Лиариэль и сердце Ветролеса

Глава 1. «Когда все получают крылья»

Ночь ещё не отступила окончательно, но Ветролес уже начинал пробуждаться, после долгого сна. Лия лежала без сна на своей сплетённой постели из коры, мха и мягких лепестков. Слушая, как за стенами Дома Обучения шелестят ветви, потрескивает древесина и вздыхает лес. Где-то глубоко под землёй, в самом сердце корней, раздавались глухие, протяжные звуки – древняя песня леса, напоминающая одновременно пульс, дыхание и зов. Эти вибрации были почти неуловимыми, но Лия чувствовала их так ясно, будто они звучали прямо в её груди. Она не могла объяснить, почему это ощущение становилось всё ближе с каждым днём, но знала лишь одно: лес разговаривал с ней. Не словами, не голосами, как говорили наставники, а чем-то иным. Она не понимала смысла этих песен, но каждый звук отзывался в ней чем-то необъяснимо знакомым, словно напоминание о чём-то давно утраченном, но важном.

Лия осторожно приподнялась с постели, едва касаясь поверхности, чтобы не разбудить тех, кто ещё спал. Её босые ступни легко скользили по тёплому древесному полу, который мягко поддавался под весом, словно сам дышал в ритме просыпающегося леса. Она прошла к выходу, приоткрыла плетёную створку и вышла на высокий балкон из гибких ветвей, покрытых каплями росы. Навстречу ей потянулся утренний воздух, пахнущий свежим мхом, пыльцой, листвой и еле уловимыми ароматами ночных цветов, ещё не успевших скрыться от первого света. Всё вокруг было наполнено предчувствием, будто сам лес затаил дыхание.

С самых ранних лет именно это время суток было для неё особенным – когда тьма ещё не ушла совсем, но свет ещё не вошёл до конца, и весь мир словно замирал в ожидании, даря редкую возможность побыть наедине с собой. В такие мгновения не было ни голосов, ни посторонних взглядов, ни чужих ожиданий, под тяжестью которых днём так трудно дышать. Здесь, высоко среди ветвей, в полумраке дорассветного часа, Лия не чувствовала себя ни странной, ни неправильной. Она просто была – настоящая, тихая, в гармонии с собой и с лесом, который, казалось, тоже слышал эту тишину.

Лия шагала почти неслышно по тонкой тропе из переплетённых ветвей, ведущей к Смотровой Ветви – самой высокой точке Плетолиста. Там, среди листвы, открывался широкий вид на весь Ветролес. Внизу ещё дремали дома-корни, словно в тёплых зелёных гнёздах, скрытых под листвой. Мостики из лоз неспешно тянулись от ветки к ветке, а под ними уже начинали кружиться первые светлячки, мягко мерцая в предрассветной дымке. В глубине леса просыпались феи Клана Тумана, вплетая в воздух тонкие вуали, похожие на дым рассвета. А ещё дальше, ближе к восточным кронам, вспыхивали первые искры Клана Сияния – они выдували из ладоней свет, яркий, как утренняя песня леса.

Лия села на край широкой ветви, свесив ноги вниз, и долго смотрела туда, где лес постепенно растворялся в утреннем тумане. За границей Ветролеса, на самом горизонте, между двумя древними утёсами, мерцал едва уловимый свет – бело-зелёное сияние, мягкое, ровное, похожее на дыхание спящего существа. Это было Сердце Леса – источник всей магии, тайна, которую охраняли с древнейших времён, место, куда не ступала нога без права и признания. Лия знала, что у неё не было ни права, ни стихии. Ни возможности приблизиться, ни даже надежды.

Она до сих пор помнила день, когда стояла у Древа Согласия вместе с другими юными феями. Её сердце билось так, что казалось – вот-вот вырвется наружу. Она протянула руку, как делали все. Ожидала вспышку света, отклик, знак. Но дерево не засияло. Один из листьев, коснувшись её ладони, засох – медленно и страшно, реагируя на что-то недопустимое.

Никто тогда не сказал вслух ни слова, никто не осудил открыто, но взгляды были громче любых слов. Они смотрели на неё, как на чужую. На ту, что нарушила порядок, прикоснулась к тому, к чему не должна была. Словно нарушила не ритуал, а глубинный порядок, на котором держался весь лес. С тех пор стихии не отзывались. Ни одна не позвала её. Ни вода, что умеет утешать. Ни свет, что приносит ясность. Ни корень, что даёт опору. Ни даже зола, принимающая сломанное. Лия осталась одна, и тишина вокруг становилась с каждым днём всё плотнее. С тишиной росли и шёпоты – осторожные, ядовитые, ускользающие. Слово «бесстихийная» постепенно становилось для Лии проклятием, оно незримо присутствовало рядом, и она слышала его даже тогда, когда вокруг не звучало ни единого голоса.

