Мне нужен герой! I NEED A HERO!

Глава 23 Вероника

Шум обрушился на меня, как только мы вошли в клуб. Гул голосов, смех и музыка, бьющая в барабанные перепонки. Я моргнула, пытаясь привыкнуть к свету – разноцветные лучи прожекторов резали глаза, отражаясь в зеркальных стенах и на блестящих костюмах гостей.

– Боже, что произошло?! – Лиля схватила меня за плечи, ее глаза округлились.

Я машинально опустила взгляд. Колени – в запекшейся крови, лавандовое платье испачкано, руки дрожат.

– Ничего страшного, – пробормотала я, но голос предательски дрогнул.

– Ничего страшного?! – Даня ахнул, оглядывая меня. – Мне нужно было ехать с тобой, а не оставлять тебя одну!

Глеб молчал. Он стоял рядом, сжав кулаки, и его обычно спокойные глаза горели.

– Кто это был? – спросил он наконец.

Я отвернулась.

– Никто.

– Никто?! Он чуть не сбил тебя, а ты говоришь…

– Не сбил? – в один голос произнесли Даня и Лиля. Они выглядели ошарашенно, и эта эмоция очень плохо сочеталась с крупными блестками на их лицах.

– Оставь, – резко оборвала я Глеба.

В голове крутилось только одно: рыжая девушка в его машине. Кто она? Подруга? Коллега? Или…

Я резко направилась к бару.

– Эй! – Лиля попыталась остановить меня, но я уже махнула бармену.

– Виски. Двойной.

Бармен – высокий парень с татуировками на руках – поднял бровь, оценил меня взглядом и видимо увидев не самый мой лучший вид все-таки налил.

– Ты серьезно? – Даня схватил бокал, прежде чем я успела поднести его к губам. – В таком состоянии?

– Отдай, – потребовала я.

Он колебался, но Глеб неожиданно кивнул:

– Пусть, ей надо выпить.

Лиля ахнула:

– Вы оба с ума сошли?!

Я выхватила бокал и залпом опрокинула его в горло. Огонь разлился по груди, заставив закашляться, но я только махнула бармену снова.

– Еще!

Вокруг нас начали собираться студенты из музыкального – девушка с розовыми волосами, парень в смокинге – они с интересом разглядывали мой вид.

– Эй, тебе точно не нужен врач? – осторожно спросила розововолосая девушка, садясь на соседний стул в баре.

Я фальшиво улыбнулась:

– Мне нужно забыть этот вечер.

Второй бокал я уже пила медленнее, чувствуя, как алкоголь туманит сознание. Музыка стала громче, свет – ярче, а боль в ладонях – острее.

– Она вообще понимает, что делает? – прошептала Лиля Дане.

– Нет, – ответил он, просто рассеянно качая головой.

Глеб стоял рядом, его плечо касалось моего. Он не пытался больше ничего говорить – просто стоял рядом.

А я… я смотрела на танцпол, на смеющиеся лица, на шампанское, льющееся рекой, и думала только об одном: что, мать его, вообще происходит? Он вообще не обязан мне ничего объяснять. Мы… мы ничего не значим друг для друга. Просто случайность. Просто взгляд в баре, пара слов, пара глупых встреч. Но почему тогда так больно?

А эта рыжая… Она что, его девушка? Невеста? Жена? Или какая-нибудь родственница?

Черт. Черт. ЧЕРТ.

Я не должна была соглашаться на эту встречу. Не должна была пить его кофе, смеяться над его шутками, запоминать, как пахнет его машина. Я знала, чем это закончится. Знала с самого начала. Он – взрослый, состоявшийся мужчина. А я – студентка, которая верит в сказки про «взгляд, от которого мурашки». Хватит. Пора закончить это.

Я снова махнула бармену, слушая, как за моей спиной Глеб ставит в известность моих друзей о произошедшем.

– Она переходила дорогу к клубу. Внезапно резко затормозила чёрная иномарка – буквально в сантиметрах от неё.

– Боже… – Лиля прикрыла рот ладонью.

– Из машины выскочил тот урод, который был тогда в «Ониксе», он пытался помочь, но я сразу же ее увел. Он точно ненормальный. Надо было там же врезать ему!

– Подожди… подожди… тот урод из «Оникса»? – захлопала ресницами Лиля, явно догадываясь, о ком идет речь. – Ее сбил Марк Викторович?

– Марк Викторович? – нервно и грубо хмыкнул Глеб. – Что за официоз? Он что, какая то большая шишка?

– Он наш преподаватель! – повернувшись лицом к компании, резко ответила я, заставляя их всех замолчать даже несмотря на громкую музыку.

Да… он мой преподаватель. И только.

