- -
- 100%
- +
В доме пахло сушеными травами, воском и пылью. Было чисто и уютно.
–Вероника, это Ангелина. Она… она поможет.
–Вижу, вижу, – прошептала старушка, не отрывая от нее взгляда. – Сияет…
Не теряя времени, крестная помогла им собрать дорожные мешки – сушеные фрукты, хлеб, бурдюк с водой. Потом вывела их в крошечный дворик, где стоял небольшой сарай.
–Вот ваши кони до Пустоши, – она выпустила двух низкорослых, коренастых осликов с густой пепельной шерстью и большими, умными глазами. – Порода местная, выносливая. Им и колючка не страшна.
Вечером, уставшие, они сидели у камина. Вероника вздохнула и наклонилась к старому коту, неподвижно лежавшему на половике.
–Не встает, бедолага, третий день. Чахнет, и все тут. – Она ласково провела рукой по его боку. – И чем я его только не поила… ничего не берет. Видно, пришла его пора.
Герион потупил взгляд. Ангелина видела, как он сжал кулаки. Он хотел попросить ее, но боялся. Рисковать ею снова…
Когда все уснули, Ангелина, движимая жалостью, прокралась вниз. Кот лежал без движения, его дыхание было едва слышным.
–Бедный ты мой, – прошептала она, опускаясь на колени. – Не бойся.
Она прикоснулась к его горячему боку, и в ладонях вспыхнул тот самый нежный, целительный свет. Под ее пальцами затрепетала жизнь. Кот глубоко вздохнул, потянулся, слабо мурлыкнул и, пошатываясь, встал на лапы, тычась мордой в ее руку.
Она не видела, как в глубине коридора мелькнула тень и так же бесшумно скрылась.
Их разбудил не звук, а резкое движение. Герион вскочил с постели, схватившись за нож. На пороге, с масляной лампой в дрожащей руке, стояла няня. Ее лицо было серым от страха.
– Вставайте! Он здесь! В городе!
–Кто? – спросонья пробормотала Ангелина, но тут же все поняла. Давление. Тот самый мерзкий, холодный ужас, что висел в воздухе у хижины.
–Тенистый! – выдохнула старуха. – Его вороны-ищейки уже над нашим кварталом. Чуют, проклятые, чужую силу. Собирайтесь, сейчас же!
Сердце Ангелины заколотилось в паническом ритме. Они набросили плащи, схватили мешки. Крестная, не теряя ни секунды, распахнула люк в полу, ведущий в сырой, темный подвал.
– Быстро! В конце – дверь. Она выведет вас за стену, в ущелье. Бегите и не оглядывайтесь!
Они спустились в темноту, нащупывая путь. За спиной хлопнул люк. В конце подвала действительно была низкая, обитая железом дверь. Герион с силой толкнул ее, и они вывалились наружу, в узкую каменную расщелину. Их ослы стояли тут же, привязанные, будто Вероника все предвидела.
Через несколько минут, когда они уже мчались по каменистой тропе, оставляя город позади, до них донесся протяжный, яростный крик, от которого кровь стыла в жилах. В нем была ярость, бессилие и обещание мести. Тенистый опоздал.
Отъехав на приличное расстояние, они остановились у ручья, чтобы дать животным и себе передохнуть. Ангелина, все еще дрожа, сунула руки в карманы плаща, чтобы согреть их, и наткнулась на какой-то холодный, твердый предмет. Она вытащила маленький, изящный медальон в виде спящей совы, висевший на тонкой цепочке. Она никогда его раньше не видела.
Сердце ее екнуло. Дрожащими пальцами она открыла медальон. Внутри не было портрета. Лежал крошечный, туго свернутый в трубочку клочок пергамента.
Развернув его, она прочитала несколько строк, написанных дрожащим, но узнаваемым почерком няни:
«Дитя мое, не верь слепо никому. Даже тому, кого полюбишь. Тень, что преследует тебя, – лишь слуга. Истинный Властелин этого мира спит в сердце Пустоши. И Герион ведет тебя прямо к нему. Ты – ключ. А ключ нужен, чтобы открыть темницу. Спасай чудовищ, но помни: самое страшное из них еще не проснулось».
Ангелина медленно подняла голову. Герион стоял у ручья, смотрел на пейзаж, открывающийся перед ними – безжизненные, выцветшие холмы, предвещающие Пустошь. Он обернулся, и его лицо озарила улыбка – усталая, но полная надежды.
