Мне нужен герой! I NEED A HERO!

– Уже можно что-то сказать, – наконец выдохнула я, ломая этот неловкий барьер.

Первой слово взяла Лиля. Её голос прозвучал тихо, но чётко:

– То есть ты сказала ему, что подумаешь, а после этого просто улетела, не предупредив? Не дав никаких сроков?

– Нет, – я нервно ухмыльнулась. – А что такого? Он вообще на полгода уезжал без объяснений…

– В его защиту скажу, что он тогда приезжал к тебе, чтобы сказать об отъезде, – встрял Даня, осторожно подбирая слова. – А ты не вышла. Конечно, это не оправдывает его полностью, но… не кажется ли тебе, что ты поступила жёстче? Особенно после такой ночи?

В его защиту? Мысленно я аж подпрыгнула. С каких это пор они его адвокаты?

– Я имею на это право! – голос дрогнул. – Так же, как и он имел право уехать на полгода по своим делам!

Лиля смотрела на меня с растерянностью и лёгким шоком.

– Неужели ты ничего к нему не чувствуешь?

Чувствую. Каждый день. Каждую ночь. Его прикосновения будто выжгли на мне отметины, и никакой загар не скроет этого.

– Чувствую! – вырвалось у меня. – И именно поэтому не могу вот так легко простить и отдаться ему!

– Ты уже отдалась, – парировал Даня с убийственной точностью. – В самом буквальном смысле.

– Цыц! – я сжала кулаки. Он прав. Чёрт, он прав. – Он подло поступил. С ней. Со мной. Он предал один раз – предаст и второй. У меня есть принципы!

– Господи… – Лиля закатила глаза к потолку. – Ты слишком много думаешь! Тебе всего девятнадцать, Ник. Если Марк – не твой единственный, то мужчин в твоей жизни будет ещё целый вагон. Так что ты теряешь?

Всё. Себя. Веру в то, что кто-то может остаться. Что кто-то может выбрать именно меня.

– Он разобьёт мне сердце…

– Он УЖЕ разбил! – воскликнула она. – Но ты же не перестала его любить от этого! Так почему ведёшь себя так, будто это твоя последняя любовь? Не попробуешь – не узнаешь. Возможно, он не последний, кто разобьёт тебе сердце. Так как же жить, если не совершать ошибок?

– Беленький цветочек прав, – тихо подвёл черту Даня. – Тебе нужно было хотя бы сообщить, что улетаешь.

И я провалилась в пучину молчания. Их слова, как иглы, впивались в самые больные места. Я ничего не ответила. Просто поднесла к губам стопку и залпом выпила. Горький вкус текилы смешался со вкусом собственных сомнений.

Они правы. Чёрт, они оба правы. Я сбежала. Я просто взяла и сбежала, как трусиха, прикрываясь своими «принципами». Но какие это принципы, если ночью я просыпаюсь от того, что всё ещё чувствую его руки на своей коже? Если каждый раз, когда вижу темноволосого мужчину на улице, сердце останавливается на полсекунды?

Он разбил мне сердце. Но, может, я сама не даю ему склеить осколки? Может, я просто боюсь снова дать ему его в руки – ведь теперь он знает, как легко его разбить.

А что, если попробовать? Просто один раз. Без гарантий. Без планов. Посмотреть ему в глаза и сказать… Что? Что я скучала? Что ненавижу его за ту боль? Что я люблю?

Люблю? Это тихое, внутреннее признание повергло меня в настоящий шок. Я застыла, пытаясь осмыслить собственную мысль, но друзья уже трясли меня за руки, вырывая из глубокого погружения в себя.

– Ну так что? Ты согласна? – уставилась на меня Лиля своими огромными глазами, точь-в-точь как кот из «Шрека».

Я медленно моргнула, возвращаясь в реальность.

– На что? – растерянно переспросила я.

Лиля с драматическим вздохом закатила глаза.

