- -
- 100%
- +
– Мой драгоценный господин, слова благодарности за небольшие услуги и доброту легко слетают с языка, но великая благодарность за великое благодеяние остается немой и лишь переполняет сердце. Я прошу вас принять от двух скромных философов малую толику того, что мы сможем дать вам в обозримом будущем, и заклинаю впредь не оставлять нас без своего благосклонного внимания и благодетельного покровительства!
Весьма сдержанно выслушав очередную цветистую тираду алхимика, Мишка тем не менее охотно принял подарок и, откинув крышку, завороженно впился глазами в содержимое шкатулки. Внутри на нежно голубом бархате лежали слитки золота, ослепительным блеском своим лаская взгляд сиятельного корыстолюбца и стяжателя.
– Это то, о чем я думаю? – сглотнув слюну, спросил Салтыков вмиг охрипшим голосом.
– Да, милорд! Это оно, настоящее философское золото!
– И много его у вас?
– Увы, это все, – пожал плечами Ди. – Обстоятельства непреодолимой силы не позволяют нам в ближайшее время приступить в Великому Деланию.
– Это почему?
Мишка недоверчиво прищурился и прикусил нижнюю губу.
– Видите ли, сударь! Процесс трансмутации слишком сложен. Он принимает во внимание все ритмы Великой Книги Природы: времена года, расположение планет, земной, лунный и солнечный магнетизм, которые пока не благоволят Magnum opus[11] и получению магистерия!
Эти сложные для разумения простого обывателя слова нимало не убедили Салтыкова. Видя тень разочарования на его челе, алхимик поспешил ободрить и успокоить не в меру мнительного сановника.
– Господин! Вы никоим образом не должны беспокоиться по этому поводу. Время скоротечно и переменчиво! А кроме того, у нас с магистром Келли есть чем поразить воображение юного царя и без алхимических опытов.
Салтыков задумчиво постучал пальцами по крышке ларца и согласно кивнул.
– Хорошо, судари мои. Я устрою вам встречу с государем. Но вы должны помнить, где находитесь. Россия – православная держава! Алхимия, как и магия, у нас карается смертью. Поэтому прием будет не в Кремле. Вот мое условие: никаких посторонних людей, никаких любопытных глаз! Я сам сообщу, когда придет время.
Ди и Келли многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, отвесили Салтыкову глубокие поклоны, обмахивая края ботфортов плюмажем своих шляп.
– Чудесно, милорд! – воскликнул молчавший весь разговор Эдвард Келли. – Трудно пожелать чего-либо лучшего! Ангельская магия, адептами коей, как вы знаете, мы являемся, не терпит лишней огласки и суеты. Это может только навредить!
– Я полностью согласен с магистром Келли. Нам не нужны свидетели! – добавил Артур Ди, и глаза его грозно блеснули.
Глава 4
Тяжелой поступью уставшего рейтара главный судья Земского приказа Степан Проестев вошел во двор съезжего двора на Сретенке. Объезжий голова Петр Иванович Шилов встретил своего начальника у ворот с умильной искательностью и безмерным почтением на рябом лице. За его спиной вытянулись в струнку, не смея даже дышать, три чернослободца Сретенской сотни Мишка Чудов, Петрушка Любимов и Оська Петров, служившие при дворе караульщиками.
– Где Образцов? – исподлобья взглянув на Шилова, хмуро спросил Проестев.
– На леднике, Степан Матвеевич.
– Чего делает?
– Не знаю. Никого туда не пускает, кроме своих. Говорит – тебя ждет!
– Ладно, коли так, – хмыкнул Проестев, – показывай дорогу.
Объезжий голова засуетился.
– Одел бы кошулю[12], Степан Матвеевич, – воскликнул он, корча зверские рожи в сторону своих подчиненных, – холодно там!
Оська Петров первым догадался, что нужно делать, и, сбегав в избу, вернулся со своим задубевшим от времени козлиным кожухом.
– Эка! – ухмыльнулся Проестев, постучав согнутым пальцем по тулупу, – как броня. Саблей не пробьешь!
– Зато тепло! – осклабился Оська, накидывая кожух на плечи грозного начальника, и исподволь метнул победоносный взгляд на своих менее догадливых сослуживцев.
Следуя за Шиловым, судья спустился в подклет и, пройдя несколько шагов, остановился у небольшой закрытой изнутри двери.
– Я же говорил, – пожаловался объезжий голова, – никого не пускают!
Проестев молча со всей силы ударил кулаком по двери, сделанной из крепких лиственничных досок. В ответ дверь почти не шелохнулась. Только металлические петли гулко звякнули в тиши подвала.
– Кто? – послышался недовольный бас Афанасия.
– Проестев.
Дверь почти беззвучно отворилась, пропустив начальника Земского приказа внутрь, и захлопнулась перед носом Шилова, попытавшегося пройти следом. Объезжий голова смущенно откашлялся и, обернувшись, заорал на чернослободцев, столпившихся в узком проходе хозяйственного подклета:
– Чего приволочились? Не на ярмарке! Работать идите, дармоеды!
