Слова Королей и Пророков

– Он тебя ждет.

Заходя в зал, Гобнет помахала мне рукой. Ее щеки светились румянцем, а губы сами собой расплылись в ироничной ухмылке. Как и всегда, она выглядела безупречно: длинное шелковое платье сидело на ней словно вторая кожа, светлые волосы струились по плечам, а чарующие бледно-зеленые глаза обрамляли длинные ресницы. У нее за спиной послышались шаги, и вслед за ведьмой в зал вошли Шэй и Лег – верховный арфист и верховная виночерпица. Лицо Шэя искажала тревога, и он всю дорогу смотрел себе под ноги, не обращая на меня никакого внимания. Лег вежливо улыбнулась мне, но и она предпочла не заводить со мной разговора, а вместо этого сразу направилась в один из коридоров, ссутулив плечи.

Где же была верховная целительница Аффрика? «Что-то случилось», – решил я. И явно что-то скверное. Я тотчас же подумал о Фоуле. Неужели что-то произошло с ней? Нет, это вряд ли. Пусть Гобнет и была той еще прелестницей, она искренне дорожила дружбой с моей двоюродной сестрой. Она бы так не улыбалась, если бы Фоула действительно попала в беду.

Вложив меч в ножны, я вышел из зала через заднюю дверь и направился к башне Томаса. Ветер бросал мне в лицо соленые морские брызги и норовил сорвать плащ. Золотой утренний свет уже выцвел и обратился в серую дымку. С запада надвигалась очередная буря.

Со мной поравнялась Гобнет, уже успевшая завернуться в меховую накидку.

– В чем дело? – спросил я.

– Томас попросил меня поприсутствовать на вашей встрече.

– А ты теперь, значит, не только верховная ведьма, но еще и верховный писарь?

– Нет, конечно. Я всего лишь исполняю его просьбу.

Я остановился и сурово взглянул ей в глаза:

– Если Томас желает со мной поговорить, пусть приходит ко мне в покои. Один.

И я зашагал прочь прежде, чем Гобнет успела открыть рот. Да, Фиахра заходил в своих обвинениях слишком далеко, но я прекрасно понимал, отчего Томас нравился ему все меньше и меньше. Пусть он и верховодил Советом хранителей, день ото дня он вел себя все заносчивее и заносчивее. Главе Совета и хранителю одного из даров подобало общаться с глазу на глаз, вдали от любопытных ушей. Обычно я не лез в политику и позволял Томасу делать все, что он хотел. Я бы запросто мог позволить Гобнет отправиться со мной на верх башни и остаться до конца нашей встречи. В конце концов, я же не собирался говорить ему ничего, что могло породить ненужные слухи.

«Фоула в опасности, Колмон. Ей угрожаешь ты сам и наши сородичи».

– Колмон. – Из узкого окошка башни послышался голос Томаса. – Поднимись ко мне, друг мой. Нам нужно поговорить.

Усилием воли выбросив из головы слова Роунат, я кивнул в сторону Гобнет.

– Наедине, если пожелаешь, – ответил Томас.

Гобнет медленно опустила голову с бесстрастным видом:

– Мы с тобой поговорим позже, Колмон. Расскажешь мне, что ты повидал во время странствий по Миту. Очень уж хочется послушать.

Я подождал, пока она вернется в крепость, и лишь затем зашагал в сторону башни. Воспользовавшись даром воителя, я взобрался вверх по длинной лестнице за считаные мгновения и опустился в кресло, стоявшее перед письменным столом Томаса.

Когда я стянул плащ, он рассмеялся:

– Я настолько привык ждать, пока мои гости совладают с этой лестницей, что ты почти застал меня врасплох.

Я вежливо улыбнулся в ответ. Дар воителя наделял меня нечеловеческими силой и скоростью, и Томас прекрасно знал, как быстро я могу справиться с подобным препятствием. Этой репликой он явно пытался начать непринужденную беседу, а мне полагалось рассмеяться и пошутить про то, что он впустую тратит жизнь среди всех этих книг, или же обратить внимание на гору пыльных свитков у него над головой. Несколькими годами ранее я бы именно так и поступил, но в последнее время мы с Томасом все больше и больше начинали напоминать своих отцов.

– В чем же дело, Томас? Для чего ты меня вызвал?

Он неспешно опустился в кресло и наклонился вперед, крепко сцепив пальцы.