– Послезавтра – последние выходные перед учебным годом! Отметим и это, и мой день рождения! Грандиозно!

Мысль о вечеринке на мгновение отвлекла меня, но тут же вернулось главное.

– А Марк? – спросила я резче, чем планировала. – Мне нужно с ним увидеться. Поговорить.

– Ты заставила ждать его два с половиной месяца, – Лиля махнула рукой. – Пару дней ещё подождёт. Тем более, в универе вы будете видеться почти каждый день – я уже глянула новое расписание на сайте. Сначала друзья, потом мужчина!

Мне не оставалось ничего, кроме как сдаться под напором её неуёмной энергии. Да и правда – я вернулась так поздно, что не успела даже купить банальные канцелярские принадлежности. В пятницу мы с Даней носились по торговому центру, как ураган. Он покорно тащил за собой тележку, в которую я совала всё подряд: папки, блокноты, ручки, стикеры всех цветов радуги. Ну и, как говорится, суббота подкралась незаметно.

– Вот скажи мне, – сдерживая смех и крася губы вишнёвым тинтом, обратилась я к другу, – где ты её оторвал?

Всё моё внимание было приковано к Даниной рубашке, в которой он уже минут двадцать крутился у зеркала, подбирая под неё МОИ аксессуары. Она была похожа на что-то космическое: шёлковая, с фиолетовыми переливами, она была соткана из серебристой нити, отчего переливалась так сильно без особых источников света у меня дома, что в клубе я боялась, будто он затмит диско-шар и ослепит людей.

– Заказал на AliExpress, – с гордостью ответил он, совершенно не замечая моих подколов. – Твоё платье, кстати, тоже очень миленькое. Я подобное там видел.

– Может быть, – парировала я, – но купила я его на Кипре, в одном маленьком магазинчике, где пахло морем и старым деревом. И, кстати, тоже за копейки.

Да, это платье сразу как-то запало мне в душу, и плевать, что оно было похоже на те, которые обычно надевают на выпускной. Ну или надевали в моё время. Бархатисто-бордовое, с серебристой застёжкой на спине, супертонкими бретельками и смелым вырезом, подчёркивающим грудь. Короткая пышная юбка из фатина, едва доходившая до середины бедра, делала силуэт воздушным и лёгким, словно я могла вот так взять и взлететь. В нём я чувствовала себя одновременно дерзкой и невесомой. И да, оно шло абсолютно ко всему – даже к кедам.

– Никусь, нам надо срочно сделать вылазку в магазин бижутерии! – жалобно провозгласил Даня, разрываясь между массивной цепью в одной руке и изящной нитью с бусинами – в другой. – Это невозможно скомпоновать!

Я с удивлением наблюдала за его муками творчества.

– Я всё чаще задаюсь вопросом… Почему ты поступил в педагогический, а не на дизайнера? Или стилиста? Или кого-то, кто разбирается во всём этом всерьёз?

Он на секунду задумался, поймав моё отражение в зеркале.

– Потому что работа с людьми – это стабильно. А вот это… – он с лёгкостью жонглёра подбросил обе цепочки, – это просто для души. Чтобы ты не зазнавалась, моя островная принцесса.

Я рассмеялась, ловя летящую бижутерию. В его словах была правда. Даня всегда был таким – практичным снаружи и творческим внутри. Как та самая рубашка – с виду обычная, но стоит присмотреться…

– Ладно, гений стиля, – сдалась я. – Решай быстрее, иначе мы опоздаем, а Лиля убьёт нас обоих. Причём сначала тебя – за то, что явился в чём-то более кричащем, чем она сама.

Он снова ухмыльнулся и, наконец, выбрал – тонкую цепь с небольшим кулоном, а затем вызвал нам такси на присланный Лилей адрес.

