Подкаблучник-рецидивист
- -
- 100%
- +
– Понятно. Только мне не понятно в связи с чем, Вы задаете мне такие вопросы? Я что, совершил что – то преступное?
– Вы снова задаете нам вопросы. Это не есть хорошо. Ну, об этом мы поговорим позже. А теперь ответьте еще на несколько наших вопросов. Скажите, вы обращались к нему с просьбой помочь в перевозке плит перекрытия?
Николай Валерьевич резко опустил голову вниз и уставился невидящим взглядом в пол.
При этом лихорадочно думал:
«Все пропало! Все! Они обо всем уже знают. Откуда? Как такое возможно? Что же делать? Что делать и говорить?».
– Вы не расслышали вопрос?
Мухов поднял голову и внезапно охрипшим голосом тихо ответил:
– Просил.
– И он помог Вам?
– Да. Помог.
– Кто, когда и каким образом, а самое главное, откуда доставил Вам плиты?
Николай Валерьевич не знал, что говорить, чтобы этот противный милиционер отстал от него. Но деваться было некуда. Пришлось говорить.
– Его работники. А откуда я …, – он остановился, не зная, что говорить дальше.
– Продолжайте. Сказали «А», говорите и «Б». Ну, же. Смелее!
«Признавайся! Признавайся! – Уговаривал сам себя Николай Валерьевич. – Они и так все знают. Отпираться просто бессмысленно. Но как все это сказать?».
– Вы, что дар речи потеряли? – Поторопил оперативник.
– Я попросил его привезти с одного двора бесхозные плиты.
– Так уж и бесхозные? Они ведь находились на земельном участке, который огорожен забором. На участке, где хозяева строят жилой дом. Неужели Вы не догадывались, что плиты кому – то принадлежат?
– Я был уверен, что они никому не нужны. Там строительство уже давно не проводилось.
– Хорошо. Допустим, что Вы так думали. Тогда скажите, сколько Вы заплатили за приобретение и перевозку плит? И кому?
Николай Валерьевич снова опустил голову. Он молчал. Говорить – то было не о чем. Он понял теперь окончательно, что попался. Попался со всеми потрохами. Теперь эти менты не слезут с него.
– Слушаем Вас. Говорите! – Настаивал сыщик.
– Я никому ничего не платил.
– И даже за перевозку этих плит?
– Семен Маркович сказал, что оплатит все сам.
– Вот это номер! В связи с чем, он сделал такое роскошное для Вас предложение?
– Раньше я помог его маме.
– Понятно. Ну, а теперь пока последний вопрос: где в настоящее время находятся похищенные плиты?
Мухов помолчал не много. И потом «выдавил» из себя:
– Я установил их в своем доме.
– На улице Батурина, дом семьдесят пять?
– Да.
– Значит, мы сможем взглянуть на них?
– Не совсем. Они ведь уже установлены в доме между первым и вторым этажом. Снизу оштукатурены и побелены. А сверху на них уложен деревянный пол.
– Но, если приподнять не много пол, то ведь можно увидеть плиты и сравнить их с теми, что были похищены?
Он беспомощно пожал плечами.
– Можно, конечно. Я думаю.
– Вот и хорошо. Теперь вот Вам бумага и ручка. Напишите все, что Вы нам сейчас рассказали. Только подробно. И так, чтобы все смогли прочитать. А то ведь доктора обычно пишут так, что ничего не разберешь в их писанине. А начните со слова «объяснение». И не забудьте указать свои анкетные данные. Ну, там фамилию, имя и отчество, дату и место рождения, место жительства и работы, семейное положение.
– Я постараюсь.
И написал. Все своими словами так, чтобы можно было прочитать текст.
Оперативник прочитал написанное Муховым объяснение и предложил ему:
– А теперь подпишите и поставьте дату.
– А какое сегодня?
– Семнадцатое февраля тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
Подписав свое объяснение и проставив дату, Николай Валерьевич отодвинул лист бумаги в сторону оперативника.
Бегло просмотрев текст объяснения, тот сказал – приказал:
– Ну, а теперь идем к следователю. Он и будет решать, что с Вами делать дальше.