– Ты, должно быть, помнишь, что я отправил Эйлиш наблюдать за королем Коннахта из женского монастыря близ Киллаконена. Она сама попросила послать ее туда.

Втайне радуясь, что он не сообщил никаких дурных вестей о Фоуле, я обдумал услышанное. Я хорошо помнил о просьбе Эйлиш. Ей опостылела жизнь в крепости, и она пожелала хотя бы на время покинуть остров Феннит. Когда она в прошлый раз наблюдала за смертными по поручению Совета сто лет назад, монашеская жизнь быстро ей наскучила, но, поскольку в наши дни у Потомков, желавших отправиться в мир смертных, не было иного выбора, она сочла, что сумеет справиться с этим бременем. Я не винил Эйлиш: не она одна желала вновь побывать в Ирландии. Потомки часто вполголоса обсуждали подобные желания длинными зимними ночами, когда золотисто-бурый эль и медовый хлеб напоминали нам о недавнем прошлом.

– Она разузнала что-то важное? До меня доходили слухи о том, что на севере Коннахта недовольны мирным соглашением между королем Брианом Бору и владыкой Мита Шехналлом.

Томас покачал головой:

– Нет. Она давала королю Коннахта советы. Указывала ему, как поступить. Говорят, они даже делят ложе. Иными словами, она нарушила Новое соглашение. Я собираюсь лично вызвать ее обратно в крепость. Следующей весной на очередном собрании мы будем ее судить.

Теперь я понимал, почему не увидел в зале Аффрику и почему Шэй выглядел таким встревоженным. Аффрика приходилась Эйлиш бабушкой и пользовалась огромным уважением среди Потомков, даже несмотря на свой суровый и надменный характер. Я знал, что подобное известие едва ли обрадует всех остальных. В Новом соглашении было четко обозначено, что любого Потомка, посмевшего вмешаться в жизни смертных, ждала либо смерть, либо утрата дара.

– Ты слишком торопишься, Томас. – Заслышав мой быстрый ответ, он прищурился: обычно у меня уходило куда больше времени на размышления. – Пока речь идет лишь о слухах, а Аффрику и Эйлиш едва ли можно обвинить в легкомыслии. Эйлиш будет отрицать все твои обвинения. – Какое-то время я молча изучал старого друга. Он побледнел и исхудал, хотя глаза его горели все так же ярко. – Ты рассуждаешь об убийстве одного из наших сородичей, словно ее вина – уже решенный вопрос, а ведь дело обстоит совсем иначе. – Я цокнул языком. – Ты столько времени просидел взаперти в этой башне, что в твоих словах нынче не меньше безрассудства, чем в пьяных речах Фиахры.

– Согласен, что добиться от нее признания вины будет непросто, – молвил Томас, не обращая никакого внимания на мой укол. – И тем не менее я его получу.

– Каким же образом?

– Когда она во всеуслышание начнет настаивать на своей невиновности во время суда, я предложу ей выпить зелье истины.

– И она откажется. Заставлять Потомка принимать напиток, сваренный друидом, запрещено.

– Ты абсолютно прав, но подумай, как ее ответ воспримут остальные Потомки. Отказаться выпить зелье – все равно что сознаться во лжи.

– И все же это не признание.

– А это уже не важно. Аффрика лишится права голоса, поскольку судить будут ее близкую родственницу, и принимать решение предстоит остальным хранителям даров. Если четверо из нас сочтут ее виновной, мы обязаны будем наказать ее по всей строгости закона. А это означает смерть или отказ от дара и превращение в смертную. Ей предстоит самой…

– Я не стану этого делать.

Томас пристально поглядел на меня:

– Что именно? Не признаешь ее виновной, даже если это так, или не приведешь приговор в исполнение? Разве убивать предателей и врагов – не обязанность воителя?

– Я не стану делать ни того ни другого. – Я не сводил взгляда с его лица и потому увидел, как черты его исказило глубокое удивление. – Все это зашло слишком далеко. Мы приняли этот закон затем, чтобы предотвратить гибель наших сородичей. Тогда я поддержал тебя, потому что множество Потомков сложило головы на полях брани по всей Ирландии, защищая жизни своих возлюбленных смертных. Но какой же прок держать нас взаперти в этой крепости, если мы начнем убивать друг друга?

Томас задумался, поглаживая губы пальцами.

– В этом есть доля истины. Я часто вспоминаю твои слова и гадаю… не пора ли нам покинуть мир смертных окончательно? Как знать, вдруг Потомки не способны совладать с искушением, даже если просто наблюдают за ними из монастырей? Мы по-прежнему слишком вовлечены в их конфликты.