– Никусик, мне так жаль, – Даня подбежал ко мне и принялся вытирать влажной салфеткой кровь на моих коленях. – Если бы только я поехал вместе с тобой, а не оббегал все аптеки в поисках таблеток от аллергии на орехи в глинтвейне… – он выглядел таким разбитым, словно это его только что чуть не сбила машина.

– Ребят, все нормально, – ответила я, смотря, как толпа у входа расступается и в помещение входит он, осматривая всех и останавливая свой взгляд на мне. – Извините, но я не хочу здесь оставаться. – они проследили за моим взглядом, понимая, к чему я веду, пока я вставала со стула. – Я ухожу, отмечайте без меня, я напишу, обещаю.

С этими словами я чмокнула Лилю, у которой потерялся дар речи и открылся рот, и Даню, который, на удивление, понимающе кивнул, а затем прошептал мне на ухо:

– Я буду ждать тебя дома.

И пока мой преподаватель пробивался ко мне сквозь огромную толпу студентов, я уже быстрым шагом шла на выход, но только не на главный.

Я рванула к черному выходу, с силой распахнув тяжелую металлическую дверь. Вместо ожидаемого снега под ногами хрустел сухой декабрьский асфальт. Переулок между клубом и соседними домами освещался только тусклым светом одинокого фонаря.

«Просто исчезни».

Но едва я сделала несколько шагов, дверь за моей спиной с грохотом распахнулась.

– Вероника, стой!

Его шаги гулко раздавались в узком проходе. Я ускорилась, но он был быстрее. Рука схватила меня за запястье и резко развернула. Я едва удержала равновесие.

Марк стоял так близко, что я чувствовала его дыхание – горячее, прерывистое. Его пальцы впились в мою кожу.

– Ну почему ты такая упрямая! – прорычал он мне прямо в лицо.

Я фыркнула, смело встретив его взгляд:

– Простите, Марк Викторович, что не оправдала ваших надежд! – я изобразила жалкое подобие книксена, при этом глупо смеясь.

Алкоголь начинал действовать.

– Перестань, – его голос стал ниже, с нажимом, и от этого мурашки побежали по спине. Он взял меня за руки, перевернул их ладонями вверх – аккуратно, почти бережно. – Нужно обработать, иначе занесешь инфекцию.

– А вам-то что? – я едва не рассмеялась, вырываясь. – Или это ваша педагогическая обязанность – дезинфицировать глупых студенток, которые в вас влюбляются?

Он побледнел, а я поняла, что ляпнула лишнего. Затем мужчина резко выдохнул и провел рукой по лицу:

– Я чуть не сбил тебя! Понимаешь ты это или нет? Чёрт побери, я чуть не…

– Но не сбили же, так что успокойтесь, – пожала я плечами, смотря куда-то в сторону. – Я справлюсь.

– Не справишься, – ответил он, подходя ко мне ближе.

– Справлюсь, – как можно увереннее отчеканила я, словно заставляла в это поверить себя, а не его.

– Не справишься! – не унимался он, уже вплотную стоя около меня.

– Я справлюсь! – закричала почти во весь голос я, чувствуя, как голос надрывается и дрожит, а глаза начинает щипать. – Без тебя!!!

Мы дышали друг другу в лицо, и в этом дыхании было всё: боль, желание, страх, злоба, бессилие. У него дрогнула рука, будто он хотел коснуться моего лица. Я не двинулась ни на шаг. Весь мир перестал существовать, абсолютно все исчезло, кроме его взгляда, пульса в висках и запаха крови на ладонях. Но вдруг он резко повернул голову и застыл на несколько секунд.

– Ты слышишь? – его взгляд, ставший вдруг серьезным и задумчивым, устремился в неопределенную даль.

Я напрягла слух, но сквозь пелену грохочущей музыки, доносящейся изо всех сторон, не могла уловить ничего.

– Что такое? – спросила я, пытаясь вернуть внимание Марка, растворившегося в созерцании конца параллельной улицы.

– Собака, – прошептал он, словно боясь спугнуть звук.

И тут, наконец, до меня донеслись нарастающие звуки лая и топота бегущих лап. В конце улицы, словно выросший из теней, стоял огромный черный доберман и, утробно рыча, буравил нас взглядом.

– Не двигайся, – одними губами прошептал Марк, а в моей голове уже зарождалась паника.

В смысле не двигайся? Он что, сошел с ума? Я схватила его за руку и дёрнула изо всех сил:

– БЕЖИМ!