И оба сыщика повели доктора, как под конвоем, на четвертый этаж, где в те времена располагались кабинеты следователей. В частности, кабинет старшего следователя Гайдукевича Николая Денисовича, которому руководство следственного отделения поручило дальнейшую проверку по данному факту.
Гайдукевич, надо, по – правде сказать, не очень – то обрадовался внезапному появлению подозреваемого. Он – то прекрасно понимал, что именно сегодня, да, что там сегодня, именно сейчас ему придется отложить все свои дела и занимать только этим конкретным делом.
Как говорил один герой знаменитого фильма о контрабандистах: «Куй железо, не отходя от кассы!».
Вот сейчас ему и придется «ковать» раскрытие кражи. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. А это связано с составлением множества процессуальных документов и учетных карточек.
Да, да, карточек. Ведь теперь сыщики и их начальство считают, что преступление раскрыто. А, значит, нужно все отражать в карточках единого учета.
Но делать не чего. Придет это делать сейчас и немедленно.
Собрав со стола все бумаги по одному из находящихся у него в производстве уголовных дел, которыми он собирался заниматься, Николай Денисович сказал:
– Дай я хоть прочитаю, что он там написал. А, то, может еще переделывать придется. Кстати, вообще, он где?
– В коридоре ожидает вызова с нашим работником. А объяснение, пожалуйте. Это «чистуха» в прямом понимании это слова.
Ознакомившись с так называемой «чистухой», Гайдукевич скомандовал:
– Давай, заводи его.
Сыщик выглянул в коридор и в свою очередь скомандовал:
– Заводи.
В дверях возникла фигура Мухова в сопровождении другого оперативника.
Николай Денисович рукой указал на стул у стола и сказал:
– Проходите, присаживайтесь.
– Мы свободны? – Поинтересовался сыщик.
– Да. Но будьте на связи. Ведь нужно будет найти и осмотреть похищенное. Я приглашу специалиста. И потом поедем в дом к подозреваемому.
– Конечно. Сегодня мы в Вашем распоряжении целый день. И про карточки на раскрытие не забудьте, пожалуйста.
– Попробовал бы я забыть. Вы же не слезете с меня теперь.
Опера с чувством выполненного долга направились к двери.
Когда она закрылась за ними, следователь внимательно рассмотрел доставленного к нему подозреваемого.
«Ну, этот «поплывет» сразу. И давить на него не нужно будет».
– Вы добровольно написали это объяснение?
Он кивнул на написанное Муховым.
– Да. Как сказал Ваш товарищ, так и написал.
Следователь удивленно посмотрел на него.
– Не понял. Это он сказал Вам так написать?
– Нет. Вы не так меня поняли. Он сказал, чтобы я написал, откуда и как я взял эти плиты перекрытия для своего дома. Вот я и описал все это.
– А. Тогда другое дело. Значит, получается, что Вы попросту украли плиты у незнакомого Вам человека.
Мухов пожал плечами и вымолвил:
– Получается так. Но хочу сказать, что сделал это я не от хорошей жизни. Так получилось, что своего жилья у нас с женой и двумя девочками нет. Строим дом. Но денег не хватает. Сами понимаете, какая зарплата у врача поликлиники. Вот и пришлось….
Некоторое время он подыскивал нужное слово, а потом продолжил: – Позаимствовать.
– Слово – то, какое подобрали. Говорите, как оно есть на самом деле: украли. Как же так? Вы ведь доктор. Лечите людей. Помогаете им. А тут такое…! Не понимаю я.
– Теперь и я не могу объяснить, как смог такое совершить. Поверьте мне, – Николай Валерьевич даже подался несколько вперед, стараясь заглянуть в глаза следователю, – если бы раньше кто сказал, что я могу такое совершить, я не поверил бы. Никогда раньше чужого не брал. Даже мыслей об этом не было.
– Так Вы раскаиваетесь?
– Конечно. Раскаиваюсь. Никогда такого не было. А тут…
Он замолчал и снова смиренно опустил голову вниз.
– Ну, что ж. Мы сейчас поедем к Вам домой. Осмотрим украденные плиты.
– Конечно. Конечно. Поехали. Я все покажу.
– Только я договорюсь со специалистом из стройтреста. Нужно ведь, чтобы он определил те это плиты, которые покупал потерпевший, или другие.
– Делайте, как знаете, – покорно сказал Мухов.
Сказано, сделано.