Когда мы зашли внутрь клуба с названием «BOGEMA», вопросы, почему подруга выбрала именно это место, отпали сами собой. Оно выглядело так, будто его перенесли сюда прямиком из готического романа: массивная дверь из тёмного дерева, окна с витражными стёклами, расположенные так высоко, что заглянуть внутрь было невозможно. Нас окутал густой, пряный воздух, пахнущий воском, кожей и дорогим табаком. Здесь было темно, и только бесчисленные свечи отражались в чёрном кирпиче стен, создавая ощущение, будто мы попали в древнюю часовню, которую внезапно превратили в клуб. Пола не было видно, дым-машина работала на ура, создавая впечатление, будто ты ходишь по облачкам.

Пламя сотен свечей плясало на полках, вырубленных прямо в стенах. Барная стойка была сделана из потёртого мрамора, за которым суетился бармен с внешностью вампира из старого фильма – в идеально отутюженной белой рубашке и с идеально бесстрастным лицом. В одном углу находился танцпол, на котором уже было приличное количество людей, отдававшихся ритму какой-то неизвестной мне клубной музыки, а в другом стояли столы.

Столиков, которые, кстати, были совсем без стульев, здесь было совсем немного, и все они стояли неподалёку от бара. А вот танцпол был огромен. Это место словно говорило: «Вы пришли сюда танцевать, а не сидеть. Так что даже не думайте!»

– Вот! Это наш! – крикнула Лиля, указывая на единственный свободный столик, где на стеклянной подставке красовалась табличка «Забронировано».

Подойдя к нему, было действительно немного странно просто… стоять. Но атмосфера клуба – расслабленная, почти гипнотическая – быстро развеяла неловкость. Я облокотилась локтями на прохладную столешницу и принялась изучать барную карту, лежавшую передо мной.

– Так как я именинница, – Лиля с хитрой ухмылкой выхватила плотный ламинированный картон с меню у меня из-под носа, – выбирать буду я!

Никто не возражал. Пока она с видом эксперта изучала винный лист, я наблюдала за окружением. Неподалёку группа девушек, осушив несколько шотов одним махом, с визгом ринулась на танцпол. За соседним столиком, наоборот, только что появилась запыхавшаяся, но счастливая компания из шести человек – видимо, оттанцевавшая своё. Да, здесь правда не сидят. Здесь живут.

Внезапно наше трио пополнилось – к нам подошёл официант. Высокий, с идеально гладкими назад зачёсанными волосами и в безупречно чёрном фартуке.

– Да, здравствуйте! Нам, пожалуйста, для начала бутылочку шампанского и закуску! – выпалила Лиля, даже не отрываясь от меню.

Парень молча кивнул, сделал пометку в своём блокноте и растворился в полумраке так же бесшумно, как и появился.

– Ты решила начать издалека? – удивилась я.

– Сначала, как полагается, выпьем за моё здоровье… а уж потом… – она подмигнула, но не успела договорить, как тот же официант уже возник рядом с нами – с бутылкой шампанского в одной руке и тремя изящными фужерами в другой.

Он ловко снял фольгу и уже готов был с характерным хлопком отпустить пробку, как вдруг…

– Позвольте! – Даня с внезапной грацией фокусника перехватил у него бутылку. – Это почётная обязанность друга именинницы.

Официант, не моргнув глазом, отступил на шаг, сделав элегантный жест рукой – «весь ваш». Даня с притворной торжественностью наклонил бутылку. Хлопок прозвучал негромко, но уверенно. Золотистая пена робко побежала по горлышку.

– Да, и будьте добры, принесите нам сразу джин-тоников… – Лиля осмотрела нас с видом полководца, оценивающего свои войска, – Ммм… Шесть штук! И блюдо вашего вечера на три персоны! – спохватилась она, и официант, снова сделав молниеносную запись в блокноте, бесшумно удалился.