– Мы спасены, Ангелина. Мы на верном пути. Скоро будем у отца. Он все тебе объяснит. Он знает, как все исправить.
Она сжала медальон в ладони так, что металл впился в кожу. Ледяной ужас сковал ее изнутри. Он вел ее к темнице. К самому страшному чудовищу. А она… она была ключом. И теперь ей предстояло решить, повернется ли этот ключ, чтобы открыть дверь, или навсегда будет потерян.
Глава 5. Воспоминания о доме.
Пустошь встретила их оглушительной тишиной. Ни шелеста листьев, ни пения птиц – только хруст песка под копытами ослов да свист горячего ветра, гонявшего по рыжей равнине клубы пыли. Солнце, безжалостное и пластмассово-жёлтое, висело в выцветшем небе, выжигая последние мысли.
Ангелина шла, укутавшись в плащ с головой, и молчала. Молчал и Герион. Медальон крестной жёг её грудь, а в ушах стоял скрипучий шёпот Наставницы: «Он – источник Скверны». Два предупреждения. Два голоса, твердившие одно и то же. Но всякий раз, когда она смотрела на Гериона, на его профиль, очерченный усталой решимостью, на его руку, которую он инстинктивно прижимал к себе, её сердце поднимало бунт. Оно не верило. Оно видело в нём не чудовище, а такого же пленника, как и она. Монотонное покачивание в седле погрузило её в странное состояние между сном и явью. Мысли уплывали, сменяясь яркими, болезненными воспоминаниями.
Она сидела на кухне, пахнущей корицей и свежей выпечкой. За столом – её мама, Надежда Петровна, добрая, с лучиками морщинок у глаз.
– «Линочка, смотри, какой пирог получился! Яблочный, твой любимый».
Ангелина улыбалась, ощущая, как тёплое, знакомое чувство защищённости окутывает её. Папа, Сергей Иванович, заходил с работы и, ещё с порога, кричал: «А где моя принцесса?» Он подхватывал её на руки, кружил, и она смеялась, забывая на мгновение, что в школе её дразнят «лилипутом» и «стеклянной».
Как-то раз она обняла маму и почувствовала. Не боль, не температуру. А нечто иное – холодный, чёрный сгусток, пульсирующий где-то глубоко внутри. Скверну. Она не знала, как это назвать, но поняла – это убивает.
– «Мама, с тобой все в порядке?» – спросила она тогда, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– «Устала немного, доченька. Всё хорошо».
Но всё было ужасно, мама смертельно больна, и никто не сможет ей помочь – ни врачи, ни лекарства. И Ангелина начала войну. Каждый вечер, притворяясь, что обнимает маму на ночь, она прикасалась к тому месту, где пряталась болезнь, и выпускала в неё тонкую струйку света. С каждым разом она чувствовала себя всё слабее. Она перестала расти. Одежда, купленная в тринадцать, всё ещё была впору. Но чёрное пятно внутри матери таяло.
Ангелина искала выход и нашла его. Однажды днем, прогуливаясь в парке, она услышала зов озера, оно было живое и призывало, чувствуя её нужду в исцелении. И вот ночью, совершенно обессиленная, она пошла в городской парк, к озеру. Войдя в тёмную, прохладную воду, она погрузилась с головой. И тогда мир взорвался светом. Вода наполнила её, живая, звонкая, шепчущая на языке текущих струй и шелеста камыша. Она черпала силу прямо из него, из сердца природы, и чувствовала, как угасающая искра внутри неё разгорается вновь.
– Ангелина?
Она вздрогнула. Воспоминания рассыпались, как песок сквозь пальцы. Рядом ехал Герион, с тревогой глядя на неё.
– Ты плачешь, – тихо сказал он.
Она провела рукой по щеке и с удивлением обнаружила, что та мокра от слёз.
– Я… я вспоминала дом, – призналась она, голос сорвался на полуслове. – Маму, папу… Они, наверное, с ума сходят от волнения. А я здесь, в этой… пустыне. – Она с ненавистью окинула взглядом бесконечные пески.
– Прости, – его голос прозвучал глухо. – Я украл у тебя всё это.
– Нет! – резко возразила она, поворачиваясь к нему. Её внезапная горячность удивила их обоих. – Ты не украл. Я сама прыгнула в ту лужу. И если бы не прыгнула… – она замолчала, не решаясь сказать вслух: «никогда бы не встретила тебя».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.