Я обдумал его слова, которые на первый взгляд казались разумными. Зачем нам подвергать себя ненужной опасности? Мы уже обсуждали это прежде, но другие хранители даров твердо настаивали на своем. Наши предки отправились в иномирье и оставили нас присматривать за смертными друзьями. Когда смертные сражались друг с другом, наши целители спешили на поля сражений и помогали раненым женщинам и детям. Когда скверна губила урожай, друиды и виночерпии помогали земле исцелиться и спасали смертных от голода. Новое соглашение стало первым шагом назад в наших взаимоотношениях. Нам более не дозволялось заводить связи со смертными, помогать им советом и сражаться с ними бок о бок, но мы по-прежнему чувствовали ответственность за их судьбы. Их жизни и благополучие зависели от нас. Если мы окончательно покинем их, то предадим все наши убеждения.

Я со вздохом провел пальцами по заплетенным в косы волосам, а затем моя правая рука скользнула вниз по бедру. Мне не составило труда нащупать старую рану, оставленную вражеским копьем. Шрам продолжал болеть даже много лет спустя.

– Отчего же ты передумал, Томас?

– Я желаю смерти собственным сородичам не больше тебя. И тем не менее, если Эйлиш признают виновной, ее ждет либо казнь, либо отказ от дара. Я размышляю над причинами ее проступка, и, когда я вспоминаю об изгнании Роунат, ответ напрашивается сам собой. Мы обязаны полностью отстраниться от смертных. Кажется, иного выбора у нас не осталось. – Томас отпил воды из кружки. – Я вспоминаю и о Фоуле, которая по-прежнему живет при дворе Бриана Бору. Мы с тобой знаем, сколь порочны сердца смертных, а вот Фоула об этом и не подозревает. Она должна вернуться домой и жить здесь, среди нас. Вдали от опасности.

Когда Томас неожиданно сменил тему, мое сердце заколотилось быстрее. Все это время я изо всех сил старался позабыть о том, что сказала мне Роунат. Сколько я ее помнил, она всегда была… немного не в своем уме, но разве я мог отрицать, что ветер принес мне ее послание и призвал меня к ней? А значит, нельзя было забывать и о предупреждении, которое встревожило меня до глубины души.

«Фоула в опасности, Колмон… Ей угрожаешь ты сам и наши сородичи. Тебе суждено либо навредить ей, либо спасти ее. Я точно не знаю».

Роунат утверждала, что благополучию ее сестры угрожали не смертные манстерцы, а сами Потомки.

Я набрал воздуха в грудь. Слова никогда не давались мне легко. Я был оружием – человеком, который исполнял чужие приказы. Это Томас вел переговоры, умасливал, плел интриги и искусные речи. Смогу ли я убедить его поступить так, как желал я?

– Сначала нужно, чтобы твое решение о нашем уходе одобрили на собрании, – произнес я, стараясь, чтобы мой голос звучал бесстрастно. – Ты и сам знаешь, что перемены Потомкам не по душе. Тебе следует быть осторожнее: сначала ты собрался воссоединить наши сокровища, а теперь – еще и это. Ты становишься тем еще смутьяном. Если ты настроишь против себя достаточно Потомков, они вполне могут потребовать, чтобы твое место занял другой друид.

Томас задумчиво постучал пальцами по губам. Судя по тому, как он нахмурился, мои слова действительно его встревожили. Отец Томаса, Аннеле, тоже был верховным друидом и главой нашего Совета. Сколько я помнил, во главе совета всегда стоял верховный друид, и все известные мне летописи говорили о том же. Таким образом, Томасу с самого рождения было суждено однажды занять место Аннеле. Он внимательно изучал поступки отца и чуть ли не боготворил его, но на первых же выборах после смерти Аннеле победа далась ему с огромным трудом. Томасу недоставало отцовской сдержанности, и он не пользовался таким же влиянием и популярностью. Вполне вероятно, что, если бы Аннеле на смертном одре не умолял близких друзей отдать голос за сына, сейчас во главе Совета вполне мог бы стоять кто-то иной.

– Все пройдет иначе, если я смогу на тебя положиться. Если на следующем собрании ты публично поддержишь мое решение вернуть сокровища в крепость и прекратить участие в жизни смертных, я не сомневаюсь, что получу большинство голосов. Гобнет проголосует за меня. Убедить Лег несложно. Пожалуй, если ты заявишь о своей поддержке прямо сегодня, она наверняка с тобой согласится.