– Ну что ж! – Даня поднял бокал, его голос парил над нарастающим гулом музыки. – Выпьем за мой беленький цветочек! – он повернулся к Лиле, и его глаза смягчились. – Желаю тебе безумных успехов в карьере и… наконец-то, того самого женского счастья в личной жизни! Оставайся такой же бесшабашной, дерзкой красоткой с невероятной энергетикой, которая заряжает всех вокруг! С твоим девятнадцатилетием, крошка!

Мы радостно заулюлюкали, звон хрустальных бокалов слился с нарастающим битом, и мы, смеясь, обняли именинницу, устроив ей шумные, полные искренней радости объятия.

Бутылка шампанского исчезла в мгновение ока, и словно по мановению волшебной палочки перед нами снова возник официант – на его подносе красовались шесть идеальных джин-тоников, украшенных дольками лайма и веточками розмарина, истекающие соблазнительными каплями конденсата.

– Ты хочешь нас споить, я понял! – Даня с комичным ужасом поднял руки вверх, но тут же воскликнул: – Но я совсем не против!

Мы дружно рассмеялись и принялись за новые бокалы. Освежающая горьковатость джина идеально смягчала сладость шампанского, и вечер начал набирать обороты – стремительные, пьянящие и полные обещаний.

– А теперь – главный сюрприз! – провозгласил Даня, доставая из внутреннего кармана своей сияющей рубашки маленькую бархатную коробочку.

Лиля замерла с поднесённым ко рту бокалом, её глаза расширились от любопытства.

– Мы знаем, как ты обожаешь всё, что блестит, – с улыбкой сказала я, подхватывая инициативу. – И не смогли удержаться.

Даня с театральным намёком открыл крышку. На чёрном бархате лежали изящные золотые гвоздики с тремя маленькими, но ослепительно сверкающими бриллиантовыми камушками в каждой. Они напоминали созвездие – не обширное и запутанное, а маленькое, ясное и совершенное, как пояс Ориона. Три его яркие звезды – Альнитак, Альнилам и Минтака – выстроились в идеальную линию, холодным, далёким огнём отмечая талию небесного охотника. Эти же три бриллианта, застывшие в золоте, были его земным, драгоценным отражением.

– Ого! – Лиля ахнула, отставив бокал и принимая коробочку дрожащими пальцами. – Ребята, вы что? Это же… Это так дорого!

– Тссс, – Даня положил палец на губы, его глаза подмигнули в свете свечей. – Это не про деньги. Это про тебя. И мы скинулись впятером!

– Впятером? – она удивлённо подняла брови, оглядывая нашу маленькую компанию.

– Ну да! – рассмеялась я. – Мы, твои родители и твоя сестра, которой пришлось раскошеливаться!

Лиля фыркнула со смехом, а по её глазам пробежали слёзы искренней радости. Она бережно достала одну из серёжек, и бриллианты вспыхнули сотнями радужных бликов в такт пульсирующей музыке.

– Я… я не знаю, что сказать… – её голос дрогнул. – Они прекрасны. Спасибо! Правда!

– Ну что, поможешь ей надеть, джентльмен? – я толкнула Данию в бок.

– Конечно, мадемуазель! – он с преувеличенной галантностью взял серёжку и аккуратно вдел её в ухо Лили. – Идеально. Теперь ты официально королева этого вечера. И этого клуба. Да что там, всего мира.

Лиля повертела головой, ловя своё отражение в тёмном стекле витража, и сияющая улыбка озарила её лицо.

– Ну всё, – она решительно потянулась за бокалом. – Теперь я точно должна напиться в стельку, чтобы достойно отблагодарить вас за такой подарок! Но сначала надо в трезвом уме позвонить родителям! Возможно, я сегодня не приеду домой ночевать

– О как! – только и выдохнула я, пригубливая свой джин-тоник. – Набираешь обороты, именинница!