Мы рванули с места. Мои шпильки звонко застучали по асфальту, но вскоре сбились в рваный грохот. Марк буквально тащил меня за руку, ведя нас по извилистым улицам, как будто знал их наизусть. Те мелькали, словно кадры, один за другим. Где-то мигали лампочки и гирлянды, а в окнах мелькали силуэты людей, чьи праздники ничто не тревожило. Кто-то, куривший на пожарной лестнице, засмеялся, увидев нас, словно героев погони из романтического боевика. На секунду это выглядело нелепо, почти смешно – мужчина и женщина, рука в руке, бегущие в отчаянии от чего-то невидимого. А позади, всё ближе и громче – яростный лай и рычание.

– Сюда! – Марк резко потянул меня влево.

И именно в этот момент, когда мы выскочили на широкую улицу, началось.

Первый фейерверк разорвал небо с оглушающим грохотом. За ним – ещё один, и ещё. Салюты вспыхивали над домами, озаряя всё вокруг сотнями разноцветных огней, и это значило лишь одно – полночь, наступил Новый год. Я захохотала, несмотря на боль в лёгких и жжение в ногах. Этот сюрреализм был прекрасен. Всё было – неправильно, опасно, безумно… и именно поэтому – живо.

Мы бежали по улице. Из огромного дома с кованым балконом гремела песня Josefine Myrberg – Holding Out For A Hero. На втором этаже стояла женщина в пеньюаре и с бокалом шампанского. Увидев нас, она театрально послала нам воздушный поцелуй, прислонив обе ладони к губам, а затем раскинув их в разные стороны и пританцовывая под звуки песни, доносившейся из колонок. Как будто всё происходящее было постановкой, а мы – актёры в её личной новогодней истории.

Марк все дальше и дальше меня уводил, крепче сжимая ладонь, а позади, не отставая, все так же без усталости преследовал нас пес. Фейерверки продолжали разрываться в небе, отражаясь в его глазах. Красные, синие, золотые вспышки – и каждая, казалось, запускалась специально под наш бег. В какой-то момент всё вокруг озарилось золотым светом, и я увидела, как искры фейерверка посыпались, будто снежинки, на тёмные крыши.

Не знаю, сколько ещё выдержали бы мои каблуки, сколько ещё сердце смогло бы отбивать этот бешеный ритм, подгоняемое паникой и смехом, перемешанным со страхом… Но за очередным поворотом всё оборвалось.

Это был тупик.

Глава 24 Марк

Не раздумывая ни секунды, я скомандовал:

– Залезай!

Подхватив Веронику, я почти закинул её на кованые ворота, сплетённые в причудливый узор, словно нарочно созданный, чтобы мешать беглецам. Пёс был уже совсем близко – его тяжёлое дыхание, подобное приближающейся грозе, вибрировало в воздухе.

Даже когда она уже стояла наверху, неуверенно переставляя изящные ножки, подол её платья всё ещё касался земли, словно нарочно дразня разъярённого добермана.

– Прыгай! – крикнул я, уже оказавшись по ту сторону ограды. – Прыгай ко мне, скорее!

Её глаза – распахнутые, полные ужаса – метались между мной и направлением, откуда неслось злобное рычание. В какой-то момент она просто зажмурилась и с отчаянным криком прыгнула.

Она рухнула на меня с грохотом, словно лавина, – гипюр, слои ткани, холодные руки, вцепившиеся в плечи. Мы повалились на промёрзшую землю, и я оказался окутан ею – её страхом, её запахом, её сердцем, которое колотилось, как у раненой птицы.

– Марк? – прошептала она, всё ещё дрожа от пережитого. – Марк!

Её руки лихорадочно откинули ткань с моего лица, и, увидев мои глаза, она облегчённо выдохнула – тяжело, прерывисто – а затем уронила голову мне на грудь, прильнув всем телом.

Я чувствовал, как жизнь пульсирует в нас обоих – горячо, бешено, громко. Боже мой, я не ощущал себя таким живым уже лет десять. Всё остальное – привычное, серое, выцветшее – растворилось. Осталась только она. И я.

Но реальность ворвалась, как холодный ветер. Я привстал и хрипло выдохнул:

– Зачем?..

Вероника подняла голову, непонимающе глядя.

– Зачем ты побежала? – повторил я, отмечая, как на ней сидит этот безумно испорченный, но всё ещё красивый наряд. Вся ситуация казалась нелепой.

Вероника вдруг захохотала. Сначала тихо, почти беззвучно, потом громче. Смех её нарастал, переходя в какую-то безумную истерику. Она смотрела на жалкий обрывок ткани, который когда-то был подолом её платья. И я тоже не выдержал – заразился этим безумием и рассмеялся вместе с ней. Мы хохотали, словно сбежавшие, застуканные владельцем подростки, укравшие с соседнего участка яблоки. А где-то там, за забором, сидел доберман. В зубах – лоскут лавандовой ткани, который ему, как ни странно, даже шёл. Пёс продолжал рычать, но в его взгляде уже читалось: «Ладно. Сегодня вы победили».