Слова Томаса извивались, подобно змеям, и я видел каждую гибельную петлю, возникавшую у меня на пути. Он поделился со мной своими доводами и желал услышать ответ, не сводя с меня выжидающего взгляда ярких глаз.

– Сокровища… Что ж, может быть. Я все еще не уверен, что это необходимо. Но навсегда покинуть смертных? Сейчас для этого не время. Я своими глазами видел, как отчаянно дублинцы сражались с воинами Манстера. Нутром чую, впереди Ирландию ждет немало других битв. Сейчас не время укрываться за стенами крепости. Вскоре нам придется отправлять к смертным целителей. Надвигается кровопролитная война.

– Чепуха, – поспешно отмахнулся Томас. – Смертные постоянно друг с другом воюют. Мы никогда от них не уйдем, если будем вечно дожидаться мира.

– Это не так. Да, смертные всегда воюют, но до сих пор речь шла о мелких распрях – стычках между двумя кланами, которые в конце концов заканчиваются перемирием. С тех пор как на этих берегах высадились викинги, все стало гораздо хуже. Теперь ирландские короли нападают друг на друга по малейшему поводу. Нет, Томас… Сейчас все иначе. Грядет великая война. Я чую ее приближение.

Я опустил взгляд на свои сандалии. Потрепанная кожа выцвела до бурого цвета грязи, а лямки на лодыжках почти истерлись. Остальная моя одежда выглядела не лучше. Меховую подкладку штанов давно пора было заменить, а у шерстяной туники и льняной рубахи, которую я носил под ней, уже расходились швы. Испытание временем выдержал лишь мой доспех из бычьей кожи.

В конце концов Томас вздохнул:

– Я хочу послать тебя в Дублин.

Я приподнял бровь.

– Ты проследишь за восстановлением монастыря на островке возле порта, – пояснил он. – Король Ситрик также возводит новую церковь в стенах города. Раз уж ты не желаешь покидать смертных, нам придется и дальше за ними следить, а эти строительные работы дают нам превосходную возможность поселиться прямо у них в городе. Если ты действительно прав и надвигается большая война, нам нужны глаза и уши.

– Но почему именно мои?

– Ты сам знаешь почему.

Когда я промолчал, Томас взял меня за руку.

– Совсем ненадолго – пока я не сумею убедить кого-нибудь другого тебя заменить. Викинги по-прежнему печально известны своей привычкой предавать огню священников и монахов, поэтому отправить к ним воителя – наилучший выбор. Только вы способны дать викингам отпор и опередить пламя, но воителей, друг мой, ныне раз-два и обчелся. Придется мне послать тебя.

Да, нас осталось совсем мало. Не считая меня, лишь три Потомка обладали даром воителя: Кербал, Ардал и Тирнах. Кербал уже старел, и его дар угасал, а молодой, опрометчивый и неопытный Тирнах еще никогда не бывал за пределами крепости.

– Хорошо, – ответил я, решив не ссориться с Томасом. – Значит, мне снова доведется пожить со смертными, как в старые добрые времена.

Томас задумчиво поджал губы, уже не обращая внимания на мои слова, а затем сдержанно улыбнулся.

– Когда я отправлюсь в Коннахт за Эйлиш, на обратном пути я собираюсь заглянуть в Киллало. Жду не дождусь новой встречи с Фоулой.

Вот почему я никак не мог воспринять слова Роунат всерьез. Томас не просто любил Фоулу, а обожал ее. После смерти Ифы между ними не все было гладко, но глубоко внутри я ни на миг не сомневался, что однажды они помирятся.

– Удивляюсь, что ты до сих пор с ней не повидался. Я помню, как ты переживал после известий о битве при Гленмаме.

– Фоула не вернулась в Киллало с войском короля Бриана. Вместо этого она решила навестить семью смертного мужчины.

В его голосе отчетливо слышалось глубокое неодобрение.

– Какого еще мужчины?

– Если верить простому люду, его звали Лонон. Говорят, он спас ее во время битвы, а потом пал от руки викинга.

– Достойный поступок достойного мужа.

Томас кивнул. Когда он вновь заговорил, из его речи исчезла прежняя неприязнь.

– Да. Я рад, что в тот день он оказался рядом.

– Что ж, друг мой, нам пора прощаться. Скоро мы увидимся вновь.