Лия медленно вытащила из-за пояса небольшой мешочек из тонкой ткани, выцветшей от времени. Внутри хранилась пыльца, которую она собирала по крупице, подглядывая за теми, кто уже знал свою стихию. Там были частички всех шести – крохотные искры воды, света, тумана, звука, пепла и корня, собранные как напоминание о том, к чему ей нельзя было прикоснуться. Она прижала мешочек к груди, будто надеялась, что её вера и её желание, смогут согреть его, пробудить хоть что-то внутри. Губы дрогнули, и в утреннюю тишину едва слышно выскользнул шепот:

– Пожалуйста… хоть что-нибудь…

Пыльца высыпалась из её ладони, подхваченная лёгким ветром. Она закружилась в воздухе, тонким светящимся вихрем, будто на мгновение оживая. Лия затаила дыхание, надеясь на чудо, но ничего не произошло. Не было вспышки, не раздалось ни звука, даже воздух не дрогнул вокруг. Всё осталось прежним. Её ладони едва заметно дрогнули и сжались в кулаки. Слёзы не шли, она не плакала – было только знакомое, тихое напряжение, похожее на усталость после долгого ожидания, которое снова ни к чему не привело. Её мечта по‑прежнему оставалась мечтой. Лия не стремилась к величию и не ждала славы, она просто хотела быть частью чего-то важного, знать, что её место – здесь, среди ветвей, среди фей, среди любимого леса.

Начинался День Призвания. Это был Праздник Стихий – день, когда всё живое Плетолиста сходилось к Древу Согласия, чтобы увидеть, как юные феи открывают свою суть, и получают свою стихию. Она наклонилась вперёд, словно хотела приблизиться хоть на шаг, и шёпотом произнесла:

– Когда-нибудь… Я всё равно дойду.

В тот миг под её ногами едва заметно откликнулись корни. Их пение было таким тихим, что другой, возможно, и не услышал бы его, но Лия слышала. Потому что они пели только для неё. Она не знала, что этот день станет началом – даже без крыльев и признанной стихии она всё равно будет принадлежать этому лесу. Не потому, что её выбрали, а потому, что она сама услышала его голос. Пока другие ждали дара, Лия училась чувствовать саму суть леса, слушать его даже тогда, когда он молчал. И, возможно, именно в этом и заключалась её магия – неяркая, незаметная, непонятная, но живая, как дыхание Ветролеса.

Лия вернулась с Смотровой Ветви, когда Площадь уже начинала наполняться гулом голосов и утренним сиянием. Она не хотела идти, не хотела снова стоять под взглядами, но разве могла не прийти? Лия стояла в тени цветущего древа, у самого края площади, стараясь не выделяться. Она наблюдала, как феи один за другим стекались к площади: кто-то спускался с высот по мшистым мостам, кто-то перелетал с ветки на ветку, оставляя за собой след света. Их крылья сверкали в лучах утреннего солнца, каждое с уникальным узором и цветом. В самом центре площади возвышалось Древо Согласия – древнее, величественное, окутанное тонкой магической дрожью. По его коре бежали светлые прожилки, похожие на ручейки силы, а листья переливались всеми цветами кланов: глубокая синева Воды, яркость Сияния, густая зелень Корня, серое пламя Золы, мягкий Туман и колеблющийся свет Шёпота. Сегодня, как и каждый год, все феи, достигшие тринадцати лет, должны были прикоснуться к нему, чтобы дерево открыло их истинную стихию.

– Снова она пришла… – прошептала одна из фей, медленно расправляя крылья.

– Думает, на этот раз получится, – отозвался другой голос, тихо, но с язвительным оттенком.

Лия ничего не ответила. Она смотрела, как один за другим подходят к Древу. Когда первая девочка прикоснулась к коре, дерево озарилось светом, и над её головой закружились прозрачные капли воды. Следом мальчик вызвал золотое сияние, а потом дерево мягко окутал туман. Каждому из фей дерево отвечало по‑своему: вспышкой, мелодией, сиянием.