– Почему ты такая упрямая… – сказал я, скорее себе, чем ей, помогая ей подняться с земли.

– О, а что бы ты сделал? Ты думаешь, в этом элитном районе живут собаки-дипломаты, с которыми можно договориться? Это был адски большой пёс, а я боюсь их с детства!

– Это же элементарное правило: не бежать, когда видишь собаку, это только провоцирует её, – я посмотрел на девушку, которая скрестила руки на груди и с вызовом спросила:

– Ты же в курсе, что это частная собственность? Мы вломились на чужой двор!

– Этот дом уже год как продаётся, и здесь никто не живёт, – ответил я, направляясь вглубь двора.

Веронике ничего не оставалось, как идти за мной следом, кутаясь в короткий полушубок.

Табличка со словом «Продаётся», облезлая и поблёкшая, всё ещё цеплялась за своё место. В этом доме когда-то жил мой однокурсник с отцом, который, не пережив утраты, уехал в Штаты, поставив дом на продажу. А его отец прожил здесь в одиночестве меньше года. После развода он так и не смог выбраться из пучины отчаяния, и как ни пытался мой однокурсник вернуть его к жизни, всё было тщетно. Депрессия и нежелание жить забрали его на небеса. А дом так и остался стоять, застывший в ожидании новых хозяев.

Я бывал здесь не раз и знал, где припрятан запасной ключ. Надежда теплилась, что он всё ещё на месте – в шкатулке, замаскированной под декоративный камень. Хотя, казалось бы, в районе, где каждый угол просматривался камерами, не стоило опасаться ни вандалов, ни воров. Здесь обитали лишь порядочные и уважаемые люди.

Пока я ощупывал декоративные камни у засохших клумб, Вероника, дрожа, топталась на месте и оглядывалась по сторонам. Вечерний холод уже пробирался под одежду, а после выброса адреналина тело чувствовало его особенно остро.

– Есть! – мелькнуло в голове, когда мои пальцы нащупали маленький медный ключик от задней пристройки. Девушка с любопытством наблюдала за моей манипуляцией – открыванием двери в чужой дом.

Я вставил его в замок, и дверь поддалась с тихим щелчком.

– Заходи, – сказал я, отворяя дверь и приглашая девушку войти.

Она посмотрела на меня с лёгкой опаской и любопытством, как будто в этот момент поняла, что я – не совсем тот, за кого себя выдаю. Но холод делал своё дело, и, быстро прошмыгнув в дом, Вероника даже не поинтересовалась, чей это дом и откуда у меня ключ. Она просто была рада хоть немного согреться.

Внутри царила гробовая тишина и запустение. Всё было на своих местах, как будто хозяин вот-вот вернётся – и никто не осмеливался что-то тронуть. Пыль, словно ткань времени, покрывала мебель. Комната дышала пустотой и затхлой памятью. Вероника, не раздумывая, прошла в гостиную. Она выглянула в окно. Пёс всё ещё был там. Он улёгся, положив лапы на лоскут фиолетового платья, будто хвастаясь трофеем.

– Возьми, – я протянул ей тёплый, хоть и запылённый плед. – Придётся подождать. Может, он уйдёт сам.

Когда её ледяные пальцы коснулись моей руки, я понял, что дело серьёзное. Нужно было её согреть, но кроме старого доброго способа, ничего в голову не приходило. Я отбросил назойливые мысли и попытался мыслить рационально. Камин не затопишь – дров нет, значит…

– Побудь здесь. Я скоро, – прошептал я, отворачиваясь.

Она вцепилась в мою руку. Словно маленький ребёнок, застрявший между паникой и доверием.

– Не бойся. Я закрыл дверь. Мы одни.

Она отпустила меня, не говоря ни слова, и, поджав ноги, села на диван.

Электричества, конечно же, тоже не было. Лишь тусклый свет уличных фонарей проникал сквозь тонкую тюль, едва освещая огромную комнату. Я достал телефон, включил фонарик и направился на кухню.

Открывая шкаф за шкафом, а их было не счесть, я искал хоть что-то, что могло бы нас согреть. Когда-то однокурсник хвастался винной коллекцией своего деда-винодела. В доме стоял особенный, благородный дух старых бутылок, но сейчас не было ни единой. Видимо, растащили родственники после поминок или, что вероятнее, выпили сами. Когда я понял, что эта затея проваливается, в голову снова кралась грешная мысль… Но удача всё же улыбнулась мне.