– До встречи, – ответил Томас, пожимая мою руку. – Когда придет час, я призову тебя обратно в крепость. А пока постарайся помочь монахам закончить строительство и не позволяй викингам перебить их всех.

– Я сделаю все, что в моих силах. Впрочем, речь о Дублине, поэтому не могу ничего обещать наверняка.

Мы с Томасом дружно рассмеялись. Почти как в старые добрые времена.

Когда я вернулся к себе в покои, Фиахра валялся в изножье моей кровати. В руке он сжимал кубок с вином и, судя по встрепанному виду, успел не раз наполнить и осушить его за время моей беседы с Томасом.

– Когда я посоветовал тебе отправляться в постель, я не свою имел в виду.

Фиахра даже не пошевелился – лишь понуро поглядел на опустевший кубок, а затем потряс его. Он тут же до краев наполнился виски – крепким отваром, который не так давно изобрели смертные.

– Томас рассказал тебе об Эйлиш?

– Да.

– Тогда тебе пора решать, Колмон.

Фиахра поднял руку и попытался устроиться поудобнее на моей кровати, но потерял равновесие и скатился на пол, беспомощно прижимаясь спиной к стене. Каким-то образом ему удалось не пролить ни капли виски.

– Что мне пора решать?

– На чьей ты стороне. Новое соглашение приняли уже шестьдесят лет назад, и сейчас мы пожинаем его плоды. Нас становится все меньше, а наши души… погибают, пока мы торчим взаперти. – Он стукнул себя кулаком по груди. – Я здесь больше оставаться не могу, Колмон. Знал бы ты, как я ненавижу эту гребаную крепость.

– Хочешь, чтобы было как раньше? Служить О'Нилам и ковать для них мечи, которыми они потом будут потрошить смертных из Мита? – Я облизнул губы. – Мой отец сражался бок о бок с воинами Мита. В одной из битв он пал, и в животе его я нашел один из твоих клинков.

– Твоего отца убил не я.

– Я и не говорил, что ты. – Подскочив к Фиахре в мгновение ока, я схватил его за горло. – Будь это так, ты бы давно был мертв. А вот клинок был твоим. Ты выковал этот клинок для своих смертных приятелей, и в результате погиб мой отец. И твой отец. И все воители, которых мы знали. В этих бесконечных войнах полегло немало Потомков. Посмотри по сторонам! Среди нас осталось всего четыре воителя и два оружейника. Вот почему Томас наслаждается подобной властью. В его распоряжении – сорок друидов, а у Гобнет – сорок ведьм. Пятьдесят целителей, двадцать виночерпиев и тридцать пять арфистов… А вот нас – тех, кто бился в войнах смертных, – уже почти не осталось. – Я ослабил хватку. – Во всем виноваты мы сами и наша жажда крови.

– Колмон, мы с тобой настолько же смертные, насколько и Туата Де Дананн. Отрицать это бессмысленно. И неужели ты думаешь, будто Томас держит нас здесь лишь затем, чтобы построить рай на земле? Он всегда был охоч до власти. Говорю тебе, он что-то затевает.

Я отпихнул оружейника.

– Но это действительно так! Зачем ему, по-твоему, наши сокровища? Он желает полноценной власти над Потомками – да и над смертными тоже. Вот зачем он хочет, чтобы мы навсегда их покинули. Чтобы мы перестали считать их друзьями, а вместо этого думали о них как о… чужаках. – Фиахра почесал нос, силясь оторвать голову от пола. – Он же тебе рассказал про тот слушок?

– Успокойся, Фиахра. Иди спать.

– Говорят, что Фоула спасла смертному жизнь с помощью дара, – произнес он с многозначительным взглядом.

– Не говори ерунды. Она бы никогда не нарушила этот закон. Уж кому, как не ей, знать о последствиях.

– Тогда почему, по-твоему, Томас собирается в Киллало, чтобы с ней поговорить? Ходит слух, что они с тем смертным… танцевали. Томасу все это… не понравится.

Я молча глядел, как Фиахра сползает ниже и ниже. Он сказал все, что собирался, и теперь его безжалостно тащил на дно сон заправского пьянчуги. Бедняга. Когда-то он был полон достоинства, а теперь превратился в такую же развалину, что и я. Не позволяя этому чувству жалости укорениться, я взвалил друга на плечо и отнес в его собственные покои. Я не сомневался, что скоро его начнет тошнить: уж лучше пусть замарает свои простыни, а не мои.