Надо сказать, что Ольга Федоровна очень даже удивилась, когда ее Николаша вместе с незнакомыми людьми ввалились в их дом.
Еще больше она удивилась, когда узнала причину их появления здесь.
Но делать нечего. Пришлось выполнять все указания следователя и специалиста.
Осмотрев с участием специалиста из стройтреста и криминалиста ЭКО плиты перекрытия, которые действительно были уложены в доме, и, получив пока устное заключение специалиста – строителя, что это именно те плиты, которые были проданы Швайбовичу, Гайдукевич вернулся в отдел.
Поскольку был уже вечер, то он решил доложить руководству об итогах своего выезда завтра утром.
Николай Валерьевич остался дома на растерзание жены.
***
Обо всем, что случилось с ее распрекрасным мужем, как он, Ольга Федоровна узнала с его же слов сразу после ухода из дома посторонних.
– Олечка! Они приперли меня к стенке. И мне ничего не оставалось, как все им рассказать. Но про тебя я им ничего не говорил. Я все взял на себя.
– Еще бы! Я что ли советовала тебе обращаться к этому твоему знакомому, который тебя сдал со всеми потрохами? Ты сам так решил. И вот теперь получай фашист гранату!
– Разве я фашист? – С мольбой в голосе спросил бедный Николай Валерьевич.
– Еще какой! Злыдень ты! Вот ты кто.
Сказать, что она была расстроена, значит, не сказать ничего.
Она была в ярости.
– Кто тебя тянул за язык признаваться? Да, еще показывать эти злосчастные плиты? Скажи мне на милость.
– Я же тебе говорю, что они уже все раскопали сами. И Семен Маркович указал на меня.
– Да, пошел твой Маркович…, знаешь куда? Нашел с кем связывать!
– Но у меня не было другого выхода. Они задавали вопросы, на которые я вынужден был отвечать.
– Не было! Не было! – Язвительно передразнила его Ольга. – А своей головой ты мог подумать о том, что теперь будет с тобой? И не только с тобой. Со мной. Со всеми нами. Тебя же судить будут за кражу. Это – то ты понимаешь?
– Надеюсь, что меня не посадят, – как – то совсем уж потерянно ответил Николай Валерьевич.
– Он надеется! На что ты надеешься? Ты хоть понимаешь, что кроме того, что тебя будут судить, так еще за плиты придется заплатить столько, сколько скажет потерпевший?
– Понимаю. Но другого выхода нет.
– Не знаю. Просто не знаю, что теперь делать, как дальше жить!
– Я думаю …
Он не успел ничего сказать о том, что он думает.
Жена твердым голосом отчеканила:
– Если тебя посадят, я с тобой разведусь. Не хватало еще, чтобы у меня и у наших девочек был отец – рецидивист. Понятно?
– Только не это! – Взмолился Николай Валерьевич. – Если ты меня бросишь, я пропаду.
– Поэтому делай все, чтобы остаться на свободе. Понял, недотепа?
– Понял, – смиренно ответил Мухов, пропустив мимо ушей «недотепу».
– Сейчас приготовлю ужин. Иди, позанимайся с девочками.
– Хорошо, дорогая.
***
Только через пару дней начальник следственного отделения разрешил Гайдукевичу возбудить уголовное дело.
И вот утром двадцать первого февраля тот вынес постановление о возбуждении уголовного дела по факту кражи Муховым Н.В. пяти плит перекрытия у гражданина Швайбовича А. В. по признакам преступления, предусмотренного частью второй статьи восемьдесят седьмой уголовного кодекса. И напечатал постановление о применении в отношении Мухова Н.В. меры пресечения в виде подписки о невыезде.
В тот же день он зарегистрировал уголовное дело, которое получило порядковый номер 971000025528.
Не буду утруждать читателя подробностями проведения предварительного следствия по делу. Все было, как обычно происходит в таких случаях.
Мухов все признавал и рассказывал.
Тем более что и защитник, адвокат городской юридической консультации Коган Яков Моисеевич, советовал ему то же самое. Он объяснял своему подзащитному, что в этом случае у него будет возможность в суде завить о смягчении наказания за кражу.
Укажу только, что двадцать первого апреля того же года, то есть через два месяца после его возбуждения, уголовное дело было направлено прокурору города Борисовглебска для передачи по подсудности в городской суд.