Когда осталась только Лия, на площадь спустилась тишина. Даже листья, казалось, перестали шелестеть. Все взгляды обратились к ней, и в этот миг она почувствовала, словно на её плечи легла тишина всего леса. Она шагнула вперёд и остановилась напротив Древа, того самого, к которому тянулась всё своё детство, веря, что однажды оно услышит её и примет. Закрыв глаза, она прошептала:

– Я готова.

Она протянула руку и прикоснулась к коре. Время замерло, вокруг не было ни света, ни звука. Только один тонкий, почти прозрачный лист начал темнеть, свернулся, медленно истлел и рассыпался пеплом у её ног. Лия резко отдёрнула руку, как от ожога. Сердце болезненно сжалось от этого беззвучного удара, и молчание оказалось тяжелее любого шума. В толпе кто-то хихикнул, кто-то отвёл взгляд, а кто-то сделал шаг назад, словно её прикосновение могло заразить. С высоты спустилась Смотрительница – высокая фея с ледяными крыльями и холодным, проницательным взглядом.

Она остановилась перед Лией и, не повышая голоса, произнесла:

– Ты не готова. Вернись, когда лес сам позовёт тебя.

Лия попыталась заговорить, но голос предал её. Осталась только пустота, в которой медленно поднималась боль. Она повернулась и пошла прочь, стараясь держаться прямо, не ускоряя шаг, хотя всё внутри рвалось на бег. Она не смотрела по сторонам, не слышала, как кто-то перешёптывался, кто-то отворачивался, кто-то жалел. Жалости она не хотела. Она просто прошла дальше, оставив всё позади. А в самой глубине сердца, в его тёмной, немой части, звучал глухой, неотступный вопрос: «Почему именно я?»

Она не вернулась домой. Ноги унесли её прочь, всё дальше и дальше, туда, где не было голосов и взглядов. Чем глубже она уходила в лес, тем тише становилось вокруг. Ветви смыкались над тропой, образуя свод из листвы, под которым не было ни солнца, ни тени – только ровный зелёный полумрак. Лия остановилась у старого дерева, в корнях которого когда-то проводила целые дни, играя, мечтая, сочиняя истории. Тогда казалось, что возможно всё. Но теперь дерево молчало. Листья оставались неподвижными, птицы замолкли, воздух застыл. В этой тишине Лия ощущала чьё-то присутствие – что-то едва заметное касалось её кожи, пробегало по спине и заставляло сердце биться быстрее.

– Я не хуже, – прошептала Лия. – Я не хочу быть ничем.

Ответа не последовало. Лия сжала ладони, всё ещё ощущая на пальцах жёсткую, холодную кору Древа Согласия. Лес не оттолкнул её – он просто не ответил. Или, возможно, ещё не был готов заговорить с той, кто не похожа ни на одного другого. Когда она встала, цветок с дерева мягко опустился прямо в её ладонь. Он светился ровным, внутренним светом и источал аромат, которого она не узнала, но почему-то сразу запомнила. Она прижала цветок к груди и закрыла глаза. Сегодня она не получила стихию, но впервые почувствовала, что не пуста.

С Площади доносился звон. Там продолжался праздник. Новые феи парили в небе, сияли, смеялись, обнимали родных. Лия ещё немного постояла под деревом, прислушиваясь к дыханию леса. Но спокойствие, которое только что родилось в её груди, было хрупким, как лепесток. Ей нужно было место тише. Место, где не останется ни слов, ни взглядов, ни следов от чьих-то ожиданий.

Она долго шла, не разбирая дороги и не глядя по сторонам, пока не оказалась у знакомой речки. Её встретил мягкий плеск воды и свежая прохлада. Здесь, у зеркальной глади, воздух всегда казался тише, глубже и честнее. Сюда Лия приходила каждый раз, когда нужно было спрятаться не от других, а от самой себя.

Под ивой, склонённой над рекой, уже сидел Атис. Он бросал в воду мелкие камешки, и круги от них расходились так, словно река тоже думала о чём-то тяжёлом.

– Я знал, что ты придешь сюда, – тихо сказал он, не глядя на неё.

Лия села рядом, поджав ноги. Река отражала небо и листья, и всё казалось наоборот – будто они сидят не на берегу, а где-то внутри отражения, под поверхностью.

– Что, если я никогда не получу стихию? – прошептала она. – Что, если я навсегда останусь… такой?

Атис пожал плечами, с трудом подобрав слова:

– Может, тебе она просто не нужна.

– Нужна, – фыркнула Лия. – Это всегда легко говорить, когда ты уже с крыльями.

Он снова бросил камешек.

– Значит,ты такой и должна быть. Лес ведь не ошибается.