Когда я опустил его на кровать, Фиахра застонал, и меня обдало перегаром и вонью соленой рыбы. Один из его зубов медленно загнивал. Любой из наших целителей исправил бы это в мгновение ока, но вот его разум… Я понятия не имел, насколько прогнила его голова. Стоило ли верить тому, что Фиахра рассказал о Фоуле? А если допустить, что слух был правдив и Томас в него поверил, как он поступит дальше?

«Фоула в опасности, Колмон. Ей угрожаешь ты сам… и наши сородичи».

Чувствуя в голове зародыш плана, я отправился на тренировочную площадку, где по утрам собирались оставшиеся воители. Кербал и Тирнах уже вышли из крепости. Старый шатун и юный медвежонок стояли бок о бок – нечастое зрелище, ведь обычно Кербал терпеть не мог младшего товарища. Да и медвежонок, справедливости ради, едва ли испытывал к старику большую любовь. Тирнаху не довелось поучаствовать в войнах смертных, и его будоражили истории о битвах, прошедших мимо него.

Ардал пришел на площадку вскоре после меня, но предпочел держаться подальше от остальных – впрочем, как и всегда. Он превосходил ростом всех воителей, кроме меня, и предпочитал коротко стричь свои светло-каштановые волосы. Благодаря невозмутимому характеру он часто помогал Тирнаху и Кербалу находить общий язык, поскольку с одинаковым терпением относился к непоседливости первого и непрошеным советам второго. Ардал обнажил секиру – совсем новую и, судя по внешнему виду, выкованную сыном Фиахры. Кенн уступал отцу в кузнечном мастерстве, а свои творения любил украшать самоцветами. В секире Ардала их было четыре. Камни ему подарил двоюродный брат – Томас.

Кого же из них попросить о помощи?

Очевидным выбором был Ардал: самый умелый воитель, самый спокойный характер… и все же я очень сомневался, что он сохранит мой план в тайне от Томаса.

Я перевел вдумчивый взгляд на остальных двоих. Кербал уже седел, а морщины вокруг его глаз и на щеках становились все глубже. Сколько же оставалось моему давнему другу? Год? Два? Меня всегда поражало то, как внезапно старели Потомки, когда приходил наш час. Если возраст Кербала все же возьмет свое и его дар угаснет в самый неподходящий момент… Впрочем, я ему доверял – настолько, насколько один воитель мог доверять другому.

Он вонзил клинок в щит Тирнаха и разбил его в щепки. Молодой воин нахмурился и швырнул на землю бесполезные куски дерева, которые сжимал в руке. Он был полон энергии, но ему недоставало терпения. Мне доводилось видеть, как яростно он убивал животных: рвал их на части голыми руками, пока еще бились их сердца. Полагаться на Тирнаха было нельзя. Мое поручение требовало осторожного подхода, и воитель, который все еще принимал лязг стали за славную музыку, едва ли мог исполнить его как подобало.

– Кербал! – Я подозвал старика жестом. – Надо поговорить.

Он побрел ко мне, радуясь выигранной схватке, и хлопнул по спине Ардала, который направился к тренировочной площадке, чтобы бросить вызов Тирнаху.

– Мне нужна твоя помощь.

– Правда, что ли, малец? – хмыкнул Кербал. Однажды этот седовласый воитель был моим наставником. В те времена он наводил на всех ужас лютым нравом. – Ну что ж, тогда выкладывай.

– Я хочу, чтобы через три месяца ты попросил у Томаса разрешения отправиться на охоту в уладские болота.

Кербал стряхнул с плеча седеющие волосы.

– Совет больше не дозволяет нам покидать крепость, кроме как по поручению Томаса.

– Для тебя он сделает исключение.

Старик издал хриплый звук, словно кто-то провел камнем по скале.

– Томас не посмеет отказать мне в предсмертном желании – ты это имеешь в виду? – Я пристально взглянул бывшему наставнику в глаза, и его ухмылка сошла на нет. – Так чем же я буду заниматься на самом деле, кроме как ждать своей смерти?

– Отправишься в новый монастырь на острове Око Эрин.

Тяжелые веки Кербала поползли вверх.

– В Дублин? Пф-ф. Вот уж чего не хватало: проводить последние дни в обществе монахов.

– Это не займет много времени.

Старик обернулся и смерил взглядом Тирнаха, который колотил мечом по деревянному столбу. Молодой воитель обладал немалой силой для своего возраста, пусть он до сих пор и не научился уклоняться от выпадов Ардала.