– Бармен ничего, – подмигнула она мне, доставая телефон. Её лицо внезапно сморщилось. – Блин, опять! Пора менять батарею на айфоне… Ник! Дай позвонить, пожалуйста! – она протянула руку с таким жалобным видом, что было невозможно отказать.

Получив мой телефон и шепотом выведав пароль, она стремительно упорхнула в сторону дамской комнаты, бросив на ходу: – Там тише!

– Ну что, готова танцевать так, как никогда раньше? – Даня отпил из своего бокала, его глаза уже блестели азартом.

– А то! – воскликнула я. – Только дождёмся уже именинницу!

Через пятнадцать минут, подхваченные единым порывом, мы втроём врывались на танцпол. Музыка накрыла нас волной – от оглушительно актуальных хитов до ностальгичных битов девяностых. Диджей на возвышении виртуозно сводил треки, чувствуя настроение толпы. Мы оттанцевали три зажигательные песни подряд и, запыхавшиеся, с мокрыми от пота висками, вернулись к нашему столику.

– Как хорошо, что я надела кеды! – засмеялась я, указывая на свою уже пыльную, но невероятно удобную обувь.

– И, между прочим, с этим платьем они отлично смотрятся, – с видом истинного стилиста заключил Даня. А затем он вдруг наклонился поближе, присел, прищурился и произнёс с преувеличенным изумлением: – Это что… Бордовые шнурки со стразами? Чёрт… Прям в тон платью!

Мы с Лилией молча переглянулись, а затем синхронно и громко расхохотались, так что бедный Даня оторопел и выпрямился.

– Мы же одевались с тобой вместе! Ты что, их не видел? – сквозь смех спросила я.

Он лишь покачал головой, разводя руками.

– Видимо, я уже пьян… Или ты – волшебница!

– Да ты, мой друг, просто пьян! – окончательно выдохнула я, и наш смех снова слился с оглушительным битом, становясь частью этой безумной, прекрасной ночи.

– Так, нельзя давать организму остыть, продолжаем! – подняла бокал Лиля, и мы снова залпом осушили их.

Мы мало ели, но много пили и танцевали. Пустые стаканчики на нашем столике надолго не задерживались. Атмосфера клуба была заряжена безумием, а алкоголь внушал какую-то ложную, но такую желанную храбрость. В голове то и дело возникала мысль – написать ему. Позвонить. Услышать его голос. Но это было невозможно, когда твои руки заняты холодными бокалами или взметнулись вверх, отдаваясь ритму.

В очередном перерыве между танцами Лиля спросила:

– Так и что же ты скажешь Марку Викторовичу, когда увидишь его?

Я тяжело вздохнула. Я поняла, что где бы я ни была – на шумном танцполе, на солнечном Кипре – моё сердце и душа всё равно рвутся к нему. Мне до боли хотелось знать, где он сейчас, что делает, о чём думает… Настроение, пойманное с таким трудом, снова начало угасать. Заметив перемену во мне, друзья переглянулись, а Лиля, бросив взгляд на часы, решительно взяла меня за руку.

– Так, ладно, ещё не время! Потом обсудим, – её голос прозвучал твёрдо. – А сейчас – ещё по одной и на танцпол! Я именинница, и ты не можешь мне отказать! – она потрясла меня за плечи, и я, конечно же, с улыбкой кивнула.

Но алкоголь, как ни старался, не мог заглушить ту глухую, ноющую боль и тягу внутри – к человеку, которого я не видела так долго. Страх снова поднимал голову: а что, если своим побегом я дала ему понять, что между нами всё кончено? Что я ничего не чувствую? А что, если он решил, что я слишком незрелая для таких серьёзных чувств, и он ошибся во мне? А что, если он уже… смирился?

Внезапно в клубе стало непривычно тихо. Музыка смолкла, и лишь гул голосов витал в воздухе.

– Минуточку внимания! – раздался знакомый голос.

Я повернула голову и обомлела: на месте диджея у пульта с микрофоном в руке стоял… Даня. Вся энергия клуба, все взгляды мгновенно приковались к нему.