Она горько усмехнулась:

– Это говорят все, только когда дело не о тебе. Лес не ошибается, но феи – да

Он ничего не ответил. Только достал из кармана маленький свёрток, перевязанный зелёной ниткой, и протянул ей. Внутри оказался гладкий камешек, оплетённый мхом, с вырезанным в центре символом – две переплетённые линии.

– Что это? – спросила Лия, приподнимая камешек на ладони, который показался живым.

– Амулет, – ответил Атис. – Если когда-нибудь окажешься совсем одна – просто сожми его в руке.

Он помедлил, потом потянулся к вороту своей туники и вытянул из-под неё точно такой же камешек, висящий на тонкой лесной нити.

– У меня такой же. Они связаны магией. Если ты позовёшь – он загорится.

Лия долго смотрела на камень, словно не веря, что кто-то может дать ей нечто по-настоящему ценное.

Потом она сжала его в кулаке и тихо произнесла:

– Спасибо.

– Хочешь, сыграем? – спросил он, глядя прямо на неё.

– В «Придумай стихию»?

Он кивнул и спокойно ответил:

– Давай. Ты первая.

Она задумалась. Обычно она придумывала образы вроде: «стихия ночных шорохов» или «паутина света на листьях». Но сегодня захотелось сказать правду.

– Я бы была стихией всего леса. Или ничем. Не капля, не корень – а… связь между ними. Как песня, которую поют, но не знают, кто её написал.

Атис немного помолчал, а потом тихо произнёс:

– Может, ты как раз та, кто сможет соединить всех. Ты не хуже остальных. Ты просто другая.

Лия глубже вдохнула прохладный воздух, в котором витал аромат лесной влаги и чего-то пряного, знакомого с детства. Здесь всё было другим – не как на Площади Призвания, где каждый шаг был виден всем. Здесь её никто не видел. Никто, кроме него.

– Помнишь, как мы пытались вырастить светлячка в листьях? – вдруг спросила она.

– Конечно. Ты тогда сказала, что если поливать его росой по утрам, он вылупится, как птенец.

– Я тогда верила, что всё можно оживить. Даже мёртвое.

– Может, ты всё ещё так думаешь, просто боишься вслух сказать, – Атис говорил, не глядя на неё, будто не хотел спугнуть мысль, которая только-только родилась в воздухе.

Лия опустила амулет в воду – он не потонул, а завис, словно держался на невидимой нити. Волны разошлись кольцами, как круги от её сомнений.

– Мне кажется, все ждут, что я исчезну. Что сама пойму: меня здесь не должно быть.

– Тогда они глупцы, – спокойно сказал Атис. – Лес сам знает, кому в нём быть. – Но Древо… говорит только то, что ему позволяют. Оно слушает кланы, но не всегда слышит Сердце.

– А ты, может, ближе к нему, чем думаешь.

В его голосе не было магии, но ощущалась другая сила – тёплая и ясная, не требующая лишних слов. Лия удивлялась тому, как точно он умеет чувствовать, даже несмотря на то, что сам всё ещё учится.

– Если бы ты мог изменить всё… что бы сделал? – Спросила она мягко.

– Оставил бы лес дышать. Без правил, без цвета, без делений. Чтобы каждый фей был как река – сам выбирал, куда течь.

Они долго сидели в молчании. Листья шептали, вода звенела в камышах, кто-то тихо стрекотал в кустах. И в этот момент Лия впервые за целый день не чувствовала себя лишней. Она не была феей без дара, а просто оставалась собой.

– Знаешь… если я когда-нибудь всё-таки найду свою стихию, – сказала она, глядя в воду, – я не хочу, чтобы она была как у всех.

Атис кивнул, не сразу отвечая:

– Думаю, у тебя и не получится как у всех. У тебя внутри – не капля, и не пламя. А вся тишина леса сразу.

Он поднялся первым. За его спиной поблёскивала река, а в глазах Лии отражался не он, а живой, мягкий свет, только что появившийся в этом дне.

– Пойдём? Уже почти ночь.

– Ещё немного. Я догоню.

После того как Атис ушёл, Лия ещё долго сидела у воды, слушая речной шёпот. Она не знала, что будет дальше. Но впервые за день это незнание не пугало. Когда солнце скрылось за кронами и небо стало тусклым, Лия поднялась и медленно пошла домой. Каждый шаг давался неторопливо, словно лес удерживал её ещё на мгновение. Воздух сгущался, становился темнее, а все привычные звуки постепенно стихали.