Внутри ледника было по-настоящему холодно. Искрился пар от дыхания находившихся в помещении людей. Изморозь и твердый ледяной налет на стенах. Тонкий слой белого, хрустящего под ногами инея лежал на мху и опилках, густо покрывавших тяжелые плиты речного льда, вплотную сложенные боками друг к другу. Это невольно вызывало в сознании чувства нереальности, сна, игры воображения, где за обычной дверью человека могла ждать волшебная ледяная пещера, охраняемая тенями грозных старых богов, истинных намерений которых простому смертному ни узнать, ни понять не представлялось возможным.
Впрочем, начальник Земского приказа был человеком здравомыслящим. Любую блажь и суеверные страхи он отметал как необоснованную бессмыслицу, а потому, стряхнув со своих век невольно нахлынувшее наваждение, он с любопытством огляделся по сторонам. В комнате помимо него оказалось еще двое. Отец Феона и отец Афанасий. Из-за лютого холода, царящего в помещении, они были одеты в овчинные тулупы и лисьи малахаи, что никак не мешало теплолюбивому Афанасию самыми вычурными выражениями проклинать не любимые им стужу и мороз.
– Долго же ты шел сюда, судья! – согревая дыханием побелевшие пальцы рук, проворчал монах, смерив Проестева колючим, неприветливым взглядом.
Тот предпочел не отвечать на выпад недовольного инока и, молча пройдя мимо, подошел к отцу Феоне.
– Ну, Григорий Федорович, показывай, чего ты там из Неглинки выловил. Надеюсь, оно того стоит?
– Пойдем!
Феона резко развернулся на каблуках и направился к узкой каменной лестнице в дальнем углу ледника. Лестница вела в другое помещение, находившееся на пол-аршина выше. В нем было значительно теплее, чем внизу, однако все еще достаточно прохладно, чтобы оставаться в теплой одежде.
Посередине небольшой комнаты на возвышении, сколоченном из толстых досок, находился ледяной короб, закрытый сверху дикой крашениной[13]. Чуть поодаль стоял небольшой стол, заваленный грязной ветошью и хирургическими инструментами. У стола вполголоса о чем-то беседовали два совершенно незнакомых Проестеву человека. Старший, седой как лунь мужчина иконописного образа, носил простую иноческую однорядку, поверх которой был накинут олифленный емурлук[14], обычно применявшийся костоправами-резальниками, дабы не испачкать одежду, в то время когда они «пульки из ран вымали, раны лечили и кости ломаны правили». Второй, совсем мальчик, с глубоким, пытливым взглядом, был одет в кафтан полка стрелецкого головы Михаила Свищева. Оба были так увлечены беседой, что, кажется, даже не заметили появления нового человека.
– Это кто? – кивнул Проестев в сторону незнакомцев.
– Отец Артемий и его ученик Первой Петров[15]. Они нам помогать будут!
Проестев скривился, точно кислицу надкусил.
– А что, иноземных врачей не нашлось?
Отец Феона с удивлением посмотрел на судью.
– Инок Артемий – лучший костоправ, которого я знаю! Его сам покойный государь Федор Иоаннович привечал! Кого еще тебе надо?
Проестев нахмурился и сердито зарычал, точно пес, у которого попытались отобрать любимый мосол.
– Я знаю закон! – процедил он сквозь зубы. – Костоправ может вскрывать как живое, так и мертвое тело только под строгим наблюдением и руководством «истинных врачей»[16].
Теперь настала очередь нахмуриться отцу Феоне.
– На поле боя кто спрашивает у лекаря диплом врача прежде, чем он окажет помощь? Ты, Степан Матвеевич, сейчас не в анатомическом театре Падуи. Тут Москва! И случай не тот, чтобы болтать о нем каждому встречному…
– Не переживай, судья! – усмехнулся старый лекарь, уставший следить за перепалкой бывшего и настоящего начальников Земского приказа. – Мы тоже «Галиново на Панкрата»[17] читаем, так что в медицине худо-бедно разбираемся. Опять же секцию тела производят резальники, а иноземные врачи, никогда стрекало[18] в руках не державшие, и близко к секционному столу не подходят, при этом деньги только за погляд берут, и немалые! Какие тебе еще резоны нужны?
– Ладно, уговорили, – как от назойливых мух, отмахнулся от них Проестев, – показывайте, что у вас?
Лекарь кивнул помощнику. Молодой стрелец аккуратно взялся за края холста, накрывавшего ледяной короб, и осторожно стащил его на пол. При виде содержимого короба судью невольно передернуло.
– Тьфу! Вот же работа! Как свинью разделали…
Преодолев первое отвращение, он принялся внимательно рассматривать труп пигмея.
– И чего в нем особенного, если не считать, что мелкий мавр помер явно не от того, что подавился косточкой от вишни? – пожал он плечами.
– Ты много в Москве мавров видел?
– Я их вообще не видел!
– А я видел именно этого. Он прятался в рундуке кареты какого-то англичанина.
Феона проявлял заметную настойчивость, но Проестев по-прежнему стоял на своем.
– Прятаться в ящике – не преступление, тем более не повод к душегубству.