– Сегодня мы отмечаем день рождения одной из моих лучших подруг – вон той очаровательной брюнетки в синем платье! – он театральным жестом указал на смущённо улыбающуюся Лилю. Зал захлопал, засвистел. – Парни, если что, она свободна, я здесь исключительно на правах друга! – добавил он, поднимая ладони и вызывая волну смеха. Лиля лишь с укором махнула на него рукой.

– Так вот, – Даня продолжил, его голос стал серьёзнее, – ты знаешь, как я тебя люблю, я ведь даже подарил тебе золотые серёжки! Но! Я хочу, чтобы прямо сейчас прозвучал хит этого лета, который ты обожаешь. Диджей, сделай имениннице подарок!

Парень в наушниках кивнул, и Даня, обернувшись к залу, крикнул так, что содрогнулись стены:

– Я уверен, вы все знаете эту песню! Предлагаю всем выйти на танцпол и спеть её вместе с нами!

Толпа взревела от восторга. Люди хлынули из-за столиков, образуя единое пульсирующее море.

– Ну что ж… – Даня сделал паузу для драматизма. – «Reborn»!

Зал взорвался одобрительным рёвом. Даня вернул микрофон владельцу и спрыгнул с возвышения, пробираясь к нам сквозь толпу.

Первые же ноты песни, похожие на церковный хорал, пронзили меня насквозь. Этот трек зацепил меня с первого же летнего прослушивания на Кипре. Я тогда сразу отправила его Лиле, и она зациклила его на неделю, снимая под него бесконечные видео. Да, Майли Сайрус умела писать великие хиты, глупо это было отрицать. Сейчас эти слова о возрождении, о втором шансе, о том, чтобы сжечь прошлое и начать с чистого листа – они били прямо в цель, в самое больное место.

– Ну, малыш, это было очень мило, – обняла его Лиля, вытирая подступившие слёзы радости. Её голос дрогнул, но в глазах сияла безудержная благодарность.

– Никаких слёз! – Даня мягко тряхнул её за плечи, его лицо светилось счастливой улыбкой. – Допевай и идём танцевать! Это же твоя песня!

Стоит отдать Лиле должное: она была на высоченных каблуках-шпильках и всё равно умудрялась в них не просто стоять, а отплясывать так, будто родилась в них, несмотря на изрядную долю алкоголя в крови. Она снова вцепилась в мою руку и потащила на самый эпицентр танцпола, и мы обе полностью отдались оглушительным, пронизывающим ритмам.

Песня и правда трогала до слёз. В ней пелось о перерождении, о том, как любовь возносит к самым небесам, и это было невероятно красиво – мощный вокал, идеально подобранный бит, который отзывался вибрацией в груди. Мы дурачились, как дети: на припевах наклонялись друг к другу, а затем взмывали руками вверх, подхваченные общей энергией толпы. Люди вокруг, незнакомые друг с другом, кричали слова хором, словно это был их личный гимн свободы и надежды.

Даня кружился вокруг нас в своей фиолетово-галактической рубашке, которая под неоновыми лучами словно пульсировала. В его руке по-прежнему красовалась рюмка, из которой он время от времени делал глоток, не прекращая движения. Вокруг царила чистая эйфория.

Я обожала музыку. Не просто приятный фон или набор мелодичных битов, а именно такую – которая проникает под кожу, заставляет мурашки бежать по спине и вызывает дрожь в коленях. А то, что вокруг нас сотни незнакомых людей были на одной волне, пели одни и те же слова и чувствовали то же самое – сводило с ума. В самом лучшем смысле этого слова.

Музыка нарастала, бит становился всё мощнее, и толпа вокруг подхватила припев, крича его хором. Лиля и Даня, обнявшись, подпевали, закрыв глаза. А я стояла среди этого безумства с чувством, что вот оно – тот самый момент истины. И он звучал саундтреком к моей жизни.

