А если бы еще порой проявлял чуть меньше активности – то и вовсе бриллиантовый!
Но, увы, Броксовски считал, что не бывает людей без недостатков, а у него их всего лишь два. Куда уж меньше-то? И старался всячески их всем показать, чтоб никто точно не обсчитался.
– Учти, у этой нечисти нет сдерживающего контура, и она может в любой момент напасть, – честно предупредила я.
– Молчу-молчу… – тут же, подняв руки вверх в жесте «сдаюсь», отозвался Стэф и тотчас, вопреки инстинкту самосохранения, уточнил, паясничая: – Так что стряслось с вашим демонейшеством, раз ты в таком виде?
– А вот это мое суккубо личное дело, – фыркнула я, все же поддавшись на специфический юмор Стэфа.
– Ну раз так… То, думаю, и моя помощь тебе не нужна… – провокационно протянул артефактор и повернул голову так, что стекла очков забликовали от солнечного света, лившегося через высокие стрельчатые окна мастерской.
– Как будто тут может что-то помочь, кроме стирки, – иронически заметила я, указывая на платье, которому очищающие чары не сильно-то и помогли.
Да, ткань стала однозначно суше и даже чуть чище, но… То ли лужи столицы были какими-то особо грязными, то ли разбавленными забористыми стоками из кожевенных, гончарных, красильных и прочих кварталов, то ли отголоски магии, которые так охотно впитывались в проводники, в том числе и воду, дали о себе знать. В любом случае грязь сопротивлялась моему заклинанию и очиститься до конца не удалось.
Стефан, чуть приспустив очки на кончик носа и внимательно глянув на платье, видимо, пришел к таким же выводам, но, в отличие от меня, оптимизма не потерял и уверенно заявил:
– Там, где не справились заклинания и даже влажный носовой платок, отлично поможет чашечка крепкого кофе.
– Она удалит пятна? – иронично поинтересовалась я.
– Она поможет восстановить твое душевное равновесие и наплевать на не стоящую твоего внимания грязь… – изрек маг и добавил: – А уж если эта чашечка будет не одна, а со свежими творожными булочками… Моя Марта как раз сегодня испекла такие. С черникой. Так как, тебе помогать? Или не нужно?
– Какой голодный человек откажется от такого соблазна? – фыркнула на эту подначку Стэфана. – Разве что ненормальный. Я же пока еще адекватна…
– Адекватная девушка – и артефактор? – поддел меня Броксовски, приподнимая бровь, заводя извечную тему…
– Но-но, полегче… Твой чертеж еще нужно обводить чернилами, – напомнила я и кивком указала на проектную бумагу, над которой страдал толстячок.
Последние мои слова заставили энтузиазм мага чуть поугаснуть. Все оттого, что с чернилами он не дружил совершенно, поэтому не раз и не два просил помочь с обводкой. Я же еще не успела подзабыть, как в сжатые сроки перед сессией нужно было за раз сдать гору чертежей – до шпиля центральной погодной башни и больше. Так что обвести для Стэфана всего лишь один было несложно.
Тем более откупался Бруковский всегда щедро и сытно. Правда, не без помощи жены, которая, я думаю, отлично знала: те обеды, что она собирает каждый день мужу, тот съедает не в гордом одиночестве. Вот и сейчас Стэфан предложил мне то ли утешение, то ли вкусную взятку.
От этой мзды я отнекиваться и не подумала. Стэфан же решил, что морально-булочковая поддержка коллеги – отличный повод, чтобы еще на подольше отложить работу, и с охотой потянулся к своей большой сумке. Та стояла рядом с его стулом. Выудив из нее внушительную термическую фляжку и объемный кулек промасленной бумаги, он развернул его и протянул мне сдобу. Затем, ловко открыв ящик стола, извлек из него две чашки и разлил по ним кофе из термической фляги.
Не успевшая позавтракать, я с наслаждением взяла еще теплую булочку и почувствовала, как она податливо смялась под моими пальцами. Едва я откусила первый кусочек, как на меня снизошло блаженство. Творожная начинка была невероятно нежной, таяла на языке, оставляя после себя мягкий сливочный привкус. Я ощутила легкую сладость, которая идеально сочеталась с солоноватым тестом.