В суде дело рассматривалось в течение ровно трех месяцев.
Судья Молчанская Лидия Александровна фактически начала судебное следствие только спустя три недели после поступления дела в суд. И это было в строгом соответствии с требованиями уголовно – процессуального законодательства и судебной практики.
Да, и потом не спешила рассмотреть в общем – то несложное дело.
А зачем? Она же понимала, что вместо этого дела председатель суда отпишет новое. А так ведь она занята. Оказывается, все имеет свое объяснение.
Вот и прошли эти самые три месяца.
Судебное следствие закончено.
Начались прения сторон.
Ах! Как выступал в прениях Яков Моисеевич!
Цицерон, да и только!
Или сам великий Анатолий Кони, которого по праву считают создателем русской школы судебного красноречия.
Тогда – то Николай Валерьевич и узнал, какой он хороший гражданин, работник, заботливый муж и отец двух дочерей.
Вот тогда чета Березовская – Мухов в полной мере осознали, что без помощи адвоката в такой ситуации не обойтись.
Двадцать первого июля судья Молчанская огласила приговор.
При этом с подачи защитника было учтено, что Мухов раскаялся в содеянном. Полностью еще на стадии предварительного следствия возместил причиненный потерпевшему материальный ущерб. Положительно характеризуется по месту работы и жительства. Ранее к уголовной ответственности не привлекался. Опять же семья не маленькая. Тяжелое материальное положение.
К тому же Николай Валерьевич поплакался «в жилетку». Прикинулся заблудшей овечкой. Что – что, а это он мог делать еще с детства не хуже того же актера – трагика. Попросил у суда снисхождения при назначении наказания.
Да и потерпевший просил суд строго его не наказывать. Тем более что ему было все равно, как накажут вора. Главное, что ему вернули все его денежки за плиты. И теперь он может купить новые для продолжения строительства своего дома.
На лицо были только смягчающие вину Мухова обстоятельства. И ни одного отягчающего.
Согласно приговору Мухов Николай Валерьевич был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью второй статьи восемьдесят седьмой Уголовного кодекса Республики Беларусь (тысяча девятьсот шестидесятого года).
С учетом наличия смягчающих ответственность обвиняемого обстоятельств и отсутствия обстоятельств, отягчающих его ответственность, при молчаливом согласии государственного обвинителя, на основании статьи сорок второй уголовного кодекса при назначении наказания суд перешел к другому более мягкому наказанию, чем предусмотрено санкцией указанной статьей. А там наказание было в виде лишения свободы или исправительных работ.
Ни то, ни другое не устраивало, ни самого Николая Валерьевича, ни его дражайшую супругу.
И суд пошел им навстречу, назначив наказание в виде штрафа.
Штраф Мухов уплатил в тот же день.
Вот так закончилась эта неприглядная история в жизни нашего героя.
Закончилась одна история.
Но через некоторое время началась совсем другая. Не менее содержательная и опасная для Николая Валерьевича Мухова.
Об этом новая глава.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
.
ВЗЯТКА И ЗАДЕРЖАНИЕ
Прошло почти пять лет.Наступил две тысячи второй год.
В те годы Мухов Николай Валерьевич продолжал работать врачом – терапевтом в той же поликлинике, где работал все это время до этого.
После всего случившегося с ним, Николай Валерьевич старался не лезть на рожон. Вел себя, как та мышка, которая спряталась у себя в норке и только ждала своего часа.
И он настал.
Его, как хорошего и опытного специалиста, а скорее всего для того, чтобы помочь ему материально, заведующая поликлиникой уже не первый раз включала в состав медицинской комиссии от военкомата по проверке состояния пригодности призывников по состоянию здоровья к службе в армии.
Николай Валерьевич договорился с военкомом, что принимать призывников вне очереди он будет в своем же кабинете в поликлинике. Это было для него удобно, чтобы не мотаться в военкомат и обратно.
Только помогала ему при этом в то время другая медицинская сестричка. Звали ее Верочка. Отчества ее он даже не то, что не помнил, он его просто не знал. Верочка и Верочка. Совсем уж молоденькая для него она была. И симпатичная даже.