– А ты подумай? Скорее всего, ввезли его к нам тайно, и никаких проездных бумаг на него нет. Ни к чему не приписан, ничем не занимается. Кто он? Зачем приехал? Что собирался делать? С учетом писем, изъятых у Третьякова, положение наше может оказаться весьма опасным!
– Думаешь, это Голем?
– Нет, не думаю. Это было бы слишком просто, но какое-то тайное дело, связанное с этим Големом, он, безусловно, мог выполнять. Нам надо выяснить – какое? Англичане – люди обстоятельные. Просто так они ничего не делают.
Феона повернул голову в сторону лекаря, пристойно не влезавшего в чужой разговор и спокойно ожидавшего возможности высказаться.
– Отец Артемий, что скажешь по поводу тела? – обратился к нему Феона.
Костоправ открыл один из ящиков лекарского лагалища[19], наполненного самыми разнообразными инструментами, и взял в руки внушительное кроило[20]. Используя нож как указку, он острым концом откинул часть вскрытой брюшины, выставив на общее обозрение непривлекательные внутренности трупа.
– Что сказать? Подстрелили бедолагу из обычной пищали. Пуля попала в печень и задела желчный пузырь. Я думаю, что пороховой заряд был неполный либо порох отсырел. В любом случае очевидно, что пищалью пользовались не часто. Думаю, хозяин либо гражданский, либо отставной стрелец.
– С чего это ясно?
Феона оторвал взгляд от протянутой ему Петровым пищальной пули, в которой для него не было ничего примечательного. Старый лекарь осекся на полуслове и понимающе улыбнулся.
– Стреляли с довольно близкого расстояния. Об этом говорят следы сгоревшего пороха, оставшиеся на одежде, и часть пенькового пыжа, застрявшего в ране. Если бы с пищалью было все в порядке, то человека должно было продырявить насквозь, а тут рана в один сотенник[21] и в глубь едва ли два вершка. Мякоть печени не размозжилась на куски, а только потрескалась.
– Значит, он не сразу Богу душу отдал? – задал вопрос Проестев, бросив взгляд на грязную, окровавленную ветошь, разложенную лекарями на столе.
– Отнюдь! – согласно кивнул Артемий. – Ему хватило сил и времени сделать себе крепкий обяз[22].
Лекарь указал на куски окровавленного полотна, распущенного лентой от подола сорочки, отвердевший, как камень, грязный комок вамбака[23], нащипанного из подклада армяка, и куски рыхлой суконной покроми, покрытой жирными желтыми пятнами, сохранившими на себе скверный запах, несмотря на очевидно долгое пребывание в холодной воде.
– Хочу добавить, сделал он это умело, видимо, в медицине разбирался и даже мальхан[24] при себе имел.
Артемий мазнул пальцем по покроми и поднес его к носу Феоны.
– Понюхай сам! Медвежий жир, винный уксус, белый ладан… что еще, не разберу. Сложный состав!
– Может, его кто-то другой перевязал? – предположил отец Феона, вежливо отстранив от своего лица дурнопахнущий палец костоправа.
– Это вряд ли, – пожал плечами лекарь, вытирая руку о фартук, – судя по всему, один он был.
– Может, еще скажешь, как он хвост откинул? – с сомнением на лице произнес Проестев, из простого любопытства взяв со стола клещи с говорящим названием «журавлиный нос».
– Хвост? – удивился Артемий, забрав из рук судьи ценный инструмент, и поспешил закрыть его в ящике лекарского лагалища.
– Я спрашиваю, как помер, знаешь?
– Тут никакой тайны. Умер он не от пули и совсем не там, где был подстрелен. После первого прибоя[25] мавр, видимо, куда-то направился, но сказалась большая потеря крови. На мосту силы его окончательно покинули, он упал в реку и утонул.
– Утонул?
Лицо Проестева вытянулось от удивления, сделав его еще больше похожим на породистого жеребца.
– Да, утонул, – подтвердил лекарь. – В его легких полно воды. Если бы он умер до падения в реку, то воды в них вообще бы не было.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Предварительные переговоры; временные решения, соглашения (в отношениях между государствами).
2
День памяти святого апостола Фомы отмечается 19 октября (6-го по старому стилю).
3
Скудельня – божий дом, убогий дом.
4
Низший служитель в приказе, прежде всего в полиции.
5
Алхимик. Знаток тайн или таинственных средств.
6
Главный врач.
7
Стадии процесса приготовления искусственного золота.
8
Изготовители лекарств.
9
Совр. Воздвиженка.
10
Черное дерево.
11
Процесс получения философского камня.
12
Простая заячья или овчинная шуба.
13
Крашенный в серое холст.
14
Пропитанная жиром епанча.
15
Русский лекарь, впоследствии прославившийся своим искусством.
16
Medicum purum – таким термином обозначались врачи с университетским образованием. Хирурги к ним не относились и считались ремесленниками.
17
Русская рукопись «Комментарии Галена к сочинениям Гиппократа», написанная в ХIV – ХV вв.
18
Хирургический нож.
19
Ларец, ковчежец.
20
Массивный хирургический нож.
21
2,13 см.
22
Перевязка.
23
Вата.
24
Мазь.
25
Перевязка.