Этот вечер был идеален. Эта песня была идеальна. Мои друзья были идеальны. Я смотрела, как Лиля полностью отдаётся танцу – то играючи толкала меня, то сцепляла наши руки в едином порыве. Но когда припев подходил к концу, она вдруг вцепилась в мои плечи и с хитрой, заранее спланированной улыбкой резко развернула меня на сто восемьдесят градусов – лицом к выходу из клуба.

И в этот момент, когда музыка перешла в медленный, пронзительный проигрыш, я увидела его. У двери, озарённый неоновым светом вывески, стоял Марк. Рядом с ним был его друг, лицо которого было мне смутно знакомым. Сердце заколотилось бешено, словно пытаясь вырваться из груди. Руки задрожали, а во рту мгновенно пересохло.

Он был здесь.

Он стоял и смотрел прямо на меня – взглядом тяжёлым, прямым, без намёка на улыбку. А через секунду, не отводя глаз, он начал идти. Неспешно, но уверенно. Прямо на меня.

Паника. Да, паника ударила в виски, смешавшись с дикой, иррациональной радостью. Это был первый раз, когда я видела его после той ночи. И то, что я видела, мне безумно нравилось.

Он выглядел непривычно. Простая чёрная футболка, обтягивающая торс и открывающая вид на часть его татуировки на руке, тёмные брюки и обычные белые кеды. Он выглядел как обычный парень, зашедший в бар выпить пива. Никакой строгой рубашки, никакой формальности. Даже его волосы, обычно идеально уложенные, были слегка взъерошены, будто он только что провёл рукой по ним.

Красивый. До умопомрачения. До невозможности.

Пока он приближался, я стояла, вероятно, с глупо открытым ртом, не в силах оторвать от него взгляд. Люди вокруг инстинктивно расступались, чувствуя напряжённость момента. И когда между нами оставалось всего несколько сантиметров, он остановился.

В этот самый момент в песне прозвучало то самое слово, пророческое и неумолимое, словно приговор:

– REBORN! – голос Майли Сайрус, мощный и пронзительный, взметнулся под сводами клуба, и сотни голосов вокруг подхватили это слово, сливаясь в единый, оглушительный крик надежды и освобождения.

Люди, образовавшие вокруг нас непроизвольный круг, поднимали руки, скандируя это слово как мантру, как обетование нового начала. Их лица, освещённые неоном, были обращены к нам, и в их глазах читалось не любопытство, а что-то большее – сопричастность, поддержка, почти благословение.

Марк смотрел на меня, и было невозможно понять, о чём он думает. Его лицо было каменной маской, отполированной до ледяного блеска. Он смотрел с высоты своего роста, а я вдруг остро ощутила, как мала стала под тяжестью вины и тоски, копившихся все эти месяцы. Или он просто вырос в моих глазах до титанических размеров?

– REBORN! – прозвучало во второй раз, громче, настойчивее, превратившись в коллективный вопль всей толпы. Мои ладони стали ледяными и влажными, а сердце колотилось так, будто рвалось не из груди, а из самой глубины моей души, требуя выхода. Глаза в глаза. Несколько сантиметров. Два с половиной месяца молчания, боли и вопросов без ответов.

В голове резко щёлкнуло: как он здесь оказался? Лиля! Я попыталась мысленно найти её хитрющий взгляд в толпе, но не могла оторваться от этих серых глаз, что впились в меня с огромной силой.

– REBORN! – в третий раз это слово прокатилось по залу, как удар гигантского колокола, возвещающего о конце и начале одновременно. Люди замерли, затаив дыхание. Музыка перешла в финальный, пронзительно-красивый проигрыш, где пелось о любви, способной воскресить из пепла.

Все ждали. Марк ждал. Он не двигался, давая мне последний и самый важный выбор в нашей жизни.