Аромат ванили, добавленный в тесто, щекотал ноздри, добавляя горьковатому кофе особой пикантности. Я закрыла глаза и позволила себе на мгновение отрешиться от всего: неудачного утра, испачканного платья, нарушения закона о чернокнижии… последнее каралось весьма строго. Но что поделать, если у меня был порой прескверный характер. А еще обстоятельства! И тонкая душевная организация! То, что последней можно гвозди в крышку гроба врагов забивать, – не в счет. Тонкая. И точка. Я же девушка, в конце-то концов! Имею право психануть, если не на работе…
Так что за нарушение закона я себя оправдала. Не знаю, сгодятся ли такие доводы на суде, но вероятность последнего была ничтожно мала. Потому как, во-первых, увидеть, что я запустила проклятие, мог лишь одаренный. Простым людям магическое зрение было недоступно. Так что еще попробуй найти свидетеля. Во-вторых, тот, на кого я обрушила свою злость, еще должен был догадаться, кто же автор этого чернокнижия. Ну и в-третьих, Ирэн Ирсен не оставляла следов, даже еще будучи адепткой.
Да, в Академии мне пришлось несладко. Начать с того, что поступала я с боем. Девушек на учебных скамьях не особо приветствовали. Не будь магического дара, высшего образования мне, наверное, было бы и вовсе не видать, потому как из состояния у дедушки было разве что предынфарктное.
Родители, которые умерли, когда я еще была ребенком, денег скопить тоже не успели. Поэтому из активов у меня имелись только характер – замечу, весьма скверный – и ум, который для женщин в глазах общества тоже был достоинством сомнительным.
Но именно благодаря ему я и поступила, прорвавшись через вступительные экзамены с боем. Повезло еще, что в приемной комиссии председательствовал ректор, который был весьма толерантен: он ненавидел всех одинаково, невзирая на пол, возраст, сословие и вероисповедание. Так что меня со скрипом, но взяли…
Первый же год на факультете артефакторики оказался для меня адом, потому как если в академии девушек не очень жаловали, то на исконно мужских факультетах их не жаловали вдвойне. Посему я натерпелась не только колких взглядов и словечек от однокурсников, но и чар. От последних я научилась защищаться отлично, когда подналегла на боевую магию и щиты. А вот мстила исключительно по-черному. Для этого пришлось просидеть не одну ночь в библиотеке. Зато я отлично освоила взлом защитных чар, охранявших закрытые секции. В них-то и обогатилась знаниями из чернокнижных разделов.
Зато такие чары, в отличие от боевых арканов, было куда сложнее распознать. Мои одногруппники за все годы так и не смогли. Так что просто считали: Ирсен стерва и у нее дурной глаз. И на третий год обучения уже дружно решили: проще со мной не связываться.
Преподаватели были куда сдержаннее одногруппников в своей неприязни ко мне. Но все равно многие относились предвзято. Девушка-артефактор? Что за чушь! Зачем она сюда вообще пришла? Явно не за знаниями, а за перспективным женихом, и как только такого заполучит – сразу же пойдет сначала под руку с парнем к алтарю, а потом – по улице, катя перед собой коляску с ребенком.
Так зачем такой просиживать юбку на скамье в аудитории и отнимать время досточтимых профессоров? Лучше бы вместо девицы взяли какого-нибудь умного юношу…
Увы, через эти стереотипы пришлось продираться с боем, стиснув зубы, и доказывать, доказывать, доказывать. В экзаменах я отвечала в два, а то и в три раза больше, и пытали меня гораздо дольше, чем одногруппников-парней.
Лишь к четвертому году обучения ситуация начала меняться. Во мне наконец-то стали видеть не только ту, кто носит юбки и думает о шляпках, а действительно будущего артефактора. Может, потому, что я оказалась лучшей на курсе?
Однако даже это не сильно помогло, когда речь зашла о написании дипломной работы. Опытные именитые магистры не спешили стать наставниками девицы, которая, может, и не глупа, но защиту наверняка угробит. А если сама не завалит, ей поможет ученая коллегия. Потому как среди оной женщин не было, а вот парочка шовинистов имелась.