Деревня встретила её тихо. Светляки зажглись в плетёных фонарях, туман мягко сползал с крыш. Лия вошла в полумрак, и почти не раздеваясь, опустилась на постель. Ночь укрыла Ветролес мягким шёпотом листвы и еле слышным потрескиванием корней под землёй. Её дом, сплетённый из гибких ветвей и цветущих лоз, дышал теплом, но Лия лишь смотрела в темноту, не в силах уснуть. Она лежала, уткнувшись лбом в подушку. В руке – амулет Атиса, который она сжимала, словно он мог удержать её от распада.

Сверху сочился тусклый свет, похожий на дыхание спящей земли – зыбкий, пульсирующий, неровный. В комнате царила тишина – только мерное дыхание спящих фей да еле слышное поскрипывание веток за стеной. Мысли, как листья в бурю, крутились, сталкивались, падали. В ушах звенело то ли от усталости, то ли от обиды. Образы дня не отпускали: светящееся Древо Согласия, шёпот фей, засохший лист в её ладони и холодный голос Смотрительницы: «Ты не готова».

А если она никогда не будет готова? – подумала Лия, и закрыла глаза, пытаясь ускользнуть в сон. Но в какой-то момент внутри что-то откликнулось, словно сам лес тихо позвал её. Лия села на кровати, стараясь не издавать ни звука и прислушалась. Казалось, только она ощущала это дрожание в воздухе. Осторожно поднявшись, она накинула на плечи тонкую накидку и, как всегда, босиком выскользнула за дверь. Огни в светильниках погасли, даже туман над улочками застыл. Корни, что днём пели, теперь молчали – словно кто-то запретил им даже дышать. Всё казалось пугающе неподвижным, гладким – как сцена, застывшая перед началом незримого действия.

И вдруг зов повторился, на этот раз доносясь оттуда, где начинался Крайний склон – граница деревни и дикого леса. Туда нельзя было ходить без старших, там, по легендам, жило всё забытое. Сердце сжалось, но ноги сами понесли Лию вперёд. Она двигалась между домами, затаив дыхание, стараясь не издать ни звука. На самом краю, где покрытые мхом тропинки переходили в переплетённые корни древних деревьев, стояла чья-то фигура. Почти невидимая в темноте, она была выше обычной феи, обёрнута в длинные плащи, словно сотканные из теней. Воздух рядом с ней дрожал, как от жара, но становилось только холоднее.

Лия замерла, не в силах отвести взгляд. Хотелось бежать, но ноги не слушались. Фигура чуть наклонила голову, и вокруг её ног земля затрещала. Из щелей поднялся густой чёрный пар, который медленно шевелился, наполняя воздух ощущением тревоги. Треск становился всё громче, почва словно стонала, как если бы сам лес пытался остановить происходящее, но не мог. Из темноты донёсся шёпот – слова были неразличимы, но отзывались внутри дрожью и странной тоской, словно забытое возвращалось.

И вдруг в голове прозвучал резкий, отчётливый голос:

– Ты меня слышишь?

Голос был одновременно мужским и женским, в нём слышалась и старость, и юность. Он не принадлежал стоявшей фигуре, скорее, казалось, исходил от самого леса, из-под земли, или от чего-то, что слишком долго спало в этих местах. Лия отшатнулась, сердце забилось чаще, словно пойманная птица. Она сделала шаг назад, и под ногами затрещали корни. Шёпот усилился, фигура в плаще стала приближаться.

– Нет! – выдохнула она, развернулась и побежала, не разбирая дороги. Капли росы жгли босые ступни, мох цеплялся за ноги, как липкая паутина. Ветви хлестали по лицу, но она не останавливалась.

Она выбежала на знакомую улочку деревни – и только тогда позволила себе остановиться. Сердце стучало так громко, что казалось, его может услышать весь Ветролес. Постепенно её дыхание замедлилось, а тишина вокруг становилась всё плотнее, словно сама ночь затаила дыхание и слушала вместе с ней. В этот момент Лия заметила у самого порога, прямо на земле, лепесток. Она подошла ближе и наклонилась. Лепесток был почти чёрным, с тонкими мерцающими прожилками, и когда Лия взяла его в руку, он оказался тёплым, будто только что упал с чьей-то ладони. От него не пахло цветами, в воздухе чувствовались пепел и тишина. Лия сжала лепесток в ладони и медленно выпрямилась. Ночь оставалась безветренной, но что-то изменилось – лес больше не спал, и Лия тоже.