Такая молоденькая и симпатичная, что как только о ней узнала Олга Федоровна, то она сразу же выдвинула муженьку ультиматум: или девочка уходит к другому врачу, или он переходит в другую поликлинику. Был и третий вариант: она уходит от него. Точнее даже не так. Это он навсегда уматывает из дома.
Таким образом, у него был выбор.
Николай Валерьевич, естественно выбрал первое. И Верочка со временем перешла помогать другому терапевту.
Но двадцать седьмого апреля того злосчастного для Мухова Николая Валерьевича года в субботу она еще помогала ему вести прием клиентов.
Это был обычный рабочий день для него, как и все другие. Шел прием больных, и, скажем так, относительно здоровых, таких, как призывники, например.
Сам же Мухов уже давно уяснил для себя, что абсолютно здоровых людей в природе не существует. У каждого что – то да не так со здоровьем. Иными словами болячки есть у всех. Только у одного они опасные для его здоровья. А у другого не очень. Вот и вся разница.
Уже ближе к обеденному перерыву в дверях кабинета появился молодой парень.
На первый взгляд это был ученик выпускного класса. Позже выяснилось, что тот был восемнадцати лет от роду. Но выглядел гораздо моложе своих лет. Такой весь из себя аккуратненький, лощеный и даже, в общем даже где-то, симпатичный маменькин сынок.
«Одевается, как девочка! Фу, противно! Давно таких парней не встречал», – еще подумал о пареньке Николай Валерьевич.
А тот скромненько так спросил:
– Можно?
– Проходите. Садитесь, – буркнул доктор и кивком головы указал на стул у стола.
Когда парень уселся на предложенном стуле, Мухов спросил:
– На что жалуемся?
– Понимаете, товарищ доктор, задыхаюсь при быстрой ходьбе. В груди что – то давит. Не очень сильно. Но неприятно.
Для убедительности и подтверждения своих слов парень прижал правую руку к груди.
– Где Ваша амбулаторная карта? – Закрыв ту амбулаторную карту, которую только что читал, и, отодвинув ее в сторону Верочки для дальнейшего оформления, спросил доктор.
– Так у меня ее нет. Я вообще приписан к другой поликлиники. Поэтому и карта моя там.
Теперь уже с интересом Николай Валерьевич посмотрел на парня.
«Так какого лешего ты приперся ко мне? Шел бы к своему терапевту. Пускай он и разбирался бы с тобой. Мне – то это зачем?», – недовольно подумал он.
Подумал. Но спросил иначе:
– И что же Вы хотите от меня? Я принимаю только по амбулаторным картам наших пациентов. Идите в свою поликлинику. Пусть там Вас осматривают.
– Я пошел бы. Но в военкомате сказали, что я должен явиться конкретно к Вам, а не в свою поликлинику.
– А! Так Вы – призывник? – Наконец – то сообразил Мухов. – Что же Вы сразу не сказали об этом? Давайте направление.
Пожав плечами, парень сказал:
– Так Вы и не спрашивали. А направление вот, пожалуйста.
И протянул листок бумаги.
Доктор бегло просмотрел, особо не вчитываясь в текст направления, который он знал уже наизусть, так как все призывники представляли ему аналогичные по сути направления. В каждом из них указывались лишь, естественно, разные анкетные данные призывников.
Затем Николай Валерьевич уже миролюбиво и привычно скомандовал:
– Раздевайтесь до пояса. Будем обследоваться.
Пока парень раздевался, он уточнил:
– А какие – либо документы о состоянии Вашего здоровья у Вас при себе есть?
– Да. Вот выписка из моей амбулаторной карты.
Парень протянул врачу бланк выписки.
Пока тот обнажался, Николай Валерьевич прочитал выписку и спросил:
– И это все? Больше ничего представить не можете?
– А больше мне ничего не давали. В регистратуре сказали, что этого будет достаточно для медкомиссии.
Николай Валерьевич прочитал вслух из выписки:
– Жук Сергей Иванович. Это Вы?
– Ну, да. Это я и есть. Все правильно.
Мухов помолчал не много и уточнил:
– Но здесь ничего не говорится о тех симптомах, о которых Вы мне сообщили. Они, что появились недавно?
– Почему недавно. Я говорил врачу нашей поликлиники об этом еще вчера. А он сказал, что при прослушивании моих легких и сердца никаких сбоев он не нашел. И что я здоров.