Так что мне в наставники по остаточному принципу достался молодой и очень тщеславный профессор, который и брать-то меня поначалу особо не хотел, видя в девице Ирсен одну большую – целых пятьдесят пять кило почти – неприятность. Но я оказалась упорной, а магистр Корсон смелым и амбициозным. Поэтому спустя какое-то время он решил, что я не только проблема, но и шанс. Как минимум доказать коллегам профессора, что он способен любого идиота, а тем паче девицу, выпустить, да еще и с черным дипломом!
Тему для последнего наставник мне предложил зубодробительную: «Энергетические поля и их влияние при калибровке частотных настроек сверхточных телепортационных артефактов». Она бы куда больше подошла для диссертации архимага, но… Если я хотела доказать, что достойна звания артефактора, мне нужно было быть на голову выше остальных выпускников, так что я согласилась. А после упорно копала теоретический материал до черных кругов перед глазами, люто завидуя некромантам. Они-то заступом отмахали – и все. А я рылась в фолиантах, порой написанных на исходном, а то и вовсе иностранном языке.
Как только закончила с теорией, началась практика – и снова до утра я пропадала, только уже не в читальном зале, а в мастерской, вытачивая детали для дипломной работы. Спустя полгода упорного труда у нас с профессором получился рабочий прототип. Да такой, что на защите им заинтересовался представитель главной имперской артефакторской мастерской. Да настолько, что мне предложили стажировку в оной. Так я и попала сюда.
Здесь отчасти было проще, чем в Академии. Меня воспринимали уже куда серьезнее, несмотря на юбку и все, что к ней прилагалось. Но и задачи ставили куда сложнее. А еще, поскольку я была девушкой, так и норовили спихнуть канцелярскую работу. Хотя для этого была отдельная дама, секрецербер при кабинете ведущего мастера нашего отдела.
Конечно, я отбрыкивалась от составления служебных записок на весь цех, как могла, но почему-то письменная телепортационная шкатулка все равно укоренилась именно на моем столе. Сейчас она вновь неярко вспыхнула, сообщая, что в ее недрах лежит очередное послание по работе, а вместе с ним и головная боль. Потому как распоряжения начальства сулили в основном именно ее.
Так что я печально вздохнула, дожевала булочку, допила кофе и со вздохом, полным трагизма и сожаления, вернулась в этот день: поблагодарила Стефана за вкусный завтрак и открыла ларец. На дне лежала свернутая вдвое записка.
Глава 2
На этот раз послание было адресовано даже мне. Почему даже? Да потому что в шкатулку сыпались письма, приказы, формуляры и прочие бумажные радости, которые таят в своих строках гадости сразу для всех в отделе. Но при этом ларец числился исключительно за мной.
– Чего там? – поинтересовался Стефан, кивнув на бумагу, которую я держала в руках.
– Мастер Ва-Нор вызывает, – печально вздохнула я, тем выразив всю скорбь простого трудового народа, которую желает лицезреть своими очами начальство.
А я, как назло, была еще и при «параде».
– Ну, удачи!.. – пожелал сосед и, суеверно скосив взгляд на ларец, погрустнел, а после вернулся к чертежу. Не иначе как посчитал записку дурным предзнаменованием нагоняя, если не сдаст работу в срок.
Я же, выдохнув, отправилась на ковер к начальству. На оном получила похвалу, хотя лучше бы выговор. Потому как после первой обычно следует в лучшем случае небольшая премия и большая такая работа. Но обычно только работа. Так сказать, тем, кто хорошо трудится, руководство всегда готово усложнить задачу за те же деньги.
Вот и сейчас я, выслушав короткую речь мастера о том, какая Ирэн Ирсен молодец, узнала, что к следующей неделе нужно подготовить не только расчеты, но и прототип конденсатора с усиленной стабилизационной матрицей нестандартной формы для нового проекта. Какого именно? Начальство не сказало. Ибо секрет. И для кого заказ – тоже секрет. Хотя с учетом того, что мастерская была имперской, догадаться, кому потребовался новый артефакт, труда не составляло. Но я предпочитала держать эти умозаключения при себе. Со злостью было тяжелее: та так и рвалась наружу.