Глава 2. «Зов Сердца»

Всю ночь она пролежала под плетёным покрывалом в углу веранды, свернувшись не от холода, а от чего-то беспокойного внутри – тягучего, мутного, непонятного. В груди тяжело пульсовала глухая тяжесть, словно под рёбрами спрятался комок сырой земли. Лия сидела, обхватив колени, будто хотела удержать это чувство, не дать ему расползтись по телу. Глаза жгло от недосыпа, волосы спутались, но возвращаться в постель не хотелось. Мир вроде бы оставался прежним, но в нём что-то сместилось – как будто ушло вглубь, стало незаметным, но другим.

Лия почувствовала лёгкий толчок под ногами – пол дрогнул, едва заметно, почти мягко. Это был не скрип древесины и не шаги фей на ветвях – это был пульс, идущий снизу, из самого основания дерева. Словно в глубине, под корнями, билось что-то живое. Пульсирующее движение, будто в корнях билось живое сердце.

Сначала она решила, что это просто усталость. Ночь была беспокойной, полной обрывков снов и ощущений, не имевших формы. Но дрожь повторилась. Лия осторожно встала, ступила босыми ногами на ступени и спустилась вниз – туда, где мох был особенно густым, а земля – ближе, теплее, живее. Она опустилась на колени и прижала ладони к мху – и в этом касании, почти незаметно, что-то изменилось. Из глубины тишины, как ответ без слов, донёсся отклик. Это был не голос, не звук и не шорох, а нечто иное – едва различимая мелодия, будто рождённая самой землёй. В ней не было слов, но был плавный, убаюкивающий ритм, как дыхание спящего леса.

Лия не понимала, откуда взялось это ощущение, но в глубине сознания что-то отозвалось – древнее, забытое, как свет, пробившийся сквозь давно запертое окно. Казалось, она уже слышала эту песню – не в детстве, не во сне, а когда ещё была лишь замыслом, дыханием мира. Она затаила дыхание, боясь спугнуть хрупкое звучание. Сердце билось чаще, откликаясь на невидимую волну. Лия склонилась ниже, и её ладони глубже вжались в мох – тёплый, как живая кожа. Ничто не шевелилось: корни спали, листья не двигались, даже воздух будто стеснялся шевелиться. А песня продолжала течь сквозь землю и сквозь неё – медленно, размеренно, с той древней мощью, что не нуждается в словах.

– Лия! – голос прозвучал резко и слишком громко для этой тишины, разрезав её, как лезвие.

Лия вздрогнула, подняла голову и увидела, что на тропинке стояла Меария – наставница Клана Воды. Её обычно свободные волосы были собраны в строгий узел, на лице застыло напряжение, а в глазах мелькала настороженность.

– Ты не в Доме Обучения. Почему?

– Я… не спала. Слышала что-то… странное, – тихо проговорила Лия, опустив взгляд, будто надеялась найти подтверждение своим словам в самой земле.

Меария подошла ближе, опустилась на колени, положила ладонь на мох. Лия заметила, как выражение лица наставницы на мгновение потускнело, стало отрешённым и бесцветным. Меария чуть заметно вздрогнула и отдёрнула руку.

– Если ты что-то услышала, – тихо сказала она, не отводя взгляда, – лучше забудь. Иногда деревья говорят странное, иногда сам лес путается в своих снах.

– Но… Я не могу просто забыть, – прошептала Лия, сжав руки в кулаки.

Меария отвела взгляд, будто на секунду задумалась, но не произнесла ни слова.

В этот момент из-за поворота тропы стремительно вылетели трое крошечных фей. Их крылышки мерцали в утреннем свете, а тонкие пронзительные голоса раздавались одновременно, перебивая друг друга:

– Наставница Меария!

– Помогите! Налена застряла между камнями!

– Где? – Меария сразу повернулась к ним. Её движения стали резкими, собранными.

– Там, у водоразлома! Мы летели за светлячками, и она упала!

Наставница уже сделала шаг, собираясь последовать за феями, но вдруг остановилась. На мгновение она обернулась и задержала взгляд на Лии. Черты лица смягчились, в глазах мелькнуло нечто похожее на сожаление, но голос остался твёрдым:

– Лия, бывают вещи, которые слышать нельзя.

Не сказав больше ни слова, Меария развернулась и исчезла среди деревьев. Её шаги быстро затерялись в траве, а маленькие феи шурша крылышками последовали за ней. Их светящиеся силуэты на миг замерцали в листве, а потом медленно растаяли среди ветвей, будто их унесло ветром вместе с первым утренним светом.