– Понятно, – медленно проговорил Мухов. – Ну, давайте – ка я Вас послушаю.
На его груди во время всех таких приемов пациентов всегда висел стетофонендоскоп.
Вооружившись этим самым стетофонендоскопом, он прослушал внутренние органы парня в грудной клетке и спереди и сзади.
– Знаете, я открою Вам большую тайну: никаких симптомов того, что Вы описываете, я не нахожу. Ваш доктор прав. Никаких признаков заболевания, о котором Вы указываете, нет. По крайней мере, я их не нахожу.
– Так, может, меня нужно направить на обследование? – Несмело и все также тихим голосом предложил Жук.
Доктор при этом раздумывал:
«Конечно, можно назначить обследование со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но тогда я нарушу указание сверху, о том, чтобы все, у кого нет явных физических недостатков или хронических заболеваний, были признаны годными к службе в армии. В конце концов, если что – то выявиться позже, то этого парня просто признают годным к нестроевой. И все. И ко мне никаких вопросов не будет. Иначе при следующем призыве меня никто не включит в комиссию от военкомата. А это деньги. Да, все те же денежки! И, главное, что Олечка будет упрекать. Нет, никакого обследования. Годен. И все тут!»
Видя, что доктор размышляет над его предложением и, предположив, что, по всей видимости, не думает идти ему на встречу, Жук, взглянул в сторону Верочки.
А та, как обычно была занята своими делами, и очевидно ей не было никакого дела до их разговора.
Поэтому, повернувшись в сторону доктора и, пригнувшись поближе к нему, призывник тихим голосом многообещающе сказал:
– Товарищ доктор! Может, мы полюбовно решим этот вопрос?
Теперь Николай Валерьевич более внимательно посмотрел на него.
«А ты не простой паренек! Только меня на мякине не проведешь! Не ты первый, не ты последний! На всякий случай попробуем прощупать тебя на вшивость».
– Вы ведь понимаете, что сделать вывод о пригодности или непригодности Вас к службе в армии, можно будет только после обследования разными врачами и получением результатов соответствующих анализов.
– Так я согласен на обследование. Но только через некоторое время. Когда полностью выздоровлю.
При этом парень внимательно вглядывался в лицо Мухова.
Николай Валерьевич снова задумался:
«А чем черт не шутит! Я ведь ничем не рискую. Ну, да, парень прихворнул. Поэтому обследовать его в настоящее время не представляется возможным. Пройдет какое – то время. И все уляжется. А там, глядишь что – то изменится. Но нужно все обговорить. В том числе и о размере его «благодарности».
– Пойдемте со мной к невропатологу. Как она скажет, так и будет.
– Пойдемте, – почему – то сразу же согласился парень.
Мухов, а вслед за ним Жук вышли из кабинета и прошли по коридору, где, как обычно, хотя и была суббота, толпились граждане разного возраста, жаждущие получить консультацию или медицинскую помощь. Некоторые узнавали Николая Валерьевича. Здоровались с ним. Он машинально отвечал им.
Но думал при этом о другом, о своем:
«Интересно сколько он может дать? И в какой валюте? Хотя это не принципиально. Главное, чтобы все закончилось хорошо».
Когда вышли на лестничную площадку, Жуков приблизился к Мухову и тихо сказал:
– Понимаете, товарищ доктор. Мне, ну, никак нельзя именно сейчас идти в армию. Во-первых, мы с моей невестой подали заявление в ЗАГС. И через две недели свадьба. А во-вторых, летом я поступаю в институт. Родители уже все обставили. Я точно поступлю. А тут этот призыв. Вы, понимаете меня?
– Понимаю. Но и Вы поймите меня. Если все выяснится, то у меня будут большие неприятности. Очень большие! А я этого не хочу.
– И коню понятно. Я компенсирую риск.
Он осторожно оглянулся по сторонам.
Мимо них туда – сюда шастали люди, которые, в общем, не обращали никакого внимания на этих двоих. Ну, и что, что стоят врач и его пациент. Разговаривают. Ничего в этом странного нет. Поэтому люди проходили мимо по своим делам.
Жук сунул руку в карман куртки, в которую был одет, и вытащил оттуда конверт, сложенный вдвое.