Потому что буквально вчера я сдала проект, над которым работала несколько месяцев, и рассчитывала, что хотя бы на неделю мне дадут небольшую передышку, позволят разгрести накопившуюся текучку… А тут – новое задание и, как всегда, сверхсрочное, сверхобъемное, сверхважное и еще много чего сверх-. Но главное – сверхурочное. Последним от поручения буквально разило, как от шелудивого блохастого кобеля – псиной.
Предчувствие не солгало: весь день я просидела над черновыми расчетами, не разгибая спины, и опомнилась, лишь когда зал опустел. Больше двух десятков столов – и только над моим горела лампа, освещая кипы исписанных листов.
Глянула на часы, которые показывали половину десятого вечера. Нет, если просижу еще хотя бы немного, то придется нанимать извозчика. Деньги на последнего, конечно, были. А вот желание тратить их впустую – нет. Конечно, как гласит поговорка, труд и из лошади сделал кентавра. Однако императором тот так и не стал, оставшись где-то на обочине расовой эволюции. Вот и я не горела желанием перерабатывать.
Так что, подхватив сумку, сложила все исписанные листы в выдвижной ящик и выработанным до автоматизма, так что и сама уже не замечала, движением накинула на стол малое охранное заклинание.
Брать работу на дом или выносить что-то из мастерской, будь то хоть клочок бумаги, хоть пуговичка от кальсон, строжайше запрещалось. За этим следили сканирующие чары на входе. Зато занести внутрь можно было хоть дракона, главное – потом оставить здесь.
Благо у меня была отличная память, и если имелась необходимость что-то досчитать дома, то я без особого труда могла воспроизвести свои последние расчеты, на которых остановилась. Но все же хоть память у меня была отличная, но не феноменальная, так что перед сдачей проекта, когда информации накапливалось много, что-то я могла и подзабыть, так что предпочитала все же работать в мастерской.
Но сегодня я только начала новые расчеты и могла себе позволить уйти пораньше. Пораньше в моем исполнении, конечно, выглядело как для других допоздна, но все же… А галвное – не думать о задании до завтрашнего утра!
Я вышла в теплую летнюю ночь. Лужи уже успели высохнуть, небо – вызвездиться, улицы – опустеть, а я, как выяснилось, проголодаться. Как-то за работой совершенно забыла об обеде. Потому сейчас во мне боролись два древнейших чувства: голода и лени. Первый требовал заглянуть в какую-нибудь едальню. Вторая же намекала, что лучше бы побыстрее добраться до дома, пока еще ходит транспорт, и возлечь на диван. А перекус в родных стенах обязательно найдется.
Я решила, что второй вариант куда как соблазнительнее и логичнее, поэтому поспешила на остановку, где и успела на последний вагончик. Тот оказался возмутительно безлюден. Настолько, что весь путь от центра Рейница до его окраины я делила лишь с одним пожилым джентльменом, который клевал носом, сидя у окна.
Наконец, спрыгнув с подножки и оказавшись на брусчатке, я направилась вниз по мостовой.
Дедушкин дом стоял на краю тихой улицы, вдоль которой росли каштаны. Сейчас их белые свечки соцветий пиками устремились в небо, разнося вокруг запах начала лета.
Мне с детства были знакомы эти каменные стены, которые разменяли вторую сотню лет, крыши из красной черепицы, окна, чуть закругленные сверху по моде минувшей эпохи, плющ, наполовину скрывавший серую кладку.
Квартал был старым. Его уже вовсю подпирали четырех– и шестиэтажные новенькие дома стремительно ширившейся столицы. Да только ушлые инвесторы не спешили выкупать землю под строительство здесь. А все потому, что еще ниже улица, по которой я шла, упиралась в набережную. И грунтовые воды реки знатно питали местную землю, потому-то на ней тяжелый фундамент, даже укрепленный магией, начал бы быстро проседать. Так что строительные фирмы заглядывались, конечно, на перспективный участок, но, прикидывая вложения, понимали, что здесь ловить особо нечего, кроме убытков.